3. Егамед (Москва, Спартаковская пл. д.14, стр.1) – 2,458,436 рублей
4. Импланта – 1,917,657 рублей
5. Карбоникс – 933,750 рублей
6. Ланс Медикал – 860,411 рублей
7. Мединж – 766,600 рублей
8. Медлинк (Москва, Рязанский пр. 8а/14 оф.705) – 797,134 рублей
9. Орфе – 400,000 рублей
10. РИПЛ – 1,358,548 рублей
11. Сейм – 1,800,223 рублей
12. Сименс (Москва, ул. Дубининская, 98а) – 102,377,672 рублей
13. Фрезениус – 2,107,591 рублей
14. Ассомед – 460,000 рублей
15. Неокор (Кемерово, Сосновый бульвар, 6) – 528,000 рублей
16. Сэйдж (Москва, ул. Малая Никитская, д 20/9 стр 2) – 2,323,876 рублей
17. Волгопромбанк, Кировский ф-л (Волгоград, ул. Шумилова,16) – 10,000,000 рублей
18. Газпромбанк, Петербургский ф-л – 10,000,000 рублей
Прошу дать правовую оценку деятельности нижеперечисленных граждан (штатное расписание ООО Совинком – в Приложении к данному заявлению). Также, для расчётов с кредиторами, прошу оказать содействие возврату товарно-материальных ценностей, выведенных из ООО Совинком».
Перечитав ещё раз, Андрей распечатал заявление, поставил подпись и положил его в спортивную сумку, в которой уже находилось около пятисот копий различных документов. В десять утра он был в кабинете начальника ОБЭП Советского района. Сидевший напротив него Кнутов рассеянно слушал о том, какие бумаги уже собраны и что предстоит ещё сделать. Андрей проговорил текст о том, что был ограблен ушлыми управленцами, причём со стороны могло сложиться впечатление, что слово «Совинком», название принадлежащей ему фирмы, ему совсем незнакомо, и, что бы ни говорили досужие хулители, ни копейки из пропавших средств не осталось на его кармане, который напоминает сейчас пустыню, из которой когда-то в библейские времена вышли 13 сирийских отцов.
В дверях появился вызванный незадолго до этого исполнитель, оперуполномоченный Чубыкин, и Кнутов сообщил Андрею, что заниматься его делом будет означенный сотрудник.
Когда прошли в кабинет Чубыкина, он бегло ознакомился с заявлением, просмотрел некоторые приложенные документы, отложил бумаги в сторону и с ефрейторскими интонациями сказал:
– Ну, теперь расскажи, как обстояло дело.
И Андрей поведал, как уехал в 2001 году в Петербург, оставив фирму на попечение доверенных лиц. Наведывался в Волгоград примерно раз в два-три месяца. Всё шло гладко, пока трудоустроенный в начале 2004 года новый исполнительный директор П.И. Паперно не развалил всё дело. Собрал команду сообщников, наделал долгов…
Чубыкин, соединив пальцы обеих рук и с нахмуренными бровями взирал на Андрея. Когда владелец разорённой фирмы закончил объяснение, оперуполномоченый сказал:
– Я что-то не понимаю: ты совсем не контролировал ситуацию? Здесь не на три копейки убытков, а на двести с лишним миллионов! У меня что-то в голове не укладывается.
Выражение неподдельной искренности отразилось на лице Андрея:
– В том-то и дело. Когда я приезжал в Волгоград, мне показывали отчётность, в которой прибыльность была завышенной, а убытки занижены. Предлагали вложить деньги в проекты с гарантированной рентабельностью – аптечные сети, медцентры, и так далее. Я послушно соглашался на эти инвестиции. Впоследствии эти проекты оказались убыточными.
– То есть, ты оказался жертвой агрессивной бухгалтерии?
– Можно и так сказать.
– Тогда всю ответственность можно переложить на того, кто действовал здесь по доверенности и имел право подписи. Кто этот человек?
– Не было такого.
Чубыкин был окончательно сбит с толку.
– То есть как?
Андрей изысканно заверил, что вся работа строилась на доверии: все сотрудники, участвовавшие в этом захватническом, или, как сейчас модно называть, рейдерском проекте, были рекомендованы неким влиятельным человеком…
– …я рассказал Кнутову, что это за человек… Давиденко его фамилия. В общем, исполнительный директор ставил подпись на всех документах, которая была внешне похожа на мою. Доверенность я никому не давал, иными словами, официально никого не уполномачивал вести дела в моё отсутствие.
– Но куда же в итоге ушли все деньги?
Андрей растерянно вымолвил:
– Вот я и не знаю. Пытаюсь разобраться – для чего и обратился в ОБЭП.
Чубыкин недоверчиво покачал головой:
– Ладно. Допустим. А где сейчас все эти люди?
– В моём бывшем офисе, у них своя фирма, называется «Югмедсервис». Хозяйничают в моих аптеках, работают с моими клиентами. Рейдерский захват фактически.
– Они на твои деньги открыли свою фирму?
– Вот именно, – хмуро подтвердил Андрей.
– А механизм вывода денег?
– Я не думаю, что деньги вывели напрямую. Полагаю, что у поставщиков брали товар по гарантийным письмам, на которых стояла моя поддельная подпись, а товар каким-то образом реализовывали через свои структуры. Бухгалтерские проводки делали какие нужно. Заведующая складом была своя. Хотя, возможно, её и не впутывали – до неё товар попросту не доходил. Здесь только часть документов, реально их целый вагон. Буду подвозить по мере необходимости. Поставщики, они же кредиторы, указанные в заявлении, смогут подтвердить, что я не кантачил с ними последние три года. Все переговоры по закупкам товара вели другие лица.
Чубыкин, постепенно вникая в историю, задавал уточняющие вопросы:
– Хорошо. А где зарегистрирована их фирма?
– В Центральном районе – ООО Югмедсервис.
– Кто хозяин? Ты сможешь достать их учредительные документы, бухгалтерскую отчетность?
– Смогу.
– Реальные хозяева?
– Склонные к воровству и невежеству люди. Я полагаю, помимо Паперно, есть ещё господин Болонин – директор завода «Каустик», депутат областной думы, а также Иосиф Григорьевич Давиденко, кудесник лохотронов, про которого я рассказал Кнутову.
– Да, я понял, спрошу у шефа. Но всё равно не могу взять в толк, как можно было упустить такое дело!
– Это спланированная акция. Был один сотрудник, Расторгуев Михаил Федорович. Он работал у меня в качестве исполнительного директора с июля 2004 года. Из той же команды. Когда они отделились, он работал у них в «Югмедсервисе». Потом Паперно слил его, подставив перед Давиденко, примерно в марте 2005 года. Расторгуев специально приезжал ко мне тем летом, чтобы извиниться. И рассказал, что вся эта мудянка была изначально спланирована Давиденко. Я не вникал особо в дела, приезжал на выходных, как правило. Вот ксерокопии моих билетов. Рейдеры воспользовались моей доверчивостью, – с тоскливыми нотками в голосе докончил Андрей.
– Ну да, – Чубыкин понимающе закивал головой.
Он углубился в изучение документов. Рассматривал их минут десять. Затем спросил:
– Здесь везде не твоя подпись?
– Так точно, не моя.
– Распишись, пожалуйста, на чистом листе.
Андрей взял лист бумаги и поставил несколько подписей:
– В документах есть копия моего паспорта, там тоже подпись моя имеется для сравнения.
Чубыкин сравнил подписи, задумчиво покачал головой и вынес вердикт:
– Подписи на самом деле разные. Попробую что-то сделать. Принеси больше документов – весь банк, бухгалтерию. Кроме того, здесь потребуется серьёзная проверка, нужен грамотный ревизор. У меня сейчас такого нет. Тебе надо озадачиться этим вопросом. Нужен анализ того, как проходили деньги, где оседали. Если подготовишь грамотно всю базу, мы прессанём Югмедсервис.
Они обменялись телефонами. На прощание Чубыкин сказал:
– Ну ты артист, ей-богу! Первый раз такое вижу!
Оставив оперуполномоченного Чубыкина в глубоких раздумьях, Андрей отправился пешком на работу – прямого транспорта отсюда, со Второй Продольной до улицы Тулака не было, кроме того, ему захотелось прогуляться. Влажный ноябрьский ветер дул ему в спину.
В дороге, опасный, как сквозняк, следователь Сташин достал его своим звонком. Вполне дружелюбным тоном он спросил, почему свидетель обвинения до сих пор не явился в прокуратуру для дачи показаний и осведомился, не прислать ли милицейский транспорт с бойцами ОМОНа на борту для комфортного трансфера.
– …тебе десятка светит, Андрей Александрович, – как бы невзначай заметил следователь.
Против таких доводов спорить было трудно. И Андрей, сказав в своё оправдание, что был срочно вызван в ОБЭП для проведения графологической экспертизы, пообещал явиться в следственный комитет прокуратуры на следующий день с десяти до одиннадцати утра.
Он чувствовал себя одинаково спокойно и в Эрмитаже, и в ночном клубе, и в СИЗО, и во время разборок с такими головорезами, как Маланюк, но сейчас интонации следователя Сташина заставили его неуютно поёжиться.* * *В конце рабочего дня Андрей договорился встретиться со Спириными, чтобы они поздравили его с прошедшим днём рождения. Так получилось, что у Кати на вечер были запланированы какие-то дела, так что оправдываться перед ней не пришлось. И после работы Андрей поехал на улицу Порт-Саида,7, где находилось областное казначейство – там он встретился с Вероникой, и они пошли в ресторан-клуб «Старый Сталинград», находящийся на Площади Павших Борцов. Заняли столик в центре зала, напротив сцены, сделали заказ и в ожидании Юрия Андрей тоскливо жаловался, как его преследует милиция.
Наконец, появился Юрий вместе с коллегами – заместителем генерального директора по общим вопросам ООО «ЛУКОЙЛ-Волгограднефтегаз» Фридманом и Тарлеевым, руководителем охранного агентства Луком-А.
– Издалека они смотрятся, как воспитатель с двумя дошкольниками, – заметил Андрей.
Вероника отвернулась, засмеявшись. Он поднялся со своего места, чтобы поздороваться с прибывшими. Странным образом все четверо мужчин, включая Андрея, оказались в почти одинаковых тёмных полосатых костюмах. Невысокий, лягушкообразный, лысый, с крупными чертами лица Фридман и примерно одного с ним роста и возраста (55–60 лет) похожий на чижика Тарлеев устроились на диване, лицом к сцене и напротив Андрея, а по бокам от него, друг против друга, сидели супруги Спирины. Фридман с Тарлеевым принялись сканировать окружающую обстановку, время от времени обмениваясь короткими замечаниями. Вальяжный Юрий разлил по рюмкам водку, и, блаженно улыбаясь, смотрел на жену. Казалось, во всём мире его больше ничего не интересует. В слабом освещении её алебастровая кожа казалась почти прозрачной.
Наконец, Юрий поднял рюмку и предложил выпить за своего «друга Андрея, у которого сегодня день рождения». Чокнувшись, все выпили, после чего некоторое время обсуждали инфоповод. Андрей сдержанно поблагодарил за поздравления и стал украдкой разглядывать Фридмана, который, со слов Кати, в своё время упорно домогался её. Почему-то вспомнилось фото, на котором Катя фигурировала под руку с двумя возрастными дяденьками с московского Лукойла.
Уравновешенно и тактично, как подобает первым лицам крупной компании, голосами оживших мумий Фридман с Тарлеевым стали обсуждать современные молодёжные нравы. Впрочем, некоторые суждения заместителя гендиректора Лукойла отличались излишней резкостью:
– Новое поколение не интересуется музыкой. Их более заботит то, кто с кем тусуется, кто с кем спит и сколько денег зарабатывает. А вот мне плевать, кто на каком автомобиле ездит. Это не имеет значения.
Что для него имеет значение, выяснилось несколько рюмок спустя. Заиграла медленная музыка; и, игнорируя только что принесенные официантом горячие блюда, Фридман с Тарлеевым, как по команде, поднялись со своих мест и направились к столику, который, очевидно, давно заприметили, где в ожидании кавалеров скучали дамы, и через несколько мгновений порхали в нежном танце с девушками изрядно моложе и выше их ростом.
Следующий трек был также небыстрый, и Вероника пригласила Андрея на танец.
– Ну, и что у тебя на личном фронте? – пристрастно поинтересовалась она, когда они выплыли на середину зала.
– Да никак.
– А что у тебя с Катей?
Уводя разговор в сторону, Андрей спросил, насколько удобно он тут её танцует на глазах её мужа. Она со спокойным удивлением ответила:
– Что тут такого? Всё в порядке. Юра сегодня очень удачно решил некоторые сложные вопросы с начальством, сейчас вот вытащил их в ресторан. Настроение у него отличное.
Бросив взгляд на своего мужа, сидевшего за столом со своей обычной улыбкой, она спросила:
– Ты вообще уяснил, что сказал тебе Юра насчёт Кекеева?
– Что уголовные дела заводятся с подачи зампрокурора?
– Вот именно. И что, тебе на всё плевать, ты не собираешься решать проблему, так и будешь таскаться с девками по кабакам?!
– Вот почему я весь во внимании. Что я должен делать? – движимый признательностью за заботу о его судьбе, Андрей крепче прижался к Веронике.
– У тебя остались вообще деньги?
– Нет.
– Что значит «нет»?
– Ты говоришь «деньги», а деньги – что они, на деревьях растут?!
– А машины, квартиры, недвижимость? – не унималась она.
– Нет, говорю. У меня, кроме совести, ничего и не осталось.
Разговор двух танцующих медленный танец людей всё больше напоминал допрос у следователя. Вероника продолжила натиск:
– Совсем-совсем ничего? А как ты распорядился деньгами казначейства, о чём ты думал, как ты вообще собирался расплачиваться с кредиторами? Они же тебя в бараний рог скрутят.
– Кредиторам есть за что не любить меня. Но… войди в моё положение: проживи я хоть 100 лет, работая неослабно, и даже тогда не заработаю столько, чтобы расплатиться с кредиторами. Ладно, чего уж там, даже если меня продать, тоже всем не хватит.
– Поэтому ты благоразумно рассудил не платить даже силовикам за решение вопроса, – желчно сказала она.
– Послушай, Верон: я хочу лучшей жизни и вовсю занимаюсь её созиданием. Но сейчас я нахожусь в великом стеснении, пойми! – намекая на несоразмерность мира творческого человека и мира жизненной рутины, он пустился в объяснения, из которых следовало, что при тех стеснениях, каким он подчинил свою жизнь, ему не до роскоши, а посадить на зарплату оборотней в погонах – это самая что ни на есть роскошь, излишество в жизненных удобствах, и, поскольку у него и так есть приятная компания для интересного общения, зачем ему ещё одна!? Открыто говоря о том, что законники, которым он мог бы платить с подачи Вероники, просто тянули бы деньги, ничего при этом не делая, он выглядел так, будто совсем оттаял от своих откровений и признаний.
Тут до него дошло, что они танцуют вторую подряд песню, и сейчас звучит «Ищу тебя» из кинофильма «31 июня». Танцующих было всего три пары – они с Вероникой, а также Фридман и Тарлеев со своими девушками.
Вероника сменила роль злого следователя на доброго:
– Сегодня у тебя был шанс полностью решить твою проблему. Товарищ Тарлеев, которого Юра привёл сюда, имеет выход на Кекеева. Но он не может придти к зампрокурора с пустыми руками. Пойми, кто бы ни просил за тебя, будет выглядеть довольно подозрительно. Первое, о чём подумает зампрокурора: «проситель получил от Андрея Разгона деньги и хочет бесплатно за уважуху решить вопрос, а все деньги оставить себе». Никому и в голову не может прийти, что ты зациклился на Кате, царице твоих иллюзий и химер, и тебе плевать на собственное спасение.
– Знаешь что, хватит! – сказал он, придавая своему тону нотки предельного возмущения. – Каждый норовит замарать мою чистую душу своей ложкой дёгтя: следователи, опера, кредиторы, прочие недруги, и даже на личном фронте нет мне покоя! Касаемо денег, первое правило: деньги решают всё. Второе правило: деньги не решают ничего.
– Хорошо, тогда что ты сейчас хочешь, чего добиваешься?
Неземная улыбка расцветила его лицо:
– Самое большое желание – скрыться в тени около ручья и предаваться мечтам.
– Прекрасно! Однако сомневаюсь, чтобы твоя Катя съехала с папиной виллы и поселилась с тобой в тени у ручья, – с жизнерадостным сарказмом сказала Вероника.
Танец подошёл к концу, они вернулись за свой стол. Песню «Ищу тебя» включили снова, кто-то из посетителей заплатил ди-джею за повтор, и опять потекли эти музыкальные переливы и зазвучали слова:
Всегда быть рядом не могут люди, Всегда быть вместе не могут люди. Нельзя любви земной любви пылать без конца. Скажи, зачем же тогда мы любим, Скажи, зачем мы друг друга любим, Считая дни, сжигая сердца? Наступала ночь, Тарлеев с Фридманом, действуя, как заправские съёмщики, укатили, зацепив двух девушек, Андрей, посадив Спириных на такси, брёл, как во сне, домой, и всё это проходило сквозь песню «Ищу тебя», не омрачая и не нарушая её, постепенно расплываясь и исчезая в этом движении звуков, в этой прозрачной победе воспоминаний и воображения над действительностью и над очевидностью. «Я больше не уподоблюсь овце, которую можно безнаказанно денно и нощно стричь», – подумал он, вспоминая состоявшийся с Вероникой разговор. Он был уверен, что инициатором развода была не она и не её муж – настолько безупречна была их репутация – а прохиндей Тарлеев. Это он индуцировал их на этот разговор, узнав о существовании жирного барашка, Юрий не стал говорить с барашком-Андреем сам, а предоставил это Веронике, так как её слова всегда можно истолковать в разную сторону, к тому же, она женщина, поэтому с неё взятки гладки.
* * *Пятница, 10 ноября, выдалась особенно ненастной. Небо было сумрачно и непроницаемо, несколько раз начинался и прекращался мелкий моросящий дождь. Первую половину дня Андрей провёл в офисе на оптово-строительном рынке. В два часа дня началась подготовка к празднованию его дня рождения (обычно дни рождения отмечали на работе по пятницам). Взяв двоих коллег в подмогу, он отправился в супермаркет за продуктами. Вернувшись в офис, принялись сервировать стол, выкладывая из пакетов напитки, салаты, жареную свинину, картошку-фри, сыры, колбасы, пиццу. В разгар приготовлений позвонил Сташин и сердито спросил, где Андрей находится и почему не явился в следственное управление. Андрей повинился и оправдывающимся тоном объяснил, что на работе цейтнот и начальство приказало прямо сейчас «накрывать столы и праздновать днюху». Сташин никогда не был сторонником вежливого обращения с подозреваемыми и свидетелями, но тут крокодил сказал доброе слово – он немного смягчился и приказал быть у него в понедельник утром. Однако, не изменяя себе, в непринуждённой манере переходя от шуток к угрозам, он предупредил, что если Андрей не явится в понедельник до 11 утра, то будет выставлен в федеральный розыск.