— Тебе не лень? — она все еще сидела к нему спиной, хотя и знала, что он там, в ее постели. Голый, как и Дарья, поскольку одежда в комплект обращения не входит.
— Нет, — ответил Марк и сразу же заговорил с управляющим.
— Ты здесь, Берримор? — спросил он.
— Я весь внимание, господин де Вриз, — откликнулся «раб лампы». Он был везде и нигде, но всегда в полной готовности.
— Кофе и коньяк на двоих! Ведь ты не против, Дари?
— Кофе и коньяк, — согласилась она, вставая с постели. — Пусть Феона приготовит мне штаны и рубаху, белья и обуви не надо.
— Штаны и рубаха, — послушно повторил Дворецкий. — Будут особые пожелания по цвету, фактуре и покрою?
— На твой вкус, — Дарья вошла в ванную комнату и, встав прямо посередине, отбросила окурок. — Контрастный душ… Циркулярный… две с половиной атмосферы. Пять минут. Пошел!
В принципе, если захочется все это можно устроить буквально везде. В гостиной, спальне или кабинете. В любом месте, в любое время. Только скажи, и Управляющий тут же исполнит любой твой каприз. И о гигиене не забудет — добавит, если не было особых распоряжений, что-нибудь в воду, — и «приберется» после водных процедур, если хозяину взбредет на ум что-нибудь эдакое.
— Красная рубаха, — шепнул прямо в ухо услужливый голос, — шелк, фасон апаш, ворот открыт до ложбинки…
— Идет! — прервала Дарья управляющего, медленно вращаясь между тугих водяных струй.
— Порты из отбеленного набивного батиста а-ля Рюсс, чуть выше щиколоток, — продолжил управляющий после короткой паузы.
— Пояс? — уточнила Дарья.
— Как вариант предлагается вервие из крашеного шелка, или, быть может…
— Идет! — согласилась Дарья, подставляя тело струям теплого воздуха, сменившим водяные спицы. — Но рубаха навыпуск.
— Про обувь, Ваша Светлость, вы точно уверены?..
— Точно! — Дарья вышла через дверь, открывшуюся прямо посередине огромного — во всю стену — зеркала. Улыбнулась своему отражению — оно было, как и следовало ожидать, безупречно, — и прошла в соседнее помещение, по случаю оказавшееся ее будуаром. Феона была уже там — пять минут — как, впрочем, и тряпки. Обе две — шелковая и батистовая — лежали на столе. Красное пятно и белое.
— Ваш кофе, Ваша Светлость!
— Одеваемся!
Ну, там, собственно, и одевать-то было нечего. Но и то сказать, даже одевшись, выглядела Дарья, — если верить отражению, — практически раздетой.
«Ну, где-то так и задумывалось, не правда ли?»
— Что скажешь? — спросила она Феону.
— А что вы хотите услышать? — «механическая девочка» порой казалась живее всех живых. И уж точно — умнее.
— Правду! — Дарья выпила рюмку коньяка и пыхнула папироской, поглядывая то на себя в зеркале, то на Феону, застывшую рядом.
— Правда разная бывает, — вполне по-человечески пожал плечами не вполне живая служанка. — С одной точки зрения так, а с другой — совсем иначе.
— Значит, все-таки блядь, — усмехнулась Дарья, она была довольна полученным эффектом.
— С одной точки зрения, — согласилась Феона.
— А с другой?
— С другой — шлюха, — мило улыбнулась служанка.
— А если батарейки вытащу?
— А у меня нет батареек.
— Но что-то же есть? — ухмыльнулась Дарья.
— Замучаетесь искать, Ваша Светлость.
— Ладно, — согласилась Дарья, ну, в самом деле, не связываться же с машиной! — Что там Марк?
— Господин де Вриз готов и ожидает вас в гостиной.
— Ладно, пусть будет гостиная! — Дарья стремительно миновала несколько дверей и остановилась, с интересом рассматривая мужчину, сидевшего в кресле напротив.
На самом деле, сейчас она увидела Марка впервые после Венеции. Разумеется, он не изменился. Да, и с чего бы вдруг? Разве что оделся несколько иначе: костюм тройка, белая рубашка с галстуком — хоть сейчас в присутствие. Сидел в кресле, пил кофе, курил сигару, смотрел на Дарью. Рассматривал.
— Забавный выбор… — сказал после короткой паузы. — Насмотрелась на аханков? Но это, скорее, мужской костюм, чем женский, да и краски не вполне аханские. Впрочем, возможно, что-то старогекхское? Ты же блондинка, и глаза серые…
— И рост всего метр семьдесят восемь…
— Ну, не метр девяносто, и то хорошо. У вас это серьезно? — спросил, не меняя интонации.
— А у нас? — спросила она.
— Мы с Гретой разные люди, что бы ты об этом не думала, — покачал он головой. — И дело не в том, что я мужчина, а она женщина.
— Я знаю, — кивнула Дарья, — но мне это не мешает, а тебе?
— Не знаю, — он встал из кресла и жестом пригласил Дарью к выходу. — Не успел обдумать, меня же здесь не было.
— Совсем? — вопрос напрашивался, так почему бы не спросить?
— Совсем, — открыл он перед ней дверь. — Когда я ухожу, я ухожу. Карл, кстати, тоже.
— А Грета, значит, нет?
— Не всегда, — усмехнулся Марк, пропуская ее вперед. — Не сразу. Где-то так.
— Сложно у вас все, — вздохнула Дарья. Искренно вздохнула, прочувствовав вдруг то, что уже много дней обкатывала в своем холодноватом уме математика и инженера.
— Да, не просто, — согласился Марк. — Но мы есть только то, что мы есть. Быть кем-то другим просто невозможно. Я должен подумать, и если ты не передумаешь, мы вернемся к этому разговору позже.
— Как скажешь, — Дарья, как ни странно, поняла, о чем он говорит, и не нашла, на что обидеться. Правда, ничего кроме правды.
— У нас минут десять в запасе, не хочешь рассказать, о чем говорила с тобой Лучезарная?
— Не хочу, и не обижайся! — подняла руку Дарья. — Это между нами двоими, Лучезарной и мной. Очень личное. Так что, если и расскажу, то не теперь. Понимаешь?
— Понимаю и принимаю, — кивнул он, — но попытаться то можно было?
— Ни в чем себе не отказывай! — улыбнулась Дарья, двери лифта открылись, и они вышли к Хрустальному мосту. Впрочем, Лучезарная со свитой и Егор Кузьмич с двумя огромными андроидами, выполненными в стиле а-ля Голем, были уже на месте.
— А вот и княгиня! — радушно улыбнулся Главный Кормчий. — Рад вас видеть, Дарья Дмитриевна! И вас, Марк, тоже. Он у нас не частый гость, — обернулся к Лучезарной. — Не знали?
— Какой вам прок в том, что я знаю, а что нет? — фарфоровая маска обратилась к Дарье, пустые глазницы волшебницы «смотрели» прямо на нее.
«Пытаешься прочесть? — Дарья была почти уверена, что понимает, что происходит, и может себя от этого защитить. — И не надейся!»
Ты меняешься быстрее, чем я думала. — Это не было произнесено вслух, но Дарья услышала «молчаливую речь».
Ничто не вечно под луной. — Сентенция так себе, если честно. Уж больно заезжена, но Дарья думала не о том, что именно «говорит», а том, как это сделать.
Неплохо! — маска по-прежнему пыталась заглянуть в душу, и Дарья физически ощущала мощное давление Лучезарной. — Ты быстро учишься, девочка! Очень быстро…
Давление ослабло и быстро сошло на нет.
Не вижу даже тени благодарности… — У «молчаливой речи», как неожиданно обнаружила Дарья, имелся один, но существенный недостаток. В ней не существовало интонации. И пунктуации, заменяющей на письме музыку живой речи, не было тоже. Только прямые смыслы. Только черное и белое. Но у людей так не бывает. И сейчас Дарья недоумевала, что имела в виду Лучезарная? Это она так сердится, или сарказм выражает?
Я девушка приличная, — попыталась она объясниться. — Я не шлюха, что бы вы об этом не думали.
Из благодарности дают не только шлюхи. — А это что? Усмешка? Намек? Прямое требование?
Отсутствие дополнительных смыслов, привносимых в речь интонацией, нюансов, оттенков, тонких различий — все это раздражало неимоверно и мешало мыслить трезво, вызвав мгновенный приступ ярости.
Служить бы рад, прислуживаться тошно! — вспомнила Дарья классику, и сразу же подумала, что, возможно, именно этого Лучезарная и добивалась. Однако, как ни странно, Грибоедов помог: Лучезарная окончательно оставила Дарью в покое и повернулась к Егору Кузьмичу:
— Что ж, Кормчий, давайте, показывайте, где станете размещать пассажиров!
* * *Разместить деток решили в Нижнем городе, и не случайно. Неизвестный заказчик передал через посредников несколько ультимативных требований, подкрепленных, впрочем, не только «щедрой оплатой по бартеру» — редкими мехами и ювелирными камнями, лекарствами и сложным оборудованием, — но и особым вознаграждением в качестве бонуса за «дружескую» услугу — монополярными гравитонными эмиттерами. Наниматель желал, чтобы дети «спали» не более двадцати часов кряду, — притом, что «плавание» могло затянуться на срок от десяти до восемнадцати стандартных, то есть двадцатичетырехчасовых суток, — а все остальное время, проведенное на борту «Лорелеи», они должны запомнить, как «каникулы в волшебной стране». Использовать наркотики, однако, не рекомендовалось, за исключением, разве что, «квенча» — легкого природного транквилизатора, снимающего страхи, в том числе и детские, и улучшающего настроение, одновременно понижая порог внушаемости. Ну, а «сказку» такого масштаба, да еще и безопасную сказку, легче всего было организовать как раз в Нижнем городе. Там и условия подходящие, да и местные жители, как бы это выразиться помягче, гораздо лучше понимали, что к чему, когда речь шла не «вообще и в частностях», а о детях.
В Нижнем городе жили «приблудные» — человекообразные существа с двух десятков гуманоидных миров, разбросанных на бескрайних просторах пространства и времени. Попавшие на борт Ковчега волею случая, все эти люди — на «Лорелее» их всех принято было считать людьми, — оставались на вольном торговце исключительно по доброй воле, и свободны были покинуть борт тогда и там, где и когда сочтут нужным. Они, однако, не являлись полноправными компаньонами «товарищества „Лорелея“», и поэтому не были допущены к некоторым особо охраняемым секретам корабля и не имели полной свободы передвижения, как «на борту», так и «за бортом». «Приблудные» жили большей частью в так называемом Нижнем городе, пользуясь невероятным изобилием и роскошью, предоставляемыми им сверхвысокими технологиями Ковчега, и служили компаньонам в качестве «младших членов экипажа», работников — там, где приятнее было встретить живого человека, а не робота, — любовников и любовниц, помощников при разнообразных надобностях и «прислуги за все».
Узнав о существовании Нижнего города и обратив внимание на живых слуг и служанок, поваров и лакеев, наполнявших «жизнью» Марков кром, Дарья сразу же вспомнила рассуждения философа Платона об идеальном государстве.
— Коммунизм, — сказала она Феликсу, наблюдая за тем, как две служанки накрывают на стол, — это когда «самый последний землепашец имеет не менее трех рабов…»
— Зря иронизируете, госпожа княгиня, — вежливо улыбнулся Феликс, — такова природа человека. Человек, где бы он ни появился и как бы ни выглядел, всегда создает иерархию. А когда и если перестает, значит, уже и не человек вовсе. Другой тип разума, иная ментальность. И во всех известных нам случаях, такие цивилизации в контакт с человеческими сообществами входят крайне неохотно, и ничего путного из этого по большей части не происходит. Дело ведь в базовых принципах устройства общества и цивилизации, а это, в свою очередь, влияет и на семантику. Нам их просто не понять, но и они нас не понимают.
— Интересно излагаешь, — ухмыльнулась Дарья, «смакуя» интеллектуальный уровень «говорящей машины». — С тобой, мой друг, в пору даже согласиться, но что же тогда с этими несчастными? — кивнула она на служанок.
— А с чего вы взяли, что они несчастны, Ваша Светлость? — «искренне» удивился Феликс. — По сравнению с тем, как эти люди жили у себя на родине, нынче все они пребывают в раю. Эти две красавицы, к примеру, были крепостными девками у одного «дикого барина» в ваших, к слову сказать, краях, в Прионежье, на Большом Лебяжьем озере. Только не в вашем мире, а в другом — похожем. И барин этот, что характерно, пользовал их — уж извините за грубость, Ваша Светлость, — во все отверстия с самого нежного возраста. Да и ладно бы! В конце концов, в той же вашей Ландскроне половые сношения с детьми были вполне законны еще полтора столетия назад, но он ведь их еще и лупил, ко всему, смертным боем. Истязал по разному, калечил, убивал, и нету на него там, в их мире, ни закона, ни власти. Этим двум просто повезло, попались на глаза Грете, она их и вытащила. Ну, вот и прислуживают теперь во дворце два-три раза в неделю, а живут в Нижнем городе, каждая в отдельных апартаментах со всей роскошью, какую только сможете вообразить. Здоровы — благодаря нашим так сказать «лекарствам», — красивы не без помощи нашей медицины, парфюмерии и дизайна одежды, сыты и защищены от насилия и унижения. Вот разве что вы наорете, или Грета на хер пошлет, а так полная идиллия. Психика откорректирована, страхи и фобии побеждены, и у обеих все в жизни хорошо и даже лучше: и любовники постоянные имеются, да и с Карлом обе время от времени «встречаются». Карл он ведь человек, в сущности, неплохой, но к длительным отношениям абсолютно не приспособлен. Однако любовник, судя по отзывам, сильный и неутомимый. Не слишком изобретательный и недостаточно спонтанный, что естественно при почти полном отсутствии эмоциональной сферы, но зато технически безупречный. И не злой. Не говоря уже о ревности.
— Не увлекайся, Феликс, — остановила тогда Дарья разглагольствования своего «механического мальчика», — а то я, не ровен час, подумаю, что ты сводничеством занялся. Лучше объясни, что это означает на практике — иметь свободу покинуть «Лорелею». Куда покинуть? С чем? С какими перспективами? И не опасно ли это — иметь на борту большое количество людей в заведомо заниженном статусе?
— Начнем с конца, — чуть заметно пожал плечами Феликс. — Не опасно. У них нет физического доступа ни к одному из по-настоящему чувствительных объектов, да и оружие их слушаться не станет. Так что, нет, не опасно.
— И контрразведка, небось, имеется? — уточнила Дарья.
— Внутренняя безопасность, — кивнул Феликс. — Но об этом, Ваша Светлость, вы лучше кого-нибудь из полноправных компаньонов спросите. Они вам все и объяснят.
— Проехали, — согласилась Дарья, догадывавшаяся, что коммуна — это не только свобода, но и «учет». — Излагай дальше!
— Вольны, означает — вольны, — вежливо улыбнулся Феликс. — На большинстве миров можно «списаться на берег». Берут средство связи, получают маячок и немного денег в местной валюте, и гуляй — не хочу. Когда номадов поблизости нет, и обстановка позволяет, почему бы и нет. Вы только представьте, Ваша Светлость, ну появятся два-три десятка иностранцев где-нибудь в Новом Амстердаме или Шанхае, поболтаются по городу, выпьют в кабаке, перекусят, зайдут в бордель — коли о мужиках речь, и что? Кому они интересны? Лишнее скажут, так никто им не поверит. Да и наказание за это полагается, о чем они, разумеется, осведомлены. А вот сбежать не получится. Маячок. Так что и пробовать не стоит. Нет смысла. А захотят уйти, тут другой протокол. Говоришь, где именно хочешь сойти, получаешь приличные «отпускные и подъемные», не считая переведенной в местную валюту собственности, документы и непротиворечивую легенду, которая заменяет в твоей голове настоящие воспоминания, и «до свиданья!». У нас таких «вышедших в отставку» уже, полагаю, близко к пяти сотням набирается…
— Пятьсот человек? — опешила Дарья. — А сколько же их вообще на борту?
— Одномоментно до семи тысяч. Сейчас, конкретно, шесть тысяч восемьсот девяносто шесть.
— А компаньонов сколько? — спросила Дарья, еще плохо знавшая в ту пору реалии Ковчега. — Или это тоже секрет?
— Нет, — покачал головой Феликс. — Не от вас. Компаньонов, включая вас, Ваша Светлость, нынче сто семь душ…
4. Марк де Вриз
3 февраля 1930 года, борт торговца «Лорелей»
Марк был знаком с Лучезарной без малого сорок лет. В иных местах для многих и многих — целая жизнь, никак не меньше. Но для них двоих всего лишь четыре десятилетия. Их сроки сочтены на иной манер. Марк знал это твердо, и в знании своем не сомневался. Чего он не знал, однако, так это того, кто она на самом деле. На этот счет у него было два предположения, и оба ему не нравились. Она, как и он, скорее всего, пришла сюда с «той стороны». Доказательства сплошь косвенные, и ни один суд присяжных не принял бы их, как бесспорные, даже по совокупности. Но Марк не суд присяжных, он верил своей интуиции, а та упрямо твердила, «с той стороны». Оставался, однако, один немаловажный вопрос — откуда именно? На той стороне, как и на этой, живут разные существа и в очень разных местах. Однако Марк полагал, что Лучезарная или из аханков, что было бы забавно, но небезопасно, или из тойтши, что равносильно издевательству, но, в любом случае, из империи.
Ему хотелось бы знать о ней больше — и не только потому, что она Посредник, — но пока не получалось. Она — и он знал это наверняка, — тоже испытывала к нему отнюдь не праздный интерес, и тоже никак не могла утолить свою любознательность. Ведь свои секреты Марк хранил так, как они того и заслуживали. Тщательно. На Земле Дари, и еще кое-где во Вселенной, такое положение дел называют «танцем из интереса». Двое танцуют, но сам танец интересует их в последнюю очередь.
— Что ж, — Лучезарная, походившая в пышных своих нарядах на куклу, тем более что и лицо фарфоровое, медленно подошла к балюстраде, оперлась на мраморные перила и взглянула на Нижний город, который, как и предполагало название, лежал внизу, — я удовлетворена увиденным, господа. Требования заказчика соблюдены. «Груз» на месте. Не вижу веских причин для промедления.
— Ну, мы, собственно, и не возражаем, — деликатно заметил в ответ Кормчий, намекая на то, что причиной задержки является сама Лучезарная.
— Хорошо! — оставалось неясно, поняла ли госпожа-посредница суть возражений, но даже если поняла, ее это не взволновало. Так было всегда, и этот раз ничем, собственно, не отличался от предыдущих. — Лорх поведет вашу лохань, — указала она на невысокого бледного мужчину неопределенного возраста, появившегося в ее свите не случайно и не в первый раз.