– Я… – Франциск рассматривал обветренное лицо Марселя, пытаясь понять, был ли он раскрыт, знал ли Марсель короля Франции в лицо. Но выражение лица мужчины было спокойным. Он склонил голову, терпеливо ожидая, когда Франциск назовет имя.
– Я Арон, – сказал он, следя за выражением лица Марселя. Но мужчина лишь кивнул и крепко сжал ему руку.
– Добро пожаловать, Арон, – сказала Тереза, передавая мужчинам кружки с водой. Она нарезала хлеб и намазала его черничным джемом, затем протянула кусок на салфетке Франциску. Тот откусил и почувствовал себя в тепле и безопасности, впервые за последние часы.
– Останься на ночь, – сказала Тереза и положила соломенный тюфяк в углу комнаты. – В лесу находиться опасно.
– Я многим вам обязан. Я этого не забуду, – как только Франциск произнес это, то тут же пожалел, что его слова были такими официальными. Тереза и Марсель должно быть уже поняли, что он из благородных, у него не было времени спрятать свой ремень или серебряные перстни на пальцах. Но ему не нужно привлекать к себе еще больше внимания. Они могут начать спрашивать, откуда он приехал, о его селении, его семье.
– Сейчас дам тебе еще еды, – сказала Тереза, пересекая кухню и отрезая еще один кусок хлеба. Франциск заметил, что это был не вопрос, но, несмотря на это, почувствовал, что улыбается. Это немного напомнило ему Екатерину, хотя его мать ужаснуло бы подобное сравнение.
Когда Франциск поел, Тереза пошла в кровать, предупредив Марселя, что тот скоро должен присоединиться к ней. Франциск и Марсель перевернули стол и стали чинить щеколду. Закончив, они присели на стулья напротив камина и смотрели на угли.
Франциск старался не переживать о потерянном времени, о себе, Лоле и их ребенке. Он старался не волноваться из-за того, что могло происходить с ней в этот момент, о том, где она, все ли с ней хорошо. Невозможно было ехать через лес, в котором бродили язычники, ночью. Он продолжит свой путь сразу же утром, как только встанет солнце, как только сможет. И лишь надеялся, что доберется до коттеджа рядом с Ванном, пока она еще будет там, будет жива.
А если нет? Если его задача уже изменилась, если теперь у него новая цель? Что, если он путешествовал, чтобы забрать ее тело и привезти назад ко двору? Ему было неприятно думать о Лоле, умирающей без него и своих друзей в чужом доме.
Она была такой живой в тот день в Париже. Ее зеленые глаза с интересом наблюдали за ним, ее пальцы очерчивали линии его лица. Если бы он знал о беременности, если бы ему сказали, все могло бы быть иначе.
Он сжал кулаки, чувствуя, как его охватывает злость. Почему Мария так долго держала это в тайне от него? Когда она собиралась сказать ему? Когда во дворце появится светловолосый младенец, вовсе не похожий на лорда Джулиана? Разве она не понимала, что Франциск и остальные сразу все поймут? Он помнил то время, когда он был где-то пяти-шести лет, когда его мать поняла, что у Генриха с Дианой было дитя, что Баш был сыном короля. Были крики и ссоры, о стену бились тарелки. Однажды ночью он застал рыдающую мать, ее лицо было опухшим и красным.
Этого хотела для него Мария? Понимала ли она, к каким неприятностям это может привести в будущем? Он не хотел этого так же, как и она, но у него не было иного выхода, кроме как самостоятельно и открыто решать проблемы, а не прятаться от них многие годы, как его отец. Нет, Франциск таким не будет.
Марсель налил вина и подал Франциску стакан. Франциск улыбнулся, тронутый его добротой и благородством, готовностью впустить в дом незнакомца, чтобы спасти его.
– Арон, – сказал Марсель, нахмурив брови. – Мне кажется, я знаю твоего отца. Он один из купцов, которые приезжают сюда, продает серебро и медь. Королевский приятель? Седой?
Франциск отвернулся, понимая, на что намекает Марсель. Купец, серебро и золото, – он заметил его перстни, ремень и начищенные кожаные ботинки.
– Нет, это не он. Мой отец умер, – Франциск поставил стакан на пол, позволив этим словам повиснуть в воздухе. Он впервые произнес это вслух.
– Сочувствую, – тихо произнес Марсель. Он поднял стакан. – Ну, тогда в память о нем.
Франциск поднял вино, стакан стал тяжелым. Он попытался улыбнуться и даже поднести вино к губам, но не мог присоединиться к тосту Марселя. Память о нем. Какой она была? Что хорошее осталось в Генрихе, когда он умер?
– Что-то не так? – спросил Марсель.
– Мой отец… – начал Франциск, затем остановил себя. Он привык говорить о Генрихе в настоящем времени. – Мой отец был сложным человеком. В последние годы жизни он был не в порядке.
Марсель кивнул, на лице его было сочувствие:
– Это тяжело, приятель. Он болел?
– Не совсем, – Франциск говорил медленно, собираясь с мыслями. – Пострадал его разум.
Мужчина снова кивнул:
– И это тяжело.
– Я поклонялся ему. Он всегда был великим человеком, на которого я надеялся стать однажды похожим. Но затем он начал меняться. Он стал кем-то, кого я не узнавал, и я не понимал, что делать. Я даже не мог находиться с ним рядом, не знал, что говорить…
Марсель нагнулся, взял бутылку и налил Франциску еще вина. Франциск уставился на него, затем сделал глоток, грудь стало покалывать.
– Я ненавидел его, – сказал он. – Я, на самом деле, возненавидел своего отца. Он стал мне отвратителен. Меня беспокоило, на что он способен, и я переживал, что так ненавидел его. Он был таким жестким, просто невероятно. И когда он умер, я почувствовал только облегчение.
Он отхлебнул еще вина, затем продолжил рассказывать Марселю, как Генрих общался с ним, как редко проявлял отцовские чувства. Он рассказал, как тот был жесток с его братом, но не назвал Баша по имени. Марсель просто слушал, иногда подливая Франциску вина. То, что он не знал, кем был Франциск и что речь шла о личных отношениях между прежним и настоящим королями, помогало Франциску говорить свободнее. Прошли долгие полчаса или даже больше.
– Я позволю себе оплакать твоего отца, – сказал Марсель, когда Франциск закончил. – И если сможешь, прости ему его поступки во время безумства.
Франциск покачал головой, думая обо всем, что натворил его отец, все смерти, причиной которых он стал.
– Не знаю, смогу ли.
– Ты можешь попытаться, – сказал Марсель. – Ты бы винил отца, если бы он умер от чумы? Или воспаления раны?
– Конечно, нет, – сказал Франциск. – Но…
– Это то же самое, сынок, – сказал Марсель. – Он не просил о сумасшествии. Не он сделал это с собой. И он не был собой, когда это случилось. Твой настоящий отец, не создание, охваченное безумием. И спустя время именно его ты будешь помнить.
Франциск кивнул, ком подступил к горлу. Он вспомнил последнюю охоту с Генрихом. Генрих подстрелил вепря, и они вместе привязали его к лошади, пытаясь совладать с огромным существом и правильно распределить его вес. По этому поводу Генрих пошутил об аппетите кабана, и Франциск так смеялся, что почти уронил зверя на траву. Вспоминая это сейчас, он словно снова видел своего отца, впервые за долгие годы.
– Пора спать, – сказал Марсель, поставив свой стакан и вставая. Когда Марсель удалился в заднюю комнату, Франциск подошел к импровизированной кровати. Он сел на ее край, стянул свою пропотевшую рубашку, потянулся, чтобы снять сапоги, когда вернулся Марсель.
– Вот, это тебе, – сказал Марсель, зажимая что-то в руке.
Франциск увидел истертый, гладкий деревянный крест, который, видимо, десятилетиями использовали во время молитв.
– Это всегда помогает мне в темные времена, – сказал Марсель, глядя сверху вниз на Франциска, его лицо освещала свеча. – И обещаю, какие бы чувства сейчас ты ни переживал, все пройдет.
Франциск уставился на пол, глаза жгло от слез. Ему приходилось получать гораздо более дорогостоящие подарки, а дары на свадьбу с Марией все еще прибывали во дворец. Но сейчас происходило совсем другое. Он провел пальцем по гладкому дереву, затем прижал его к сердцу:
– Спасибо, Марсель. Это столько значит!
Марсель накрыл руку Франциска своей и сжал ее. Затем пошел назад к своей постели.
Пока Франциск лежал на тюфяке, он убеждал себя, что мужчина был прав. Что все: отношения с Марией, судьба Лолы и ребенка, его опасное путешествие через чуму – будет в порядке. Он держал крест, прижимая его к сердцу, пока не закрыл глаза и уснул.
– Уже уезжаешь? – сказала Тереза, идя по нечеткой тропинке сквозь деревья, Марсель шел прямо за ней.
Франциск закинул свои пожитки на лошадь, затем отвязал поводья Чемпиона от дерева. Он проснулся прямо перед рассветом и вернулся туда, где была привязана лошадь. Он старался уехать как можно быстрее, чтобы не потревожить их, но не удалось.
– Мне нужно ехать, – сказал Франциск. Было все еще прохладно, солнце стояло низко над землей, но когда он проснулся, то с новой силой почувствовал, что нужно спешить. Необходимо добраться до Лолы до ночи. Он продолжал думать о ней, одной, в чужом доме, гадающей, получила ли Мария ее письмо, проедет ли кто-то по чумным землям, в которых она застряла. Пережила ли она ночь? И что с ребенком? Что, если Франциск уже опоздал?
– Мне нужно ехать, – сказал Франциск. Было все еще прохладно, солнце стояло низко над землей, но когда он проснулся, то с новой силой почувствовал, что нужно спешить. Необходимо добраться до Лолы до ночи. Он продолжал думать о ней, одной, в чужом доме, гадающей, получила ли Мария ее письмо, проедет ли кто-то по чумным землям, в которых она застряла. Пережила ли она ночь? И что с ребенком? Что, если Франциск уже опоздал?
– Большое спасибо за ваше гостеприимство. Не могу выразить, как признателен, – Франциск кивнул обоим и приготовился запрыгнуть в седло, когда к нему подошел Марсель:
– Еще одно, прежде чем ты уедешь, – он протянул Франциску длинный темный плащ с капюшоном. – Вам надо взять это. Вы будете в опасности, если кто-то узнает вас.
Франциск переводил взгляд с Марселя на Терезу, пытаясь понять, что они имели в виду. Когда они приняли его прошлой ночью, они никак не показали, что узнали его. Они называли его Арон, не спрашивали, откуда он и почему путешествовал по лесам один.
– Не волнуйтесь, – сказал Марсель, вкладывая плащ в руки Франциска. – Мы никому не скажем, кто вы, ваше величество. Мы никому не скажем, что видели вас.
– Вы все время знали, – сказал Франциск осипшим голосом.
– А это важно? – сказала Тереза. – Мы бы все равно помогли вам. У нас есть сын ненамного старше вас.
– Спасибо, – снова повторил Франциск, обнимая обоих.
Затем он взобрался на коня и повернул в сторону Ванна.
Глава 6
Паскаль бежал изо всех сил, едва не задыхаясь. Сворачивая за угол, он зацепился за коврик и со всей силы упал на каменный пол. Он слышал шаги за собой. Баш и Кенна звали стражу, начав его поиски.
Он заставил себя встать и побежать быстрее, хотя с каждым поворотом он терялся все сильнее. Дворец был полон сквозных коридоров. Все комнаты снаружи были одинаковы. В восточном крыле дворца он знал лишь три двери, небольшой участок, который показала ему Кенна. Но он не мог вернуться сейчас, после того, что увидел. Что между ними происходило? Почему Кенна казалась напуганной, когда он открыл дверь? Баш делал ей больно?
Он проснулся от кошмара, самого худшего в его жизни. Он был в том доме с Тьмой, и женщина кричала так громко, что ему пришлось прикрыть уши. Она встала перед Тьмой на колени, прося не убивать ее сына. Мог бы он пощадить его и сохранить ему жизнь? Может ли он сделать это для нее? Тьма не ответил ей. Вместо этого он вонзил свои зубы в ее шею, кровь текла по его горлу.
Затем все изменилось, превратилось во что-то иное. Над ним стоял Тьма с ножом, говоря, что ему нужна его невинная кровь. Необходима жертва. Паскаля нужно убить следующим. Это было так реально, что он проснулся, его кожа была влажной от пота. Руки тряслись. Кенна сказала, что он должен прийти и найти ее, если он будет напуган. И хотя ему было страшно вылезать из кровати и идти по холодным мрачным коридорам, он сделал это. Кенна умела объяснять вещи так, что они уже не казались столь сложными. Она бы сказала, что это просто сон, что Тьма мертв. Она бы пообещала, что никто не причинит ему вред.
Он шумно распахнул дверь спальни Кенны. И увидел их вместе. Кенна повернулась, и ее лицо скривилось, будто она испытывала боль. Она что-то прокричала, но Паскаль не слышал ее слов. Он продолжал смотреть на Баша. Этот человек убил его отца, он видел это. Паскаль был глупцом, доверившись ему, думая, что Баш не такой, как Тьма. Он был плохим человеком, всегда причинял людям боль, вечно врал. И теперь он сделал с ней что-то ужасное.
Паскаль смахнул слезы тыльной стороной ладони. Коридор перед ним заканчивался тупиком. На стенах мерцали факелы, отбрасывая причудливые тени на серые стены. Он слышал за собой приближающиеся шаги. Он оглянулся через плечо, паника сдавила ему грудь. Наверное, стражи уже подключились к поиску. Как только они поймают его, способа скрыться не будет.
Паскаль подергал первую попавшуюся дверь, но та была заперта. Он помчался по коридору к следующей, потом к еще одной и еще, но все бесполезно. Выхода не было.
– Пожалуйста, пожалуйста, откройся, – прошептал он, подходя к двум последним. Шаги раздавались эхом по коридору.
– Он, наверное, сюда пошел, – раздался голос Баша.
– Где он? – кричала Кенна. – Паскаль, вернись!
Если он не найдет выход, если не сможет сбежать, его тут схватят. Потому что спрятаться негде. Он подошел к последней двери с ржавой ручкой. Она повернулась под его рукой. Он выдохнул, по щекам катились слезы. Он не знал, что с той стороны, но он воспользуется возможностью. Он открыл дверь и шагнул внутрь.
Паскаль прижался спиной к стене, переводя дыхание и пытаясь стоять спокойно, чтобы она не заметила его. Когда он вошел в комнату и увидел даму, то замер. Он думал, что узнал одну из подруг Кенны. Вдруг она слышала, как в конце коридора кричали Кенна и Баш. Если она увидит его, то позовет Кенну и стражу.
С ней был седовласый мужчина. Его звали лорд какой-то. Это все, что знал Паскаль. Он стоял прямо за ней, держа руки на ее спине.
– У меня не так много времени, – сказала светловолосая девушка. – Я обещала Марии, что буду спать в ее покоях. Я здесь только, чтобы переодеться в ночную сорочку.
– Придумай что-нибудь. Любая из ее служанок может сделать это. Что не так, Грир? Скажи мне.
– Мне просто нужно передохнуть. Нострадамус и его предсказания, – сказала Грир, ее глаза были полны слез. – Я бы хотела отрицать их как глупые предрассудки, но он был прав насчет смерти Эйли. Он предсказал все до малейшей детали. А теперь Мария.
– Мы не знаем, правда ли это, – сказал лорд. – Кроме того, для ее защиты есть стража. И ты будешь с ней в ее комнате. Будут входить и выходить служанки. Ничего с ней не случится.
– Откуда ты знаешь? – спросила Грир.
Она склонилась над раковиной и стала плескать холодную воду на щеки.
Паскаль воспользовался удачным моментом и начал двигаться вдоль стены. Он не был уверен, заходил ли он в эту комнату раньше. Однажды в дождливый день Кенна была со своими подругами, ему стало скучно, и он обнаружил секретные проходы внутри дворца. Ему казалось, что один из них есть в этой комнате. Все эти спальни выглядели для него одинаково, но гобелен со львом как будто был знаком. Лев выгнул хвост и обнажил клыки. Он стоял на задних лапах в центре богато украшенной золотой ткани.
Паскаль старался не шуметь, опасаясь скрипа каждой половицы, на которую ступал. Но светловолосая леди Грир вроде бы не замечала, что в комнате что-то происходит. Он скользнул за гобелен со львом и почувствовал под пальцами холодный камень. Это было здесь, должно было быть.
– Я не могу потерять ее, – сказала Грир седовласому мужчине. – Я не выдержу. Она мой самый близкий друг здесь, и теперь после речей Нострадамуса, как я могу позволить себе покинуть ее хоть на мгновение?
– Ты и не упустишь, – сказал мужчина. – Будь сильной и пригляди за ней. Ты самая храбрая среди людей, которых я знаю, Грир.
Паскаль нащупал рычаг и потянул. Секция стены сдвинулась с места, и впервые после кошмара он почувствовал, как расслабился. Когда он жил с родителями в деревне, то боялся темноты. Но он едва помнил это. После времени, проведенного с Тьмой, его пугал свет. Он чувствовал себя комфортно только в потемках. В темноте можно не закрывать глаза, потому что никогда не увидишь вещи, которые не хочешь видеть.
Пока он шел вниз по ступеням, Кенна и Баш оставались все дальше и дальше. Свет из комнаты, который пробивался сквозь гобелен, становился слабее с каждым его шагом. Он быстро и уверенно спускался во тьму.
Под его пальцами были влажные стены. Он слышал звук капель вдалеке. Пахло плесенью, и он был уверен, что вдоль стен за ним шныряют крысы. Но Паскалю не было страшно. Это было привычней, чем слишком мягкая кровать, в которой он спал во дворце, или тяжелые дубовые стулья, на которых приходилось сидеть прямо. Он почувствовал, как улыбается, спустившись до площадки и оглядевшись вокруг. Напротив него было еще три коридора. Столько места, чтобы спрятаться, столько всего можно исследовать.
Он побежал вперед, позволяя башмакам скользить по сырому камню. Он поскользнулся и почти упал, но в одиночестве ощущал себя легко и свободно. Он посмотрел вверх, ему показалось, что в тени кто-то есть, далеко в правом коридоре. Он остановился и прищурился, пытаясь разглядеть.
Фигура зажгла спичку и поднесла ее к свече в своей руке. Она была похожа на девушку, но он не был уверен. На ней было грязное платье, а на лице мешок с прорезями для глаз. Он был готов закричать, когда она опустилась на колени. Что-то покатилось от нее к нему по полу.
Паскаль почувствовал, как оно ударилось о его ногу. Он посмотрел вниз и увидел голубой мраморный шарик. Он поднял его и покрутил в пальцах.