— Ведь все последние столкновения с ним были краткими, да? Над этим надо поразмыслить, — сказала Брэнна. — Не исключено, что, когда он применяет магию теней, его энергии хватает только на такие короткие вылазки.
— Пока что, — добавил Фин.
— На данный момент это все, что мы можем заключить. Он проник в сон Коннора, просочился в него, чтобы добраться до мальчика — или до одной из сестер, если бы они вышли тебя поприветствовать, Коннор. В дом он попасть не может, зато может проникнуть в сон, стоит тебе выйти из-под защиты… Мне все ясно. Он не может добраться до них в их времени и в этом месте, но он может войти в сновидение и таким образом попасть туда.
— Туда, где мальчик уязвим, — добавил Фин. — То есть когда находится в состоянии активного сна, когда спит и одновременно совершает какие-то действия. Вот тогда-то Кэвон и караулит его на краю этого мира, ждет, чтобы наброситься — пока не обратит вас в бегство.
— Жалкий трус! — проворчал Бойл.
— Вы говорите, Мира пролила его кровь. А где сейчас твой меч? — спросила Брэнна.
— Дома. Я его сюда не приносила. Он был у меня в руке только во сне.
— Я сгоняю, — вызвался Фин. — Где он у тебя?
— На полке в шкафу в моей спальне. Я дам тебе ключи. — Видя его улыбку, Мира выпрямила спину. — Ну конечно, они тебе не нужны, да? Совсем из головы вылетело. Ведь вы четверо можете входить в любой дом, когда заблагорассудится.
— Я его добуду. Всего секунду…
— Ты знаешь, что я сторонница уважительного отношения к магии и против того, чтобы выбирать легкий путь, когда затраты времени и сил совсем невелики. Но… — Брэнна вздохнула. — Сейчас не тот случай, и было бы глупо гонять тебя в деревню и обратно.
Фин коротко кивнул. Он поднял руку — и меч Миры оказался у него.
Мира ахнула и рассмеялась.
— Блестяще! Вы так редко балуете исполнением подобных вещей, что я порой забываю, что вы это умеете.
— Фин не настолько принципиален в этом вопросе, как Брэнна, — заметил Бойл.
— У каждого из нас свои принципы. — Фин перевернул клинок. — Здесь кровь, причем вполне свежая.
— На столе окровавленным мечам не место. — Брэнна поднялась и забрала клинок. — Будет над чем поработать. И еще от солнцестояния кое-что осталось. Но ты сказал, кровь свежая — и это его кровь, и пролил он ее под защитой магии теней.
— Как только освобожусь, я приеду, и мы с тобой вдвоем поработаем, — пообещал Коннор.
— И я тоже, — добавила Айона. — Утро у нас сегодня напряженное, но после обеда, надеюсь, мои боссы дадут мне послабление.
Бойл погладил ее по коротко стриженной голове.
— Боссы же у тебя люди вменяемые. Я и Миру привезу, если от нас с ней есть толк. Ну, хоть еды привезем.
— Это уже кое-что. — Брэнна продолжала рассматривать меч. — Поскольку французского жаркого на всю ораву у меня уже не хватит.
— Тогда мы с Мирой берем это на себя и приедем сразу, как закончим дела на конюшне. А как только получится, пришлю Айону.
— Я за ней заскочу, — вызвался Коннор. — Думаю, нам надо хотя бы на время вернуться к такому порядку, чтобы никто в одиночку никуда не ходил и не ездил. Сегодня я могу перетасовать график и освободиться часам к трем, если это всех устроит.
— Отлично.
— А я пока останусь здесь, — заговорил Фин, и все умолкли. — Если никто не против.
— Не против. — Брэнна опустила меч. — А сейчас можете дружно привести в порядок мою кухню. Как освободишься, — повернулась она к Фину, — найдешь меня в мастерской.
Она вышла.
13Следующий день у Миры был выходной, и большую его часть она провела у матери, помогая собирать вещи для «долгого визита», как они все это называли. А поскольку сборы требовали принятия решений — что брать, что оставлять, что отдать, а что просто выбросить на помойку, — то почти весь выходной день прошел у Миры под знаком пульсирующей головной боли.
Необходимость принимать какие бы то ни было решения приводила Колин Куинн, Мире ли не знать, в состояние мятущегося беспокойства. Простое, казалось бы, решение — брать или не брать три свои любимые узамбарские фиалки, — повергло ее в рыдания.
— Ну конечно, ты их возьмешь. — Мира всеми силами старалась балансировать на тонкой грани, разделяющей оптимизм и жесткость.
— Если я их оставлю, вам с Доналом придется забивать голову поливом и подкормками. А вдруг вы забудете?
— Обещаю не забывать. — Надо будет сразу отвезти их к Брэнне, которая умеет ухаживать за цветами. — Но думаю, тебе лучше взять их с собой.
— А вдруг Морин не захочет, чтобы они у нее в доме стояли?
— С чего бы Морин отказываться от цветов? — Балансируя на той же зыбкой грани, Мира нацепила решительную улыбку и взяла в руки одно из растений с пушистыми листочками и фиолетовыми бутонами. — Они такие очаровательные!
— Но ведь это ее дом, ты не забыла?
— А ты — ее мама, и это твои цветы.
Когда решение — хвала Господу! — наконец было принято, Мира с облегчением рассовала горшки с цветами в коробки, которые заранее выпросила в какой-то лавке.
— Но ведь…
— Прекрасно доедут, не волнуйся. — Семью семь — черт побери! — сорок девять. — Ты мне сама говорила, цветы — живые существа и чутко реагируют на музыку, человеческую речь и заботу. Без тебя они затоскуют и, скорее всего, завянут, как бы тщательно я за ними ни ухаживала.
Вдохновленная успехом, Мира запела «Снова в дорогу» и заложила пустоты в коробках скомканной бумагой. Пение дочери вызвало у Колин улыбку.
— Какой у тебя чудесный голос!
— От мамы достался, разве нет?
— У отца тоже был сильный, красивый голос.
— Хмм… — только и ответила Мира, продолжая повторять в уме таблицу умножения. — Так. И еще тебе понадобятся любимые фотографии, чтобы повесить на стену.
— Ой! — Колин моментально сомкнула пальцы рук — этот жест выражал у нее высшую степень неуверенности. — Даже не знаю… А как я их отберу?
— Я сама отберу, а ты потом их откроешь — и будет для тебя сюрприз. Слушай, я бы не прочь чайку выпить.
— Ой! Сейчас заварю.
— Было бы здорово. — Пять минут покоя.
Пока Колин хлопотала на кухне, Мира быстро выбрала фотографии — заключенные в рамки моменты прошлого: ее детство, братья и сестры и, хоть это было и не совсем кстати, родители вместе.
На одного из родителей она посмотрела особенно пристально — на снимке он стоял на фоне цветущего сада при солидном доме, где они жили когда-то, и улыбался. Красивое лицо. Приятный, статный мужчина — и море обаяния.
И полное отсутствие внутреннего стержня.
Мира обернула фотографию тканевой салфеткой, чтобы не пострадало стекло, и сунула в коробку. Может, матери лучше бы обойтись без постоянных напоминаний о том, что было, но, в конце концов, решать ей, ведь это ее жизнь.
И в данный момент эта жизнь уложилась в два чемодана, сумку через плечо и три картонные коробки.
Если визит превратится в переселение, то будут еще вещи, но пока Морин об этом и слышать не желает. Будут новые сборы, но главное, по мнению Миры, — будет и новая жизнь.
Сочтя, что дело сделано — или почти сделано, — она прошла в заднюю часть дома на кухню, где застала маму в слезах. Она тихо сидела за столом, спрятав лицо в ладонях.
— Ну, мам…
— Прости, прости. Чай так и не сделала. Мира, я в полной растерянности! Я всю жизнь прожила в Конге, знаю здесь все окрестности. А теперь…
— Мам, это совсем рядом. Ты уезжаешь не за тридевять земель. — Мира села и взяла мать за руки. — Меньше часа езды.
Колин подняла заплаканное лицо.
— Но я перестану видеться с тобой и Доналом!
— Мам, ты едешь погостить.
— А вдруг я никогда не вернусь? Вы же только об этом и мечтаете!
Загнанная в угол, Мира устыдилась.
— Мы мечтаем не о том, чтобы тебя сплавить, а чтобы тебе было хорошо. Я уверена: ты скоро сама захочешь там жить. А если надумаешь остаться с Морин, Шоном и ребятишками в Голоуэе, то мы будем вас навещать. Конечно! А как же? А если тебе там не понравится — вернешься сюда. Разве я не говорила, что оставлю дом за тобой?
— Я ненавижу этот дом! Мне здесь все ненавистно!
Ошеломленная, Мира разинула рот, но так и не нашлась, что на это сказать.
— Нет, нет, это не так, это неправда. — Колин, раскачиваясь, снова закрыла лицо руками. — Я люблю палисадник и сад за домом. Правда! Мне нравится смотреть на цветы и работать в саду. И я благодарна тебе за этот домик, он просто очаровательный!
Колин вынула из кармана бумажный платок и промокнула слезы.
— И спасибо Финбару Бэрку, что сдает мне его по цене гораздо ниже рыночной. И тебе — за то, что его оплачиваешь. И Доналу — за то, что так долго жил со мной. Всем вам за то, что вы не забывали мне звонить и справляться о моих делах. За то, что брали меня в поездки. Я знаю, вы все сговорились, чтобы я переехала к Морин в Гэлоуэй, но это ради моего же блага. Я же не совсем глупая.
— Ты совсем не глупая!
— Ну да, «не глупая»! Мне пятьдесят пять лет, и я не в состоянии запечь баранью ногу!
Поскольку это вызвало новый поток слез, Мира попробовала сменить тактику:
— Кулинар из тебя действительно никудышный. Помню, как я приходила из школы и, унюхав запах твоей стряпни, спрашивала Господа, чем я заслужила такое наказание.
Колин долго смотрела на дочь с недоумением, и на щеках ее блестели слезы. И вдруг она расхохоталась. Звук был несколько диковатый, но все равно это был смех.
— Моя мать готовила еще хуже.
— А это возможно?
— А ты думаешь, почему бабушка держала кухарку? Потому что в противном случае мы бы умерли с голоду. Да и Морин не лучше, Господи прости.
— Вот для этого и существует еда на вынос. — В надежде, что слез больше не последует, Мира поднялась и поставила чайник. — Я не знала, что тебе в этом доме не нравится.
— Да нравится, нравится! Это я сгоряча брякнула. Неблагодарная я! У меня есть крыша над головой, есть сад, которым я горжусь. Соседи хорошие, вы с Доналом рядом. Мне не нравилось то, что это единственное, что у меня осталось — очередное жилье, за которое платит моя дочь.
— Это не единственное, что у тебя осталось. — Как же она была слепа, подумала о себе Мира, что не видела, насколько ее мать уязвлена тем, что живет в арендованном доме, оплачиваемом дочкой.
— Мам, это всего лишь место, где жить. Всего лишь дом. Но у тебя еще есть твои дети и внуки, которые любят тебя так сильно, что сговариваются, как лучше устроить твое счастье. У тебя есть ты, ужасная повариха, но замечательный садовник. И внукам от тебя будет только польза.
— Думаешь?
— Ну конечно! Ты же такая терпеливая, и тебя всегда интересует, чем они занимаются и что у них на душе. С родителями совсем по-другому, ведь правда же? Ребятам вечно приходится терзаться, ответить «да» или «нет», сказать сейчас или потом… Но им же не только дисциплина и порядок нужны, им нужна любовь и нужна забота. От тебя требуется только любовь, и они будут ее впитывать, как губка.
— Я правда жалею, что они не рядом, что я не могу их баловать.
— Так вот тебе шанс!
— А вдруг Морин не позволит их баловать?
— Тогда я приеду в Гэлоуэй и надаю ей по заднице.
Колин опять улыбнулась. Мира заварила чай.
— Ты у меня всегда была боевая. Такая дерзкая и отважная. Я очень надеюсь, что однажды мне доведется побаловать и твоих ребятишек.
— Хорошо.
— Я слышала, вы с Коннором О’Дуайером… встречаетесь?
— Я встречаюсь с Коннором О’Дуайером всю свою жизнь.
— Мира!
Решив, что скрыть правду все равно не удастся, Мира сдалась:
— Ну хорошо, мы… встречаемся. — Она поставила на стол чай и чашки.
— Мне он очень и очень симпатичен. Человек хороший, да еще и красавчик в придачу! Отзывчивое сердце, добрая душа. Он иногда меня навещает — просто поинтересоваться, как у меня дела и не нужно ли помочь по дому.
— Я не знала. Но это на него похоже.
— Есть в нем что-то такое… Но, хотя я понимаю, какая теперь жизнь пошла, все же не могу одобрить… ну… секса до брака.
Пресвятая богородица, взмолилась Мира, спаси и сохрани. И избави меня от разговоров о сексе.
— Ясно.
— У меня такое же чувство в отношении Донала с Шэрон, но… В конце концов, мужчина есть мужчина, а все они только этого и хотят, и лучше, если без всяких брачных уз.
— Как и женщины, мам. И, как мне ни неприятно тебе это говорить, я уже давно взрослая женщина.
— Хоть и взрослая женщина, — Колин поджала губы, — а все равно моя дочь. И вдобавок к тому, что говорит на этот счет святая церковь, я рассчитываю на твою осмотрительность.
— В этом можешь не сомневаться. Не волнуйся.
— Я перестану волноваться, когда ты будешь счастлива, выйдешь замуж и заживешь своей семьей в своем доме. Я уже сказала, Коннора я очень люблю, но не секрет, что он порядочный бабник. Так что будь осмотрительна, Мира! — повторила она.
Послышался звук отпираемой двери, и Мира энергично закивала головой.
— А вот и Донал. Сейчас повезет тебя в Гэлоуэй, — бодро объявила она. — Достану ему чашку.
Мира думала поехать домой, посидеть, глядя в стену, пока не пройдут усталость и угрызения совести и она не почувствует себя в своей тарелке, а кончилось тем, что она проследовала прямиком к Брэнне.
Но едва она ступила на порог мастерской, как стало ясно, что это была ошибка.
Возле большого рабочего стола стояли Брэнна с Фином и держали руки над серебряной чашей. То, что в ней варилось, сверкало и излучало ярко-оранжевый свет, от которого спирально вверх уходила тонкая струйка дыма.
Брэнна подняла палец свободной руки, делая ей знак: обожди!
— Ты с даром твоим, я с даром моим, жизнь и смерть вместе соединим. Кровь и слезы, что пролились, в гущу красную превратились. Сплавом дыма и огня решится пусть судьба твоя.
Содержимое чаши, ядовито-оранжевого цвета, забурлило, поднялось и пошло через край.
— Черт побери! — Брэнна отпрянула и уперла руки в бедра. — Опять не то! Должно быть красного цвета, кроваво-красного. Убийственно-красного! И густое. Мы опять что-то упустили.
— Только чур на этот раз без моей крови! — взмолился Фин. — Я тебе уже литр пожертвовал.
— Всего несколько капель! Что ты как маленький! — Брэнна в расстройстве потянула себя за волосы, собранные в хвост на макушке. — Я брала свою, Коннора и Айоны, так?
— Вас трое, а я один.
— Плюс из пузырька, где хранится его кровь, еще с солнцестояния, и то, что мы наскребли с меча.
— Если надо, можете взять мою, — предложила Мира. — В противном случае — не буду вам мешать.
— Ты не мешаешь. Вполне вероятно, нам как раз и нужен свежий глаз, свежий взгляд со стороны. Но пока сделаем перерыв. Мне необходимо подумать, — вздохнула Брэнна. — Давайте чаю выпьем.
— Ты чем-то расстроена, — обратился Фин к Мире, когда Брэнна принялась вытирать стол. — Ты же сегодня маму в Гэлоуэй провожала?
— Только что отправила, да. Не обошлось без слез и зубовного скрежета.
— Сочувствую! — подскочила Брэнна и потрепала подругу по руке. — Я так увлеклась собственными заботами, что совсем не подумала о твоих. Нелегко пришлось, да?
— В каком-то смысле — хуже, чем я ожидала, а в каком-то, наоборот, лучше. Но в общем и целом весьма утомительно.
— У меня есть кое-какие дела, а вы пока поболтайте, — вмешался Фин.
— Нет, не надо из-за меня уходить! Мне как раз нужно обсудить с тобой вопрос аренды.
— Тут тебе не о чем беспокоиться. Я уже говорил, я могу подождать, пока она не решит, чего хочет. Как-никак, она в этом доме почти десять лет прожила!
— Спасибо тебе, Фин. Правда, спасибо!
Брэнна молча углубилась в приготовление чая.
— Не думаю, что она вернется, разве что погостить приедет, — сказала Мира. — Надеюсь, что перемены ее встряхнут. И, конечно, внуки. Главным образом — внуки, поскольку с одними она будет жить под одной крышей, да и другие тоже совсем недалеко. Кроме того, мой зять Шон начнет ее обхаживать, он всегда тещу обожал. И она действительно не может жить одна, это факт. Ей нужен кто-то рядом, и не только для общения, но чтобы ее направлять, подсказывать, что к чему. Вот Морин как раз и обеспечит ей то и другое.
— Тогда перестань себя корить! — откликнулся Фин.
— С этим надо свыкнуться. — Стремясь успокоиться, Мира надавила пальцами на глаза. — Она так плакала… И говорила вещи, которых я от нее никак не ожидала услышать! Тебе, Фин, она передавала большое спасибо за дом, за то, что столько лет брал с нее смехотворную плату — а я-то была уверена, что для нее цены — темный лес. Оказывается, мама в курсе дела, и она тебе очень признательна, а я и того больше.
— Пустяки, Мира.
— Ничего не пустяки! И для нее, и для меня. Разве я потянула бы свою квартиру и ее домик, если бы ты не брал за него сущие гроши? И это при том, что Донал тоже нет-нет, да и подбросит деньжат. А если бы мы жили вместе, без смертоубийства бы не обошлось. Считай, ты уберег ее от смерти, а меня — от тюрьмы, так что от благодарности не отмахивайся.
— Ну, тогда на здоровье. — Он подошел к ней и обнял, потому что глаза у нее уже были на мокром месте. — Хватит, моя милая. Довольно.
— Понимаешь, когда мы с Доналом грузили мамины вещи в его пикап, она опять разрыдалась и повисла на мне так, словно я ухожу на войну. Что отчасти соответствует действительности, только она об этом не догадывается. Бьюсь об заклад, она все эти годы закрывала глаза на то, чем заняты трое моих лучших друзей, и теперь ее беспокоит одно — как это мы с Коннором спим, не будучи связаны священными узами брака.
Фин не сдержал улыбки и погладил Миру по спине.
— Да уж, ну и денек у тебя выдался…
— Ага. А в довершение я выставила родную мать из ее дома.
— Ничего подобного! Ты помогла ей разрубить цепь, которая удерживала ее в клетке, а в доме, где живет семья и звучат детские голоса, ей будет намного лучше. Спорим, и года не пройдет, как она тебе спасибо скажет. Ну же, моя красавица, хватит плакать!