Юра переступил с ноги на ногу. Кроссовки зычно зачавкали, будто с аппетитом ужинали содержимым лужи у подъезда. Молодой человек в полной безнадежности махнул рукой и почавкал вдоль дома прямо по воде, струящейся по асфальту. Очень скоро он, как и собирался, вымок до нижнего белья, но холода почему-то не чувствовал. Это ему не понравилось. Нет, так дело не пойдет! Помирать, так с музыкой! Если его даже осенний студеный дождь не берет, это же надо как-то исправить! Пожалуй, есть смысл сходить к плотине! Там должна быть такая водная свистопляска, что мало никому не покажется!
Юра специально наступил одной ногой в глубокую канаву у газона, запустив в кроссовку как можно больше коричневой мутной жижи. Когда он поставил ногу обратно на асфальт, изо всех отверстий старой обувки со свистом прыснула вода. Юра довольно улыбнулся этому забавному действу, лично им произведенному, и прибавил шагу.
По дороге к плотине молодой человек все же немного продрог. Вот не надо носить синтетические вещи! Скользкая футболка не облегала тело, а противно отлеплялась от него и снова приклеивалась обратно в такт шагам. С интервалом в несколько секунд Юра получал новый холодный компресс сразу на весь торс.
Как он того и ожидал, мост плотины еле виднелся в тумане. Капли, льющиеся с неба, смешивались с брызгами, рождаемыми плотиной, и образовывали сплошное белесое облако. Юра поспешил внутрь него, будто именно там ждало его спасение и от Светки Кузовковой, и от той невыносимой боли, что поселилась в груди.
Возле перил темнел какой-то бесформенный куль. Поскольку, с точки зрения Юры, в такую мерзостную погоду на плотине не могло быть людей, кроме него самого, он решил ознакомиться с кулем поближе. А что еще делать, раз уж его сюда занесло?
По мере приближения к нему куль принимал все более четкие очертания человеческой фигуры. Юра уже хотел развернуться и пойти обратно, поскольку встречи с любого рода фигурами в его планы не входили, но что-то заставило его остановиться. Фигура, видимо, заслышав залихватское чавканье Юриных кроссовок, обернулась, и их хозяин наткнулся на пристальный взгляд Олега Дунаевского.
– Ты? – удивился Юра и чуть не задохнулся водяной взвесью, которая носилась по плотине.
– Максимов, кажется? – довольно свободно проговорил Дунаевский. Глубоко надвинутый капюшон отсекал от его лица пляску взбесившейся воды.
– Он самый... – Юра пытался найти положение, при котором можно было бы говорить, не захлебываясь. Получалось плохо. Вода была всюду. Максимов выставил вперед чуть подрагивающий палец и добавил: – Тот, которому ты, гад, всю жизнь переломал...
– Я? Тебе? – удивился Дунаевский, машинально пряча голову поглубже в капюшон. – Совсем крыша съехала? Мы с тобой и словом-то не перебросились!
– Не перебросились! Но она-то наверняка тебе рассказывала!
– Она? Ты о ком, Максимов?
Юра вдруг почувствовал, как холод наконец пробрал его до костей. Он подскочил к Дунаевскому. Хотел схватить за куртку и притянуть к себе поближе, чтобы посмотреть в глаза. Ведь прикидывается же, сволочь, что Юля ничего не рассказывала о своей прошлой любви! Ведь была же любовь! Была, черт возьми! И если бы не этот...
Но окоченевшие уже пальцы лишь смешно скользнули по куртке Дунаевского. Как же все глупо выглядит... Намертво, будто в доспехи упакованный враг, и он, Юра, мокрый насквозь, жалкий и чуть ли не голый. Если бы их сейчас видела Юля, она еще раз обрадовалась бы, что выбрала именно того, кого надо: красавца и баловня судьбы. Но нет! Сейчас он, Юрий Максимов, соберет все силы, и от этого красавца останется мокрое место! Да, то, что останется от Дунаевского на этой мокрой плотине, будет еще более мокро, чем все вокруг! Он размахнулся и, скользя вконец расквасившимися кроссовками, ударил противника туда, куда получилось. Куда именно, он не понял, потому что капюшон врага мешал правильно рассчитать удар.
– Ты чё, ошизел?! – крикнул Дунаевский и попытался перехватить руку Максимова. Но и нейлоновая Юрина ветровка тоже была скользкой от воды, а правая рука Олега все еще не слишком ловкой после недавнего перелома. Юра вырвался и ударил снова. И в этот раз, видимо, туда, куда надо, потому что Дунаевский охнул, выругался и отвесил ему ответный удар, от которого у Максимова зазвенело в ушах.
Дальше Юра уже плохо соображал, что делал. Он молотил кулаками как придется, ожесточаясь все больше и больше. Ему казалось, что каждый новый удар только прибавляет ему сил. Еще бы! Он ведь знает, за что сражается! За Юлю, которую этот гад у него отобрал! Все было нечестно, неправильно, позорно! А теперь все идет, как надо! У этого Олежека капюшон куда-то съехал... Ха! Отвалилось-таки «забрало»! Теперь его можно схватить за длинные волосы. Удачно отрастил, как знал, что пригодятся...
Молодые люди катались по неровному бетонному покрытию плотины, нанося друг другу самые жестокие удары, на которые только были способны и которые позволяла им делать разбушевавшаяся стихия. Прожекторы, которые городские власти еще не распорядились убрать на зиму, бросали на лица противников разноцветные всполохи, и оттого схватка молодых людей приобретала нечто фантасмагорическое, а потому неуправляемое и страшное. В лужи поочередно капали алые капли крови Максимова и Дунаевского. Они бились в рукопашной схватке, как смертельные враги на поле брани.
Вскоре Юра почувствовал, что явно побеждает. Удары Дунаевского делались все слабей и слабей, особенно те, которые он пытался наносить правой рукой. Максимов расслабился, и Олег каким-то чудом сумел перебросить его через себя. Юра ударился спиной о перила моста, съехал вниз и вдруг стал проваливаться в широкий зазор между звеньями решетки. Он охнул и хотел схватиться за чугунные стойки, между которыми уже свесились вниз над ревущим водопадом голова и плечи, но мокрые руки опять соскользнули.
– Э-э-э-э!! – страшно взвыл Дунаевский и в один прыжок подскочил к Максимову. Он успел схватить его за ноги, и Юра повис над плотиной вниз головой, делая беспорядочные движения руками.
– Не маши крыльями, урод! – пытаясь перекричать шум воды, гаркнул Олег. – Сосредоточься и пытайся подтянуться... Ты вполне можешь достать до стоек руками! А я долго не продержу. У меня правая рука слабая... ломаная...
Уставший от борьбы Максимов сосредоточиться не мог. Подтянуться тоже не мог. Он был даже не в состоянии понять, что так дико шумит: бурлящая внизу вода или что-то сдвинувшееся с места в его голове. Левый глаз, похоже, заплыл, потому что ничего не видел.
Собственно, он, Юра, сейчас получит то, чего добивался. Если Дунаевский и впрямь не выдержит... а он не выдержит (Максимов вдруг отчетливо вспомнил Олега с гипсом)... то он рухнет вниз и сломает себе шею о бетонные ступени плотины, если еще раньше не захлебнется в бурном водопаде.
– Да подтянись же ты, сволочь!! – надсадно кричал ему Олег. – Ну... представь, что на физре... висишь на турнике... это ж то же самое...
Но Юра вдруг почувствовал страшную апатию. Ему стало все равно. Он ничего не смог сделать с Дунаевским. Эта битва была уже заранее проиграна, еще не начавшись. Ну на что можно было рассчитывать? Не убивать же ему Олега? Разве этим вернешь Юлю? Ее вообще ничем не вернешь, а потому лучше уж рухнуть вниз. Есть надежда, что смерть не будет слишком мучительной. Тем более что уже сейчас сознание заволакивается какой-то алой пеленой... липкой и даже сладкой... Умирать, оказывается, совсем не страшно...
* * *Примерно в это же самое время в теплой и сухой квартире Бондаренко шел следующий разговор между двумя подругами.
– Слушай, Аська, вот скажи мне, зачем ты на истории помянула Дунаевского? – спросила Тамара.
Ася, зареванная, с одутловатым воспаленным лицом, еще сильней съежилась внутри большого ушастого кресла и ответила:
– Можно подумать, что это мог сделать кто-то другой...
– Вообще-то, можно не только подумать, но даже и предположить, кто, кроме Олежека, мог еще это сделать. Но я о другом... Ты же любила его... Дунаевского... Разве любимого человека сдают каким-то там Демократизаторам? Или все: любовь прошла – и скатертью дорога?
– Чего ты от меня хочешь, Томка? – всхлипнула Ася. – Ты прекрасно знаешь, что Олегу нет никакого дела до моей любви, нелюбви... вообще до меня...
– И поэтому ты решила его отравить?
Бондаренко вздрогнула, подавилась очередным всхлипом и, с ужасом посмотрев на подругу, с трудом выговорила:
– Совсем с ума сошла, да?
– Нет, не сошла. У тебя просто яда нет, и взять негде, а был бы – и отравила бы. Разве нет? И вообще, кончай реветь! Не пожалею! Я пришла с тобой серьезно поговорить!
– О чем? – проронила Ася. – Разве ты, моя подруга, чего-то обо мне не знаешь?
– Видимо, не все! Понимаешь, Аська, кроме тебя, ни у кого в классе нет причины так желать зла Дунаевскому, как у тебя.
– И что?! – звенящим голосом выкрикнула Бондаренко. – Я ничего ужасного не сделала! Просто предположила, что он сорвал нам зачет, чтобы проучить Демократизатора, – вот и все! Да, не буду скрывать, мне хотелось бы, чтобы его уличили и как-то наказали... Да! Да! Да! Хотелось! И сейчас хочется, чтобы на него свалились все кары небесные! Ты можешь осуждать меня, сколько хочешь! Мне все равно!
Бондаренко вздрогнула, подавилась очередным всхлипом и, с ужасом посмотрев на подругу, с трудом выговорила:
– Совсем с ума сошла, да?
– Нет, не сошла. У тебя просто яда нет, и взять негде, а был бы – и отравила бы. Разве нет? И вообще, кончай реветь! Не пожалею! Я пришла с тобой серьезно поговорить!
– О чем? – проронила Ася. – Разве ты, моя подруга, чего-то обо мне не знаешь?
– Видимо, не все! Понимаешь, Аська, кроме тебя, ни у кого в классе нет причины так желать зла Дунаевскому, как у тебя.
– И что?! – звенящим голосом выкрикнула Бондаренко. – Я ничего ужасного не сделала! Просто предположила, что он сорвал нам зачет, чтобы проучить Демократизатора, – вот и все! Да, не буду скрывать, мне хотелось бы, чтобы его уличили и как-то наказали... Да! Да! Да! Хотелось! И сейчас хочется, чтобы на него свалились все кары небесные! Ты можешь осуждать меня, сколько хочешь! Мне все равно!
Тамара накрутила на палец темно-каштановую кудрявую прядку и резко спросила:
– И все-таки как ты это сделала?
Ася с испугом посмотрела на подругу и ничего не сказала.
– Я уточняю свой вопрос, Ася: объясни, каким образом на экране компов Игорька появилась Дергач со всеми уморительными надписями?
– Вот этого я, честное слово, не знаю! – опять громко выкрикнула Бондаренко.
– А что ты знаешь? – не сдавалась Тамара.
Ася закрыла лицо руками, сползла с кресла на пол и разрыдалась особо истерично. Рогозина прошла на бондаренковскую кухню, налила в первую же попавшуюся чашку воды прямо из-под крана и, вернувшись в комнату, сунула подруге со словами:
– А ну пей, успокаивайся и рассказывай, как и что! А то, вот честное слово, пойду к Валентине Михайловне и расскажу, что ты отмочила на истории!
– Это не я! – взвизгнула Ася, махнув рукой и выплеснув при этом всю воду из чашки прямо подруге в лицо. Та только фыркнула, будто вынырнула из бассейна, и продолжила допрос, так как считала: главное – не сбиваться с темпа:
– А кто?!
– Да он, считай, на всех компах Демократизатора лично расписался!
– То есть... ты хочешь сказать, что...
– Да... именно это я и хочу сказать!
– Но зачем?!
– Затем, чтобы Татьяну Юрьевну уесть!
– Не понимаю...
– Ну, знаешь, Томка, ты то такая прозорливая, как экстрасенс, то – сущий тормоз! – У Бондаренко от возмущения даже высохли слезы. – Вспомни: Татьяна в прошлом году ни на какие уговоры нашей Неллечки не поддалась и влепила ему трояк по своей информатике! И это среди пятерочек и четверочек!
Тамара помолчала немного и опять сказала:
– Вот убей меня, Аська, если я вижу связь между Татьяной и компами Демократизатора!
– Ну... Томка... – Бондаренко почти презрительно покачала головой. – Смотри шире!
– Как?
– Да так! Компы транслировали изображение Юльки не только в кабинете истории! Они же подключены к общей школьной сети!
– Нет... – Рогозина отмахнулась от подруги. – Не может быть... Наш тест ведь не на всю школу транслировался!
– Так то тест! Он же все до мелочей продумал! Наверняка даже директриса прочитала, что Демократизатор у нас хренов, если, конечно, у нее компьютер был включен.
– Ась! Но ведь он действительно не шарит в информатике... Как он смог все это сделать?
– Откуда я знаю? Мне наплевать на это, понимаешь?!
– Это я как раз понимаю... Другое мне неясно...
– Вот только не надо меня обо всем расспрашивать! – взвизгнула Ася. – Его самого спроси!
– Непременно спрошу, но ты все-таки скажи: зачем он тебя в это дело впутал?
– Ну... думаю, чтобы я ему подыграла...
– И ты подыграла! Артистка! Аж разрыдалась!
– Да... только рыдала я по-настоящему... Тошно мне было, Томка. Я уже сказала, что тоже была не прочь отомстить Дунаевскому. А он мне так и сказал: «Скоро мы с тобой, Аська, будем отомщены!»
Тамара тоже сползла со своего кресла на пол, придвинулась к подруге поближе и тихо сказала:
– Ну... теперь, кажется, я задам тебе действительно последний вопрос: почему он все-таки тебе открылся? Зачем помощи попросил? Неужели не понимал, что ты вполне можешь его сдать? Хотя бы мне... как подруге...
– А я и сама не знаю, Тамара, что для него важнее: насолить Юльке с Олегом или тебе, раз ты многое и так предполагаешь, или, может быть, доказать Татьяне, что он стал асом. Представь, мне кажется, что ему даже хотелось, чтобы я проболталась, и все всё узнали. Готов, так сказать, понести заслуженное наказание!
– Да, я это уже недавно слышала: школа должна знать своих героев!
Глава 9 «Сделайте же что-нибудь, Кикишенька, родненькая!»
– Нина Никитична! Ваш класс уже вышел за всяческие рамки! – воскликнула Валентина Михайловна, когда классная руководительница 11-го «В», вызванная секретаршей, вошла в ее директорский кабинет. – Вы же педагог, в конце концов! Надо же что-то делать! Я понимаю, что вам трудно, поскольку вы не ведете у них ни одного предмета, но это означает, что вам нужно чаще собирать детей на классные мероприятия! Да-да! Я утверждаю, что они все еще дети, и очень многое в наших руках!
– Я вас просила, Валентина Михайловна, поручить этот класс кому-нибудь другому, – устало отозвалась Нина Никитична и тяжело опустилась на стул, который под ней жалобно пискнул. – Например, Татьяне Юрьевне... Она ведь так и «живет» без классного руководства.
– Вы прекрасно знаете, что Татьяна Юрьевна поставила меня перед выбором: или у нее нет классного руководства, или она уходит из школы. А как я без учителя информатики?
– У нас есть еще один...
– Правильно! Есть! Но только-только из института. Девчонке двадцать четыре года! Ей не справиться с 11-м классом, да еще из другой школы, да еще с такими... нигилистами!
– Я тоже не справляюсь...
– Вот только не надо самобичеваний! – Директор поднялась со стула, подошла к зеркалу, легким движением поправила пышную прическу, обернулась к поникшей учительнице и сказала: – Все-таки вы должны выявить того, кто это сделал!
– Почему вы все утверждаете, что это дело рук ребят именно моего класса?! – спросила Нина Никитична.
– Да потому, что они с первого сентября в оппозиции ко всей школе! Учителя стонут! Дисциплины ни на одном уроке нет! Отвечают с вызовом, дерзят. У меня такое впечатление, что они спалили бы школу, если бы не аттестаты, которые нужно получить! Никто, кроме них, не мог взломать нашу компьютерную сеть! Понимаете? Никому это не надо!!
– А моим детям зачем?
– За тем же самым, зачем они недавно сорвали биологию Эмме Эдуардовне! За тем же самым, зачем они устроили взрывы на лабораторной по химии! Они все делают просто назло нам! Нашей школе! Будто это мы виноваты в том, что закрыли их 722-ю... А взлом компьютерной сети – это вообще – апофеоз! Ничего не может исправить не только Татьяна Юрьевна... а какой она высококлассный профи, вы сами знаете... мы пригласили специалиста из компьютерной фирмы. Он уже второй день бьется, а сеть наладить не может. Говорит... какая-то там хитрая фишка... так они, кажется, сейчас выражаются... какой-то новый прием использован... Нужно срочно найти исполнителя! Я уж не говорю о том, что у нас не работает даже факс... Жили без факсов – и еще проживем! Но уроки информатики пропадают у всей школы!
– А если это не они?
– Давайте без «если»! Надо срочно выявить хакера! Надо! Вы даже можете объявить классу, что никакого наказания не будет... да!.. я это обещаю!
– Неужели не будет? – Нина Никитична недоверчиво покачала головой.
– Клянусь! Себе дороже! Выпустим их – и все!! И забудем этот 11-й «В», как страшный сон! А на следующий год вы получите пятиклашек! Еще раз клянусь!
Нина Никитична так же тяжело, как опустилась, поднялась со стула и молча пошла к дверям. На пороге она обернулась и сказала:
– Но обещать ничего не могу...
Валентина Михайловна понимающе качнула головой.
* * *Выйдя из кабинета директора, классная руководительница 11-го «В» поплелась к себе в кабинет. Уроки уже кончились, а потому сегодня никакого разговора с классом не получится. Нина Никитична была уверена, что вообще ничего не получится. Ну что она может им сказать: «Признайтесь, ребятки, кто испортил компьютеры! Директор никого ставить в угол не будет!» Смешно... Она сама ни за что не поверила бы, что наказания не последует. Но зачем они это сделали? Да и они ли? Что касается Эммы Эдуардовны... то такую зануду еще поискать... Все остальные классы к ее урокам давно привыкли и используют биологию, чтобы подготовиться к другим предметам. А 11-й «В», видимо, в шоке от такой откровенной халтуры и выражает протест, как может. Взрывы на химии могли быть просто случайностью или элементарной шалостью. Детство взыграло. А компьютерная сеть... Это вам не фунт изюма! Это ж действительно надо хакером быть...
Усевшись за стол в своем кабинете, Нина Никитична открыла журнал 11-го «В» на страничке информатики. По клеточкам были рассыпаны в основном тройки и четверки. Четверок, конечно, больше, но вот пятерочки – ни одной. Неужели среди средненьких хорошистов замаскировался хакер? А зачем ему – маскироваться? Юности свойственно выпячивать свои достоинства... В общем, одни вопросы, на которые, скорее всего, ответов она не найдет. Конечно, ученики перестали бросать на нее волчьи взгляды, привыкли, но до себя особенно не допускают. Оно и понятно. Наверняка думают примерно так же, как директриса: получить бы аттестаты и забыть эту школу вместе с Кикишей, как страшный сон. Да, она знает, что они зовут ее Кикишей. И что? Кликуха довольно милая. Домашняя такая...