— Женщины — умнейшие существа, — пробормотал Хойт, кончиком пальца касаясь кружев. Почувствовав, как вздрогнула Гленна, он улыбнулся. — Мне нравится твой наряд. Ты всегда носишь это под одеждой?
— Нет. По настроению.
— Мне нравится, когда у тебя такое настроение. — Большими пальцами он провел по кружевам, прикрывавшим грудь.
Голова Гленны откинулась назад.
— О боже.
— Тебе приятно. А так? — Он проделал то же самое с кружевами, скрывавшими низ живота, наблюдая за лицом Гленны.
Нежная кожа, тонкая и гладкая. А под ней сильные мышцы. Восхитительно.
— Дай к тебе прикоснуться. Твое тело прекрасно.
Она откинулась назад, ухватившись за стойку кровати.
— Пожалуйста.
Ладони Хойта скользили по ее коже, вызывая легкую дрожь. Пальцы двигались все увереннее, и с ее губ сорвался стон. Гленна чувствовала, что кости как будто размягчаются под руками мага, а мышцы становятся податливыми, словно желе. Она не сопротивлялась этому медленному, завораживающему наслаждению — триумф и одновременно капитуляция.
— Это застежка?
Открыв глаза, Гленна увидела, что Хойт возится с передним крючком бюстгальтера. Но когда она попыталась помочь ему, он отвел ее руки.
— Сам разберусь. Секунду. Ага, вот так. — Хойт расстегнул бюстгальтер, и груди девушки легли на ладони мага. — Интересно… Какая прелесть. — Он склонил голову, коснулся губами нежной и теплой кожи.
Желание продлить удовольствие боролось в нем с растущим нетерпением.
— А там? Где застежка? — его рука скользнула вниз.
— Они не… — Она задохнулась и негромко вскрикнула, стиснув пальцами его плечи.
— Посмотри на меня. Вот так. — Ладони Хойта накрыли тонкие кружева, скользнули внутрь. — Гленна Вард, которая сегодня принадлежит мне.
Ее тело раскрылось ему навстречу, взорвалось острым наслаждением. Глаза не отрывались от его глаз.
Трепеща, Гленна склонила голову на его плечо.
— Я хочу почувствовать тебя. Во мне. — Она стянула с него фуфайку и отбросила в сторону. Теперь его тело открылось ее рукам, ее губам. Сила вернулась к ней, и она рухнула на кровать, потянув его за собой.
— Во мне. Во мне.
— Ее губы жадно прильнули к его губам, бедра раскрылись. Не отрываясь от Гленны, он стягивал с себя остатки одежды, их тела пылали жаром.
Когда он овладел ею, огонь в камине оглушительно заревел, а пламя свечей стрелами взметнулось вверх.
Страсть и магия закружили их, швырнув на грань безумия. Крепко прижимаясь к Хойту, Гленна не отводила от него взгляд наполненных слезами глаз.
Ветер разметал по кровати ее волосы, яркие, как пламя. Хойт почувствовал, что тело девушки под ним напряглось, словно изогнутый лук. В ослепительной вспышке света, поглотившей его без остатка, он смог лишь прошептать ее имя.
Она как будто светилась — словно жар, вспыхнувший между ними, по-прежнему продолжал переполнять их тела. И удивлялась, что не видит теплых золотистых лучей, расходящихся от кончиков пальцев.
Огонь в камине был слабым и ровным. Но его тепло, как и тепло их тел, ласкало кожу. Сердце по-прежнему учащенно билось.
Голова Хойта лежала на груди Гленны, а ее ладонь — на его голове.
— Ты когда-нибудь…
Его губы ласково коснулись ее груди.
— Нет.
Она перебирала пряди его волос.
— Я тоже. Может, это в первый раз так. Или в нас сохранилось то, что мы уже создали вместе.
Вдвоем мы сильнее. Собственные слова эхом пронеслись у нее в голове.
— И что же дальше?
В ответ на его удивленный взгляд Гленна покачала головой.
— Просто такое выражение, — объяснила она. — Впрочем, теперь неважно. У тебя синяки прошли.
— Знаю. Спасибо.
— Разве это я?
— Ты. Касалась моего лица, когда мы соединились. — Он взял ее руку и поднес к губам. — У тебя волшебные руки и волшебное сердце. А глаза по-прежнему тревожные.
— Просто устала.
— Хочешь, я уйду?
— Нет. — Может, в этом все дело? — Я хочу, чтобы ты остался.
— Тогда вот так. — Он подвинулся, притянул ее к себе, поправил простыню, подоткнул одеяло. — Можно задать один вопрос?
— Угу.
— У тебя здесь клеймо. — Он провел пальцами по ее пояснице. — Пентаграмма. В ваше время так клеймят всех ведьм?
— Нет. Это татуировка. Я сама ее сделала. Мне хотелось, чтобы этот символ всегда был со мной, даже когда остаюсь в чем мать родила.
— А-а. Не сочти это неуважением к символу или твоим намерениям, но мне он кажется… соблазнительным.
— Отлично. — Гленна улыбнулась. — Значит, он выполнил свое второе предназначение.
— Я чувствую себя здоровым, — сказал Хойт. — Снова стал самим собой.
— И я тоже.
Только устала, подумал Хойт. Он понял это по ее голосу.
— Давай немного поспим.
Она повернула голову, встретившись взглядом с Хойтом.
— Ты говорил, что не дашь мне спать, если я окажусь в твоей постели.
— Сегодня сделаем исключение.
Гленна положила голову ему на плечо, но не закрыла глаза — даже когда он погасил свечи.
— Хойт. Что бы ни случилось с нами потом, я этого не забуду.
— Я тоже. Впервые за все время я поверил, что мы не только должны, но и сможем победить. Поверил, потому что ты со мной.
Она на мгновение закрыла глаза, чувствуя, как защемило сердце. Он говорит о войне, подумала Гленна. А она о любви…
Дождь и тепло его тела. Проснувшись, Гленна лежала, прислушиваясь к стуку капель по крыше, наслаждаясь мощью и силой, которые излучал лежащий рядом мужчина.
Ночью ей пришлось уговаривать себя. То, что возникло между ней и Хойтом, — дар, который следует ценить и беречь. Нет смысла изводить себя, убеждая в том, что этого мало.
И к чему задаваться вопросом, почему все случилось именно так? Неужели сила, призвавшая их на битву, соединила их, зажгла страсть, желание и — да, да — любовь, просто потому, что вместе они сильнее?
Гленна всегда верила в чувства. Теперь же она сомневалась — чувство оказалось слишком сильным.
Пора снова стать практичной, радоваться тому, что у нее есть. И не забывать о долге.
Она осторожно отстранилась и стала выбираться из постели. Пальцы Хойта сомкнулись на ее запястье.
— Еще рано, и на улице дождь. Полежи еще.
Гленна оглянулась.
— Откуда ты знаешь, что еще рано? Часов тут нет. У тебя в голове солнечные часы?
— Какой от них прок в дождь? У тебя волосы будто солнце. Иди сюда.
Теперь он не выглядел таким серьезным. Сонные глаза и тени на щеках от отросшей за ночь щетины.
— Тебе не мешало бы побриться.
Хойт провел рукой по лицу, ощупывая щетину. Потом провел еще раз, и щеки стали гладкими.
— Так тебе больше нравится, астор?
Гленна протянула руку, провела пальцем по его щеке.
— Очень гладко. И постричься мог бы поприличнее.
Нахмурившись, Хойт взъерошил волосы.
— А чем тебя не устраивают мои волосы?
— Они великолепны, но им нужно придать форму. Хочешь, я этим займусь?
— Да нет. Спасибо, не надо.
— Не доверяешь?
— Только не волосы.
Рассмеявшись, она уселась на него верхом.
— Ты же доверяешь мне другие, гораздо более чувствительные части тела.
— Это совсем другое дело. — Он приподнял ладонями ее груди. — Как называется та одежда, которую ты носила на своей прелестной груди вчера вечером?
— Бюстгальтер. Не уходи от ответа.
— Знаешь, мне гораздо приятнее обсуждать твою грудь, чем мои волосы.
— Сегодня у тебя хорошее настроение.
— Ты зажгла во мне свет.
— Льстец. — Она взяла прядь его волос. — Чик, чик. И будешь другим человеком.
— Кажется, я тебе нравлюсь и таким.
Улыбнувшись, Гленна приподнялась, затем снова опустилась, приняв в себя его плоть. Потухшие свечи вспыхнули.
— Чуть-чуть подровняю, — прошептала она, касаясь губами его губ. — Потом.
Он узнал, какое это наслаждение: принимать душ вместе с женщиной. А затем его ждало еще одно удовольствие — наблюдать, как она одевается.
Она втирала в свою кожу разные мази — одни для тела, другие для лица.
Бюстгальтер и то, что она называла трусиками, сегодня были голубыми. Как яйцо дрозда. Поверх она надела грубые штаны и короткую мешковатую тунику, которая называлась фуфайкой. На ней были написаны следующие слова: ВИККАНСКАЯ СТРАНА ЧУДЕС.
Верхняя одежда превращает то, что Гленна носит под ней, в чарующую тайну.
Он расслабился и был очень доволен собой. И запротестовал, когда Гленна попросила его сесть на сиденье унитаза. Она взяла ножницы и щелкнула ими в воздухе.
— Ни один разумный мужчина не позволит женщине приблизиться к нему с таким орудием.
— Такой большой и сильный волшебник, как ты, не должен бояться маленькой стрижки. Кроме того, если тебе не понравится, вернешь все на место.
— Почему женщины всегда хотят переделать мужчин?
— Такова наша природа. Сделай мне одолжение.
Вздохнув, он сел. И поежился.
— Сиди спокойно. Глазом не успеешь моргнуть, как я закончу. Интересно, как Киан ухитряется следить за собой?
Хойт закатил глаза вверх, потом скосил вбок, пытаясь увидеть, что она делает.
— Не знаю.
— Без отражения в зеркале — это задача непростая. А выглядит он всегда превосходно.
Теперь Хойт пытался посмотреть ей в глаза.
— Тебе нравится, как он выглядит?
— Вы похожи — настоящие близнецы. Так что это вполне естественно. Но у него слегка раздвоенный подбородок, а у тебя нет.
— Там его ущипнула фея. Так говорила наша мать.
— У тебя лицо более худое, а брови изогнуты сильнее. Но глаза, рот и скулы — все одинаковое.
Срезанная прядь волос упала на колени Хойта, и могучий волшебник почувствовал, как внутри у него все задрожало.
— Господи, женщина, ты стрижешь меня наголо?
Тебе еще повезло, что мне нравятся длинные волосы у мужчин. По крайней мере у тебя. — Она поцеловала его в макушку. — Твои волосы как черный шелк и чуть-чуть вьются. Знаешь, в некоторых культурах есть такой обряд: если женщина срезает волосы мужчине, это считается бракосочетанием.
Голова Хойта дернулась, но Гленна предвидела его реакцию и успела вовремя убрать ножницы. Ее смех, веселый и дразнящий, гулко прозвучал в кафельном пространстве ванной.
— Шучу. Расслабься, парень. Я почти закончила.
Она расставила ноги пошире и приблизилась к нему вплотную, так что ее грудь оказалась у его лица. Хойт подумал, что стрижка — не такая уж неприятная процедура.
— Мне нравится, когда рядом со мной женщина.
— Да, кажется, припоминаю.
— Нет, я хотел сказать, когда это моя женщина. Я мужчина, и у меня такие же потребности, как и у остальных. Но ты полностью овладела моими мыслями. Такого со мной никогда не случалось.
Она отложила ножницы и пальцами расчесала его влажные волосы.
— Мне нравится, что ты обо мне думаешь. Ну вот, взгляни.
Хойт встал и посмотрел на свое отражение в зеркале. Волосы стали короче, но не намного. Ему показалось, что теперь они лежат аккуратнее — хотя и раньше его все устраивало.
Гленна не обкорнала его, словно овцу, и это ему понравилось.
— Неплохо. Спасибо.
— Пожалуйста.
Хойт оделся, и они спустились на кухню, где уже собрались все, за исключением Киана. Ларкин накладывал себе в тарелку омлет.
— Доброго вам утра. Человек, который тут разводит кур, просто волшебник.
— Мое дежурство у плиты закончилось, — объявил Кинг. — Так что готовьте себе завтрак сами.
— Именно об этом я хотела поговорить. — Гленна открыла холодильник. — О дежурстве. Стряпня, стирка, уборка. Нужно распределить обязанности.
— Я с удовольствием помогу, — подала голос Мойра. — Если покажешь, что нужно делать и как.
— Ладно. Смотри и учись. Сегодня у нас яичница с ветчиной. — Под пристальным взглядом Мойры она принялась за дело.
— Теперь я спокоен — ты знаешь свое дело.
Мойра покосилась на Ларкина.
— Он ест, как две лошади.
— Ага. Нужно организовать доставку продуктов. — Теперь Гленна обращалась к Кингу. — Судя по всему, это станет нашей с тобой обязанностью, поскольку остальные не умеют водить машину. Ларкину и Мойре нужна подходящая одежда. Если ты нарисуешь мне карту, я съезжу в магазин.
— Сегодня пасмурно.
— У меня есть защита. — Гленна кивнула в сторону Хойта. — Он может разогнать тучи.
— Так или иначе, хозяйством, конечно, нужно заниматься. Ладно, можешь распределять обязанности — мы подчинимся. В остальном все остается по-прежнему. Не выходить поодиночке из дома, и тем более в деревню. Не покидать дом без оружия.
— Значит, мы в осаде, и дождь не дает нам и шагу ступить? — Ларкин взмахнул вилкой. — А не пора ли доказать, что мы не позволим диктовать нам свои условия?
— Он прав, — поддержала Ларкина Гленна. — Осторожность, но не страх.
— За лошадью в конюшне тоже нужно ухаживать, — прибавила Мойра.
Хойт собирался сам отправиться на конюшню, предоставив остальным заниматься другими делами. Но теперь задумался: может, то, что он считал ответственностью и обязанностью лидера, на самом деле просто недоверие к другим?
— Мы с Ларкином займемся лошадью. — Он сел, увидев, что Гленна поставила тарелки на стол. — Нам с Гленной нужны травы, так что заодно и их соберем. Осторожность, — повторил он и, принимаясь за еду, стал обдумывать план действий.
Хойт пристегнул к поясу меч. Дождь превратился в мелкую морось, которая — он знал это по опыту — могла не прекращаться несколько дней. Вместе с Гленной они могли очистить небо, чтобы на нем засияло солнце. Но земля нуждалась в дожде.
Кивнув Ларкину, он открыл дверь.
Они вышли из дома вместе, спина к спине, распределив между собой сектора обзора.
— Не завидую я им, если в такую погоду они сидят и ждут, когда мы выйдем, — заметил Ларкин.
Они пересекли двор, стараясь не упустить из внимания ни малейшей тени или движения. Но вокруг царили только дождь, запах мокрых цветов и травы.
Добравшись до конюшни, они занялись привычной для них обоих работой. Убрали навоз, принесли свежей соломы, насыпали зерна в кормушку, почистили жеребца. Хойт подумал, что присутствие лошади успокаивает.
Ларкин напевал — настроение у него явно улучшилось.
— Дома у меня гнедая кобыла, — сообщил он Хойту. — Красавица. Но я думаю, что мы не можем провести лошадей через Пляску Богов.
— Мне было приказано оставить кобылу. А это правда — насчет легенды? О мече, камне и о том, кто правит Гиллом? Похоже на легенду об Артуре.
— Правда, причем говорят, что одна легенда послужила основой для другой. — Ларкин налил свежей воды в корыто. — После смерти короля или королевы маг снова запечатывает меч в камень. На следующий день после похорон наследники по очереди приходят к камню и пытаются взять меч. Удается это только одному, именно он и становится владыкой Гилла. До смерти правителя меч выставляется в огромном зале на всеобщее обозрение. Так повторяется из поколения в поколение.
Ларкин вытер вспотевший лоб.
— У Мойры нет ни братьев, ни сестер. Она должна унаследовать трон.
Хойт с интересом взглянул на Ларкина.
— А если она не сможет взять меч, наступит твой черед?
— Боже упаси. — Протест Ларкина выглядел искренним. — У меня нет никакого желания править. Если хочешь знать мое мнение, то это такая морока. Ну вот и все, правда? — Он провел ладонью по боку жеребца. — До чего ж хорош! Но ему нужна тренировка. Надо бы объездить его.
— Не сегодня. Но ты прав. Размяться ему не помешает. Это лошадь Киана, и последнее слово будет за ним.
Из конюшни они вышли так же, как из дома, — одновременно, спина к спине.
— Туда, — показал Хойт. — Раньше там был огород с лекарственными травами. Может, кое-что сохранилось. Я еще не ходил в ту сторону.
— Мы с Мойрой ходили. Я ничего не заметил.
— Все равно нужно взглянуть.
Тварь прыгнула на них с крыши конюшни — так стремительно, что Хойт не успел выхватить меч. Стрела пронзила сердце вампира, когда тот был еще в воздухе.
На землю посыпался пепел, и одновременно с крыши на них прыгнул второй вампир. Вторая стрела тоже попала в цель.
— Могла бы оставить нам одного — для забавы! — крикнул Ларкин Мойре.
Девушка неподвижно застыла в дверях кухни, вставив третью стрелу в лук.
— Тогда займитесь тем, что слева.
— Он мой! — крикнул Ларкин Хойту.
Тварь была в два раза крупнее их, и Хойт собирался было запротестовать, но Ларкин уже ринулся вперед. Послышался звон скрестившихся клинков. Хойт видел, как вампир дважды отступал, когда на него попадал отблеск серебряного креста на шее противника. Но у него были длинные руки и очень длинный меч.
Заметив, что Ларкин поскользнулся на мокрой траве, маг бросился вперед. Он целился мечом в шею вампира — и промахнулся.
Ларкин резко выпрямился и метнул деревянный дротик, попавший точно в цель.
— Я просто хотел вывести его из равновесия.
— Отличный бросок.
— Возможно, тут есть и другие.
— Возможно, — согласился Хойт. — Но мы должны сделать то, за чем пришли.
— Тогда я прикрываю твою спину, а ты мою. Неизвестно, что было бы, не пристрели Мойра тех двоих. Действует, — прибавил Ларкин, касаясь креста. — Во всяком случае, отпугивает.
— Даже если им удастся нас убить, они не смогут превратить нас в вампиров, пока мы носим кресты.
— Значит, ты хорошо поработал.
13
Они не нашли ни стелющегося по земле тимьяна, ни пахучего розмарина. Маленький огородик на пригорке, высаженный матерью, теперь превратился в лужайку с аккуратно подстриженной травой. В ясную погоду тут все залито солнцем, вспомнил Хойт. Мать выбрала это место — не самое удобное, далеко от кухни, — чтобы травы напитывались солнечным светом.