Влажность была ненормальной, но воды спутники нигде не видели. Казалось, что они дышат болотной влагой. Француз поминутно вытирал лоб от испарины, а Громов промаргивал глаза.
Встроенный в компьютер на запястье Громова дозиметр предупреждающе пискнул, найдя в испарениях опасные примеси. Почти сразу в дыхании Жака послышалось явное сипение. Кирилл сделал знак остановиться и полез в сумку. Из закромов вынырнули две кислородные маски. Запас живительного газа почти вышел, зато на них были мощные фильтры респираторного типа.
– Так лучше, – сквозь маску глухим голосом заметил Жак. – Но я все равно за то, чтобы вернуться.
Кирилл остановился, словно робот, у которого вырубилась система питания. Затем, будто включив аварийный энергозапас, он медленно развернулся к французу и сел прямо на землю.
– Давай, рассказывай свой план, – сказал он. – Даже если допустить, что мы сможем подняться обратно в туннель. Что дальше?
– Давай поедим, – устало ответил Жак. – Супа хочу.
– Жратву надо экономить. Ее здесь, как видишь, не очень много, – проворчал Кирилл, но банку отдал. Достал и себе.
После горячего супа настроение немного улучшилось, но невообразимая толща земли над головой давила на разум, сводила с ума. Почему-то Громов чувствовал себя пауком в огромном аквариуме. Которым даже никто не любуется, и которого никто не боится.
– Нет у меня плана, – сдался Жак. – На тебя надежда, иначе сдохнем как те крысы, которые тут не водятся.
– Повезет – выберемся, а если нет… – Кирилл развел руками. – Идти надо как можно больше. Найдем место посуше – поспим.
– Я уже забыл, что это, – улыбнулся Жак, отчего его маска слегка дрогнула.
– Ничего, вспомнишь, – пообещал Громов. – С этого момента воду пить только по моему приказу, и не больше двух глотков. – Еда – хрен с ней, потерпим. А вот без воды ходоки из нас о-го-го будут.
Спрятав ложки обратно в сумку, а банки отбросив в сторону, спутники поднялись на ноги. Проход постепенно сужался, стали появляться ответвления. Подземелье напоминало древние катакомбы или выработанные шахты. А может, то и другое вместе.
Под ногами Жака что-то хрустнуло, и он от неожиданности ухнул в маску. Француз с размаху разметал горстку костей. И теперь, в нерешительности переминаясь, издавал протяжный хруст.
– Да слезь ты с них! – потребовал Кирилл, светя спутнику под ноги.
– Только не говори, что они человеческие!
– Прости, дружище, – покачал головой Громов. – И на суде скажу – человеческие.
Жак вздохнул и, наконец-то, отошел на цыпочках в сторону. Не спуская с костей взгляда, он произнес:
– Как-то некрасиво прошло знакомство с возможными соседями.
– Похорони, – пожал плечами Кирилл, пропустив мимо ушей «соседей».
– Как? Глину ножиком копать? И камней нет…
– Значит, пойдем. Небось, не последние.
Кирилл оказался прав. На мягком мхе стали попадаться сложенные аккуратными кучками кости. Перед каждым поворотом Кирилл царапал патроном на стене вертикальную засечку, чтобы можно было вернуться. Если проход заканчивался тупиком, Кирилл дочерчивал еще две горизонтальных линии. Получалась F, первая буква слова fundula[6].
Жак тух на глазах. Лабиринт, отсутствие нормального освещения, ограниченность в еде и воде, незнание собственного, даже самого ближайшего будущего – все это на глазах съедало душу экс-водителя.
– Должен же он куда-то вести! – каждый час восклицал Кирилл.
– В ад, – тихо подсказывал француз.
– Не так уж здесь и плохо в преддверии, – бодрился звездолетчик. – Скучно только.
– Вода кончится – веселее станет, – продолжал перебирать все проблемы по кругу Жак, – а там и черед еды придет. А если фонарь погаснет, то можно сразу садиться и ждать, когда из тебя такая же красивая горочка костей получится.
– Заладил, а если, а если, – поморщился Кирилл. – А горстка никогда не получится, скелет останется. Может, здесь какие-то ритуалы проводят? Заметь, ни единого черепа. А кости одна к одной лежат.
– Значит, скоро встретим новых друзей.
– Выбраться помогут.
– Или еще две кучки соорудят, – парировал Жак.
– С каких это пор ты боишься кого-то кроме правительства? – усмехнулся Громов.
Француз повел плечами, словно не соглашаясь с Кириллом. Затем все-таки сказал:
– Я сам не пойму. То ли я от всего на свете шарахаюсь, то ли уже совсем ничего не боюсь.
Полчаса спустя беглецы зашли в очередной тупик. Кирилл нажал на сенсорный экран компьютера, запуская дозиметр. Все примеси были в допустимом количестве, лишь кислорода в воздухе оказалось на десять процентов меньше нормы.
Громов с наслаждением убрал маску в сумку, и ощупал нос, губы и щеки, словно не верил, что они снова на свободе.
– Спим. Ставлю таймер на шесть часов.
– Холодно, – пожаловался Жак, улегшись на пол. – Воспаление легких только так подхвачу.
Кирилл протянул ему капсулу антибиотика и сказал:
– Два глотка, не больше.
Кадык Жака дважды мощно дернулся, воды в бутылке стало меньше на добрый стакан. На лице француза мелькнуло блаженство, словно он попробовал деликатес в лучшем ресторане.
– В следующий раз буду тебе в крышку наливать, – проворчал Кирилл. – Глотка, как насос.
– Чуть больше литра осталось, – закрыв глаза, сказал Жак. – На сутки хватит, не больше.
– С экономией – на двое. Спи давай, стратег, – тоже укладываясь, ответил Кирилл.
Всю «ночь» ему снились искусственные оранжереи на Spes с прозрачными прудиками и ручьями.
* * *Кирилл проснулся бодрым и отдохнувшим. В форме космолетчика отлично спалось на голой земле. Жак был разбит окончательно. Простуженный, со слезящимися глазами он, с хрустом в каждом суставе, едва смог воздеть себя на ноги. Громов заставил проглотить его сразу две капсулы.
– Умру скоро, – прокашлявшись, невесело усмехнулся Жак. – Доброе утро, в смысле.
– Пусть будет утро.
На завтрак пошли остатки курицы. Пару супчиков, желе и хлебцы Кирилл отложил на потом.
Сильные, с избирательным действием антибиотики, в комплексе с вареной птицей, быстро придали французу сил.
Поход по лабиринту продолжался.
На выходе из «ночлежки» Кирилл дорисовал засечку до буквы F, и без раздумий шагнул в следующий проход, сделав и на его стене отметку.
Туннель ничем не удивлял больше часа. Датчик расстояния показывал, что они прошли пять километров.
– Ровная дорога вдохновляет, – нарушил молчание Кирилл. – И воздух как будто свежее стал.
Жак не ответил. Во рту и без разговоров было сухо. Першило горло, словно внутри поселилось когтистое насекомое, непрестанно копающее норку.
Тембр эха шагов начал меняться.
– Сука! – взревел Кирилл, ударяя ногой в стену. Палец опустился на курок, желая выпустить в каменную преграду свинцовый град, но звездолетчик смог сдержать истеричную ярость. Через несколько секунд он добавил, уже спокойно: – Сволочь.
– А откуда свежий воздух? – спросил Жак у привалившегося к камню звездолетчика.
Громов тщательно осмотрел потолок и стены, но ни единого отверстия так и не нашел.
– Пошли, – сказал он. Громов хотел, чтобы голос звучал бодро, но получилось не очень. В каждом звуке слышались нотки обреченности.
Идти обратно всегда тяжелее, если это, конечно, не путь с работы. Но шагать по длинному туннелю в подземном лабиринте без карты, с иссохшей пастью и жалкими крохами провизии – больше, чем невыносимо.
Казалось, что лабиринт издевается, удлиняя и удлиняя тупиковый коридор. Хотя по показаниям чуждой к эмоциям техники Кирилл знал: до выхода еще километр.
– Остался один проход, – зачем-то напомнил Кирилл, – потом придется возвращаться к предыдущему разветвлению.
– Надо будет – вернемся, – пожав плечами, прохрипел француз. И немного ускорил шаг.
Вскоре Кирилл всучил автомат Жаку и с остервенением заработал блестящим патроном. Каменная крошка сыпалась из-под его руки, оставляя на стене загогулины букв. Через пару минут на входе в туннель красовалось три слова в столбик на разных языках. Но значили они одно и то же – тупик.
– Твой гуманизм и забота о возможных «последователях» умиляет.
– Эта кишка стоила нам двух часов жизни.
– Раньше я считал только года, – хмыкнул Жак. – Дожился… до счета часов. Кстати, по этим засечкам очень удобно нас искать.
– Я буду рад кому угодно, – буркнул Кирилл, заворачивая в последний на этом разветвление ход. – А что? Извинюсь перед Теодором и Эгоном и стану агентом Тайлы.
– И меня возьми, как личного водителя, – серьезно попросил Жак.
– Договорились, – кивнул Кирилл. – Или помощником капитана.
Француз махнул рукой, мол, невелика разница.
– И меня возьми, как личного водителя, – серьезно попросил Жак.
– Договорились, – кивнул Кирилл. – Или помощником капитана.
Француз махнул рукой, мол, невелика разница.
Проход сменялся проходом. Прямые, как полет пули, туннели превращались в извилистые, словно ползущая змея, каменные русла. Озверевший от однообразия Кирилл ставил засечки одним мощным резким движением. Царапины получались идеально ровными, будто начерченные по линейке.
– На сколько хватит аккумулятора фонаря? – поинтересовался Жак.
– От голода мы умрем раньше.
– Хорошо, – ухмыльнулся француз, – значит, без света не останемся. Попьем?
– Рано еще. Через час.
Жак вздохнул и облизал сухие губы. Казалось, что в рот насыпали песка.
– У меня такое ощущение, что мы скоро обратно до столицы дойдем, – не выдержав молчания, через полчаса сказал Жак. – Давай попьем, а?
– Слышь, змей искуситель, как будто я сам воды не хочу.
Звездолетчик был непреклонен. На привал спутники остановились минут через двадцать, на следующей развилке. Наконец Кирилл дал добро, и француз сделал два жадных глотка.
– Было бы что ждать, – грустно заметил Жак, – р-раз, и кончилось удовольствие.
– Мы не для кайфа водичку пьем, – напомнил Громов, – а чтоб не сдохнуть.
– Дай хлебец один, а то курица совсем там заскучала, – попросил Жак.
– Ну и попрошайка же ты, – засмеялся Кирилл. – Оглянуться не успею, и мою долю умнешь.
Вместо ответа Жак хрустнул синтетическим, забитым под завязку питательными веществами хлебцем. Дожевав его, он сипло произнес:
– Еще глоток, пожалуйста. Сухая дрянь, не продохнуть теперь.
– Рассасывать надо было, чтоб слюной пропитался, – с недовольством объяснил Кирилл. – Пей.
Француз на миг приложился к бутылке, прополоскал рот и с довольной улыбкой сглотнул. Громов крест-накрест надел ремни сумки и автомата, и медленно зашагал к левому ходу. Приободрившийся Жак поспешил к ставящему метку звездолетчику.
Помолившись Черной Невесте, Громов шагнул в очередной туннель.
* * *Спутники шли и шли. Поворачивали, заходили в тупики, возвращались, ругались и злились – пока что на это хватало сил. Признаков даже былой жизни не осталось совсем. Не попадались больше горстки костей, не рос мох и лишайник, даже болотный запах пропал вовсе.
Сроднившиеся общей бедой и общей целью мужчины третьи сутки оживляли камень звуками шагов и редких разговоров. Горло у обоих драло от жажды, потому каждое слово давалось с трудом. Вся еда могла поместиться в сложенных ладошках: три сухих хлебца и один тюбик желе. От воды не осталось даже воспоминаний. Обезвоживание можно было отсрочить на полдня, выпив собственной мочи, когда она еще была. Но одна только мысль об этом вызывала тошноту.
Теперь спутники ходили по малой нужде раз в сутки. Наверное, больше по привычке, чем от надобности. Жалкая струйка падала между ног, не пролетая и пяти сантиметров.
Несмотря на сильно полегчавшие сумки, их ремни с каждым днем давили сильнее. Жак даже порывался выбросить пистолет, но Кирилл его остановил:
– Может, еще пригодится.
– Если только застрелиться, – также хрипло ответил француз.
– Вар… – начал говорить Громов, но после нескольких звуков закатился в сухом кашле.
Жак поминутно облизывал сухие губы распухшим и шершавым, как наждачная бумага, языком. Кирилл ставил засечки рефлекторно, на автомате, но движения потеряли былую скорость и силу.
– Что? – спросил Жак, когда Громов остановился.
– Надо поесть, – сказал Кирилл, разламывая хлебец пополам.
Француз кивнул и засунул свою долю в рот. Спутники пытались размочить хлебцы слюной, но обезвоженный организм почти ее не выделял. Крошечный «обед» длился четверть часа. Затем обессиленные мужчины, сами того не заметив, задремали на несколько часов.
Пробуждение было долгим и мучительным. Казалось, организм требовал остаться лежать, чтобы спокойно умереть. «Зачем мучиться, когда все предрешено? – говорила каждая клеточка. – К чему это вялое барахтанье, называемое надеждой? Надеждой сыт не будешь».
– Вот бы на меня кто-нибудь вылил ведро воды, чтоб я проснулся, – сказал Жак и хрипло засмеялся. Веселья в этом смехе было не больше, чем в центре звезды – льда.
Опираясь на стены, спутники поднялись на ноги. Перед очередной развилкой, Кирилл поднял голос:
– Стой!
Он шагнул сначала в один туннель, постоял, прислушиваясь. Затем зашел во второй.
– Вода… – с блеском в глазах, сказал звездолетчик, – капает.
Жак едва сдержался, чтобы не побежать. Туннель кончился, не успев начаться – через полдесятка шагов. Подземные путники оказались в овальном гроте с высоким потолком. С черного потолка падала вода. Маленькими капельками, но часто-часто, не останавливаясь ни на миг.
Кирилл и Жак двинулись на сладостный звук, но стоило свету фонаря обшарить пещеру, как мужчины застыли. В трех метрах от небольшой выбоины в полу, куда капала вода, сидел человек. Когда-то очень давно. Сейчас от него остался только скелет да нож с черной пластмассовой ручкой и проржавевшим лезвием.
Жак бросился к воде.
– Подожди! – цепляя попутчика за футболку, сказал Кирилл. – Вдруг, вода отравлена? Или хочешь присоединиться?
– Да он просто уйти от источника не смог, – отмахнулся француз.
Жак встал коленями на мокрый пол и, на манер животных, начал пить прямо из выдолбленной природной чаши. Француз стоял так, пока не коснулся губами каменного дна, а вода капала на его разлохмаченные грязные волосы. Жак поднял лицо вверх, ловя живительную влагу на распухший язык. Кирилл в раздражении толкнул француза в плечо. Тот растянулся на спине между источником и скелетом, глаза светились неземным, райским счастьем. Казалось, будто он испил все вселенские блага.
Кирилл задал на компьютере программу по тестированию воды и подставил запястье под падающие капли. Дозиметр честно проглотил пару миллиграмм, и уже через секунду дал ответ – жидкость пригодна для потребления.
– Видимо, ты прав, – сказал Кирилл, подставляя горлышко бутылки под подземный дождь.
Через минуту он сделал первые два глотка.
– Божественный вкус, – оценил звездолетчик, – деликатес всех времен, народов и планет.
Кирилл стоял и ловил каждую каплю. Стоило воде покрыть дно бутылки, как он тут же осушал ее. Жажда разгоралась, организм вспоминал лишения прошлых дней, требуя напиться впрок. Громову казалось, что он не отойдет в сторону, пока не иссякнет подземный источник.
Усилием воли Кирилл заставил себя дождаться, когда в бутылке наберется хотя бы стакан. За десять минут, пока он изображал статую, рука сильно устала. Громов горько усмехнулся. Еще месяц назад он мог так стоять хоть сутки. Но всему есть предел, даже силам молодого звездолетчика.
Кирилл вытряхнул в иссушенный рот все до капли и произнес:
– Нужно набрать все бутылки, хорошенько выспаться. Потом съедим по хлебцу, а желе – через сутки.
– Ага, вдруг потом найдем, где с потолка капают жареные куриные ножки, – мечтательно произнес Жак и, перевернувшись на живот, пополз к каменной чаше.
– Потом еще попьешь, надо вначале запас сделать, – встав на его пути, сказал Кирилл.
– Да что с ним будет? Уже, небось, полвека капает.
– Накаркал! – воскликнул Кирилл. И подставил под капли ладонь, чтобы заглушить звук. – Перестал!
– Как?! – испуганно воскликнул Жак и вскочил на ноги. И тут же добавил спокойно, увидев блестящую от влаги ладонь Громова: – Козел.
Ушло больше часа, чтобы набрать оставшиеся у них две бутылки. Затем друзья, приободрившиеся этой маленькой удачей, улеглись спать.
Звук бесконечно капающей воды раздражает почти любого человека, но сейчас этот звук был сладостней самой возвышенной музыки. Жак просыпался почти каждый час, чтобы выпить набравшуюся в углублении воду. Скелет Кирилл отнес в проход. Теперь тот сидел в маленьком туннельчике, привалившись к стене, словно уставший дозорный. Чудесным образом скелет потерял по дороге всего пару мелких косточек.
На месте его прежнего многолетнего караула вырос вездесущий бледный грибковый мох. Растение подошло вплотную к суровому голому камню, но дальше не могло продвинуться и на сантиметр. Словно варварская пехота, разбивающая об высокие стены королевского замка, мох год за годом терпел неудачу в захвате новой территории.
Выспавшись, напившись, и с аппетитом стрескав по хлебцу, мужчины покинули гостеприимный грот. На входе Кирилл не поленился выскоблить слово aqua[7]. В животах болталось по несколько литров выпитой воды. Чувствовать наполненный желудок, пусть и жидкостью, было приятно.
По прикидкам Кирилла теперь у них была неделя. Мучительная, трудная, но неделя, в которую они смогут довольно быстро передвигаться.