— Полагаю, да, — медленно проговорил он. — Точно не знаю.
— Ммм… — Брисби подумал о том, каково приходится картине, потерявшей свою раму. — Полковник Баслим очень настоятельно просил меня найти твою семью. Мне будет проще это сделать, если ты официально станешь членом моего экипажа. Ну? Гвардеец третьего класса… оклад тридцать кредитов в месяц, еды до отвала, а спать — сколько получится. И еще слава. В общем, немного.
Торби поднял глаза.
— Скажите, это та же Сем… — та же служба, в которой был мой отец? Полковник Баслим, вы его так называете? Он служил здесь?
— Да. Он занимал гораздо более высокий пост, чем я предлагаю тебе. Но служба — та же самая. Мне кажется, ты хотел сказать «семья». Мы считаем свою службу одной большой семьей. Полковник Баслим был одним из самых уважаемых ее членов.
— Тогда я хочу, чтобы меня приняли.
— Зачислили.
— Да, сэр.
Глава 16
При более близком знакомстве фраки оказались неплохим народцем.
У них был свой тайный язык, хотя сами они полагали, что разговаривают на интерлингве. Прислушиваясь к их речи, Торби обогатил свой словарный запас несколькими сотнями существительных и парой десятков глаголов. Он обнаружил, что окружающие с уважением относятся к тем световым годам, которые он намотал в космосе в бытность свою Торговцем. Впрочем, Людей тут считали несколько странными. Торби не спорил: фраки в этом не разбирались.
Поднявшись с Гекаты, «Гидра» отправилась к мирам Кольца. Перед самым стартом пришел денежный перевод, к которому суперкарго «Сизу» приложил бумагу, гласящую, что это — одна восемьдесят третья часть доходов звездолета, полученных по пути от Джуббулпора до Гекаты. Словно он девушка, которую собираются выдать замуж, подумалось Торби. Сумма была велика до неприличия, тем более что в бумаге Торби не нашел упоминания о вычете своей части общей стоимости корабля, которое, он это чувствовал, должно было бы там присутствовать, чтобы расчеты были справедливыми. А здесь все выглядело так, будто он — не уроженец корабля. Жизнь среди Людей научила нищего мальчишку смотреть на деньги с такой стороны, с какой он никогда не увидел бы их, собирая подаяние. В бухгалтерских книгах должен быть порядок, а долги надо платить.
Он спросил себя, что бы сказал Баслим, увидев такую кучу денег. Торби почувствовал изрядное облегчение, узнав, что может сдать их на хранение казначею.
Вместе с деньгами прибыла записка с несколькими теплыми словами и пожеланием удачи, куда бы судьба ни забросила Торби, подписанная: «С любовью. Мать». От этих слов Торби сперва приободрился, но потом почувствовал себя еще хуже.
Фриц прислал пакет с личными вещами Торби, вложив в него листок со словами: «Дорогой брат, о последних событиях толком никто ничего не знает, но на нашей старой посудине царит напряженность. Не будь это немыслимо, я бы сказал, что старшие члены Семьи разошлись во мнениях. Что же до меня, то я не имею никаких суждений и хочу лишь сказать, что уже скучаю по твоей наивной болтовне и вечно смущенной физиономии. Не грусти и не забывай считать сдачу. Кстати, пьеса имела головокружительный успех. Лоан — просто прелесть. Фриц».
Прибывшие с «Сизу» пожитки Торби запихал подальше: теперь, когда он стал гвардейцем, они смущали его. Он выяснил, что Гвардия не была замкнутым обществом вроде Людей, и для того, чтобы стать гвардейцем, не требовалось никакого чуда: если человек соответствовал предъявляемым требованиям, никто не спрашивал его о том, откуда он прибыл и кем был раньше. «Гидра» набирала экипаж на многих планетах, этой цели служили компьютеры Бюро Кадров. Торби видел вокруг себя высоких и маленьких, костлявых и дородных, лысых и волосатых, людей с признаками мутации и без таковых. Сам Торби был близок к норме, а его привычки, вынесенные им из мира Вольных Торговцев, воспринимались окружающими как безобидная эксцентричность; хотя Торби попал на борт недавно, он не был новичком в космосе.
В сущности, от остальных его отличало лишь то, что он был новобранцем. Звание «гвардеец третьего класса» — это все, на что мог рассчитывать необученный новичок до тех пор, пока не проявит себя, к тому же Торби не проходил даже начальной подготовки.
Однако его положение было ничуть не хуже, чем у любого новобранца, только что вставшего под знамена корпуса. Он получил койку, место за столом, служебные обязанности, и младший офицер говорил ему, что он должен делать. Торби мыл палубу, а во время тревоги, если отказывала связь, должен был исполнять роль вестового офицера-оружейника. Это значило, что его можно послать за чашкой кофе.
В целом его жизнь на корабле была относительно спокойной. Торби разрешалось участвовать в общем разговоре после того, как выскажутся старшие; когда за карточным столом не хватало партнеров, его приглашали участвовать в игре; он пользовался привилегией одалживать старшим носки и свитера, если у них возникла такая нужда. Торби уже умел подчиняться; это оказалось совсем нетрудно.
«Гидра» заступила на боевую вахту; разговоры в столовой крутились вокруг возможной «охоты». Корабль мог развивать ускорение в триста единиц и вступал в бой с пиратами в тех случаях, когда «Сизу» постарался бы избежать встречи с рейдером. Хотя «Гидра» имела многочисленный экипаж и тяжелое вооружение, большую часть корабля занимали энергоустановки и топливные баки.
Стол, за которым сидел Торби, возглавлял младший офицер, артиллерист второго класса Пибби по кличке «Децибел». Как-то раз во время обеда, когда все вокруг обсуждали, пойти ли после еды в библиотеку или в кают-компанию на стереофильм, Торби, погруженный в свои раздумья, услышал свое прозвище:
— Верно, Торговец?
Торби гордился своим прозвищем, но ему не нравилось, когда его произносил Пибби: тот самодовольно считал себя великим остряком и любил заботливо осведомиться: «Как дела?», сопровождая вопрос таким жестом, будто считает деньги. До сих пор Торби старался не обращать на него внимания.
— Что «верно»?
— Слушай, а не прочистить ли тебе уши? Или ты вообще не способен слышать ничего, кроме звона и хруста? Я рассказывал ребятам о нашей беседе с офицером-оружейником: чтобы чаще ловить пиратов, нужно гоняться за ними, а не прикидываться Торговцем, слишком трусливым, чтобы сражаться, и слишком жирным, чтобы убегать.
Торби еле сдерживал гнев.
— Кто сказал, будто Торговцы слишком трусливы, чтобы вступать в бой?
— Брось трепаться! Кто хоть раз слышал, чтобы Торговец уничтожил пирата?
В общем-то Пибби говорил правду: Торговцы предпочитали не распространяться о своих победах. Но Торби еще больше разозлился.
— Я, например.
Он хотел сказать, что слышал о том, как Торговцы взрывали пиратов; Пибби же воспринял его слова как похвальбу.
— Ты? Неужели? Послушайте, ребята, да наш коробейник, оказывается, герой! Он поджег пирата своими собственными маленькими ручонками! Ну, так расскажи нам. Ты подпалил его волосы? Или подсыпал известку ему в пиво?
— Я работал, — ответил Торби, — с одноэтапным поисковиком «Марк XIX» производства Бетельхейм-Антареса, вооруженным двадцатимегатонной плутониевой боеголовкой. Я поймал цель по прицельному лучу с упреждением.
Воцарилась тишина. Наконец Пибби холодно осведомился:
— Где ты об этом прочитал?
— На ленте, записанной во время боя. Тогда я был старшим бортовым стрелком. Корабельный компьютер вышел из строя, и я точно знаю, что пирата поразил мой выстрел.
— Так он офицер-артиллерист! Кончай трепаться, Торговец!
Торби пожал плечами.
— Я и был им. Точнее, офицером-стрелком. Собственно ракетами я не занимался.
— Скромничаешь, Торговец! Болтать легко.
— Тебе лучше знать, Децибел.
Услышав свое прозвище, Пибби задохнулся от возмущения: Торби не имел права позволять себе такую фамильярность. Из угла послышался другой голос, весело заявивший:
— Это уж точно, Децибел, болтать легко. А расскажи-ка нам о схватках, в которых участвовал ты сам. Ну, давай!
Говоривший не имел звания; он служил в штабе писарем и не боялся раздражения Пибби.
Пибби сверкнул глазами.
— Хватит болтать! — рявкнул он. — Баслим, я жду тебя в восемь ноль-ноль в боевой рубке. Там мы посмотрим, какой из тебя стрелок.
Торби вовсе не горел желанием испытывать свои силы: он ничего не знал о вооружении «Гидры». Однако приказ есть приказ, и в назначенное время он предстал перед ухмыляющимся Пибби.
Но ухмыляться тому пришлось недолго. Аппаратура «Гидры» не имела ничего общего с компьютерами «Сизу», но принципы стрельбы были теми же самыми, и старший сержант-оружейник (кибернетист) подтвердил, что бывший Торговец знает, как стрелять. Он постоянно искал таланты, а люди, способные рассчитывать траектории ракеты в сумасшедшей обстановке боя на субсветовых скоростях, встречаются среди гвардейцев так же редко, как и среди Торговцев.
Он расспросил Торби о компьютерах, на которых тот работал, и покачал головой.
— Эту систему я видел только на сдвоенных установках производства Дюссельдорфа; используемые там принципы уже давно устарели. Но уж коли ты сумел поразить цель с помощью такого барахла, то мы найдем тебе применение, — сержант обернулся к Пибби. — Спасибо, Децибел. Я сам сообщу офицеру-оружейнику. Баслим, ты остаешься здесь.
— У него есть работа, сержант, — возмутился Пибби.
Сержант Лютер лишь пожал плечами.
— Доложи начальству, что Баслим переведен ко мне.
Торби был поражен, услышав, как прекрасное оборудование «Сизу» называют барахлом. Но уже очень скоро он понял, что имел в виду Лютер: чудовищный боевой мозг «Гидры» был настоящим гением среди компьютеров. В одиночку Торби ни за что не управился бы с ним — вскоре его назначили артиллеристом третьего класса (кибернетистом), что в определенной степени избавляло его от придирок Пибби. Только теперь он начал чувствовать себя настоящим гвардейцем, пусть еще и самым молодым, но все же признанным членом команды.
«Гидра» шла на сверхсветовой скорости к планете Ультима Туле системы Кольца, где она должна была заправиться и начать поиск пиратов. Никаких сведений о личности Торби пока не поступало, и он должен был довольствоваться своим статусом в команде, в которой служил и его отец. Торби было лестно думать о том, что Баслим мог бы гордиться им. Юноша скучал по «Сизу», однако в корабле, на котором не было женщин, жить было гораздо проще, и дисциплина на «Гидре» была не столь жесткой, как на Вольном Торговце.
Однако полковник Брисби не давал Торби забывать, с какой целью его зачислили в экипаж. Между командиром и новобранцами огромная дистанция, и те смели поднять, на шкипера глаза лишь во время инспекции. Тем не менее Брисби регулярно посылал за Торби.
Брисби получил из корпуса «Икс» полномочия обсудить донесение Баслима с его связником, не забывая, впрочем, о высшей степени секретности. Полковник вновь вызвал Торби к себе.
Юноше впервые довелось выслушать строжайшее предупреждение о необходимости сохранения тайны. Брисби внушал ему, что излишняя разговорчивость может повлечь за собой самое тяжелое наказание, какое только способен наложить трибунал.
— Однако главное не в этом. Мы должны быть уверены, что такой вопрос даже не возникнет. Иначе нам не о чем говорить.
Торби замялся.
— Откуда мне знать, что я должен держать рот на замке, если я даже не понимаю, о чем именно я должен молчать?
— Я могу приказать тебе, — раздраженно произнес Брисби.
— Да, сэр. И я отвечу: «Есть, сэр!». Но убедит ли это вас в том, что я не рискну предстать перед трибуналом?
— Но… Тьфу, черт! Я собираюсь говорить с тобой о работе полковника Баслима. И нечего тут распускать язык, понял? Иначе я разорву тебя на кусочки вот этими руками! И ни одному сопляку я не позволю валять дурака, если речь идет о работе Старика!
Торби с облегчением перевел дух.
— Почему вы не сказали об этом сразу, шкипер? Я не позволю себе проронить ни слова, если речь идет об отце — ведь это было первое, чему он меня научил.
— Вот как? — Брисби улыбнулся. — Впрочем, я мог догадаться сам. Ладно.
— Ну, а с вами-то, — задумчиво проговорил Торби, — можно об этом говорить?
Брисби растерялся.
— Я не понимал, что эта тема — палка о двух концах. Но это так. Я могу показать депешу из корпуса, предписывающую мне обсудить с тобой донесение Баслима. Это тебя убедит?
Брисби с иронией подумал о том, что сейчас ему придется показывать депешу с грифом «совершенно секретно» самому младшему члену своего экипажа, — депешу, которая убедила бы новобранца в том, что капитан судна имеет право с ним поговорить. Однако сейчас это казалось самым разумным. До сих пор полковник даже представить себе не мог, что попадет в такое положение.
Торби прочел депешу и кивнул.
— Готов ответить на любой ваш вопрос. Я думаю, отец согласился бы.
— Отлично. Ты знал о том, чем он занимался?
— Ну… и да и нет. Кое-что я видел. Я знаю, чем именно он интересовался, потому что он заставлял меня наблюдать и запоминать. Я передавал его послания, и каждый раз они были совершенно секретны. Но я так и не понял почему. — Торби нахмурился. — Мне сказали, что он шпион.
— «Сотрудник разведывательной службы» звучит лучше.
Торби пожал плечами.
— Если бы он шпионил, он так бы и говорил. Отец не обращал внимания на слова.
— Да, он не обращал внимания на слова, — согласился Брисби, вспоминая о тех сокрушительных головомойках, которые Баслим некогда задавал ему. — Давай-ка я объясню тебе. Ммм… ты знаешь историю Земли?
— Самую малость.
— История Земли — это история человеческой расы в миниатюре. Задолго до начала космической эры, когда мы еще не заполонили планету, уже тогда существовали неосвоенные территории. Каждый раз, когда открывали новые земли, действовали три тенденции: впереди шли торговцы, желавшие попытать счастья, за ними бандиты, нападавшие на честных людей, а потом шел поток рабов. То же самое происходит и сегодня, когда мы прорываемся сквозь космос вместо того, чтобы осваивать океаны и прерии. Приграничные Торговцы — это искатели приключений, идущие на большой риск ради больших прибылей. Преступники — будь то грабители с большой дороги, морские пираты или космические рейдеры — появляются всюду, где нет полиции. И те и другие — временное явление. Работорговля — совсем другое дело. Это самая ужасная из привычек человечества, и с ней труднее всего покончить. На каждой новой территории она воссоздается вновь, и корни ее вырвать очень нелегко. Стоит лишь какой-либо культуре заболеть этим недугом, и работорговля утверждается в экономической системе, в законах, в повседневных привычках и отношениях людей. Ее запрещают, пытаются подорвать ее устои, но она, словно сорняк, готова вновь прорасти в мышлении людей, считающих рабовладение своим «естественным» правом. Спорить с ними бесполезно: таких людей можно лишь устранить, но изменить их натуру невозможно.
Брисби вздохнул.
— Видишь ли, Баслим, Гвардия — это лишь полицейская и почтовая служба; уже два столетия Галактика не знает крупных войн. В наши обязанности входит невыполнимая по своей сути задача поддержания порядка на окраинах цивилизованного мира, на границе сферы диаметром около трех тысяч световых лет — никто даже представить не может себе, как велико это пространство. Человечество не в силах обеспечить его охрану. Протяженность границ растет с каждым годом. Полиция планет порой добивается успехов, но что касается нас, то чем дальше, тем больше проблем. Для большинства из нас это работа, благородная работа, но конца ей не видно.
Однако для полковника Ричарда Баслима это было страстью. Особенно он ненавидел торговлю людьми, сама мысль о которой приводила его в неописуемую ярость — я сам тому свидетель. Он потерял ногу и глаз — я думаю, ты знаешь об этом, — спасая людей, захваченных кораблем работорговца. Многие офицеры сочли бы свой долг исполненным и отправились домой на заслуженный отдых. Но только не наш старый служака! Несколько лет он преподавал в Академии, затем попросился в тот единственный корпус, который мог принять его, как бы сильно он ни был изувечен, и предложил свой план.
Девять Миров — это становой хребет работорговли. Саргон колонизирован достаточно давно и, после того как получил самостоятельность, не признает Гегемонию. В Девяти Мирах не соблюдаются права человека, да они и не собираются их соблюдать. Так что нам путь туда заказан, а они не могут посещать наши миры.
Полковник Баслим решил, что мы сумеем сделать торговлю людьми невыгодной, если узнаем, каков ее механизм на Саргоне. Он понимал, что работорговцы должны иметь суда, базы, рынки сбыта и что это не подпольная деятельность, а вполне легальный бизнес. И он решил отправиться туда изучать его на месте.
Это была абсурдная затея — один человек против целой империи… однако корпус «Икс» как раз такими задачами и занимается. Но даже и они не могли бы послать туда Баслима, если бы он не предложил способа переправлять с Саргона свои донесения. Агент, находящийся в Девяти Мирах, лишен возможности передвижения, не может он воспользоваться и почтовой связью, поскольку между нами и ими нет почтовых путей, и уж, конечно, абсолютно невозможно связываться через N-косомос. Это было бы еще заметнее, чем духовой оркестр.
Но у Баслима была идея. Единственные, кто посещает и нас, и Девять Миров, — это Вольные Торговцы. Однако они бегут от политики как от огня — полагаю, ты знаешь об этом не хуже меня, — и всеми силами стараются не нарушать местных обычаев. Но у Баслима с ними установились особые отношения.
Я думаю, ты знаешь, что те люди, которых он спас, были именно Торговцами. Баслим сообщил в корпус «Икс», что имеет возможность передавать донесения через своих друзей. И ему разрешили попробовать. По-моему, никто даже не догадывался, что он захочет избрать для прикрытия личину нищего; сомневаюсь, чтобы он планировал такое заранее, но Старик был великим импровизатором. Как бы то ни было, он обосновался на Саргоне, годами вел наблюдение и слал свои сообщения.