– Как что, Вероника?
– Я же историк. Я помню множество не существующих вещей.
– Не как у глайдера. Скорее как у челночного катера. Мощность немного меньше, но принцип тот же.
– Значит, при неисправности вам грозит… – Он не сказал «смерть», однако они поняли. Переглянулись без страха, но с осуждением. Опять он нарушил какое-то суеверие, неписаный закон…
– Это всегда возможно, – сказал Фальк.
На некоторое время наступило молчание. Крамер посмотрел на экран, однако картины, предстоящие его глазам, вряд ли могли вселить бодрость. Безжизненное пространство. Угрюмые очертания холмов, которые становились все ближе. Редкие валуны. Приобретшая твердость камня, покрытая трещинами почва. Пейзаж, от которого захотелось бы повеситься, будь Крамер натурой более эмоциональной, и в любом случае непривлекательный. Лучше уж холодный уют Станции. Но экипаж… им, кажется, это нравилось. Лица их оживились, они переглядывались, и подобная демонстрация наличия иных связей не могла не вызвать у Крамера некоторого раздражения.
– Вон там – карьер Доули, – весело сказал Паскаль. – Теперь уж там пусто. Ребята славно поработали, правда, Бен? Я был с ними. Очень интересно. Я ведь геологией увлекся уже здесь, на Гекате. На Земле этого не было. Понимаете, читать – это одно, а увидеть своими глазами – совсем другое. А здесь у меня появилась возможность именно увидеть.
– И подержать в руках, – отозвался Фальк. – Ты у нас парень любопытный, любишь поковыряться в породе.
«…поэтому, когда вездеход стоит, он вылезает наружу и оставляет машину на попечение Вероники. Даже спрашивать не понадобилось».
– Ага. Увлечение. Это понятно. Ну а вас, Вероника, какое увлечение привело на Гекату?
– Деньги, – ответила она. – Просто деньги. Возможность заработать, а потом спокойно заниматься чистой наукой.
Крамер не знал, как расценивать ее слова: как грубость, как откровенность или как желание увильнуть от действительного ответа. После этого она совершенно выключилась из разговора, и ее голос слышался только во время очередного рапорта. Впрочем, дальнейшая беседа не представляла интереса и для Крамера. Это была мешанина из профессиональных терминов. Казалось, об его присутствии негласно положили забыть. Каждый занимался своим делом. Саркофаг ни разу не останавливался, и, судя по всему, они были уже недалеко от Базы, хотя картины, проплывавшие на экране внешнего обзора, были все те же. И никаких трещин.
Андерсон сверился с картой, потом показал ее Крамеру.
– Совсем рядом, – сказал он. – Метров двести.
– Что?
– Наружный пост. Отсюда, из-за холма, не видать. Сейчас направо повернем – увидите. Нашлепка такая на местности… хотя вы там были.
– Да, приходилось. Значит, мы уже в зоне действия?
– Вроде бы. Поворачивай, малыш!
Больше он ничего не успел сказать. Вездеход словно натолкнулся на невидимую преграду. Страшная сила обручем стиснула голову Крамера, на мгновение он оглох и только чувствовал, как остальные валятся на него и как странно вздыбливается и опускается все вокруг. Потом с опозданием услышал звук удара и ощутил, как, задравшись боком, застыл вездеход.
– Какой идиот включил защиту! – заорал Андерсон, удерживаясь за сбитое сиденье.
– Все живы?
– Ну, ребята…
– Включили и выключили, – прохрипел Кауфман, – проверка, черт… обо что это нас? На скалу бросило?
– Двигатель! – отчаянно крикнул Паскаль. – Смотри! Стрелка ползет…
Крамер почувствовал, что ему стало душно. И не только от волнения. Если двигатель полетел… Если это случилось…
– Выход! – крикнул Андерсон, сшибая все на пути. – Выбираться всем!
Они и так понимали, что сейчас главное – выбраться наружу, пока радиация не превысила норму. А там… может быть, удастся добежать?
– Заклинило! Ах, ты…
Паскаль что-то ломал, пытаясь изготовить рычаг. Удушливая жара усиливалась. Несколько минут… Сколько?
– Сейчас рванет, – бормотал Кауфман. По лицу его катился пот. – И ведь не только нас, и этот дурацкий пост тоже… Зачем тогда они ее выключили, а? Нет, не успеем… Маленькая такая бомбочка…
– Прекрати, Герт! Кажется, пошло…
Объединенными усилиями Андерсону, Паскалю и Фальку удалось приоткрыть люк.
– Ну, пошли быстро! – Андерсон опустил забрало маски.
– Идите.
Говорила Вероника. Андерсон обернулся. Она сидела на месте Паскаля, у панели.
– Ты…
– Двигатель издыхает, но еще жив. На одном крыле отволоку подальше.
– Я запрещаю!
– А пошел ты…
Дышать было уже почти невозможно. Она рванула застежку комбинезона у горла, и Крамер увидел то, чего никогда не видел раньше, – глубокий косой шрам выше ключицы.
– Догонишь, – выдохнул Андерсон и полез наружу, за ним – остальные. Крамер задержался.
– Быстро! – заорала она, хватаясь за какой-то рычаг. – Двигай отсюда! – И еще что-то непонятное, но, судя по тону, ругательное.
Он выскочил. Сзади тяжело заурчал вездеход. Крамер успел вспомнить виденные когда-то кадры старинной кинохроники – подбитый танк и выпрыгивающие из него люди в горящей одежде. Это он помнил. А вот как добежали до места – нет. Слишком много усилий. Остальные были тренированней его, и, пока Андерсон объяснялся с дежурным, Крамер никак не мог прийти в себя от боли в груди. Отдышавшись, он прислонился к стене из прозрачного пластика. В спину ударял такой же неподвижный свет, как на Станции, и был виден голый бугристый пустырь, который они пересекли. Слышался какой-то звон. «Должно быть, Андерсон выясняет отношения» – вяло сообразил он.
Кто-то дернул его за плечо. Это был Фальк, не спустившийся, как и Крамер, в укрытие. У него не было сил говорить. Но Крамер уже и сам увидел Веронику. Неожиданно появившись из-за холма, она неслась прямо к посту, передвигаясь гигантскими скачками – небольшая сила тяжести на поверхности Гекаты…
– Знаешь, кто это бежит? – просипел Фальк. Зрачки его были расширены. – Это покойница бежит…
В бегущей черной фигуре на фоне белого диска Рамнусии действительно было нечто, внушающее суеверный страх. Она приближалась, и Крамер различил деталь, которая его доконала. Вероника бежала без шлема и маски. И это после дозы облучения, едва ли не смертельной…
Вдалеке за холмами полыхнул красный отблеск взрыва. Звук сюда, внутрь, не доносился. Вероника исчезла, так как вход на пост находился вне поля зрения Крамера.
Рядом затопали. Дежурный вопил:
– Утилизатор! Медицинский отсек! И немедленно врача с Базы!
На пороге появился один из сотрудников поста. Под глазом у него расцветал дивный синяк – вероятно, Андерсон приложился. Он смущенно бормотал:
– Я все сделал… Но она… Она говорит, что с ней все в порядке, нужно только ионизацию и переодеться…
– Но это невозможно!
Крамер шагнул к соседней стене и сквозь смотровое окно увидел Веронику. Она сидела на полу, привалясь к порогу, и тяжело дышала. Вид у нее был совсем обессиленный. Но на агонию это не было похоже. Пожалуй, нет. И если она выживет, Крамер не удивится – теперь, когда первоначальное напряжение спало, он вновь обрел способность анализировать события.
А она, пожалуй, выживет. И снова она рисковала жизнью, спасая других. И спасла. И он сам был среди этих других и мог убедиться – никто не подставился.
Пора было переходить к решительным действиям.
Эта дверь открывалась совершенно бесшумно. К тому же ее не потрудились запереть. А если бы и заперли, то Крамер знал код. Помешать ему никто не мог – после их возвращения с Базы Вероника проходила медицинское обследование, и об этом на Станции было известно. Итак, обыск…
Он испытывал лишь некоторый, весьма слабый интерес, так как то, что он делал, представлялось ему чем-то нереальным.
Помещение, которое занимала на Станции Вероника, разделялось на приемную-кабинет и спальню. Спальня – узкий пенал – вмещала аккуратно застеленную койку, стенной одежный шкаф и видеофон, в настоящее время выключенный. Все содержалось в чистоте и порядке, и это было единственным признаком того, что здесь живет женщина.
Поэтому Крамер быстро переместился в кабинет. Первым делом он подошел к книжной полке. По аналогии с библиотекой?
Количество книг, которые разрешалось брать с собой на Станцию, было весьма ограниченным. Специальная литература записана на кристаллах, которые почти ничего не весят и не занимают места. Однако ученые, проявляя завидный консерватизм, упорно не желали отказываться от печатных книг.
Подбор их в данном случае был сугубо академический. Джеймс Фрэзер «Золотая ветвь», «Фольклор в Ветхом Завете», Маргарет Мид «Культ ведьм в Западной Европе», Иоганн Вейер «О лукавстве дьявола» (репринтное издание 1563 г.), преподобный Боден «О демономании колдунов», две книги на латыни – «Legenda aurea»[7] (название насторожило его, но, судя по иллюстрациям, это был сборник житий) и «Sci vias»[8] – тоже, видимо, что-то богословское.
Еще несколько изданий по психологии, вышедших в последние годы, вроде «Критики классического психоанализа» де Вейля, «Трудов юнгианского общества», монография «Игровые ситуации – явная польза и скрытый вред» братьев Челлиби. Он перелистал их. Видно, что книги читаны не раз – и только. Непонятно только, зачем таскать их с собой в бумажном виде.
Крамер подошел к письменному столу. Здесь стоял портативный нанотез, лежали распечатки и еще одна книга, на сей раз – карманного формата. Он поднял ее. Это оказались «Мысли о религии» Паскаля. Крамер улыбнулся, вспомнив Ле Мустье и то, как он открывал заклинившую дверь, хотел положить книгу, и тут же из нее высыпалось несколько фотографий – старых, необъемных, выцветших, некоторые даже черно-белые. Ни одного лица. Исключительно изображения каких-то зданий музейного вида: черепичные крыши, шпили, стрельчатые окна. На обороте двух или трех – архивные штампы. Крамер положил фотографии обратно в книгу и продолжал осмотр стола.
Из принтера торчал заправленный листок. На нем была проставлена цифра 102 и напечатана всего одна строка: «Во сне субъект двоится на «я» действующее и «я» видящее сон…» Прочая стопа бумаги такого же формата оказалась распечаткой работы, озаглавленной «К вопросу о пограничных состояний психики в религиозных озарениях». Перелистывая ее, Крамер не нашел никаких следов тайнописи.
В ящике стола, также не запертом, лежал журнал с записями о данных психологом консультациях. Документацию Вероника вела в излюбленном Барнавом стиле – по старинке. И даже Барнав вряд ли мог пожелать, чтоб велась она от руки. Последняя запись была сделана пять месяцев назад. Она не солгала, заметив, что в последнее время надобность в психологе явно отпала. Все клиенты были сотрудниками Базы. Жалобы однообразны – страх, подозрительность. Вероника писала: «Разъяснено, что подобное недопустимо. Практические советы». Какие – не расшифровывалось. Почерк у Вероники оказался малоразборчивым, неудивительно, что свой труд она предпочитала набирать, не делая черновых набросков. Эта любительница архаики…
Разложив все по местам, Крамер должен был констатировать, что обыск не дал ничего. Ничего? Но разве в глубине души он чего-нибудь ждал? И будь Вероника не тем человеком, за кого себя выдает – кем бы она ни оказалась, – разве не скрывала она как можно тщательнее все могущее видеть противоположное, тем более здесь, на Станции, где практически невозможно что-то спрятать? А если она действительно ученый сухарь и у нее в самом деле нет никаких личных пристрастий, зачем ей что-то лишнее?
С этими мыслями он покинул жилище Вероники.
* * *У Монтериана, как у большинства врачей, были сильные руки. Сейчас он их привычно разминал, при этом открыто посмеиваясь в лицо директорам.
– Недопустимо? А вы сами там были? Показания приборов видели? На таймер смотрели?
– Я был, – сказал Крамер. – Но на таймер не смотрел. Видел, как взорвался вездеход.
– Взорвался и взорвался. А объективно вы можете доказать, что она обязательно должна была погибнуть? Не можете? А я вам говорю вполне доказательно – она абсолютно здорова и абсолютно нормальна. Никаких патологических изменений.
– А то, что она сумела пробежать такое расстояние без маски, которая якобы разбилась?
– В этом тоже нет ничего сверхъестественного. Вы, Крамер, не знаете здешних развлечений.
– Чего?
– Развлечений. – Монтериан язвительно усмехнулся. – Ребятишки резвятся. Кто сумеет дальше пробежать… Я сам так могу. Это не труднее, чем нырнуть глубоко. Нет, чудес не бывает. Бывают явления, которых не потрудились объяснить. Меня другое заинтересовало. – Он чиркнул пальцем по шее.
– Так вы раньше не видели шрама?
– Нет. Ее обычно наблюдала Лина. Экое варварство! Такое впечатление, что рану совсем не лечили. И это в наше-то время! А ведь такие рваные раны сами обычно не заживают. Интересно, каким оружием ее могли нанести? Похоже на метеоритный осколок. Но Вероника раньше в космосе не была. Или нет?
– Вы бы сами ее спросили, – сказал Барнав.
– Да? Ну-ну. Вас удовлетворила моя консультация? Между прочим, я разглашаю врачебную тайну. Меня утешает только то, что я всего лишь сообщил – пациентка здорова. Это ей не повредит? – Он прервался на минуту. – Похоже, что я слишком долго отнимаю ваше внимание.
– Спасибо, доктор, – ответил Шульц. – Мы услышали то, что нам было нужно.
* * *Андерсон влетел в библиотеку головой вперед и с разбегу проехался по полу. У стола Вероника в своей обычной одежде и с аккуратно повязанным на шее платком мирно беседовала с Линой, причем последняя не переставала работать спицами.
– Ну? Что он сказал?
– Хоть бы поздоровался, – заметила Лина.
– Не он, а они, – уточнила Вероника. – Монтериан мог только повторить сказанное мной раньше – ничего не случилось, я здорова. Не знаешь, нашли того, кто по нам шарахнул?
– Говорят, взяли какого-то парня на Базе. Получил доступ к медотсеку, а там – наркотики. Ну и… Ты не договорила – они-то что?
– Ничего. Может, болезнь в скрытом периоде. Они не могут терять ценного работника. И вообще, я психолог, а не диспетчер. Одним словом, покидать Станцию я пока не должна. Ты не находишь, что это смахивает на домашний арест?
– Ты, похоже, не слишком огорчена?
– Еще бы ей огорчаться! Погостить у смерти и вернуться – везение чертовское! И это уже в который раз!
– В третий. Была раньше такая пословица: «Бог троицу любит». Так что не будем сетовать на решение начальства. Засяду я тихо-мирно на Станции, начну вязать, как Лина…
– Это ты-то?
– А что? Раньше у меня не было на это времени. А теперь будет. Как ты это назвала? – Она приподняла кончик вязанья. – Двойная петля?
– Или двойная вязка, если хочешь. Но это не для начинающих.
– Я тоже так думаю. – Вероника вернула вязанье на место.
– Вот-вот. Начни с чего-нибудь попроще. А я пойду Рафа сменю. Он, наверное, меня уже проклинает.
После ее ухода Андерсон выдержал в молчании несколько минут, затем уселся против Вероники и спросил негромко, в совершенно несвойственной ему манере:
– Слушай, а откуда у тебя этот шрам… и на руке тоже?
Она отвечала спокойно, тоже без привычного суховатого сарказма.
– Это не слишком веселая история, Бен… все случилось, когда мне было пять лет от роду. Под фундаментом дома, где мы жили, обнаружилась бомба, пролежавшая в земле около двухсот лет. И с чего-то ей вздумалось взорваться… Все, кто были в доме, погибли. И вся моя семья. Отец, мать, брат. Я в это время играла во дворе, и меня располосовало осколками. Только не говори про мое вечное везение, ладно? Меня свезли в больницу для бедных. Я изошла кровью, но выжила. С того дня я не боюсь смерти и ненавижу оружие.
– Ты сказала про оружие просто так, или… опять…
– Что же ты замолчал? Ну а я скажу до конца. Ты глуп, драгоценный друг мой, потому что веришь – работы сворачиваются из-за твоего доклада. Изыскания прекращаются после ревизии «Одина», да. И нас отсюда убирают. А шахты остаются. И то, что в шахтах. Туда придут другие люди. По всей вероятности, одетые в форму.
– Неправда! Я был допущен к документации! Работы финансируются частными лицами!
– Вот я и говорю, что ты глуп. – Она сняла очки и посмотрела на него. Глаза у нее были усталые. – Военное ведомство, как правило, делает заказ через подставных лиц. А дальше соображай сам.
– Ну, что, – Барнав улыбался, пальцы его против воли постукивали по поверхности стола, – только время зря теряли, а? Герой вы наш…
– Почему же, – Крамер пожал плечами, – кое-что мы все-таки установили.
– То есть?
– Результаты медицинского обследования подтвердили, что Вероника – нормальное человеческое существо.
– Естественно. Мы не принимаем на работу мутантов, роботов и пришельцев, если вы это имеете в виду.
– И тем не менее экстремальные условия…
– Хватит, – прервал его Шульц. – Пошутили.
– Дело в том, что у нас, к сожалению, еще не было возможностей познакомить вас с новыми обстоятельствами, выявившимися в момент вашего героического отсутствия, – сказал Барнав.
– Это связано с прилетом «Одина»?
– Да. Они вышли на связь вскоре после того, как вся группа Андерсона отбыла на Станцию. Однако сеанс сразу же прервался и не возобновился. Связь с кораблем односторонняя, так что…
– Вы хотите сказать, что был осуществлен перехват по лучу? У нас здесь? На Гекате?
– Именно так.
– Ну, знаете, для этого нужно иметь квалификацию даже не высокого, а высочайшего класса.
– «Интернешнл Спейс» умеет подбирать людей.
– Значит, вы вернулись к исходной точке.
– Да. И это ваша вина, Крамер. Вы должны были искать реального агента «И. С», а увлеклись мистикой. А в это время у нас перехватывают важные сведения. Я молчал, ожидая результатов медицинского осмотра. Если бы он выявил в Веронике Неро какую-нибудь аномалию, это было бы для нее спасением. Но чего нет, того нет. И ведь она постоянно находилась у пульта связи вездехода. А проверить, был ли прибор стереотипным, или в него были внесены изменения, невозможно, поскольку вездеход разрушен.