Рейтинг лучших любовников - Светлана Демидова 7 стр.


«Инцест – половая связь между ближайшими родственниками (между родителями и детьми, братьями и сестрами).

Франц. inceste – инцест, лат. insestus – нечистый, преступный, греховный, от in – не и castus – непорочный, невинный, целомудренный, незапятнанный».

Кровь бросилась Андрею в лицо, и защипало глаза от подступивших слез праведного гнева. Впервые в жизни сын испытал отвращение к матери. Неужели она не знала, что их дружбу могут так превратно и гнусно истолковать? Она должна была это предвидеть! Она обязана была его предостеречь!

Дома за обедом он самым невинным тоном спросил:

– Мама, а что такое инцест?

Мать брезгливо поморщилась и ответила:

– Гадость какая-то… А почему ты спрашиваешь?

– Это слово встретилось мне в книге. Так что же это все-таки такое?

– Ну… это… вроде бы… интимные отношения между родственниками…

– А точнее?!

– Кажется, между родителями и детьми, – растерянно ответила Катя.

– А почему этого слова нет в нашем словаре иностранных слов?

– Потому что он старый, советский.

– И что?

– Я точно не знаю, но думаю, слово не занесли в словарь, чтобы советские люди даже не могли и помыслить, что такое возможно.

– Какое хорошее было время! – очень язвительно произнес Андрей. – Щадящее! А нынешним российским гражданам, значит, разрешается знать обо всех мерзостных проявлениях человеческой натуры?

– Очевидно, так… – согласилась Катя.

Это был последний разговор Андрея Корзуна с собственной матерью «по душам». Он не перестал любить ее, но понял, что отношения с ней надо строить по-другому. Их нежная дружба не поощряется обществом, в котором ему вдруг захотелось преуспеть. В семнадцать лет Андрей огляделся вокруг себя и с ужасом заметил, что его окружают одни женщины. Даже за партой он уже много лет сидел с Татьяной Матвеевой, с которой находился в хороших приятельских отношениях. Он чувствовал, что Татьяна готова пойти дальше хороших приятельских отношений, но у него всегда была Машка. Андрей был благодарен Татьяне за то, что ее не смущало его отвратительное прозвище, но ничем более существенным поощрить милую девушку не мог.

Особо пристально Андрей стал разглядывать парней своего класса и понял, что изящная одежда, к которой его тоже приучила мама, здорово работает против него. И он сменил классические костюмы и светлые рубашки на джинсы, джемпера, футболки и спортивные куртки. Мать возражала и пыталась его переубедить, но он был неумолим. Начинать новую жизнь – так уж начинать! Все старое – в огонь, а пепел – по ветру!

Машке понравился новый имидж Андрея, в особенности короткая стрижка, которая сразу открыла его лицо, оказавшееся вполне мужественным, а подбородок – весьма волевым.

Новый имидж – это, конечно, хорошо, но и он ничто, если нет к тебе интереса со стороны мужской половины класса. Андрею захотелось непременно стать среди одноклассников таким же уважаемым человеком, как, например, Денис Немоляев. Но пока вслед несется «инцестник», ему даже не приблизиться к Немоляеву.

Первое, что сделал Андрей на пути к общественному признанию, – начал курить, хотя его к этому не тянуло. Отец, которого он очень уважал, не курил вообще. Мать иногда баловалась с подругой, тетей Верой, но не более того. Машка тоже не курила, хотя все подружки занимались этим на полном серьезе.

Корзун понимал, что если он просто начнет курить, то это никого не удивит, кроме родителей. Курить надо начать по-особенному. Сигареты должны быть обязательно дорогими. Или лучше даже приспособиться курить, например, сигариллы, а потом и… сигары. Он представлял, как приглашает к себе в дом новых друзей во главе с Денисом Немоляевым, ставит на стол коробку с душистыми сигарами и кладет рядом золотую гильотинку для обрезания кончиков, они все вместе закуривают и, окутанные дымом, обсуждают какой-нибудь животрепещущий политический вопрос. Это видение так часто посещало Андрея, что стало навязчивой идеей. Он прикинул, что можно сделать немедленно для воплощения мечты в жизнь, и понял, что ему нужны деньги.

Деньги в семье Андрея очень уж заботливо не считали, потому что Валентин Сергеевич хорошо зарабатывал. Какие-то суммы родители, возможно, держали на сберкнижках (сын этого не знал), но весьма приличная кучка банкнот на текущие расходы лежала в ящичке компьютерного стола, закрытого на ключ. На самом деле этот ключ являлся фикцией, потому что нехитрый замок можно было открыть любым тонким острым предметом. В семье доверяли друг другу, добавляли в ящичек купюры с каждой новой партии денежных поступлений, а пересчитывали их редко, от случая к случаю.

Андрей решил, что не произойдет ничего страшного, если он возьмет себе несколько купюр на приличные сигареты. Для начала он, правда, купил себе на пробу «Петра». Неделя ушла на то, чтобы перестать кашлять, научиться затягиваться и пускать дым носом. Машка сердилась и хныкала, что у нее такое чувство, будто она целуется с человеком, наевшимся протухших окурков. Андрей утверждал, что именно так и должно пахнуть от настоящего мужчины.

Конечно, если бы в школе он на виду у всех небрежно переложил своего «макарова» из одного отделения сумки в другое, то надобность в умении курить отпала бы сама собой. Андрей видел в руках Немоляева только жалкие связки петард. Можно себе представить, какое впечатление произвел бы на него настоящий пистолет, пусть даже и пневматический. Но выдавать «макарова» было нельзя. Он нужен Андрею для разрешения сугубо личной проблемы, которая никого другого не касается. Об этом не подозревает даже Машка, которая вообще-то знает о нем все.

Пачка «Житан», однажды небрежно вынутая Андреем на школьном крыльце, произвела на одноклассников должное впечатление. Приложился даже сам Немоляев. Завязался кое-какой треп. Он продолжался и в последующие дни, когда Андрей выходил курить на школьное крыльцо. Обрадованный всеобщим вниманием, Корзун, особо не мудрствуя, рассказывал о себе, о своей семье, о том, что отец хорошо зарабатывает и что «Житан» – не предел.

Поскольку слово не воробей, в ближайший же день Андрею пришлось продемонстрировать особо заинтересовавшимся лицам свои дополнительные возможности. Втроем с Денисом Немоляевым и Эдиком Зарудиным они завалились в бар «Посейдон». В «Посейдоне» Андрей взял каждому по неслабому алкогольному коктейлю «Пират». За «Пиратом» последовал «Шторм», после которого Немоляев позволил Корзуну называть себя Диней.

Разговор плавно перешел на девчонок, и одноклассники стали допытываться, какие такие отношения у Андрея с Машкой Кудрявцевой из параллельного. С непривычки сильно опьяневший Корзун, которому необыкновенно лестно было внимание самых крутых парней класса, сказал, что отношения у него с ней самые откровенные.

– Будешь гнать, что распечатал деваху? – небрежно спросил Немоляев, демонстративно сосредоточившись на соленых орешках, которые тоже купил Андрей.

Спьяну Корзун не сразу понял, что значит «распечатать», но на всякий случай утвердительно кивнул головой, чтобы после «Житан» и коктейлей не ударить в грязь лицом.

– Ну и как? – спросил Эдик Зарудин, второе после Немоляева лицо в классе.

– Н-нормально, – ответил Андрей, до которого наконец дошел смысл того, о чем его расспрашивают. Он даже слегка протрезвел и умудрился уразуметь: все, что он сейчас сказал о Маше или еще скажет, по отношению к ней отвратительно и подло, но остановиться уже не мог. В баре перед ним сидели такие свои в доску ребята, которые всегда встанут горой за него и соответственно за Машку, если вдруг что.

– А поподробнее! – потребовал Немоляев.

– Ну… что… подробнее… – пробормотал Андрей. – Все обыкновенно… Как у всех.

– Кровь была?

Андрей не понял одноклассников, подумал, что они расспрашивают его вовсе не о Маше, и очень обрадовался.

– Не-е-е, крови не было! – уверенно сказал он, потому что в его жизни кровь была только на порезанных пальцах и содранных коленках.

– Значит, уже не целка была, – констатировал Эдик, и они многозначительно переглянулись с Немоляевым.

В этот вечер Андрей явился домой очень пьяным. Он и выпил-то всего два коктейля и банку пива, но это случилось с ним в первый раз, а кроме того, он был сильно возбужден тем, что выпивал по-взрослому в баре с самыми лучшими ребятами в классе, среди которых наконец стал своим. Его совершенно развезло от счастья. Еще бы! Они теперь – неразлучная троица: Андрей Корзун, Денис Немоляев, которого можно запросто называть Диней, и Эдик Зарудин, тоже очень хороший парень.

Завтра они опять договорились встретиться. Андрей пообещал поближе познакомить их с Машкой. Для начала они с ребятами, конечно, снова зайдут в «Посейдон», где посидят по-своему, по-мужски. Коктейли пообещал поставить Денис, а Эдик гарантировал хорошее курево. Андрею очень понравились их обещания. Сразу видно настоящих товарищей, которые не собираются вечно пить и курить на халяву, то есть за его счет. Они за справедливость. Он, Андрей, и так уже вытащил из родительского ящика столько денег, что они того и гляди хватятся.

После «Посейдона» они встретятся с Машей. Андрей их познакомит, и всей компанией они отправятся в парк, где в крытой беседке, практически на свежем воздухе, проходит что-то вроде молодежных дискотек. Танцплощадка, куда они пойдут, имеет такие огромные размеры и столь низкие бортики, что на местном лексиконе это необыкновенное сооружение все называют «Сковородкой».

Маша не горела желанием близко знакомиться с Диней и Эдиком, но Андрей в конце концов ее уговорил, расписав в красках, какие они отличные ребята.

В «Посейдоне» Диня поставил уже не коктейли, а бутылку коньяка. Когда Немоляев заказал коньяк, Андрей был уверен, что им его не продадут по причине явно выраженного малолетства, но бармен поставил на стойку бутылку со знаменитыми звездочками не моргнув глазом.

Коньяк Андрею не понравился, потому что был горьким и обжигающим, но он пил, не морщась, чтобы новые друзья не посчитали его слабаком. Он делал вид, что с удовольствием курит маленькие сигарки «Аль Капоне», которые выложил на столик Эдик в общее пользование. На самом деле эти «Аль Капоне» были Андрею так же противны, как собственные «Житан» и «Петр», с которого он начинал. Надо же, какие препятствия надо преодолевать на пути к приобретению ярко выраженной мужественности и общественного признания!

Когда бутылка коньяка опустела, Андрей взглянул на жизнь вокруг по-новому. Краски стали ярче, но контуры предметов как-то странно смазались. Его глазам почему-то вдруг стало не хватать резкости. Корзун щурился и тер глаза кулаками, но резкости все равно не прибавлялось. К тому же люди почему-то чересчур мельтешили, не стояли на местах, дергались и очень походили на героев диснеевских мультиков. Сначала это рассердило Андрея: сколько можно подражать американцам? Ну никакой национальной гордости! Потом ему стало смешно. Он охотно посидел бы в баре еще, наблюдая за этими уморительными людишками, но пора уже было встречаться с Машей и идти, как договаривались, на «Сковородку».

Маша тоже оказалась очень смешной. Она зачем-то морщилась, отворачивала лицо и не хотела идти в парк на дискотеку. Она и Андрею пыталась запретить идти на «Сковородку». Это уже было не смешно, а неслыханно. Это возмутило Андрея до глубины души. Что она себе позволяет? Он только-только подружился с такими классными ребятами, а она смеет устраивать ему какие-то препятствия. Андрей хотел поставить ее на место, но Денис с Эдиком начали уговаривать Машу не сердиться и сделать им честь потанцевать с каждым из них хотя бы по одному разочку. Рассерженный на девушку Андрей хотел сказать, что не велика честь, что ею вполне можно и пренебречь, но Маша вдруг неожиданно согласилась.

Поскольку Корзун слабовато держался на ногах, Денис с Эдиком усадили его на скамейку возле «Сковородки», дали в руки какую-то банку, вроде пивной, сигарету, а сами пошли танцевать с Машей. Девушка порывалась остаться на скамейке с Андреем, но он, как ему показалось, очень строго погрозил ей пальцем и велел не обижать его лучших друзей.

Маша смерила Андрея взглядом, который ему опять не понравился. Но потом она все-таки зашла за ограду «Сковородки» вместе с Денисом и Эдиком, и Корзун подумал, что девушка у него хорошая. Послушная. Андрей посмотрел на врученную ему банку и порадовался, что она уже открыта, потому что одна рука у него была занята как раз этой самой банкой, другая – сигаретой, а третьей руки, чтобы открывать всякие банки, у него не имелось. Пойло оказалось отвратительным, гораздо хуже коньяка, но Андрей посчитал, что обязан выпить до дна, чтобы потом отчитаться перед друзьями. Сигарета воняла каким-то гнилым сеном. Наверно, у ребят кончились деньги, и они купили в первом же попавшемся ларьке первую же попавшуюся дешевую хрень.

В конце концов Андрея пригвоздило к скамейке так, что он не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Возможно, он отключился бы прямо возле «Сковородки», но из глубин одурманенного мозга вдруг неожиданно выползла непонятная тревога. Андрей сначала никак не мог понять, что его беспокоит и не дает погрузиться в вязкий кисель, окруживший со всех сторон тело и дошедший почти до самого горла. Он мотнул головой, и из сознания выплеснулось: «Маша! Где Маша?» Цепляясь за это имя, как за спасательный круг, Андрей, пошатываясь, встал со скамейки и осторожно ощупал одной ногой почву перед собой. Она была неустойчивая и засасывающая, как трясина, но идти все равно надо… Куда-то подевалась Маша. Придется ее искать. Вот такие пироги!

Андрей тяжело пошагал к «Сковородке», как человек, научившийся ходить только два дня назад. Он тянул ногу и хотел поставить ее на место, кажущееся твердым и незыблемым, но нога промахивалась, и он каждый раз попадал на трясущиеся студнем островки дорожки. Корзуна шатало и болтало. Он с трудом держал тело вертикально. Иногда ему хотелось опуститься на колени и поползти, но он боялся, что, передвигаясь таким образом, проглядит Машу.

Сначала фейс-контроль не хотел пропускать его на танцплощадку, но Корзун сунул в руки одному из молодых парней в милицейской форме все деньги, которые опять, не считая, стянул у родителей. Парни несказанно обрадовались его пьяной щедрости и пропустили туда, куда он так рвался, посмеиваясь и бросая в его адрес шуточки и двусмысленные непристойности.

Андрей, как сомнамбула, обошел площадку, протискиваясь между танцующими и получая от них заслуженные тычки, пинки, затрещины и трехэтажную матерщину. Сознание Корзуна ежесекундно намеревалось ускользнуть, но вопрос «Где Маша?» продолжал удерживать его тело все в том же, таком тяжелом для него сейчас, вертикальном положении, заставлял перебирать ногами и вглядываться в девичьи лица. Они, эти лица, плавали у него перед глазами отдельно от тел и были искаженными и странными: то с орлиными носами, то с маленькими свинячьими глазками. Особенно отвратительными были губы, блестящие, мокрые и, как казалось Андрею, ненасытные. Среди этих ужасных образин, от которых он уже не чаял избавиться, Маши не было. Дениса с Эдиком тоже, иначе они его обязательно окликнули бы. Друзья все-таки!

Андрей вывалился со «Сковородки» в парк опять под смех и плоские шуточки парней, осуществляющих фейс-контроль.

– Эй ты, миллионер недоделанный, нашел свою деваху? – участливо крикнул ему один из них, очевидно, самый добрый.

– Н-не… – помотал головой Корзун и чуть не свалился в кусты, которые вдруг непостижимым образом приблизились к его глазам. Он так и не понял, что тот самый участливый милиционер задержал его за куртку от падения, вывел на дорожку и тут же утратил к нему интерес.

Было уже довольно темно. Во все стороны от танцплощадки в глубину парка и на выход из него тянулись дорожки. Та дорожка, которая вела к выходу, была самой широкой и лучше всех освещенной. Андрею очень хотелось пойти по ней домой, потому что с телом и сознанием творилось что-то совершенно невероятное, никогда еще не изведанное и очень-очень гадкое. Но он не мог уйти без Маши, один.

Андрей постоял, покачиваясь, возле «Сковородки», выбирая дорожку, и выбрал именно ту, которая одна и была ему нужна. Можно, конечно, думать, что его выбор был случаен или что ему повезло, но, размышляя над всем случившимся после, Андрей решил: его привела к Маше любовь.

Корзун довольно долго брел в глубину парка, сбиваясь с дорожки в кусты и выбредая на нее снова, пока не уткнулся в стену заброшенного общественного туалета. Он уткнулся лбом в холодные кирпичи, чтобы передохнуть, и тут же услышал за стеной сдавленный крик. Маша! Сознание сделалось почти ясным. Андрей начал обходить туалет, ощупывая руками стены, пока не добрался до двери. У нее не оказалось ручки. Открыть ее никак не получалось, но именно за ней и была Маша. Андрей уже четко слышал ее крики и мужскую матерщину.

– Маша! Я здесь! Я щас! – прошептал Андрей, хотя ему казалось, что он это громко и очень отчетливо выкрикнул.

Вставив палец в дырку от ручки и помогая себе другой рукой, отыскавшей щербину в деревянной створке, Андрей потянул ее на себя, с трудом протиснулся в образовавшуюся щель и ввалился в туалет. Он оказался довольно хорошо освещен, потому что прямо в дыру, бывшую когда-то окном, светил желтый глаз фонаря. Корзун огляделся и увидел то, чего ему лучше бы никогда не видеть. Два его «лучших друга», зажав Машу в угол с облупившимся грязным кафелем, пытались в четыре руки содрать с нее одежду. Андрей понял, что поспел вовремя.

– Э! Что вы делаете? – крикнул он, думая, что грозно, а на самом деле жалобно.

– О! Гляди, Машутка! Твой Ромео явился – не запылился! – хохотнул Денис. – Пришел посмотреть, как тут у нас идут дела. Он ведь у нас добрый! С друзьями всегда всем делится, верно, Эдик?

– Конечно! – согласился Зарудин. – Но и мы не жмоты какие-нибудь! Вишь, Машка, как его качает! Как в шторм на корабле! Это он за наш счет так надрался! Так что и ты уж нас уважь, Машуня! Разденься по-хорошему!

Назад Дальше