Хищник - Макс Мах 6 стр.


— То есть как? — вскинулась Дари. — Так не бывает!

— Скажем, так не должно быть, — попытался внести ясность Карл, — но допускаю, что запутал вас из-за своей любви к философии. Я, видите ли, склонен к размышлениям на философские темы, и один из наиболее интересных для меня вопросов, как раз и касается определения человечности.

— Дефиниция человека? — недоверчиво переспросила Дари.

— Что вас удивляет? — пыхнул сигарой Карл. — Человек — суть эмпирический объект, так отчего бы его не определить?

— Хорошо, — Дари отпила немного взвара и потянулась за новой папиросой. — Хотите сказать, что в вашей компании, то есть, простите, в вашей коммуне объединены не только те, кого с определенностью можно назвать человеком в узком, практическом смысле этого слова?

— Вы умница, Даша! — кивнул Карл, испытывая некоторое подобие гордости за собеседницу, и в тоже время род облегчения оттого, что разговор начал входить в конструктивное русло. — Именно так и обстоят дела. Очень разные персонажи. Но, тем не менее, мы уживаемся. И неплохо, как мне кажется. Главное, не мешать. Не вмешиваться без нужды. Не агитировать и не пропагандировать. Не проповедовать. Позволить каждому оставаться самим собой и жить так, как хочется.

— А разве это возможно? — снова удивилась Дари. — Собрание индивидуалистов? Но где же, тогда, коммуна?

— Коммуна в данном случае есть неизбежное зло. Общежитие в целях выживания, вы понимаете? И Марк предполагал забрать вас к нам. Вы математик, светлый ум, вам с нами будет куда интереснее.

— Но не безопаснее? Что там с вашими номадами?

— Безопасность понятие относительное, — объяснил Карл. — Кирпич может упасть где угодно и на кого угодно. В фигуральном смысле, разумеется. Но у нас вам будет куда безопаснее, чем здесь, во всех смыслах комфортнее, да и интереснее, чего уж там!

— Приглашаете?

— Повторяю приглашение, которое вы, напомню, уже однажды приняли — двадцать лет назад.

— Марк…

— Он не постарел, если вы это имеете в виду! — Сейчас Карлу стало легче вести разговор: чуть меньше эмоций, чуть больше здравого смысла.

— Это то же, что у меня?

— Разное, но похожее. Вы ведь не старитесь… пока.

— А когда начну?

— Не знаю, — и это была правда. Метаморфанты — редкие птицы, никто не знает, как и что с ними происходит после нового рождения. Одно очевидно — живут они долго, если конечно не пресечь их линию жизни каким-нибудь решительным жестом.

— И там… у вас…

— Все со странностями, — улыбнулся Карл. Сто часов упорных тренировок в зеркальном шаре не пропали зря, улыбался он почти естественно и по-разному в разных обстоятельствах.

— Чего хотели номады? И вообще, кто они такие? — правильные вопросы, уместные, необходимые.

— Они, как мы, но живут не коммуной, а стаей.

— Племенем? Организацией? — предположила Дари.

— Стаей! — Карл не хотел ее пугать, но от правды не скроешься.

— Что им нужно?

— Полагаю, вы, Дарья. Им нужны были вы, но, к счастью, они не знали, что именно ищут. Искали артефакт, — изделие, произведение, образец, — а не живую плоть. Оттого и кинулись за Марком, а на вас и внимания не обратили. Однако второй раз могут и не ошибиться, как думаете?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Поэтому давайте обсудим оставшиеся вопросы, допьем чай, и в путь.

— Почему он не вернулся? Потом… Двадцать лет — это большой срок.

— Не такой уж и большой, — вздохнул Карл. Вздох получился отменно, хоть на сцене выступай, но суть дела он не менял. Надо было ее искать! Карл знал это твердо. Однако сначала было не до того, а потом — при беглом изучении вопроса — пришли к выводу, что Дари не выжила.

— Мы думали, что вы не пережили трансформацию, — сказал он после паузы.

— А я выжила.

— Вижу… А кстати, почему Дарата Эгле? И почему Дарья?

— А вы разве не знаете? — удивленно раскрыла глаза женщина. — Марк оставил там… в том домике… Он оставил одежду, деньги и документы… Паспорт на имя баронессы Дараты Эгле из Великого княжества Литовского. Я по этим документам и в Геттингене училась, и на службу в Тартар нанималась. А тамошние флотские чиновники предложили зваться на русский лад. Вот и стала я снова Дарьей. Дари-то это уменьшительное как раз от Дарьи. Ну а потом замуж вышла, за инженера-мостостроителя — Ивана Телегина — и все, метаморфоза свершилась. Стала я русской тартаркой Дарьей Дмитриевной Телегиной. Там и карьеру сделала, оттуда и в Ландскрону приехала…

3. Дарья Телегина

— Куда теперь? — они вышли из чайной и неторопливо прогуливались вдоль улицы. Впрочем, улицей Фурштатскую называли только местные и те по привычке. Дань традиции, и ничего больше. Если не знать, что улица, любой скажет, что бульвар. В весеннюю пору, тем более, летом тут, верно, замечательно красиво. Кроны деревьев, трава на газонах, цветники… Но Дарья отчего-то попадала в Ландскрону исключительно осенью или зимой.

«Не везет…»

— Куда теперь?

— В Юрьев, — не задумываясь, ответил Карл. — Здесь нам оставаться ни к чему. Не сегодня-завтра цинцы нагрянут, да и свои правоохранители в Ландскроне строгие, а вы, Дарья, за собой три трупа оставили. Я имею в виду в «Домино».

— Два, — поправила его Дарья. — Или господин Коноплев тоже в ящик сыграл?

— Преставился, — подтвердил Карл. — И хотя это не ваших рук дело, видели-то в клубе именно вас. И на постоялом дворе вы с Коноплевым были вместе, так что не стоит, я думаю, задерживаться.

— А как же Грета?

— За нее не волнуйтесь, она сама о себе позаботиться может. Видели, чаю, как она умеет? Так это еще не высший пилотаж, а так — первый подход к снаряду. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — призналась Дарья, почувствовав, как мороз пробегает по позвоночнику. Вспоминать ночные ужасы не хотелось ни разу. Хотелось все это забыть.

— Значит, в Юрьев… — сказала она, чтобы не молчать. — А с документами, как быть? Литовцы, наверняка, визы потребуют, а у меня даже паспорта с собой нет.

— Нет и не надо, — равнодушно бросил Карл. — Мы нелегально въедем. Вернее, влетим. ПВО человеческое они построить еще не озаботились, так что, если зайти со стороны Чудского озера, да идти над самой водой…

— Да на рассвете… — подхватила Дарья, наслушавшаяся на службе и не таких сказок; авиаторам похвастаться, что девушке подкраситься. — На чем полетим?

— На виверне, — своим обычным несколько равнодушным тоном бросил Карл, как если бы говорил о чем-то обыденном до крайности.

— На виверне? — удивилась Дарья. — У вас что, здесь своя виверна есть?

— Не у меня, — Карл взглянул на нее сверху вниз — он был, оказывается, даже выше, чем она подумала в начале — и кивнул, — но мне ее одолжат.

«Виверну? И кто бы это мог вам ее одолжить?»

Виверна, насколько было известно Дарье, являлась самой последней и наиболее засекреченной разработкой шведской фирмы Сааб. Тяжелый штурмовик по классификации Народно-Освободительной Армии Тартара, истребитель-бомбардировщик — в армиях Швеции, Литвы и Пруссии. Но дело не в этом. На полигоне Арсенала виверны до сих пор не было. Был новгородский аспид-тиран, был шведский василиск 7-й серии, был даже литовский авижунас, но виверны не было не только в Тартаре, ее не было ни у кого.

«Интересно девки пляшут, — пропела она мысленно, представляя себе не столько этих девок, сколько „виверну в кустах“, — по четыре прямо в ряд…»

— А порулить дадите? — спросила вслух.

— Умеете или просто из интереса? — Карл, похоже, не удивился, спросил по существу вопроса.

— Я вообще-то капитан 1-го ранга.

— Капитан-инженер, — поправил ее Карл.

— Я строю воздушные корабли, — это был сильный довод, но Дарья понимала разницу между конструированием и эксплуатацией. — Я пилотировала аспидов и василисков, думаю, и с виверной управлюсь.

— Ладно, — кивнул Карл, соглашаясь, — полетаем. А сейчас идемте, ради бога. Нам надо убраться с улиц. Не ровен час, кто-нибудь опознает.

— Мне кажется, я вас не задерживаю.

— А я не о вас, — Карл смотрел куда-то вдоль улицы, — да, и не вам, собственно. Впрочем, — он словно очнулся от зачарованного сна, — не важно, возьмем извозчика, я думаю, — и резким взмахом руки остановил проезжавшего мимо «лихача» на поджаром «туземце» — английской самобеглой коляске с двигателем внутреннего сгорания.

— Отвези-ка нас, любезный, в Ораниенбаум, да побыстрей! — приказал Карл, едва они уселись позади извозчика и прикрыли ноги овчинной полостью. — С ветерком!

Ну, и помчались, благо дороги хорошие, а шоссе Ландскрона — Ораниенбаум — и того лучше. Ниже сорока верст в час стрелка тахометра и не опускалась, почитай. Но, с другой стороны, чтобы на «туземце» и без ветерка, о таком ужасе Дарья даже не слышала никогда. Доехали быстро. Но в дороге Дарья не только успокоилась, чего и следовало ожидать от быстрой езды, но и проголодалась. Да и замерзла так, что хоть голой задницей на печь садись.

Однако до излишеств не дошло. Приехали в приятное место — сосны и ельник, а на опушке леса — резной терем, оказавшейся на деле постоялым двором. Подкатили к крыльцу, выгрузились и прямиком отправились в трактир, где им с Карлом и водки с мороза поднесли, и грибной похлебки — с пылу, с жару, то есть, прямо из печи — в обливные миски плеснули. А похлебка — это каждый россиянин подтвердит, — под хлебное вино тройной выгонки, да с костромским жирным сыром и белым духовитым — тоже, видать, только из печи — хлебом, идет влет. Миг, другой, а серебряная в завитках ложка уже скребет по обнажившемуся дну тарелки.

«Вот же блядь!» — подумала Дарья в раздражении, но, видно, она была не первой, кто «прибегал» в «Сосны» зимой да с мороза.

Половые, сменяясь, как заряжающие у казенника артиллерийского орудия, «метали на стол все подряд»: семгу холодного копчения, маринованных угрей и кетовую икру, пельмени с олениной и котлеты из медвежатины, ну, и водка, разумеется, лилась рекой. Крепкая местной выгонки, настоянная на морошке, она не пьянила, а согревала, дарила жаркую истому, которая, в конце концов, и уложила Дарью в постель, да так, что едва коснулась головой подушки, и все — отключилась враз.

4. Карл Мора

26 декабря 1929 года, Великое княжество Литовское


Пока Дарья спала, Карл съездил на извозчике в Ораниенбаум. Прошелся скорым шагом по гостиному двору, покупая вещи строго по списку, составленному еще в чайной на Фурштатской, и складывая покупки в два кожаных баула, которые тащил за ним «пароход» — самоходный паровичок с «релейными» электромеханическими мозгами. Получилось немного, хотя и недешево, так как жалеть местные «фантики» Карл не привык. Впрочем, никакой радости от хождения по лавкам, он не испытывал. Относился к покупкам чисто прагматически: нужно, вот и покупал.

Закончив с «вещевым довольствием», Карл наведался на телеграф и сообщил «Ингвару Ольгердовичу», что «попечением Всевышнего жив и здоров, чего и другим желает. А сам он нынче обретается в городе Ораниенбауме, на центральном почтамте, где и ожидает ответа в течение следующего получаса».

Текст выглядел вполне по-идиотски, но на нем настоял контрагент, и Карл не нашел нужным оспаривать требования «высокой договаривающейся стороны». Отписался и вышел на мороз. Дело шло к вечеру, но небо очистилось, и солнце заливало своими лучами заваленные снегом улицы. Снег искрился, воздух пах зимой.

Карл раскурил сигару и достал из кармана пальто фляжку с коньяком. Пара глотков и пара затяжек, а его — глядишь ты — уже зовут в контору. Оказывается «любезный друг Ингвар Ольгердович» соизволил ответить так быстро, что становилось ясно — аппарат Бодо стоит у Ингвара Ольгердовича едва ли не дома.

«Наверняка, дома и стоит, а иначе как он смог ответить так быстро? Впрочем, кроме телеграфа существуют еще и телефоны. Сюда-то он позвонил, а не телеграфировал!»

— Здравствуй, Ингвар! — сказал Карл, выслушав цветастые приветствия Сени Шершня. — Я тоже рад тебя слышать. Встречаемся в полночь на мызе у твоего дедушки. Лады?

— Лады, — голос Шершня звучал уныло, но отказать Сеня не посмел.

Было ли это и в самом деле уныние или нет, но Карл решил считать прозвучавшее в словах Шершня настроение именно «унынием».

«Люди…» — подумал он с чувством напоминающим сожаление.

Люди, где бы он их ни встречал — здесь или там — озадачивали Карла своими эмоциями. В этом, если подумать, и заключалась их сила, и их слабость тоже. Чувства мешали им, но мешали они и Карлу. Ему приходилось все время корректировать свое поведение с поправкой на чужие эмоции, которых он, порой, не в силах был даже отождествить хоть с чем-то, известным ему по прежнему опыту. «Поверять алгеброй гармонию», выстраивая модель чувственного образа с помощью одной только логики, совсем непросто. И уж точно — не гарантирует от ошибок.

Ему потребовалось полчаса, чтобы «вычислить», куда и как ударит господин Торопов, известный так же как Сеня Шершень. Вернее, основное время ушло на опознание самого факта предательства, а шверпункт своей обороны Карл мог назвать и без подсказки. Не знал он только одного — как быстро способны действовать те, кто прибрал к рукам вынужденно брошенные на произвол судьбы «старые связи». А они действовали быстро и решительно, вот только «шверпункт» на поверку оказался чем-то совсем не тем, чего ожидал от Дари Карл, и на что мог рассчитывать противник.

Постоялый двор представлял из себя замысловатый терем с переменным количеством этажей, так что покои Дари, по случаю, находились аж на третьем. Оттуда — через окно, увлекая за собой осколки стекла и разбитую в щепки раму — один из нападавших и вылетел как раз тогда, когда Карл подъехал к «Соснам». Удар, резкий как выстрел треск и вслед за тем звон бьющегося стекла и заполошный вопль. Мужчина, что характерно, не просто выпал из окна, он из него вылетел. Пролетел по воздуху метр или два, отчаянно маша в пустоте руками — крыльев-то ему Бог не предусмотрел — да и упал с ускорением десять метров в секунду за секунду. Шлепнулся о булыжную мостовую, разбрызгивая кровь на белый девственный снег, да и замер, то ли лишившись чувств, то ли отойдя разом в мир иной.

«Неплохо!» — Карл выскочил из локомобиля, и сходу бросился на стену.

Чем хороши эти бревенчатые хоромы, так это тем, что по их стенам можно «идти», как по Новгородскому променаду. Карл оттолкнулся от декоративного гранитного ограждения, взлетел вверх и вдоль, уцепился кончиками пальцев за угол сруба повалуши, и резким усилием мышц взметнул свое тело дальше и выше. А там уже и носком ботинка удалось подработать и левой рукой за карниз второго этажа уцепиться, и еще что-то где-то, но по факту Карл очутился на балконе третьего этажа так быстро, как только смог, а мог он так, как мало кто другой. Однако события развевались еще быстрее. Грянул выстрел, потом другой, третий, и, когда, вынеся телом раму балконной двери, Карл ворвался в спальню находившейся под его опекой женщины, все было кончено. Причем эксцесс, судя по тому, что увидел Карл, оказался исчерпан в связи с тем, что закончились желающие его продолжать. Один лежал на улице — под окном, двое других — в покоях Дари, и оба, что характерно, все еще были живы.

«Но ненадолго», — отметил Карл, стремительной тенью проносясь по огромной комнате. Краем глаза он отметил, что дверь не высажена, а открыта — «Ключом или отмычкой» — мебель сдвинута тут и там и порядком побита, — «Дрались по всей комнате», — ковер залит кровью, как, впрочем, и находящаяся в диком беспорядке постель.

«Недурно!»

Дари стояла, прижавшись спиной к дальней стене, в левой руке держала какой-то устрашающих размеров револьвер — «И как ей только запястье не вывернуло?!» — а в правой трехрожковый шандал, тяжелое основание которого было заляпано кровью.

Итак, события, как понял Карл из своего вынужденно беглого осмотра, развивались по классической схеме. Трое нападавших, зная, что в апартаментах находится спящая женщина, беззвучно открыли дверь и вошли, намереваясь…

«Захватить! — понял Карл. — Они собирались захватить Дари и действовали соответственно».

При этом бандиты — а Карл уже догадался, что это не контрразведка и не спецназ, — толком и не знали, кого берут, и что ищут. Знали, по-видимому, — выяснив это простым опросом обслуги, — что в апартаментах находится молодая блондинка, и что наелась и напилась красотка с мороза так, что «лыка не вяжет» и «заснула еще по пути в номер». Так, собственно, дело и обстояло. По виду Дари больше двадцати пяти никогда не дашь, а о том, что ей уже близко к пятидесяти никто в трезвом уме даже не подумает. Так что, да — молодая интересная блондинка, а значит слабая женщина, и никак иначе. И, разумеется, осоловевшая от выпитого и съеденного. Карл ее у всех на виду сам в номер и отволок, поскольку ноги Дари тогда не держали. Подкашивались они, вот в чем дело.

Однако события прошлой ночи женщину кое-чему все-таки научили, и второй раз беспомощной жертвой обстоятельств она становиться не желала, да и «особые способности», дремавшие столько лет, начали оживать. От стресса, да и от общения с Гретой и Карлом тоже. Так что Дари своих неурочных визитеров почувствовала и встретила, как полагается. Все-таки чему-то она на армейской службе, видать, научилась. Пропустила всех троих в комнату, треснула замыкающего бронзовым шандалом по затылку, отобрала оружие, и… Тут, собственно, все и началось, но и закончилось быстро и без последствий.

— Одевайтесь, Дарья! — приказал Карл. — Сейчас народ набежит! Так что давайте, не тяните! У меня извозчик внизу, сразу и уедем. Пошел вон! — рявкнул он на какого-то сунувшегося в номер мужичка. — Ну же, Дарья, скорей! Вы молодец, хорошо поработали, и я бы хотел этой возможностью воспользоваться.

Назад Дальше