6. Грета Ворм
Искусство имперсонализации всегда давалось Грете с легкостью, совершенствуясь с годами и достигнув, в конце концов, таких вершин, что и самые зловредные критики — имея в виду, Карла Мора и Марка де Вриза — вынужденно признали свое поражение. Посрамленные они лишь подтвердили очевидное — каждый на свой особенный лад, — что «чугунной задницей талант не заменишь», и что «качество в обычном случае бьет количество». Однако Грете важны были даже не сами слова, а сопутствующие им эмоции. И она свое получила. Напилась их «дружеским» раздражением, что упырь кровью.
И вот, не прошло и четверти часа с тех пор, как она пообщалась с той, кого даже мысленно предпочитала пока называть темным дитя, а Грета избавилась уже и от роскошного платья и туфель, и от нерядовых бриллиантов. Переоделась горничной, — уложив случайную жертву своих быстро меняющихся планов спать в кладовке до утра, — и без остатка растворилась в том безликом и незаметном мире, что окружал, поддерживая и обеспечивая всем необходимым, другой мир — тот, в котором жили и развлеклись гости клуба «Домино». Теперь она была никем, став инкогнито и потеряв для окружающих и облик, и значение. Такое положение вещей было и само по себе чем-то сродни волшебству, но главное в другом — сыграв в несложную игру «притворись другим», Грета обрела полную, если не сказать, абсолютную свободу.
Прежде всего, она прошлась по клубу, а он оказался куда больше, чем могло показаться при беглом осмотре. Исследовала неторопливо и со вкусом некоторые «потаенные секреты зазеркалья», и совсем взялась было за любезное ее сердцу изучение «обычаев и нравов русского народа», как вдруг почувствовала, что дела пошли совсем не так, как ожидалось. Разумеется, это был эвфемизм. Дела пошли хуже некуда. Но, находясь в поиске, Грета «глушила» эмоции, заменяя истинные смыслы ложными. Отражение реальности в ее сознании становилось тогда блеклым и несколько выцветшим, но зато и не мешало охотиться. А что случается, когда тобой управляют чувства, она знала не понаслышке. Представляла себе, что может случиться, если позволить «девичьим глупостям» взять верх над прохладным безразличием охотника.
Связь, которую Грета ощутила намедни в трактире «Нордия», оказалась не ложной. И более того, эти эфемерные узы менялись и крепли в течение всего прошедшего дня, становясь тем, чем и должны были быть все эти годы. Творец и создание ведь не суть лишь два «лица», образующие пару. Их связь, их партнерство неразрывны и носят вполне определенный характер. Короткий разговор возле рояля, состоявшийся несколько часов назад, завершил процесс, инициированный нежданной и негаданной встречей, и теперь, когда ужас вошел в сердце Дарьи, Грета почувствовала его, как свой собственный. Чуждое ее сути ощущение бессилия и страха Грета, тем не менее, опознала без труда. Для нее это был сигнал опасности, и действовать она начала немедленно.
План здания она успела изучить, «прогуливаясь по ту сторону тени», а направление, что называется, считывала с листа. Дарья «голосила» вовсю мочь — видно ей, и в самом деле, приходилось туго. Она ведь не просто испытывала страх, она билась — словно муха в паутине, — в когтях всепоглощающего ужаса. Зато и «слышно» ее было хорошо, так что Грета оказалась на заваленном снегом балконе «Королевы Роз» как раз тогда, когда господин Коноплев произнес весьма многозначительную фразу — «А что будет, если я вам ваш янтарный мундштук в задницу воткну?»
«Это что у них теперь такой стиль общения?» — удивилась Грета, полагавшая, что за двадцать лет «куртуазный» стиль так драматически измениться не может. Впрочем, долетевшие до нее эмоции Дарьи указывали на то, что фраза произнесена мужчиной всерьез, и понимать ее следует дословно.
«Извращенец! — усмехнулась Грета, готовясь к вторжению. — Нашел чем пугать! Такой мундштучишко в сечении не больше, чем полперста будет. Нормальный зад его и не почувствует!»
В сущности, войти в гостиную «Королевы Роз» через занавешенную портьерой стеклянную дверь было делом техники. Причем не какой-нибудь там запредельно высокой и изощренной, а самой что ни на есть простой. Удар левым плечом, и через мгновение… ты уже барахтаешься на полу, запутавшийся в гобеленовых драпировках, усыпанный, как елка конфетти, осколками битого стекла. Впрочем, вопрос — как ударить, куда и зачем? Если знаешь ответы, проблем не возникнет. И Грета знала их все как «Отче наш», однако применять свои знания на практике не стала. Обстановка в гостиной неожиданным образом переменилась, и она решила «обождать за дверью».
7. Дарья Дмитриевна Телегина
— … А что будет, если я вам ваш янтарный мундштук в задницу воткну?
Как ни странно, эта последняя угроза вызвала у Дарьи самую странную реакцию, какую она могла от себя ожидать. Ей стало смешно, и она рассмеялась.
— Я сказал что-то смешное? — нахмурился обернувшийся на ее смех Кирилл.
— А сам не заметил? — вопросом на вопрос ответила Дарья, дивясь одновренно на себя, и недоумевая, откуда бы взяться вдруг такому брутальному пофигизму. Вроде бы, только что она пребывала в истерике, а сейчас, глядишь ты, умело заговаривает противнику зубы.
«Я что делаю?!» — поймала она себя на какой-то странной, как бы и не своей мысли, но времени на опыты в интроспекции у нее не оставалось.
— Нашел чем пугать! — усмехнулась она, чувствуя, как успокаивается сердце и выравнивается дыхание. — Ты же видел мой мундштук! Он не более полуперста в сечении. Нормальный зад его и не почувствует, как полагаешь?
— Глупости! — Кирилл замер, прислушиваясь к чему-то, слышному, должно быть, ему одному. — Так ты, сука, выходит, не одна? — почти удивленно произнес он через мгновение.
— Кому сука, а кому госпожа капитан 1-го ранга! — Возразила Дарья. Она еще не поняла, что происходит, как не разобралась и с тем, откуда в ней вдруг взялась эта нелепая бравада. Однако почувствовала — ситуация меняется.
— Так точно, Ваше Высокоблагородие! — Мужчина появился в гостиной совершенно неожиданно. Казалось, вышел из сгустившейся в углу тени. Когда и как он проник в «Королеву Роз», можно было только гадать. Но Дарье сейчас было не до этого.
— Браво! — Судя по всему, Кирилл не испугался. Во всяком случае, своих эмоций не показал. — Мне поднять руки?
— Не совсем, — мужчина сделал еще один шаг к свету, и Дарья увидела в его левой руке револьвер. — Руки за голову, господин майор! Дарья Дмитриевна, вы в порядке?
— Почти… а вы кто?
— Я офицер контрразведки, — мужчина подошел к ней и, не выпуская из поля зрения медленно — без резких движений — закладывающего руки за голову Кирилла, стал резать на Дарье веревки. Делал он это споро, но ни разу при этом на Дарью не взглянул. Двигался быстро, нож держал в правой руке, а в левой по-прежнему сжимал короткоствольный — какой-то курносый, но оттого не менее опасный — револьвер. — Я вас прикрывал, Ваше Высокоблагородие, с самого Туруханска за вами шел. Очень нам, видите ли, не понравился господин Коноплев. И не зря, как выяснилось. У а шу ретре джуа?
— Что вы сказали? — не поняла Дарья.
— Это по-ханьски, — коротко бросил контрразведчик, обрезая последнюю стяжку. — Я…
Но договорить не смог. Раздался тихий свист — или это было просто шуршание воздуха? — и так и оставшийся безымянным офицер выронил оружие, хватаясь за горло. Послышались булькающие звуки, и сквозь сжавшиеся на горле пальцы полилась кровь. Контрразведчик захрипел и осел на пол.
— Он спросил меня, прав ли он? — Кирилл опустил руки и взглянул на контрразведчика. — Он мертв, Дарата Довмонтовна, и вам более помочь не сможет. Хорошая попытка, но всего лишь попытка.
Дарья перевела метнувшийся к Кириллу взгляд на безымянного офицера. Тот упал на спину и несильно сучил ногами. Кровь заливала пол, подтекая под тело.
— Так ты китаец? — Дарья поискала взглядом виновника случившейся перемены и почти не удивилась, найдя его в дверях спальни. По-видимому, там, в спальне, он до сих пор и прятался. Или проник туда недавно через черный ход.
«Не повезло…» — но мысль эта отчего-то Дарью не расстроила.
— Так ты китаец?
— Есть разница?
— Цинский шпион! — кивнула Дарья, сообразившая уже, откуда ветер дует. — Ну, надо же! И целый майор!
— Вообще-то, правильнее — полутысяцкий, как ты, верно, знаешь, — дернул губой Кирилл. — И вернись, ради Бога, в кресло. Не будешь же ты со мною драться? Или будешь?
— Не будет! — этот новый голос заставил Кирилла вздрогнуть. А вот Дарья не удивилась. Чего-то в этом роде она как будто с пару минут уже и ожидала.
— Не будет! — этот новый голос заставил Кирилла вздрогнуть. А вот Дарья не удивилась. Чего-то в этом роде она как будто с пару минут уже и ожидала.
Быстрое движение за спиной убийцы. Треск ломаемых позвонков, — Дарья так и не поняла, откуда ей известно, что это за «щелчки», — и между Дарьей и Кириллом появляется типическая горничная в темном платье и темном же чепце.
— Значит, полутысяцкий! — голос Греты ни с каким другим не спутаешь! Особый голос. Красивый. Опасный. — Вы меня, Кирилл Иванович, прямо-таки озадачили. Целый цинский майор, и где?
Вместо ответа Кирилл ударил. Ну, это только так говорится, ударил. На самом деле, он просто исчез из поля зрения Дарьи, и у нее от неожиданности и мгновенно вернувшегося ужаса даже сердце провалилось. Однако испугалась она зря.
— Хорошая попытка, — похвалила Грета.
Каким-то образом — неизвестно когда и как, — Кирилл снова возник в обычном пространстве и времени. Но теперь он лежал навзничь, а Грета сидела на нем, держа за горло двумя пальцами левой руки — указательным и большим.
— Дай мне закурить и иди — сказала она, обернувшись к Грете. — На постоялый двор не ходи. Деньги есть? — спросила, как бы озаботившись, и тут же посмотрела на Кирилла. — Не суетись, китаец! Сделаю больно… — голос прозвучал отнюдь не равнодушно. В нем чувствовалось предвкушение, которое безошибочно опознали и Дарья, и Кирилл. Дарья от этой интонации похолодела, а Кирилл проявил волю к сопротивлению и тут же за нее поплатился. Что и как сделала Грета, Дарья не заметила, но, если только что у Кирилла было чистое лицо без синяков и царапин, то в следующее мгновение оно уже оказалось залито кровью.
— Что? — непроизвольно подалась вперед Дарья, услышав крик Кирилла, перешедший после тычка в горло в хриплый стон.
— Пустяки! — улыбнулась Дарье давешняя пианистка. — Я ему губу вырвала. Для острастки, — объяснила она опешившей Дарье и нахмурилась. — Не любишь крови? Ладно! Дай папиросу и уходи! Встречаемся в десять на Фурштатской. И не дури! Я тебе не враг, а друг! Притом единственный! Помнишь, поди, Марка? Так я за него, если ты еще не поняла!
Дарья кивнула не в силах произнести ни единого слова. Она быстро нашла на столе коробку папирос. Достала одну, протянула Грете и дала прикурить, воспользовавшись стоявшей на каминной полке бронзовой зажигалкой.
— Прощай, Кирилл! — сказала она, выходя из гостиной в коридор. — До встречи, госпожа Ворм!
Последнее по видимости предназначалось Грете, но думала Дарья не о ней а о Марке, об их последней встрече, и о том, что было обещано, но так и не сбылось…
— Ну, вот мы и на месте, — сказал Марк, останавливая паромобиль у неприметного домика в лесу. — Не передумала? А то смотри, пути назад не будет!
— Не передумала! — буркнула Дарья. Ей не о чем было жалеть. Будущее обещало куда больше, чем прошлое. И в этом контексте, ей было глубоко наплевать и на родных, которые не были ей так уж близки, и на Родину, которая так легко отказалась от ее услуг.
— Ну, ну… — Марк достал ее из салона, легко поднял на руки и отнес в дом. — Я положу тебя на кровать, — по-видимому, он видел в темноте, еще одна способность, о которой Дарья даже не подозревала. — Вот… Сейчас я зажгу свет.
Он действительно чиркнул спичкой и споро засветил пару керосиновых ламп.
— В доме натоплено, но я, пожалуй, растоплю печь снова, — Марк двигался легко и быстро. Слова произносил только для того, чтобы не молчать. Просто комментировал свои действия.
— Так… Ну, и одеялом прикрыть… Тебе может стать холодно… — он присел рядом с кроватью. — Я не знаю, как все пойдет, — сказал, глядя ей в глаза. — Это ведь чудо… Практически магия, и ты первая, для кого я это делаю. Редкая вещь даже там, откуда я родом. Поэтому могу только повторить то, что уже говорил. Будет больно… Впрочем, мне тоже… Я ведь тебя буду как бы рождать наново… Не как у женщин, но больно. Не важно. Будет больно и грязно… Но зато потом… Потом из гадкого утенка вырастет великолепный лебедь!
— Обещаешь?
— Да! — твердо кивнул он. — Ты потеряешь сознание, но когда очнешься, я буду рядом и помогу.
— Я тебе верю! — слова давались с трудом, парализованные мышцы едва подчинялись, но Марк обещал излечение…
«Нет, он обещал не исцеление, а новую жизнь!» — и в этот момент ее тело, скорченное и твердое, словно северное деревце, привыкшее к жестоким ветрам, обдало первой волной боли…
Глава 2 Крутой поворот 25 декабря 1929 года, нейтральная территория Водская Падь, Вольный город Ландскрона
1. Карл Мора
В конце концов, как это уже случалось раньше, Грету занесло, и она едва успела позвать на помощь. Позвала Карла, хотя могла бы — для разнообразия, — обратиться к Марку. Однако Марка Грета, похоже, по-прежнему побаивалась, а вот с Карлом чувствовала себя вполне комфортно.
— Иди! — приказал он ей, оглядев «поле боя». — Иди, Грета! И не высовывайся пока. Отдыхай!
«Отдыхай…»
Ну, что ж, так распотрошить цинского офицера — большого умения не надо. Одной старательностью можно обойтись, но Грета, очень может быть, себя не контролировала. Вернее, не вполне контролировала. Пошла бы в разнос, просто порвала бы мужика на тряпки, а так — да. Потрудилась, устала, но убила все-таки не сразу, и умучила не без пользы. Однако теперь ей следовало отдохнуть, а то потянет на кровь — не остановишь. А Ландскроне еще один серийный убийца никак не нужен. Он никому не нужен. Даже Карлу, который вполне мог представить себя в роли нового Джека Потрошителя. Забавно, наверное, но бессмысленно. А Карл неразумных действий стремился не совершать. И другим не позволял. Грете, например.
Он прошелся по гостиной, разглядывая с умеренным интересом тела и разбросанные вещи. Собрал портмоне и документы, просмотрел и отложил до времени. Осмотрел оружие, но ничего ценного не нашел. Интересные вещи, впрочем, обнаружились в черном кожаном футляре от гавота. Хороший футляр. Дорогой. Отменная работа, шлифованная кожа, серебро. А внутри коллекция отмычек, набор механика-универсала для работы со сложными, но малогабаритными машинами, и небольшая, но впечатляющая коллекция пыточного инструмента, включая шприцы и весьма продвинутую допросную химию.
«Недурно!» — Карл добавил найденные в гостиной документы и портмоне и закрыл футляр. Его он предполагал забрать с собой. А пока следовало исследовать спальню. Цинцы люди практичные и таскают с собой массу полезных и «необходимых в хозяйстве» вещей. К тому же они патологически влюблены в вычурную технику, и Карл прикинул, что вполне может найти здесь несколько особо впечатляющих экспонатов для их общего с Марком и Гретой музея. И, разумеется, не ошибся.
В спальне Карл нашел футляр с гогглами венецианской работы. Бронзовые, покрытые тонкой резьбой и накладками из черненого серебра, это были весьма замысловатые гогглы с телескопическим прицелом под левый глаз и бифокалом под правый, позволявшим исследовать отпечатки пальцев и рассматривать микроскопические детали наподобие часовых.
«Хорошая вещь!» — уважительно кивнул Карл и спрятал оптический прибор в карман.
Следующей находкой оказался трехлинейный офицерский револьвер-трансформер системы Карнбах-Пластун. Сейчас он был в сборке с кургузым смешным стволиком для скрытого ношения. Из такого недомерка да еще со спецпатроном под ослабленный пороховой заряд стрелять можно только в упор или по неподвижной цели. Самое то для действий в помещениях. Другое дело «винтовочный» восьмигранный ствол длиной в аршин, спрятанный в рукоять зонта. Вот в комплекте с ним — да еще с развернутым на максимум телескопическим прицелом в гогглах — стрелять из Карнбаха можно и на триста сажен. Но и патрон для такой стрельбы требуется усиленный.
Карл повертел оружие в руках, прикинул, как стал бы сбивать из «пластуна» подвижную низко летящую цель — решив, между делом, что фламандская подкалиберная пуля с сердечником из деплеталя подошла бы для этого, как нельзя лучше, — и совсем было вознамерился собрать карабин, но вовремя сообразил, что порыв неуместен. Время позднее. Снаружи, наверняка, уже светает, а в «Королеве Роз» следы ужасающей резни. Оставаться и далее в этом вертепе — верх легкомыслия. Как всегда, главное — понять «суть происходящего», остальное — дело техники. Для человека, напрочь лишенного чувства самосохранения, Карл на редкость хорошо научился выживать. Отсутствие страха он заменял здравым смыслом и логикой. Получалось неплохо. Так случилось и на этот раз. Сообразил, что к чему, оценил риски, начал действовать.