– Ирина, что это? – Владимир указал на Панасоника пальцем.
– Моя фамилия Деревянко, зовут Тарас Панасович, – представился ей Панасоник.
– А... – понимающе протянула Ирина. На самом деле она опешила, глядя на нового директора, которого до этого в глаза не видела. Она вспомнила наставления патрона – ничему не удивляться, что практически невозможно, вместе с тем залепетала: – Валерьян Юрьевич оформил Деревянко Тараса Панасовича генеральным директором, а во время его отсутствия Деревянко Тарас Панасович становится главой хозяйства со всеми полномочиями и правом подписи.
– Как-как? – словно не расслышал Владимир. – А я тогда кто?
– Вы, Владимир Валерьянович, просто заместитель, – потупившись, сказала Ирина. – В вашем ведении участок и все.
– То есть без прав?
– Со всеми правами, соответствующими вашей должности, но без права принимать решения и ставить свою подпись, – как бы извинилась она, потому и запиналась.
– Ну-ка, принеси приказ, я хочу взглянуть на него. – Пока она бегала за приказом, Владимир сделал звонок по сотовому телефону: – Мирон, живо к отцу в кабинет, здесь большой сюрприз. Захвати Клима и Генку.
Ирина прибежала с толстенной учетной книгой, но сначала положила приказ на стол, Владимир читал, не веря глазам, после паузы произнес:
– Когда он оформлен?
– Две недели назад, вот запись, – раскрыла она, волнуясь, учетную книгу, но сын хозяина не проявил к этому интереса. Ирина сглотнула комок волнения, обратившись к генеральному директору: – Вам, Тарас Панасович, зарплата полагается за проработанные две недели.
– Это хорошо, – расплылся в довольной улыбке Панасоник.
– А где он был две недели? – подлавливал ее Владимир. – Прогулял?
– Валерьян Юрьевич отправил его в командировку, вот приказ...
Владимир махнул рукой, мол, пошла к черту со своими приказами, она попятилась, взглянула на Панасоника с опаской, даже ужасом, и юркнула за дверь, боясь, что сын шефа начнет выспрашивать подробности.
Пауза была насыщенная, как электрический заряд мощностью десять тысяч вольт. Да делать нечего, Владимир встал, уступая место главы, Панасоник осторожно присел – мягко. Крякнув, он развалился в кресле, поставив ладони на стол. В кабинет ворвались Мирон с Климом, Геннадием и вопросами:
– Что случилось? Отец нашелся? Где он был?
– Хочу вам представить генерального директора, – торжественно, но зло процедил Владимир, – Тараса... как?
– Панасовича, – подсказал Панасоник, с любопытством изучая молодых мужчин. – А вы, извиняюсь, кто будете?
– Сыновья Валерьяна Юрьевича и зять, – ответил Владимир.
– Ага, – понимающе покивал генералиссимус, важно откинулся на спинку кресла, переплел пальцы на тощем животе. – Будьте трижды любезны, покиньте кабинет, я освоюсь.
Дом Панасоника, можно сказать, в стиле ретро – натуральная хата со ставнями, только не под соломенной крышей, а покрыта шифером. Стоит дом особняком и рядом с рекой, укрытый от глаз раскидистым садом. Что удивило Валерьяна Юрьевича – ухоженность сада и огорода, да и в доме порядок, будто здесь поработала заботливая женская рука. До сих пор Панасоник топил печку углем, имелся и газ с нормальной плитой, но газовое отопление – это уже роскошь. За домом стоял гараж, правда, пустой, был сооружен курятник и в небольшом свинарнике хрюкала свинья. Разумеется, удобства во дворе, короче, жить можно.
Оставшись один, Валерьян Юрьевич, чтоб скоротать время за делом, взялся за лопату, он усердно подкапывал имеющиеся сорняки, которые из влажной земли легко удалялись, и складывал их на дорожке. Чувствовал он себя в полной безопасности, никому в голову не придет искать его в близлежащих деревнях. Позвонил Панасоник, доложил обстановку, Валерьян Юрьевич хохотал в голос, как давно не хохотал, дал ему несколько указаний и просил держаться наглей.
Калитка открылась, во двор вошла моложавая женщина с дорожной сумкой, увидев Валерьяна Юрьевича за работой, удивленно приподняла брови, в нерешительности остановилась:
– Вы кто?
Валерьян Юрьевич оперся обеими руками о черенок лопаты, взглянул на нее и не сразу ответил. По его понятиям женщина была хороша по всем статьям: пышнотелая, розовощекая, с черными бровями и глазами газели, черные волосы разделены на пробор, туго заплетены в косу и закручены в узел на затылке. Одета скромно, без претензий, во всем ее облике чувствовалась мягкость, вместе с тем она была явно не рохля. Только непонятно, чему она удивлена, отчего растеряна.
– Живу я здесь, – наконец ответил он. – А вы кто?
– Это я живу здесь.
– Про вас мне ничего не известно, – смутился Валерьян Юрьевич, от смущения предложил: – Может, в дом зайдете?
– Да уж, зайду.
Он прошел за ней, а она сразу подалась к плите, достала из сумки свертки и пакеты, некоторые, поглядывая на незнакомца с подозрением, переправила в старый холодильник.
– И как же вы здесь поселились? – поинтересовалась женщина.
– Это длинная история. Вас как зовут?
– Галина.
– А меня Валерьян Юрьевич... Можно Валерьян.
– Хм! – Она приподняла по очереди крышки кастрюль, затем повязала фартук и начала готовить. – Где отец?
– А кто ваш отец?
– Хозяин этого дома.
– Панасоник? Так вы его дочь?
– Уже сорок один год, – усмехнулась Галина.
– Он на работе.
– Шутите? Мой отец пенсионер. Работал сварщиком, теперь кур стережет и самогон пьет. Вы тоже пьющий?
– Нет... То есть да.... Нет, я не пьющий в прямом смысле, но выпиваю, как все. А Панасоник меня замещает, я взял отпуск.
– Ничего не понимаю, – вздохнула Галина.
– Поймете. Вам помочь?
– Картошку чистить умеете?
– А у меня вид человека, который ничего не умеет?
– Ну, в общем-то... да.
– Давайте нож, кастрюлю с водой и картошку, – решительно потребовал Валерьян Юрьевич, подходя к столу.
Вблизи он рассмотрел лицо Галины – кожа нежная, ресницы густые и без косметики, губы объемные. Одним словом, чертовски хороша, но для тех, кто имеет настоящий вкус. А он давно так не робел перед женщиной, давно ему не хотелось нравиться.
– Простите, где вы были, Галина? Почему я вас не видел?
– У меня отпуск, к сыну ездила, он в институте учится.
– А работаете где?
– В приемнике-распределителе. С бездомными детьми воюю.
– Да? – чему-то обрадовался Валерьян Юрьевич. – Это хорошо. Это благородная работа. Вас устраивает, как я чищу картошку?
– Вполне.
Хотел про мужа спросить, да неловко как-то сразу, потому не рискнул ни о чем расспрашивать, догадавшись, что он для нее как снег на голову. Всему свое время. Валерьян Юрьевич улыбался, посматривая на строгую Галину.
Это был единственный случай, когда семейство пришло к согласию, но согласию весьма жаркому – в гостиной дома Валерьяна Юрьевича стоял редкий ор, какой никогда не слышался при главе. Владимир мерил шагами пространство, а здесь было где походить, сунув руки в карманы брюк, иногда размахивая ими и негодуя:
– Он чмо! И чмо нас разорит. Видели б вы его рожу! Мерзкая, тупая и дурацкая харя. Бомж! Натуральный бомж и стопроцентный алкаш.
– В костюме, – иронично дорисовал образ Клим. – Где отец откопал это мурло? У него же половины зубов нет, а те, что есть – жуть, кривые и торчат в разные стороны.
– Не понимаю! – взмахнул руками Владимир, ударив ими о бедра. – Как мог отец взять это чмо на такую ответственную должность? Почему с нами не посоветовался... хотя бы поставил в известность!
– Наверное, в пику вам взял его, – нашла подходящее «утешение» Вера. – Чтоб ваше состояние вам не досталось, чтоб его растратил товарищ чмо.
– Папа не мог знать, что его попытаются прикончить, – возразила Наденька. Она перестала оплакивать отца, не до слез в подобной ситуации, тут спасти бы состояние. Она уже чувствовала себя нищей, обворованной, обделенной и несчастной.
– Кстати, – подала голос Светлана, – что с поисками Лерика?
– Ищут, ищут, – вяло промямлил Мирон. – Ищут баграми на месте, где мы нашли катер, полагают, отец на дне реки. Но не могут найти.
Наденька встрепенулась:
– Только Кате насчет отца ни слова, умоляю вас. Счастье, что ее сейчас нет с нами.
– Все равно узнает, – сказал Клим. – Труп отца рано и или поздно обнаружат.
– Вы все думаете, что его убили? – спросила Светлана. Ей смерть мужа не нужна, рано. Если б чуть позже, когда завещание напишет и оставит ей некую часть, тогда – пожалуйста.
– Ты еще сомневаешься? – хмыкнул Владимир. – Его нет, с этим пора смириться. Но лично я не хочу пустить по ветру хозяйство, извините, мне пришлось отпахать в нем много лет. С какой стати урод, который говорить толком не умеет, должен отобрать его? Нет, явился и заявил: «Я дирехтор, генералиссимус»!
– А вам не кажется, что вашего отца прикончил Деревянко? – подала идею Вера. – Валерьян Юрьевич нанял его две недели назад с неограниченными правами, а несколько дней назад было покушение, теперь он пропал бесследно. Очень подозрительно.
– Кто прикончил? – фыркнул Владимир. – Недоразвитый сморчок? Да отец по сравнению с ним атлант, гора, которую на телеге не объедешь, он одной левой способен свернуть Деревянко шею.
– А сообщники? – подхватил идею Веры Геннадий. – Я хотел сказать, Деревянко не один потрудился. Нам надо натравить на него милицию. Жив Валерьян Юрьевич или... это выяснится. А чтоб Деревянко не воспользовался своими правами директора и не опустошил под сурдинку банковский счет, его желательно упрятать в камеру.
– Неплохая идея, – поддержал его Мирон.
– Заметано, – согласился и Владимир, упорно пытающийся взять семейную власть в свои руки. – Я его похороню в застенке.
Только две юные жены Мирона и Клима не принимали участия в дебатах, впрочем, если б Мила и Маша захотели дать совет, им никто не позволил бы и рта раскрыть.
– Пашка! – заполошно воскликнула Лиля, влетев в дом. – Ты почему не на работе? Живо собирайся, лодырь!
– Уф... – недовольно выдохнул тот, отложив книгу и поднимаясь с кровати. – А ты знаешь, в каком месте глушит коньяк твоя пеструха?
– Ее излюбленные места я разведала, так и быть, отвезу тебя. Паша, она очень нужна нам, просто позарез. Быстрей шевелись, пока белокурая Изольда не наклюкалась до поросячьего визга. Где Алик?
– На объекте, готовится запустить призрака.
Лиля выпила воды, уперла руки в бока. Она что-то обдумывала, кусая губы. У нее зрел план, да какой – ни одному смертному такое не снилось, богам тоже. Осталось убедить мальчиков, а дело это сложнейшее, первым бунтовать будет Алик.
– Я готов, – появился с кислой физией Паша. – Думаешь, твоя мышка-норушка захочет иметь дело с копией мужа, который ее лупил нещадно?
– Глупый, некоторым женщинам нравится, когда их бьют. Слышал: не бьет, значит, не любит? Короче, Паша, не ищи причин улизнуть от Изольды, не получится. Настройся на лирику, а то вид у тебя...
– Сама попробовала б спать с крокодилами.
– Если понадобится...
– Не доживешь до старости: Алик убьет тебя.
– У нас с Аликом деловые отношения, не приписывай нам того, чего нет. Хватит базар разводить, вперед!
Объехали всего два кабака, в третьем Лиля узнала Изольду со спины, она сидела у барной стойки. Да у кого ж еще имеется такая выразительная спина с выступающей холкой и задница необъятных размеров? Лиля подтолкнула Пашу:
– Пьет. Не тяни резину, иначе она в тебе не узнает мужа.
Он прошел к бару, устроился рядом с Изольдой, оглянулся, надеясь... Нет, Лиля не ушла, бухнулась на стул у стены за столиком, закинула ногу на ногу, ее вид был красноречив, мол, не вздумай слинять, не выпущу.
Изольда попивала коньяк и, без сомнения, тосковала. Вообще-то, если не считать излишки жировых отложений, она ничего, немножко симпатичная. Паше предстояло не просто познакомиться с ней и сразить, что с его внешностью вовсе не сложно, а произвести впечатление фантома. Натянув маску непроницаемости, он повернул к ней голову и предложил:
– Потанцуем?
Изольда взглянула на него, потом повертела головой, дескать, кого этот красивый молодой человек приглашает? Не найдя других женщин рядом, она изумленно спросила:
– Вы мне?
Не совсем охмелела, раз соображает, очевидно, ее никто и никогда не приглашает танцевать. Паша отодвинул стакан с коктейлем, кивнул:
– Тебе. Идем?
Она сползла со стула, одернула платье, положила руки на плечи Паши, который чуточку напоминал мумию, но смотрел исключительно в глаза Изольде, что ее слегка, совсем чуточку смущало.
– Ты Изольда, а я Паша, – вдруг сказал он.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Не знаю. Но мне кажется, мы с тобой давно знакомы.
И взгляд в нее – пронизывающий насквозь, идущий откуда-то из глубин, будто из Марианской впадины. Казалось, Паша видел застежку сзади на ее платье, противоположную стену и улицу за ней. Этому «потустороннему» взгляду он долго учился под режиссурой Алика и Лили, ведь в нем мало что должно напоминать обычного человека. Роль демона-искусителя ему давалась с большими трудностями, потому что при обольстительной внешности Паша оказался бездарным донжуаном, но старательным, следовательно, в некоторой степени превзошел себя. А куда денешься, если места даже в плацкартном вагоне заняты, неужели переселяться в общий? Можно грузить ящики или мести улицы, но временно, а жить с метлой постоянно – не каждому дано, Паша сделал свой выбор.
Не привыкшая к мужскому вниманию Изольда томно опустила приклеенные ресницы и зарделась, восприняв необычное поведение Паши своеобразным заигрыванием. Она ощущала себя юной девушкой. Красивый молодой человек немного сильнее, чем позволяли приличия, прижимал ее к груди, поглаживая по спине. А Паша на ухо выдавал ей заученные ласкательные слова покойного мужа:
– Цыпуля, ты похожа на мышку-норушку.
– Как-как? – обалдела она, взметнув вверх ресницы, достающие до бровей.
– Котеночек мой шелковый, как поживают наши малышки? – И за грудь ее пятерней цапнул.
Внезапно Изольда затормозила, устремила настороженные глаза на Пашу, убрала с груди его руку:
– Так говорил мой муж.
– Муж? У тебя есть муж, кисуля?
– Нет. Он был. Ты его напоминаешь. Чего это ты говоришь, как он?
– Как он? Не знаю.
Паша снова притянул ее к себе, но она сбросила его руки:
– Нет, ты скажи, откуда знаешь, как он меня называл?
– Мне подсказала интуиция.
– А твоя интуиция не подсказала, что я перекрестилась, когда его прикончили? И ты туда же: сначала «мышка-норушка» и «кисуля», потом кулаком по роже, да? Мне второго такого не надо, моим малышкам без твоих клешней хорошо. Вали отсюда. На пушечный выстрел ко мне не подходи. Вали, вали, а то я тоже умею кулаком по роже...
Скандал вынудил Лилю дунуть прочь, но у машины ее догнал Паша, плюхнулся на пассажирское место, закатываясь от смеха.
– Доволен, да? – взвилась Лиля. – Провалил операцию! Она мне нужна, как воздух! Прекрати ржать, как дурак!
– Кисуля, не кричи, – не мог остановиться Паша. – Найди подходящего мужика-вдовца и попробуй изобразить его жену-призрак. Это же просто.
– Не просто. Мужики не столь доверчивы, потом с сексом у них меньше проблем, чем у женщин. Какого черта сходу начал приставать к ней и лапать? Кто так делает? Надо было сначала понравиться ей, разбудить в ее пропитой душе сексуальные центры, а потом малышки трогать!
– Тебе пора открывать психологический кабинет, ты ж прирожденный психолог.
– Просто я умная и буквы знаю, поэтому книжки читаю. Кстати, психологи в нашей стране мало зарабатывают, у нас пока эта услуга не котируется.
Лиля нахохлилась, держась за руль и глядя прямо перед собой, тем временем Паша отсмеялся, пристегнулся ремнем и предложил:
– Поехали домой, раз сорвалось?
– Нет, дорогой, – заводя мотор, сказала она. – Поможешь Алику, Марат отслеживает одну девочку, а я... Я кое-что придумала. Сама познакомлюсь с Изольдой.
– Мать моя, ты решила поменять ориентацию? – На Пашу снова накатил приступ смеха. – Как же будешь представлять ее мужа и за «малышки» трогать?
– Вовсе не буду ориентацию менять, дурачок, мне она для другого дела нужна. Паша, у меня есть грандиозный план, не относящийся к охоте на привидений. Когда я буду его излагать, прошу тебя, поддержи меня.
– А что за план?
– Позже поделюсь. Но бабок мы можем сорвать о-очень много, причем за один раз.
10
Ох, и повеселился же Валерьян Юрьевич, слушая о первом рабочем дне генералиссимуса Панасоника, до слез хохотал за скромным ужином.
– Вы оба не в своем уме, – констатировала Галина.
– Почему? – все еще смеялся Валерьян Юрьевич.
– Что думают ваши дети? Вас убили? Они же переживают. Почему вы и от них спрятались?
– Во-первых, паника в моей семье создаст полную иллюзию, что я действительно бесследно пропал.
– Жестоко по отношению к детям, – подметила Галина.
– Может быть. Но есть одна настораживающая деталь. В тот злополучный день я первый раз в этом сезоне работал в выходной. Заставил работать сыновей с зятем и еще нескольких человек, включая тех двух, что погибли вместо меня. Так заведено: с весны у нас начинается самая работа, каждый день на счету. На тот же день, то есть на воскресенье, мы назначили новоселье для близких людей, и в тот же вечер меня поджидал убийца у поселка. Почему именно в воскресенье? Значит, убийца знал, что я на работе, выходит, ему кто-то сказал, что это самый удобный момент?
Галина ахнула:
– Вы хотите сказать, кто-то из вашей семьи...
– Я ничего не хочу сказать, – перебил Валерьян Юрьевич. – Я хочу выяснить, что за всем этим кроется. Хочу прожить столько, сколько мне отпущено, но не меньше по чьему-то хотению. А моим детям, Галина, полезно встряхнуться и пожить немного без моей опеки, самостоятельно. Им не помешает оказаться в положении, когда денег дать некому, когда можешь все потерять... По-моему, они получат полезный урок.
– Но терять они не захотят. Вы подумали, что из этого может выйти?