Фин не сдержал улыбки и погладил Миру по спине.
— Да уж, ну и денек у тебя выдался…
— Ага. А в довершение я выставила родную мать из ее дома.
— Ничего подобного! Ты помогла ей разрубить цепь, которая удерживала ее в клетке, а в доме, где живет семья и звучат детские голоса, ей будет намного лучше. Спорим, и года не пройдет, как она тебе спасибо скажет. Ну же, моя красавица, хватит плакать!
Фин отошел, похлопал себя по карманам, извлек из одного цветастый носовой платок и протянул ей. Она рассмеялась.
— Это еще что такое?
— После грозы всегда бывает радуга. — Он со щелчком пальцев вынул из ее волос розовую маргаритку. — И в дождь распускаются цветы.
— Ты бы мог озолотиться на семейных праздниках!
— Попридержу на черный день.
— А я стопроцентная дура.
— Вовсе нет. — Фин снова прижал ее к себе. — Максимум — на пятьдесят процентов.
Поверх ее головы он перехватил взгляд Брэнны. И улыбка, которую она ему послала, острым кинжалом вошла в его сердце.
Мира выпила чаю, съела предложенное Брэнной лимонное печенье в количестве аж трех штук и, хотя ровным счетом ничего не смыслила в составлении заговоров и заваривании зелий, старалась быть полезной изо всех сил.
Она перетирала в ступке сушеные травы — шалфей, полынь, розмарин — для изгнания злых сил. Отмеряла черный порошок размолотого кристалла плавикового шпата, отрезала куски витой медной проволоки и дозировку скрупулезно заносила Брэнне в тетрадь.
К тому моменту как вместе с Айоной и Бойлом прибыл Коннор, все необходимые ингредиенты были подготовлены.
— Мы уже дважды сегодня потерпели фиаско, — доложила Брэнна. — Остается уповать на то, что бог любит троицу. Кроме того, на сей раз нам помогала Мира, а это должно принести удачу.
— Ты теперь у ведьмы в подмастерьях? — Коннор быстро притянул ее к себе и поцеловал.
— Едва ли. Но молоть и отмерять могу.
— С мамой попрощалась?
— Да. Пришлось утирать ей слезы — она их ручьями лила. Потом приехала сюда, и тут уже Фин утирал слезы мне.
— Ты должна радоваться! — Теперь Коннор поцеловал ее в лоб. — Потому что ей там будет хорошо.
— Час назад Донал написал, что семейство Морин устроило ей грандиозный прием, с гирляндами и цветами, шампанским и тортом, так что я уже немного успокоилась. Мне даже чуточку стыдно, что я не подозревала, что Морин способна затеять целый праздник, но это у меня скоро пройдет — стоит только сестренке вывести меня из себя. Донал говорит, она разволновалась, как девчонка — мама, конечно, а не Морин. Так что один камень у меня с плеч, считай, свалился.
— Как только получится выбраться, мы туда съездим и сводим ее в ресторан.
Отзывчивое сердце, сказала ее мать. И добрая душа.
— Ты будешь сильно рисковать, ведь ты спишь с ее дочерью, не будучи связан с ней священными узами брака.
— Что?
— Потом объясню. Мне кажется, Брэнне требуется твоя кровь.
— Мне нужна кровь от каждого, — возразила Брэнна. — Как мы делали, когда готовились к солнцестоянию.
— Но тогда это не помогло. — Бойл, насупясь, смотрел, как Брэнна аккуратно смешивает ингредиенты. — Почему ты думаешь, что поможет теперь?
— У нас есть и его кровь — с земли и с меча, — пояснил Фин. — Это прибавит нашим чарам его силу, черную силу, которую мы против него же и обратим.
— Коннор, возведи над мастерской защиту. — Брэнна отмерила соли и всыпала в чашу. — Айона, будь так добра, подай мне свечи. На этот раз будем делать все вместе, раз уж мы все здесь. И внутри магического круга.
— Внутри и снаружи, вовне и внутри, — нараспев начала она, — мы дьяволу нынче конец сотворим. — Брэнна взяла кусок медной проволоки и согнула в форме человеческой фигурки. — Пусть он в тени заляжет, мы тоже в тень войдем и изнутри прикончим, когда его найдем. Мы чарами своими его воспламеним и порожденье ада мы в пепел обратим.
Она поставила медную фигурку на серебряный поднос, где стояли склянки, магический кристалл и ее самый старый атам[9].
— Строим круг.
Этот ритуал Мира видела многократно, но всякий раз ее по коже пробирал мороз — от того, как по мановению руки разом зажигались расставленные по кругу свечи и как воздух внутри этого круга затихал и делался совершенно неподвижным.
А потом начинал двигаться.
Трое потомков Смуглой Ведьмы и четвертый участник, Фин, встали по четырем частям света, и каждый воззвал к стихиям, богам, богиням и своим советчикам.
Вызванный Айоной огонь вспыхнул белым пламенем на фут от земли, и над ним воспарила серебряная чаша.
Травы и кристаллы плюс заговоренная вода, льющаяся из руки Брэнны и колеблемая вызванным Коннором дуновением. Из сжатого кулака Фина сквозь пальцы выдавилась черная земля, смоченная пролитыми ведьмой слезами.
И кровь.
— Кровь храброго сердца, верней не бывает, — Айона взяла свой ритуальный нож и рассекла Бойлу ладонь, — я с кровью своею соединяю.
И, резанув по своей руке, плотно прижала ее к его ладони.
— Жизнь и свет — ярче нет! — провозгласила она и наклонила ладонь над чашей, сливая в нее перемешавшуюся кровь.
Коннор взял за руку Миру, поцеловал ее в ладошку.
— Из сердца, вернее которого нет. — Он рассек руку ей, потом себе. — Смешайся с моей, вырвем с корнем вред. Жизнь и свет — ярче нет!
Брэнна повернулась к Фину и хотела было взять его за руку, но тот не дал, а вместо этого спустил рубашку с одного плеча.
— Возьми из его клейма.
Она покачала головой, и тогда он схватил ее руку, сжимавшую нож.
— Из клейма!
— Как скажешь.
Брэнна провела лезвием по пентаграмме — его родовому проклятию.
— Кровь из клейма я смешаю с моею, черную с белой — и стану сильнее. Из черного знака я крови возьму, смешаю с своею и в чашу волью. И белое с черным сольется в одно и силы нам даст побороть это зло. — Когда она наложила свою порезанную руку на его плечо, плоть к плоти, кровь к крови, пламя свечей взметнулось вверх и воздух задрожал.
— Черное с белым — вот наш ответ, жизнь и свет — ярче нет!
Кровь тонкой струйкой сбежала с ее руки в чашу. Зелье закипело, запузырилось, задымилось.
— Именем Сорки, всех, кто был до нас, всех, кто будет после. Силы мы объединяем, чтоб на смертный бой пойти. На свет злодея вызываем: ты из тени выходи!
Она кинула проволочную фигурку в чашу, где та вспыхнула оранжевым, золотым, красным пламенем, сопровождаемым страшным, как ураган, гулом, в котором слышались зовущие издалека тысячи голосов.
А потом все стихло. Наступила звенящая тишина.
Брэнна заглянула в чашу и выдохнула.
— Получилось. Вот теперь все правильно. Теперь ему придет конец.
— Убрать огонь? — спросила Айона.
— Пускай еще часок покипит, а потом убавим жар — и пусть томится до утра, набирает силу. И когда придет Сауин, мы его этим зельем прикончим.
— Значит, на данный момент закончили? — поинтересовалась Мира.
— Закончили. И мне хочется проветрить голову и выпить доброго вина.
— Тогда мы сейчас вернемся. Мне надо только… — Она уже тянула Коннора к выходу. — Мне надо с Коннором переброситься.
— Что такое? — забеспокоился тот, когда она крепко схватила его за руку и потащила из мастерской, через кухню, в глубину дома. — Ты расстроилась? Я знаю, ритуал вышел напряженный, но…
— Да. Да. Напряженный, — повторяла Мира нараспев, увлекая его в гостиную и дальше, вверх по лестнице.
— Это из-за крови, да? Я знаю, это больно, но честное слово, иначе бы ничего не вышло.
— Нет. Да. Господи. И то, и это, и все вместе! — Задыхаясь, она втолкнула Коннора в его собственную спальню и захлопнула дверь.
Потом приникла к нему поцелуем с таким жаром, что, казалось, их губы сейчас сплавятся.
— Ух! — только и сумел выдохнуть Коннор, наконец догадываясь, в чем дело, а Мира уже стягивала с него свитер и отбрасывала подальше в сторону.
— Дай… Дай мне! — Она сдернула с него рубаху и впилась зубами в его голое плечо. — Дай же мне!
Он бы предпочел сбавить темп — хоть немного, — но Мира уже расстегивала ему ремень, а что в таком случае остается делать мужчине?
Коннор начал стягивать свитер с нее — раздевать женщину было одним из его любимых удовольствий, — но запутался в ее суетливых руках. Решил было разорвать этот свитер к чертовой матери, потом…
— Да ну к черту!
В следующий миг Мира уже была без одежды, и Коннор тоже.
— Да, да, да! — Она вцепилась ему в волосы, впилась в рот, застонала от наслаждения, когда он взял в руки ее груди.
Никогда еще Мира не испытывала такой безудержной страсти, не знала такого бьющего через край, трепещущего желания. Должно быть, на нее подействовал этот колеблющийся по кругу воздух, пульсирующий огонь, поразительный всплеск энергии, слияние энергетических полей и магии.
Одно она знала наверняка: если прямо сейчас она его не получит, то сойдет с ума.
От Коннора все еще исходил вкус этой волшебной экзотики — могучей, соблазнительной на грани порока и тьмы. Она чувствовала, что колдовство еще продолжает в нем бурлить и никак не уляжется.
И она хотела этого колдовства. Хотела его. Хотела всего.
Теперь его руки сделались нетерпеливыми, стали жадными, грубыми и проворными. И этого она тоже хотела, жаждала его прикосновений, страстно желала принадлежать ему — как будто от этого зависела и его жизнь тоже.
Для нее это точно был вопрос жизни и смерти.
Он развернул ее, вынудил отступить к двери. На один лишь миг она взглянула в его глаза, лютые, неприрученные, — и он вошел в нее.
Она думала, что сойдет с ума, если он этого не сделает, но теперь, когда это произошло, в самом деле лишилась рассудка.
Ее бедра ритмично бились, призывая его подстроиться под ее бешеный ритм. Ногтями она впивалась в его тело — в спину, в плечи, она стискивала зубы так, что слышался скрежет. Короткие удары боли, горячей и стремительной, давали ему такое наслаждение, что он сделался покорнее раба. Кровь в жилах билась, как удары молота, и он все глубже, быстрее и сильнее входил в нее, так что от бешеного ритма перехватывало дыхание.
Она издала крик, в котором соединились шок и жажда продолжения. Потом вскрикнула снова, и на этот раз прозвучало его имя — с оттенком недоумения. И когда он подхватил ее за бедра и приподнял, она с готовностью обвила ногами его торс.
Он жадно впился в ее шею, не в силах насытиться ее вкусом и, в свою очередь, наполняя ее своей страстью, пока не отпали последние условности.
Он извергся, она сжала его еще сильней, и в этот момент — он готов был поклясться — даже воздух вокруг задрожал, как дрожит стекло под напором ветра, а потом ее финальный возглас стих, превратившись в судорожный вздох.
Обмякшие, они сползли на пол, сплетя потные руки и ноги.
— Боже. Боже милостивый. — Мира судорожно хватала воздух, как вытащенная из воды утопленница.
Коннор тоже силился отдышаться и сумел лишь промычать что-то нечленораздельное, после чего, не открывая глаз, плюхнулся на спину с прерывисто вздымающейся грудью.
— Под нами пол не трясется?
— Не думаю. — Коннор открыл глаза и уставился в потолок. — Может быть. Нет, все-таки нет. Наверное, это мы сами трясемся — точнее сказать, вибрируем. Говорят, при землетрясении после первого толчка всегда бывают афтершоки.
Он, не глядя, протянул руку ее погладить и попал прямо на грудь. Дивное место!
— Так ты в порядке?
— Я не в порядке! Я в шоке, в том числе и от себя самой. У меня такое чувство, будто я опять летала. Это на меня так твой вид подействовал: ты словно изнутри светился, волосы развеваются в сотворенном тобою же ветре, и вся эта мощь гудит, как ритуальный барабан. Я была не в силах устоять! Прости, но я потеряла самообладание.
— Считай, что ты уже прощена. Я, знаешь ли, из тех, кто легко прощает.
Мира тихонько засмеялась и накрыла его руку своей.
— И вот мы здесь, на полу твоей спальни, — а в комнате сущий бедлам. Как, впрочем, и всегда.
Коннор обернулся и оглядел комнату. Ничего катастрофического, рассудил он. Конечно, ботинки, сапоги, одежда, книги — все разбросано где попало. Но он никогда не мог понять, зачем застилать постель, если скоро опять ложиться — что постоянно являлось причиной непримиримых споров с сестрой.
Желая угодить Мире, он повел рукой, и обувь, вещи, книжки — и что там еще было разбросано по полу — собрались аккуратными стопками в углу. Он как-нибудь выберет момент и наведет у себя порядок — но не сейчас.
А пока Коннор еще раз повел рукой — и с потолка посыпались розовые лепестки. Мира рассмеялась, поймала горсть душистых лепестков и насыпала ему на голову.
— Коннор, ты романтичный дурачок.
— Не вижу ничего глупого в романтике. — Он притянул ее к себе, прижал головой к плечу. — Вот. Так гораздо лучше.
С этим трудно было поспорить, и все же…
— Надо спускаться. Ребята, наверное, ломают голову, куда мы делись.
— Бог с тобой, все давно догадались, где мы и что. Так что спешить некуда.
Ладно, решила она, можно и не спешить.
— Мне опять понадобится моя одежда. Куда ты ее отправил?
— Все верну. Но чуточку позже.
Мира позволила себе насладиться этим моментом: она держит голову у него на плече, а в воздухе кружатся розовые лепестки.
14Сентябрь перешел в октябрь, и Брэнна чуть не силой заставила Коннора с Айоной помогать ей с урожаем овощей на огороде. Айоне она поручила собирать бобы, Коннору — копать картошку, сама же занялась морковью и репой.
— Вкусно пахнет! — Айона выпрямилась и потянула носом воздух. — Весной, когда сажали, все пахло свежестью и молодой листвой, и это было чудесно. Теперь это запах спелых, созревших плодов, и это тоже замечательно, но на свой лад.
Коннор послал ей сердитый взгляд.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда она заставит тебя все это отскребать, варить или бланшировать — знать бы еще, что это слово означает.
— Небось не жалуешься, когда всю зиму ешь мою стряпню, а готовлю я из этих самых овощей, которые замораживаю или консервирую впрок. Ну-ка, ну-ка… — Брэнна подошла, сорвала с ветки мясистый сливовидный помидор и понюхала. — На сегодня запланирован мой фирменный томатный суп с голубым сыром.
Зная, что это любимый суп Коннора, Брэнна с улыбкой встретила его укоризненный взгляд.
— Ты это нарочно говоришь, чтобы я продолжал тут пахать. Хитрая какая!
— А я вообще хитрая.
Сбор урожая приводил ее в хорошее расположение духа. Брэнна могла все лето щипать зелень с огорода, но изобилие, которое ей теперь предстояло законсервировать либо заложить на хранение на зиму, давало ей ни с чем не сравнимое чувство исполненного долга.
А нелегкий труд, с которым это было сопряжено, лишь усугублял это чувство, во всяком случае — у Брэнны.
— Айона, не сорвешь пару огурчиков? Я потом займусь кремами для лица, и они мне понадобятся.
— Диву даюсь, как ты все успеваешь! Содержишь дом, сад, готовишь, делаешь столько всего на продажу. Ведешь бизнес, в конце концов! И еще готовишься уничтожить мировое зло.
— Колдовство, наверное, помогает. — Брэнна положила в ведро еще пару помидоров. Какое наслаждение — вдыхать их аромат, ощущать в ладони тяжесть спелых плодов! — Но на самом деле я просто люблю то, что делаю, так что можно сказать, это для меня не работа, а удовольствие.
— Расскажи это мужику с лопатой, — проворчал Коннор, но был проигнорирован.
— У тебя и самой дел невпроворот, — Брэнна повернулась к Айоне. — По-моему, ты тоже не ропщешь, когда изо дня в день возишь за лошадьми навоз, скирдуешь сено и солому, водишь по лесу конные группы туристов и развлекаешь их разговорами, когда они наверняка задают одни и те же вопросы. Добавь сюда занятия и тренировки, благодаря которым ты достигла такого мастерства в нашем деле — разве сравнить с тем, что было зимой? Вспомни: ты тогда и свечку зажечь не умела!
— А мне это все тоже нравится. У меня есть дом и кров, есть цель в жизни. Есть семья, мужчина, который меня любит. — Айона подняла голову к небу и вдохнула полной грудью. — И колдовство. Раньше я имела самое смутное о нем представление, ведь до приезда сюда моей семьей, по сути, была одна бабуля.
Она присела возле грядки с огурцами и выбрала два посимпатичнее.
— И мне бы очень хотелось научиться вести хотя бы небольшой огородик. Если бы я немного умела консервировать, я бы не чувствовала таких угрызений совести, а то ведь у нас только Бойл в состоянии что-то приготовить.
— Кстати, у Бойла в квартире вдвоем не повернуться. Вы где планируете жить после свадьбы?
— Знаешь, на первое время нам и этого хватит. Мы там вдвоем прекрасно умещаемся, и все под рукой, что тоже удобно. Но… рано или поздно мы бы хотели завести детей.
Брэнна поправила соломенную шляпу. Она надела ее скорее по привычке, потому что солнце хоть и выглядывало из-за косматых туч, но грело уже совсем несильно, при том что день все же больше был похож на летний, чем на осенний.
— Тогда вам понадобится свой дом, а не пара комнат у Фина над гаражом.
— Мы об этом подумываем, но нам обоим не хочется уезжать далеко от всех вас. И от конюшен. Так что пока мы только размышляем. — Айона снова склонилась над грядкой и сорвала ярко-желтую тыкву. — Сперва надо свадьбу спланировать, а я еще даже платья и букета не выбрала.
— Но у вас уже есть какие-то соображения? И у тебя, и у Бойла?
— Я примерно представляю себе, какое я хотела бы платье. Я думаю… Коннор, предупреждаю: у тебя сейчас от скуки мозги засохнут.
— А то они у меня от картошки не засохли! — Он отряхивал выкопанные клубни от земли и кидал в ведро.