– Но пока вы не найдете достойной частной клиники, я могу помочь вам временно устроиться медсестрой в наш районный родильный дом, – сказала она, хотя никуда устраивать ее не собиралась. Фраза про родильный дом была ключевой. Именно с нее и должно начаться то самое действо, ради которого Вера позвала в дом гостей. – Заведующей дородовым отделением там работает наша с Катей и Антоном одноклассница – Людочка Макарова. Помнишь ее, Антон?
Зданевич пожал плечами. Он вообще мало кого помнил из одноклассников. Словосочетание «Людочка Макарова» не вызвало в его памяти никакого четкого образа.
– Не скрою, – задушевно продолжила Вера, – нам очень нужен в роддоме свой человек. Заведующая отделением – это, конечно, хорошо и очень кстати, но она в операционной не стоит! Вернее, стоит, но редко. Вы же понимаете, как много времени съедает административная деятельность и всякие там… совещания… симпозиумы… А нам нужна своя медсестра, чтобы была рядом и поддержала в случае чего…
При этих ее словах насторожились все, кроме Зданевичей. Маша сделалась пунцовой, а Андрей – еще бледнее, чем был. Слава хотел было одернуть жену, но испугался, что понял ее неправильно, а потому может выступить неудачно и только напрасно подставит дочку. А Вера между тем продолжала дальше и все с такой же доверительно-задушевной интонацией.
– Если бы вы, Оленька, согласились, то мы могли бы с вами пойти к Людочке завтра же. Не возражаете?
– Ну… вообще-то… можно… Что зря терять время, – согласно кивнула жена Зданевича. Эта затея Ольге почему-то сразу не понравилась, но работы у нее не было, поэтому она посчитала глупостью отказываться от того, что само плывет в руки.
– Может, не стоит торопиться? – вступил в разговор Антон и с большим сомнением посмотрел в глаза той, кого он привык на людях называть Вероникой.
Вера чуть не расхохоталась вслух. Антон, который явно ей не доверял, все же подал именно ту реплику, которая одна и была нужна. Конечно же, они никуда не пойдут с его женой. Еще чего не хватало! Много чести для какой-то провинциальной медсестры! Да и с Людкой Макаровой они давно на ножах. Но пока никто об этом не должен догадываться.
– Поскольку здесь собрались все свои люди, – чуть понизив голос и сделав его интимным, продолжила режиссер спектакля, – то я могу сказать, что в деле устройства в роддом Ольги мы, конечно, имеем и свои корыстные интересы.
– Да-а-а… – растерянно протянула жена Зданевича, и это ее растянутое «Да-а-а…» тоже было вполне подходящей к случаю репликой.
Теперь подобрались и закаменели в ожидании продолжения все присутствующие, кроме Геннадия, которому было абсолютно все равно, куда устроится работать его мать. В роддом – так в роддом.
– Да, – горько сложив губы, кивнула головой Вера. – К сожалению, приходится признаться, что нашей дочери Маше очень скоро придется воспользоваться услугами роддома.
– Мама! – истерично крикнула Маша и вскочила из-за стола, опрокинув на кружевную скатерть стакан с вишневым соком, так похожим на кровь, темную, густую, венозную. – Зачем ты? Тут же чужие люди!
Слава ловко подхватил стакан здоровой рукой и сказал, стараясь, чтобы это звучало как можно веселей и беззаботней:
– Погоди, Машка, нервничать! Может, мама наконец согласилась на вашу свадьбу с Андреем и просто хочет подстелить тебе соломку в роддоме?
Тут уж удивленно выгнул свою красивую бровь Геннадий Зданевич. А девочка-то, оказывается, уже того… не девочка… И ведь не подумаешь… Э-э-х! Жаль! Хотя… Может, оно и неплохо… Процесс ухаживания при таком положении дел не будет сильно растянут во времени, а повидавшая виды Машенька не станет строить из себя непорочную деву. Интересно, кто такой Андрей? Не этот же странный парень с мокрыми волосами и потусторонним взглядом, который сидит напротив? Уж больно он не того… Наширялся, видать…
– Она не может согласиться на эту свадьбу, – на всю комнату раскатился бас Валентина Корзуна.
Лица всех присутствующих обернулись к нему, а Зданевич, куснув губу так, что почувствовал вкус крови, сказал:
– По-моему, мы присутствуем на каком-то очень личном разговоре двух семей, а потому нам лучше уйти.
Все лица от Корзуна-старшего тотчас повернулись к Антону, а Ольга, мгновенно среагировав, тут же поднялась из-за стола. Геннадию уходить не хотелось, так как на этом скучном дне рождения, кажется, начиналось что-то интересное.
– Нет-нет! – запротестовала Вера, потому что торжественный уход со сцены Зданевичей выпадал из ее сценария. Она быстренько обежала стол и за плечи усадила Ольгу на место.
– Ну что вы, Оля, Антон! Вы, наверно, удивились, когда я позвала вас в гости, хотя мы не виделись с Антоном целую вечность! Вот вам и объяснение! Я очень беспокоюсь за дочь. Она слишком слаба здоровьем, и нам действительно нужно, чтобы в операционной роддома был свой человек. Неужели вы откажете нам в такой малости? – Вера сама поразилась, откуда в ее голосе взялось столько мольбы и, как ей казалось, самой неподдельной искренности. – А потом мы вместе со Славой постараемся найти вам более достойное место на медицинском поприще.
Слава, удивленный словами жены, попытался выгнуть бровь в стиле Геннадия Зданевича, но тут же сморщился от сильной боли в рассеченной щеке.
– Я правильно понимаю, что ваша дочь беременна? – осторожно спросила Ольга.
Вера страдальчески кивнула, а Маша рухнула на стул, закрыв багровое лицо руками. Андрей смотрел на это представление с негодованием, но никак не мог сообразить, как прекратить это издевательство.
– И когда ей рожать? – опять спросила жена Зданевича.
– Дело в том, что она не будет рожать. – Вера снова страдальчески вздохнула и даже намеревалась пустить слезу, но у нее не получилось. – Она будет делать аборт.
– Мы не будем делать аборт! – мгновенно вылетело у Андрея.
Геннадий Зданевич выгнул в удивлении вторую красивую бровь. Неужели милая девочка Маша все-таки беременна именно от этого наркомана? Он, конечно, уже несколько отошел от своей синевы, но на полноценного члена общества все равно никак не тянет. Геннадий вообще не понимал, почему его семью допустили до обсуждения таких интимных вопросов, но признавал, что ему было интересно, как в кино.
– Маша непременно будет делать аборт! – стукнул по столу кулаком Валентин Корзун.
Столовые приборы жалобно звякнули, а жена его, Катя, не менее жалобно спросила:
– Да в чем дело, Валя?! Отчего вы так ополчились на наших бедных детей?!
Валентин поднял глаза от своего огромного кулака к Вериному лицу и сказал:
– Придется, Вера, признаться, хотя сейчас вроде бы не место и не время, но… В общем, тянуть дальше нельзя.
– Ну что ж, я рада, что ты наконец тоже пришел к этому мнению, – торжественно проговорила Вера. – Нам, Оленька… – Она намеренно обратилась к жене Зданевича как к очень важной персоне разворачивающегося действа, – очень хочется, чтобы вы присутствовали при аборте как квалифицированная медсестра. Машенька не может иметь ребенка от Катиного сына, потому что… в общем, она… сестра Андрея…
– Как… – еле выдохнула Катя.
– Не может быть… – пробормотала Маша, оторвав руки от своего красного лица.
– Что вы городите?! – крикнул Андрей так поспешно, что закашлялся, и вынужден был запивать свой кашель все тем же кровавым вишневым соком.
– Ну конечно… она сестра единокровная, но дела это не меняет, – объяснила всем Вера.
– Как это единокровная? – все еще не могла взять в толк Катя, а все остальные вообще утратили всякую способность говорить.
– Так это! – уже со злой усмешкой бросила ей в лицо Вера. Вот он миг ее торжества! Миг победы! Приготовьтесь, фанфары и литавры! Приготовься, Катерина! Интересно, каким сейчас станет твое совиное лицо? Синим? Белым? Серо-буро-малиновым в крапинку? Она по-голливудски красиво и ужасно улыбнулась подруге и очень четко произнесла: – Она моя дочь и одновременно дочь твоего мужа! Она вполне может носить фамилию – Корзун и отчество – Валентиновна.
Катино лицо не изменило своего цвета. В нем, что называется, не дрогнул ни один мускул. Оно, напротив, окончательно застыло безжизненной маской. Маска Вере понравилась. Пожалуй, этот вариант даже лучше лица заморенной совы. И лучше, чем смятение и испуг, которые она так мечтала увидеть на лице подруги. Это была почти полная и безоговорочная капитуляция. В Вериной душе наконец грянули фанфары и литавры. Жаль, что никто другой их не слышал!
– Ничего не понимаю… – медленно поднялся со своего места Вячеслав Кудрявцев. Его простреленная рука выпала из медицинской косынки, но он этого не заметил, и на белой повязке стало стремительно расползаться уже не вишневое, а самое настоящее кровавое пятно. – Ты хочешь сказать, что Машка – не моя дочь?!!
– Именно это я сейчас и сказала, – ответила ему Вера и смело посмотрела мужу в глаза.
– Ничего не понимаю… – медленно поднялся со своего места Вячеслав Кудрявцев. Его простреленная рука выпала из медицинской косынки, но он этого не заметил, и на белой повязке стало стремительно расползаться уже не вишневое, а самое настоящее кровавое пятно. – Ты хочешь сказать, что Машка – не моя дочь?!!
– Именно это я сейчас и сказала, – ответила ему Вера и смело посмотрела мужу в глаза.
– Нам все-таки лучше уйти, – буркнул Зданевич и поднялся из-за стола.
– Ну уж нет! – истерично расхохоталась Вера. – Уж побудь, пожалуйста, с нами! Ты тоже должен испить эту чашу до дна. Ведь из-за тебя все! Все, что здесь происходит, из-за тебя, Антон! И ты об этом знаешь!
Вера думала, что она будет торжествовать, когда разговор дойдет до этого этапа, но неожиданно почувствовала, что очень хочет зарыдать в голос так, чтобы о ее загубленной жизни вместе с ней стонала вся Вселенная. Да, она победила Катьку! Но какой ценой! И что со всеми ними теперь будет дальше?
У Геннадия Зданевича уже не хватало бровей, чтобы красиво изгибать их в удивлении. Он просто подпер подбородок кулаком и с большим интересом стал рассматривать отца, как совершенно нового для него человека. Он, обыкновенный дальневосточный майор в отставке, каким-то образом оказался замешан в странные питерские дела. Интересно, с какого бока-припека?
Ольга подумала только: «Ну вот и началось», и приготовилась к самому худшему.
– Отец, как это понимать? – В полной тишине очень громкими показались слова Андрея, у которого так осунулось лицо, будто он только что встал после тяжелой и продолжительной болезни.
– Да вот… так… черт попутал… – ответил Валентин. – Молодой был…
– И ты всегда знал, что Маша твоя дочь?
– Всегда.
– И молчал?
– Молчал… да… но в наших двух семьях вас обоих любили, как общих детей. Разве не так?
– Но почему же ты мне не сказал, когда увидел, что я… что мы… – Андрей с трудом выталкивал из пересохшего рта слова, и все они были какими-то неправильными, не теми, которые нужно в этой ситуации произносить.
– Но я же не знал, что вы решитесь на ребенка, – совершенно больным голосом проговорил Валентин. – В семнадцать лет все влюблены друг в друга, а то и в нескольких человек сразу. Я не мог даже предположить, что все так серьезно…
– Вот уж инцест – так инцест! Хрестоматийный! Чуть ли не инцухт пополам с инбридингом! – расхохотался Андрей. – Кликуха была не в бровь, а в глаз. Ну, однокласснички! Как в воду глядели!
Присутствующие не поняли, что за кликуху он имел в виду и при чем тут его одноклассники, но спрашивать никто не решился. Только Маша все поняла, и тишину взрезал ее отчаянный вопль:
– Андрей! Ты что же, теперь перестанешь меня любить?!!
Корзун-младший, шаркая ногами, как Корзун – дряхлый дед, подошел к девушке, прижал ее к себе и прошептал:
– Я не смогу, Машка… Это сильнее меня…
– Валь, когда ж ты успел? – неожиданно и нервно рассмеялась Катя.
Корзун-старший молчал, не смея поднять глаз на жену. Зданевичи опять попытались уйти, но Вера снова остановила их:
– Погодите! Сейчас вы услышите не менее интересные вещи, чем только что слышали! И Антону будет очень полезно все это узнать. – Она обернулась к Кате и заявила: – Знаешь ли ты, моя дорогая подруга, что я почти сразу после вашей свадьбы сама соблазнила твоего муженька! Специально! Догадываешься, почему?
– Догадываюсь, – глухо отозвалась Катя.
– Вот видите?! – обратилась ко всем присутствующим Вера. – Катерина догадывается и, как я понимаю, не осуждает меня! А ты, Антон, неужели так и не понял, в чем дело?
Антон угрюмо молчал, и Вера тогда повернулась к Ольге:
– Знаете, Оленька, когда мы все были юными, чистыми и белыми, как черемуховый цвет, моя подруга Катя увела у меня вашего будущего мужа. Специально! Намеренно! Моя лучшая подруга! Вы когда-нибудь видели такое?!! А потом вдруг взяла и бросила его! И он с тоски, представляете, стал спать со мной… – От горьких воспоминаний по щеке Веры наконец покатилась та слеза, которую она поджидала несколько раньше. – А потом он бросил меня… И вся моя жизнь пошла псу под хвост… Я вышла замуж, но всю жизнь помнила и любила только Антона. Ты уж прости меня, Славка…
Вячеслав Кудрявцев, застывший с похоронным лицом, ничего ей не ответил. То, что жена от него не в большом восторге, он понял давно. Но гораздо больше поразило сообщение о том, что Машка не его дочь. Он готов был простить Вере тысячу любовников и незабвенную школьную любовь в придачу, лишь бы Маша оставалась его дочерью. Он совершенно не представлял, как будет дальше существовать, когда у него звериной хитростью отняли дочь, самое любимое, что у него было в жизни.
Геннадий, глядя с неослабевающим интересом на разворачивающийся перед ним бразильский сериал, поймал себя на том, что, как и все вокруг, начинает испытывать все возрастающее беспокойство. Оказывается, его положительный и правильный папенька вовсе не такой уж положительный и правильный. Оказывается, он большой ходок по женщинам. Может, и мама Оля – того… Как и эти две тетки… А если так, то он, Геннадий, тоже может оказаться здесь чьим-нибудь братом. Может, его и пригласили специально для того, чтобы сообщить эту сенсационную новость.
Он обвел взглядом присутствующих и понял, что готов назваться братом кого угодно, начиная с наркоманистого Андрея и кончая своей собственной матерью, только бы не этой пташки по имени Маша. Уж очень она ему понравилась. Ясно, что ее бойфренд, нежданно-негаданно оказавшийся братишкой, спекся, в свете чего аборт – дело хорошее и нужное. А после аборта девочка вполне может на некоторое время впасть в какую-нибудь амнезию и начисто забыть своего братца-любовника. И тут уж Геннадий Зданевич постарается, чтобы Машенька его никогда не вспомнила.
Ольга Зданевич сидела за столом, крутя за ножку изящный хрустальный фужер. Сосредоточась на его золотом ободке, она раздумывала, как бы поделикатней исчезнуть с этого замечательного дня рождения и увести с собой сына. А может, и не надо деликатничать? Нужно просто встать и покинуть эту квартиру. Пусть Антон сам разбирается со своими женщинами и принимает решение. Она ему в этом не указ. Ольга поражалась собственному спокойствию. Интересно, почему ей не хочется плакать? Может быть, потому, что внутренне она уже подготовилась к такому финалу?
– Нет! Я же сказала, что еще рано уходить! – Вера пригвоздила опять поднявшуюся из-за стола Ольгу к месту. – Вы должны знать все! Моя подруга Катя… она спала с вашим мужем не только в юности! Она спит с ним наверняка и по сей день! Как вам это нравится?
– Вы могли бы и не сообщать мне об этом, – без всяких признаков начинающейся истерики ответила Ольга.
Вере ее ответ не понравился.
– Вы так равнодушны к собственному мужу? – спросила она.
– Нет, но я оставляю право выбора за ним.
Антон Зданевич, которого лихорадило так, что он боялся что-нибудь сказать, потому что голос непременно выдаст его потрясенное состояние, с удивлением посмотрел на жену. Ее интонации были совершенно новы для него.
– Пойдем, Гена, – Ольга пригласила сына покинуть квартиру Кудрявцевых. – Тебе здесь нечего делать. А вас… – Ольга, прищурившись, оглядела Веру, – я призываю пощадить собственных детей.
– Наши дети, так же как и мы все, связаны в один тугой узел, и не вам решать, кого тут стоит щадить, а кого нет.
– Ну… как знаете… – тихо проговорила Ольга, не без труда вытащила Геннадия из-за стола и, как детсадовца, повела за руку к выходу.
Все вздрогнули от хлопка входной двери, а потом раздался сначала тихий, но постепенно усиливающийся смех Андрея.
– Ой… не могу… – Он отошел от Маши и обессиленно рухнул на диван. – Это что же получается… – Тыльной стороной руки он вытирал со щек брызнувшие от смеха слезы, – что я зря подстрелил дядю Славу?!! Ха-а-а… Да, мам? – Он обернулся к Кате. – Всех не перестреляешь, да? Всех не перевешаешь!!! – И он залился таким диким смехом, что Валентин вынужден был подойти к сыну и отрезвить его звонкой пощечиной.
– О чем он, Славка? – подлетела к мужу Вера, у которой от ощущения надвигающегося крутого сбоя сценария потемнело в глазах.
– Да, Верочка, да! Ты не ошиблась! Все именно так и есть, как ты подумала! – Кудрявцев откинулся на стуле, с нескрываемой иронией поглядывая на жену. – Вы с Корзуном забацали Машку, а мы с Катериной тоже времени зря не теряли! Не глупее вас! Так вот-с! – Он дурашливо поклонился и тут же опять болезненно сморщился. Он снова засунул руку под косынку, кровь проступила уже и на ней, но никто не обращал на нее внимание, как и на капающий на пол со стола вишневый сок.
Вера беззвучно хватала ртом воздух. Маша съежилась на стуле в жалкий комок, а Андрей, подскочив к Кате, с вызовом спросил:
– Скажи-ка мне, милая мамуля, честь которой я так самоотверженно и глупо защищал пистолетом «макарова», я-то чей сын: твоего законного мужа или… дяди Славы? Не зря у него отчество – Андреевич! Может, вы меня в честь его папеньки назвали? Или… – Андрей звонко ударил себя ладонью по лбу. – Как же я раньше не додумался?! Может быть, я сын этого… – он кивнул на Зданевича, – дальневосточного гостя? Может, ты сейчас умоешь тетю Веру, а, мам? И у нас с Машкой все окажется не так уж и плохо!