Гленна поставила фотоаппарат на полочку из загустевшего воздуха, включила таймер и бросилась к Хойту.
— Смотри в камеру. — Она обняла его за талию, обрадовавшись, что он повторил ее жест. — Если бы ты смог немного улыбнуться… раз, два…
Она смотрела, как сверкнула вспышка.
— Готово. Останется для потомков.
Хойт пошел вместе с ней за фотоаппаратом.
— Откуда ты знаешь, как будет выглядеть изображение, когда извлечешь его из коробки?
— Конечно, я не могу дать стопроцентную гарантию, что снимки получатся отличными. Можно сказать, что это еще одна разновидность надежды.
Она оглянулась на развалины.
— Хочешь побыть тут еще?
— Нет. — Время, подумал Хойт. Его всегда не хватает. — Нужно возвращаться. Нас ждут другие дела.
— Ты ее любил? — спросила Гленна, когда они шли через поле к машине.
— Кого?
— Девушку? Дочь тех, кто здесь жил.
— Нет. К огромному разочарованию матери, но — мне так кажется — не девушки. Я никогда не искал женщину только для того, чтобы жениться, родить детей. Мне казалось… Мне казалось, что мой дар, мои занятия предполагают одиночество. А жены требуют времени и внимания.
— Так и есть. Но они также могут подарить и время, и внимание — теоретически.
— Но я стремился к одиночеству. Всю жизнь мне не хватало одиночества и тишины. А теперь… Теперь я боюсь, что всю оставшуюся жизнь у меня этого будет слишком много.
— Все зависит от тебя. — Гленна остановилась, еще раз оглянулась на развалины. — Что ты им скажешь, когда вернешься? — Произнося эти слова, она чувствовала, как ее сердце разрывается на части.
— Не знаю. — Хойт взял девушку за руку. Они стояли рядом и смотрели на руины, представляя, какими они были прежде. — Не знаю. А что ты скажешь своим родным, когда все закончится?
— Да ничего. Пусть верят в то, что я путешествовала по Европе. Зачем им жить в страхе, узнав о том, какие нам выпали испытания? — ответила она. — Мы знаем, что ночные кошмары реальны, — теперь точно знаем, — и это тяжелая ноша. Поэтому я просто скажу близким, что люблю их, и дело с концом.
— Разве это не разновидность одиночества?
— Такое я смогу выдержать.
Теперь за руль села Гленна. Устраиваясь рядом с ней на пассажирском сиденье, Хойт еще раз посмотрел на развалины.
Без Гленны, подумал он, одиночество поглотит его целиком.
17
Эти мысли не давали ему покоя. О том, что он не вернется в свой мир. Умрет здесь. Больше никогда не увидит дом. Остаток дней проведет без женщины, наполнившей его жизнь новым смыслом.
У него внутри разразилась еще одна битва — кроме той, в которой будут необходимы мечи и копья, — разрывающая сердце, которое желало так много, что он и представить себе не мог.
Из окна башни он видел, как Гленна фотографирует Ларкина и Мойру: скрестивших мечи, стоящих рядом, улыбающихся.
Ее травмы заживали, и она уже не так скованно двигалась, не так быстро уставала. Но Хойт никогда не забудет, как она лежала на земле, истекая кровью.
Ее манера одеваться больше не казалась ему странной — наоборот, теперь он считал, что одежда как нельзя лучше соответствует ее характеру. Движения Гленны — в черных штанах и белой рубашке, с небрежно заколотыми на затылке огненно-рыжими волосами — казались ему образцом грации.
В ее лице он видел красоту и жизненную силу. В разуме — интеллект и любознательность. В сердце — сострадание и отвагу.
Хойт понял: он нашел в ней все, что только мог желать, даже не осознавая, чего был лишен все эти годы.
Разумеется, у него не было никаких прав на нее. Они не могли принадлежать друг другу за пределами времени, отведенного на выполнение воли богов. Если им суждено выжить, если миры не исчезнут, он вернется в свой мир, а она останется здесь.
Даже любовь не может протянуться через тысячу лет.
Любовь. Это слово вызвало боль в сердце, и Хойт прижал ладонь к груди. Значит, такова она, любовь. Сверлящая, жгучая боль. Свет и тьма.
Не только теплая плоть и шепот при свечах, но и боль, и постоянное напряжение. При свете дня и в темных глубинах ночи. Такое сильное чувство к одному человеку затмевает все остальное.
И это пугает.
Нет, он не трус, напомнил себе Хойт. Маг по рождению, воин по стечению обстоятельств. Он мог извергать молнии, вызывать ветер. Он убивал вампиров и дважды противостоял их королеве.
Значит, он не испугается любви. Любовь не искалечит и не убьет его. Каким же нужно быть трусом, чтобы избегать ее?
Хойт вышел из комнаты, спустился по лестнице; движения его были стремительными. Проходя мимо комнаты брата, он услышал музыку — что-то медленное и грустное. Музыка скорби.
Если проснулся брат, подумал Хойт, значит, зашевелились и другие, подобные ему. Скоро закат.
Он быстро прошел через весь дом, пересек кухню, где что-то варилось на плите, и выбежал на задний двор.
Ларкин развлекался, превратившись в золотистого волка, а Гленна, радостно вскрикнув, ходила вокруг него с маленькой коробкой, которая делает картинки. Фотоаппарат, вспомнил Хойт.
Ларкин снова стал человеком и, подняв меч, принял надменную позу.
— В облике волка ты красивее, — сказала Мойра.
Ларкин поднял меч и, изобразив ярость, погнался за сестрой. Их крики и смех настолько не вязались с музыкой брата, что Хойт застыл в недоумении.
Значит, в мире еще остался смех. Время и потребность в игре и веселье. Остался и свет, хотя тьма подбиралась все ближе.
— Гленна.
Она повернулась; искорки смеха все еще плясали в ее глазах.
— Ой, как здорово! Стой на месте. Вот так, дом будет виден за спиной.
— Мне нужно…
— Тихо. А то скоро стемнеет. Да, да, вот так. Отстраненный и встревоженный. Чудесно! Жалко, нет времени вернуться за плащом. Он просто создан для тебя.
Она сменила ракурс, присела, сделала еще один снимок.
— Нет, не смотри на меня. Взгляд поверх моей головы, лицо задумчивое. Смотри на деревья.
— На что бы я ни смотрел, все равно вижу только тебя.
Она на мгновение опустила фотоаппарат и довольно улыбнулась.
— Пытаешься меня отвлечь. Стань прежним Хойтом, хотя бы на минуту. Смотри на деревья, суровый маг.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Две минутки. — Гленна сделала еще несколько снимков, затем выпрямилась. — Требуется реквизит, — пробормотала она и посмотрела на разложенное на столе оружие.
— Гленна. Ты вернешься со мной?
— Две минутки, — повторила она, раздумывая, что выбрать: длинный меч или кинжал. — Все равно мне нужно в дом, посмотреть, как там суп.
— Я имею в виду не кухню, черт бы ее побрал! Ты пойдешь со мной?
Она внимательно посмотрела на Хойта, автоматически подняла фотоаппарат, поймала в объектив его лицо, отметив, какое оно напряженное и сосредоточенное. Хорошая еда, подумала Гленна, еще одна ночь крепкого сна, и завтра утром можно будет приступить к полноценным тренировкам.
— Куда?
— Домой. Ко мне домой.
— Что? — Она опустила руки, почувствовав, как замерло сердце. — Что?
— Когда все закончится. — Хойт шагнул к ней, не отрывая взгляда от ее глаз. — Ты пойдешь со мной? Останешься со мной? Будешь моей?
— Вернуться с тобой? В XII век?
— Да.
Медленно и осторожно она опустила камеру на стол.
— Зачем я тебе?
— Потому что я вижу только тебя, хочу только тебя. Пять минут в мире, где тебя нет, покажутся мне вечностью. Я не могу смотреть в вечность, не видя твоего лица. — Он дотронулся до ее щеки. — Не слыша твоего голоса, не прикасаясь к тебе. Я уверен, что меня послали сюда не только сражаться. Но и чтобы найти тебя. Ты сама об этом говорила. И ты призвана не только уничтожать врагов бок о бок со мной. Ты помогла мне понять самого себя, Гленна.
Хойт взял ее руки и поднес к губам.
— Среди страха, скорби и потерь я вижу толь ко тебя.
Пока он говорил, Гленна не отводила взгляда, а когда умолк, прижала ладонь к его сердцу.
— Оно такое большое, — тихо сказала она. — И мне так повезло, что в нем есть место для меня. Я пойду с тобой. Куда угодно.
Теплая волна радости захлестнула Хойта, и он кончиками пальцев снова коснулся щеки Гленны.
— Оставишь свой мир, все, что тебе близко и дорого? Почему?
— Потому что пять минут в мире, где тебя нет, покажутся мне вечностью. Я тебя люблю. — Она увидела, как изменилось выражение его глаз. — Это самое сильное из всех заклинаний, которые я знаю. Я тебя люблю. Произнеся это заклинание, я уже принадлежу тебе.
— Произнесенные слова живы. Ничто не может их убить. — Он взял ее лицо в ладони. — А ты примешь меня, если я останусь тут, с тобой?
— Но ты сказал…
— Ты примешь меня, Гленна?
— Да. Конечно.
Когда все закончится, мы решим, какой из миров станет нашим. Я буду любить тебя — неважно, где и когда. — Он коснулся губами ее губ. — Только тебя.
— Хойт. — Она обняла его. — Тогда мы сможем все.
— Я этого еще не сказал.
Засмеявшись, Гленна осыпала поцелуями его щеки.
— Почти.
— Подожди. — Он слегка отстранился и посмотрел ей прямо в глаза. — Я тебя люблю.
Одинокий луч спустился с небес и остановился на них, так что они оказались в круге света.
— Ну вот, — прошептал Хойт. — Я твой — в этой жизни и во всех следующих. А ты — моя. Обещаю тебе, Гленна.
— Я тоже. Клянусь. — Она снова прильнула к нему, прижалась щекой к щеке. — Что бы ни случилось.
Она слегка откинула голову назад, и их губы встретились.
— Я знала, что это ты, — шепнула она, — с той самой секунды, когда ты вошел в мой сон.
Обнявшись, они стояли в круге света, а когда он погас и на землю спустились сумерки, собрали оружие и внесли его в дом.
Киан наблюдал за ними из окна спальни. Их окружало сияние любви, обжигавшее его кожу, резавшее глаза.
И тяжестью ложившееся на сердце, которое не билось почти тысячу лет.
Значит, его брат пал от единственного оружия, против которого нет защиты. Теперь они проживут свои короткие, полные страдания жизни, озаренные этим светом.
Возможно, оно того стоит. Киан отступил в глубь комнаты, в темноту и прохладу.
Он спустился, когда совсем стемнело. Гленна была на кухне одна. Напевала, стоя рядом с раковиной, — негромким счастливым голосом. Киан подумал, что человек с фантазией нарисовал бы такую картину: вместе с мелодией с ее губ слетают маленькие розовые сердечки.
Она загружала посудомоечную машину, совсем как дома. Кухня пахла цветами и травами. Волосы девушки были собраны на затылке, бедра двигались в такт песне.
Интересно, смог бы он завоевать такую женщину, будь он живым? Такую, которая будет петь на кухне или стоять в круге света и смотреть ему в лицо, излучая любовь?
Разумеется, у него были женщины. Много. И некоторые любили его — по-видимому, себе на беду. Но даже если их лица освещала подобная любовь, теперь они уже стерлись из его памяти.
Любовь была в числе тех вещей, которые он исключил из своей жизни.
По крайней мере, он убедил себя в необходимости сделать это. Но правда заключалась в том, что он любил Кинга, как отец любит сына, как брат — брата. Маленькая королева была права, и Киан ненавидел ее за это.
Он отдал свою любовь человеку, доверился ему, но — это так типично для людей — все закончилось крахом.
Хойт готов ради нее на все, подумал Киан, наблюдая, как девушка ставит тарелки на полку. Еще одна привычка людей — жертвовать собой ради другого человека.
Эта черта довольно часто вызывала у него любопытство. Хотя в его случае легче понять другую сторону медали — склонность убивать друг друга.
Гленна повернулась и вздрогнула от испуга. Тарелка выскользнула у нее из рук и разбилась, упав на кафельный пол.
— Господи. Извини. Ты меня напугал.
Ее движения были стремительными — и резкими, отметил он, что странно для женщины, обладавшей природной грацией. Она достала из кладовки метлу и совок и принялась собирать осколки.
Он не разговаривал с ней — и с другими тоже — с той ночи, когда погиб Кинг. Пусть сами тренируются, если хотят, или делают все, что угодно.
— Я не слышала, как ты вошел. Остальные уже поужинали. Они… пошли наверх, тренироваться. Сегодня мы с Хойтом прогулялись часок. Урок вождения. Я подумала… — Она выбросила осколки и повернулась к нему. — Господи. Ну, скажи хоть что-нибудь.
— Даже если вы останетесь живы, вы все равно принадлежите к разным мирам. Что собираетесь делать?
— Хойт говорил с тобой?
— В этом нет нужды. У меня есть глаза.
— Не знаю. — Она поставила метлу на место. — Придумаем что-нибудь. А тебе не все равно?
— Не совсем. Мне любопытно. — Он взял бутылку вина и принялся разглядывать этикетку. — Я прожил среди вас довольно долго. Если бы не любопытство, я давно бы умер от скуки.
Гленна выпрямилась.
— Любовь делает нас сильнее. Я в это верю. А нам нужно быть сильными. До сих пор не слишком-то все получалось.
Киан открыл вино, достал бокал.
— Да, не особенно хорошо.
— Киан, — окликнула его Гленна, увидев, что он направился к двери. — Я знаю, ты винишь меня в смерти Кинга. У тебя есть полное право… меня обвинять и ненавидеть. Но если мы не найдем способ действовать вместе, сотрудничать, Кинг станет не единственным, кому суждено умереть. Он просто будет первым.
— Я опередил его на несколько веков. — Он поднял бокал в некоем подобии тоста, затем вышел, захватив с собой бутылку.
— Бесполезно, — пробормотала Гленна и снова занялась тарелками.
Он будет ненавидеть ее — и Хойта тоже, потому что брат любит ее. Команда распалась еще до того, как у них появился реальный шанс стать таковой.
Будь у них время — всего лишь время, — она оставила бы все как есть, подождала, пока Киан остынет. Только они лишены такой роскоши — тратить драгоценные часы, которых у них и так мало. Поэтому ей нужно придумать, как обойти проблему… или Киана.
Гленна вытерла руки и отбросила полотенце.
Из-за двери во дворе послышался глухой удар, словно там упало что-то тяжелое. Девушка инстинктивно попятилась, схватила прислоненный к стене меч и один из деревянных дротиков, лежавших на столе.
— Они не могут войти, — дрожащим голосом прошептала она. — Пусть подглядывают за мной, когда я мою посуду, что из того?
Жаль, что они с Хойтом еще не нашли заклинание, способное создать безопасную зону.
Она не должна поддаваться страху. Ни в коем случае. Разумеется, она больше не откроет дверь, чтобы поболтать с тварью, которая жаждет перегрызть ей горло.
Затем послышалось какое-то царапанье, где-то внизу. И стон. Ладонь, сжимавшая рукоять меча, стала влажной от пота.
— Помогите. Пожалуйста.
Слабый голос с трудом проникал сквозь деревянный массив двери. Но ей показалось…
— Впусти меня. Гленна? Гленна? Ради бога, впусти, пока они меня не догнали.
— Кинг? — Выронив меч, со стуком упавший на пол, она кинулась к двери. Рука ее тем не менее крепко сжимала дротик.
«Второй раз меня не обманешь», — подумала Гленна и открыла дверь, стараясь держаться вне пределов досягаемости.
Он лежал на камнях прямо возле двери, в окровавленной и изорванной одежде. На щеке — запекшаяся кровь, дыхание похоже на слабый хрип.
Жив — это все, о чем Гленна могла подумать.
Она присела, чтобы втащить Кинга в дом, но рядом вдруг оказался Киан. Оттолкнув ее, он нагнулся и прижал ладонь к изуродованной щеке Кинга.
— Нужно внести его в дом. Быстрее, Киан! У меня есть средства, которые ему помогут.
— Они близко. Преследуют меня. — Кинг ощупью нашел руку Киана, сжал ее. — Не думал, что смогу.
— Ты смог. Давай сюда. — Киан подхватил Кинга под мышки и с трудом втащил его в кухню. — Как тебе удалось спастись?
— Сам не знаю. — Кинг растянулся на полу, закрыв глаза. — Не угодил на скалы. Думал, что утону… но выбрался, вылез из воды. Было очень больно. Потом отключился — не знаю, надолго ли. Потом шел, весь день. Ночью прятался. Они приходят ночью.
Дай посмотрю, чем можно тебе помочь, — сказала Гленна.
— Закрой дверь, — резко приказал Киан.
— Все это делают? Все… голодны?
— Да, знаю. — Киан взял его за руку, заглянул в глаза. — Знаю.
— Начнем с этого. — Гленна поспешно смешала что-то в чашке. — Киан, позови остальных. Мне помогут Хойт и Мойра. Нужно перенести Кинга в кровать — там ему будет удобнее.
Девушка наклонилась над раненым, и крест, висевший у нее на шее, коснулся его лица.
Кинг зашипел по-змеиному, оскалился и отпрянул.
Затем — к ужасу Гленны — встал. И ухмыльнулся.
— Ты не рассказывал, как это бывает, — он обращался к Киану.
— Слова тут бессильны. Это нужно почувствовать.
— Нет. — У Гленны хватило сил лишь для того, чтобы покачать головой. — О боже, нет.
— Ты мог бы сделать это еще много лет назад. Но я рад, что ты ждал. Рад, что это произошло теперь, когда я в самом расцвете сил.
Кинг сделал несколько шагов, загородив выход из кухни.
— Сначала они пытали меня — Лилит умеет причинить боль. Знаешь, у тебя нет ни единого шанса победить ее.
— Прости, — прошептала Гленна. — Прости.
— Не стоит. Она сказала, что ты моя. Я могу полакомиться тобой или превратить в кого угодно. На мое усмотрение.
— Ты не тронешь меня, Кинг.
— Можешь не сомневаться, — небрежно бросил Киан. — Он хочет причинить тебе боль так же сильно, как жаждет твоей крови. Такова теперь его природа. Ты получил дар Лилит еще до того, как тебя сбросили со скалы?
— Нет. Но я сильно разбился. Едва держался на ногах. Они обмотали меня веревкой и вытащили. Сказали, что если останусь жив, то получу дар. Я выжил. Лилит вернет тебя.
— Да, знаю.
Гленна переводила взгляд с одного на другого. Она в ловушке, зажатая между двумя вампирами. Киан знал — теперь это было уже очевидно. Знал, в кого превратился Кинг, еще до того, как впустил его в дом.