Вообще-то Болеслав помогал зятю и ради своей дочери Марины, которая сидела под замком, так же как сам Святополк до самой смерти князя Владимира, а потом исчезла неизвестно куда, и никто не мог сказать, где ее искать!
Наконец, Болеславу шепнули, что есть боярин, который знает, где Марина.
Боярин оказался не очень приятным, его глаза бегали по сторонам, не поднимаясь до уровня глаз того, с кем разговаривал, казалось, этот Путша что-то выискивает, вынюхивает, выглядывает. Чуть передернув плечами от омерзения, хотя привык ко всему и сам был способен обмануть кого угодно, польский король потребовал:
– Перестань елозить глазами по полу! Отвечай открыто: знаешь, где моя дочь?
Но боярин, видно, настолько привык не поднимать глаз, что подчинился лишь на мгновение. Сиротливо пожал плечами, скромно склонил голову в сторону, словно говоря, что он маленький человек, мало что знает… но ответил:
– Где она сама – не ведаю, но могу помочь узнать.
– Что хочешь за это?
– В Гнезно.
– Зачем? – изумился Болеслав, но тут же понял сам, усмехнулся: – Столько наследил в Киеве, что боишься плахи?
Путша заметно вздрогнул при словах о плахе, польский король, поняв, что угадал, расхохотался:
– Ладно, говори, чем можешь помочь, если и впрямь поможешь – заберу тебя с собой, не оставлю русам на растерзание.
И вдруг прищурил глаза:
– Много вас таких… предателей? Анастас вон, небось, тоже за мной поспешит, чтобы свои за казну не порешили, а?
С Путши за время разговора сошло семь потов, даже похудел. Сговорились на том, что он узнает о Марине и сообщит королю.
Бредя от Болеслава, Путша понял одно – возвращать княгиню Марину ее отцу никак нельзя. Разговор повернуло совсем не так, как он желал, дочь обязательно расскажет отцу обо всем, что с ней случилось, и тогда польский король свернет ему шею и без всяких палачей, собственными руками. Вспомнив его крепкие руки с рыжими волосками на толстых пальцах, Путша невольно вздрогнул, сомнений не оставалось – этот свернет!
Боярин попытался перехитрить не только Болеслава, но и собственную судьбу, он не вернул княгиню Марину ее отцу, а самому Болеславу сообщил, что женщина у князя Ярослава и ее можно обменять на русских княгинь и княжон, которые ныне у польского короля вроде как в полоне. Небось за Предславу и Анну новгородский князь отдаст все…
Путша уже понял, что ему лучше бы с самого начала не вмешиваться в это дело, но обратного хода уже не было, потому решил тянуть время, а еще лучше попроситься вести переговоры с Ярославом, уехать и больше не возвращаться в Киев. Боярин узнал, что король не собирается долго сидеть близ своего зятя, напротив, уже торопится домой в Гнезно. Это правильно, охраняя для зятя Киев, можно потерять свои собственные земли. Что будет, если Болеслав с войском уйдет? Марину Путша ни за что не вернет отцу, значит, и Святополк перестанет быть его зятем, кто тогда поможет новому киевскому князю? Город тут же захватят и разорят те же печенеги. В Киеве становилось опасно, потому Путша решил, что из него пора бежать, но так, чтобы это выглядело выгодным для него самого.
Это значило, что надо напроситься вроде как с поручением от Болеслава к Ярославу, а там перебежать. Боярину не привыкать, он даже радовался, что ловко придумал. А потому предложил переговорить с Ярославом об обмене княгинь и княжон на княгиню Марину.
Болеслав таким словам поверил, но на переговоры отправил не Путшу, а киевского епископа. Сначала в насмешку предложил съездить Анастасу и с удовольствием наблюдал, как побелел священник из Десятинной. Конечно, перед Ярославом пришлось бы держать ответ за отданную казну! Вряд ли Анастас вернулся бы после таких переговоров.
– Ладно, не бойся! Ты поедешь со мной в Гнезно, а на переговоры отправлю другого, – усмехнулся король. С кем приходится иметь дело!
Святополку помог, Киев взял, а вот дочери не нашел. Если она действительно у Ярослава, то вполне может состояться обмен… И вдруг Болеслав понял, что не желает этого обмена! Он означал, что вместе с остальными его сможет покинуть и Предслава.
* * *Они обнимались по ночам и вовсе не виделись днем, нарочно избегая друг дружку. Когда он приходил в ложницу, свеча уже бывала потушена, а утром Болеслав оставлял Предславу одну, стараясь уйти незамеченным. Такая игра в тайну нравилась обоим.
И каждый старался не думать о том, что будет дальше.
Но однажды она сама пришла к нему в палату днем. Вошла, отодвинув гридя у входа, Болеслав махнул рукой охраннику, чтобы тот вышел вон. Но на сей раз король не утонул в глазах княжны, они были сердитыми.
– Ты раздаешь сокровища княжей казны своим наемникам?!
Король чуть приподнял бровь:
– Я победитель, разве нет?
А в голове билась мысль о том, что и во гневе она дивно хороша!
Говорят, что у человека самая сильная любовь бывает дважды в жизни – первая и последняя. Первую он запоминает навсегда, требуя взамен все, что только может дать жизнь, и чаще всего не получает. А последней любви он отдает самого себя, все, чему научила его жизнь, все, что может подарить, не жалея, до последней капли…
Болеслав знал и любил очень многих женщин, но Предслава оказалась его последней любовью, а потому король отдал ей сполна все, что было в его душе. Ни одну он не любил и не берег сильнее, чем киевскую княжну, а потому было особенно тяжело говорить ей то, что пришлось сказать:
– Я ухожу, мне пора обратно…
Предслава замерла, она хорошо понимала, что рано или поздно услышит эти слова. Но старалась не думать о том, что будет с ней самой.
– А… я?
Болеслав отвернулся, он не мог лгать этой женщине! Хотя и венчанная, но она не жена. И брала злость на жизнь, распорядившуюся так нелепо, на Ярослава, отказавшего ему при сватовстве к сестре, на самого себя, поспешившего с женитьбой на Одде. Голос прозвучал чуть хрипловато, король впервые винился перед женщиной.
– У меня дома жена… Одда… И сына родила недавно… Там тебя не признают…
Предслава замерла, он ее оставляет! Бросает, словно ненужную вещь! Умом понимала, что король не может иначе, но сердце не желало подчиняться разуму. Княжна едва не крикнула, что готова стать его служанкой!
Болеслав вдруг заговорил словно сам с собой:
– На Гнезненском озере есть остров… Там достраивают красивый замок… Мечтал привести туда тебя, но как? Если бы ты поехала просто жить там…
Предслава замерла, потом с трудом выдавила из себя:
– Я подумаю…
Ночью ему не пришлось быть у нее в ложнице, вместе со Святополком ездили куда-то. Ожидая своего мужа – не мужа, непонятно кого, Предслава вся извелась. И за бессонную ночь поняла, насколько ей стал дорог этот рыжий толстяк. Пусть его зовут старым развратником, пусть ругают по-всякому, но глаза короля и его руки уже свели с ума киевскую княжну. Она откликнулась на позднюю любовь старого развратника всем жаром молодой души! И этой своей любовью словно очистила его душу, отпустила все его многочисленные грехи.
Лежа без сна, Предслава размышляла над предложением Болеслава. Она готова была бы ехать за ним и просто как служанка, только позвал бы… Что делать? К Ярославу вернуться уже не сможет. Оставаться в Киеве? Кем? Снова быть приживалкой теперь у Святополка?
Поехать с Болеславом? А кем она будет там в Гнезно? В новом замке, конечно, хорошо, но пройдет время, и король может найти себе другую любовницу… Думать об этом было больно и совсем не хотелось, но приходилось. Куда тогда денется она?
Но и теперь Предслава понимала, что готова ехать. Хоть еще на день, хоть на час она желает быть с Болеславом! И тут же поняла, что поехать не сможет.
* * *На следующий день они снова встретились в той же палате.
– Что ты решила?
– Я останусь в Киеве…
Король подошел к своей возлюбленной, взял за подбородок красивую голову, поднял, глянул в грустные глаза:
– Почему?
– Я не одна, Болеслав. – Предслава впервые назвала его по имени, но сейчас он даже не заметил. – Куда я дену сестер, мачеху и Анну?
– Я отправил к князю Ярославу епископа с предложением обменять вас на свою дочь Марину. Обменять тех, кто захочет… – быстро поправил он сам себя. – Ответа пока нет, но скоро будет. Ты сможешь уехать к брату…
– Я не хочу к брату!
Удивленный резким ответом, король молча смотрел на княжну. Та снова подняла глаза, в них стояли слезы!
– И думаю, все не захотят! Так что я не одна.
– В замке много места…
– А что будет, когда я тебе надоем?
– Ты не можешь мне надоесть, скорее, я тебе. Но замок навсегда останется твоим. И сестер, если захочешь.
Ответом был только короткий кивок, Предслава была не в состоянии говорить, горло перехватило. Болеслав дольше раздумывать не стал, его руки крепко обхватили стан княжны, а губы прижались к ее губам…
* * *Киевляне снова высыпали на улицы, выглядывали из ворот, дивились: из города уходил польский король со своими наемниками. Поговаривали, что у Болеслава со Святополком вышла ссора, зять требовал, чтобы тесть перестал раздаривать княжескую казну и уступил наконец ему правление! Болеслав вроде посмеялся, мол, бери, если сможешь! Но биться за власть в Киеве не стал, наоборот, пообещал Святополку, что тот долго не просидит:
Киевляне снова высыпали на улицы, выглядывали из ворот, дивились: из города уходил польский король со своими наемниками. Поговаривали, что у Болеслава со Святополком вышла ссора, зять требовал, чтобы тесть перестал раздаривать княжескую казну и уступил наконец ему правление! Болеслав вроде посмеялся, мол, бери, если сможешь! Но биться за власть в Киеве не стал, наоборот, пообещал Святополку, что тот долго не просидит:
– Уйду я, явится Ярослав. Он за море за помощью послал, о том хоть знаешь?
Святополк поразился осведомленности тестя, он не знал, что об этом сообщил свой человек из Новгорода, побывавший у Коснятина. Болеслав уже знал, что Марины у Ярослава нет, но его жену Анну все равно отпустил, хотя и сомневался, что женщина доберется до Новгорода, слишком слаба. Остальные решили ехать вместе с Предславой в Гнезно. Теперь бывшая княгиня и тем более маленькие княжны смотрели на молодую женщину как на свою последнюю надежду и защиту.
Киевляне кто осуждал, кто оправдывал Предславу, но той было все равно. Глядя на любопытные лица, провожавшие их возок, она морщилась: когда была нужда, ни один человек за них не заступился! Хотя та же Предслава немало сделала для киевлян, и о сирых заботилась, и у церкви щедро подавала. Потому бывшая княжна уезжала со спокойным сердцем, твердо зная, что, даже если не на что будет жить, в Киев не вернется. Наймется служанкой в Гнезно, но возврата к прошлой жизни для нее не будет.
К счастью, Предславе не пришлось наниматься служанкой. Король Болеслав сдержал свое слово – замок на Гнезненском озере принадлежал ей и сестрам. Предслава сумела воспитать княжон так, что взять их в жены считали за честь знатные поляки, а самая младшая – Мария-Добронега – стала польской королевой, правда, уже после смерти Болеслава и не без помощи Ярослава. Но бывшая княжна в Киев и вообще на Русь не вернулась. Неизвестна дата ее смерти, неизвестно, где она похоронена.
Правда, с именем Предславы связана еще одна история – Моисея Угрина.
Бывший соратник князя Бориса был единственным, кто видел расправу, учиненную над бедным князем и его людьми. Именно Моисей прибежал к Предславе и трясущимися губами рассказал ей о гибели брата. Сам Моисей ходил в соседнюю весь, а когда вернулся, то застал князя и его людей перебитыми, а у его отрока даже отрезали голову, чтобы снять золотую гривну!
Моисей молил о защите, боялся, что и его станут искать, чтобы убить. Предслава спрятала бедолагу среди своих слуг, но никто им не интересовался, вряд ли убийцы вообще знали о его существовании. Моисей жил в Предславино, и когда пришло время уезжать в Гнезно, бывшая княжна отправила за парнем. Теперь она жалела, что это сделала, потому как Моисея вели вместе с другими пленниками. Попыталась попросить Болеслава отпустить бедолагу, но король как-то странно посмотрел на свою любимую и покачал головой:
– Он виновен, ты просто не понимаешь, что он виновен…
Больше разговора не было, а постепенно и сама Предслава забыла о таком русиче.
Моисея отдали работать в хозяйстве одному из очень зажиточных гнезненцев, где тот на свою беду приглянулся красавице Эльжбете, бывшей подружке короля.
Привыкшая получать все, что захочет, женщина ткнула пальцем и в работавшего рослого руса, ладная фигура которого и ясные голубые глаза весьма заинтересовали польку:
– Кто это?
Хозяин, знавший ненасытную натуру красавицы да еще и задолжавший ей немалую сумму денег, усмехнулся:
– То рус, которого привели из Киева. Но на женщин не смотрит, даже краснеет, если о чем спрашивают.
Пани Эльжбета провела языком по губам и задумчиво протянула:
– Ну, это смотря на каких женщин… Пришли его ко мне с каким-нибудь делом. Сегодня же!
Этой красотке отказывать нельзя, король еще не забыл ее горячих ласк. Неважно, что сейчас у Болеслава русская княжна, может ведь и вспомнить былое… Хозяин Моисея кивнул:
– Я-то пришлю, а там твое дело.
– Пришли-пришли…
Но Моисей действительно не интересовался женщинами! Чего только не вытворяла красавица Эльжбета, как не завлекала руса, тот словно скала на море был несокрушим. Его владелец даже продал за гроши этого строптивца жаждущей польке. Произошло это после того, как парень в очередной раз отказал красавице, что грозило крупными неприятностями уже самому хозяину. И тот приказал высечь глупца так, чтобы надолго запомнил, кому можно отказывать, а кому нет!
Пани Эльжбета выходила едва не испустившего дух от такой учебы руса, привела в свой дом, объявила своим мужем во всеуслышание, но!.. Парень оставался непоколебим, он просто не желал ни одну женщину! Не помогли никакие увещевания, соблазнения, угрозы новых расправ. Даже оставленный голодать, рус не сдавался блудливым нападкам своей хозяйки.
Эльжбета не придумала ничего лучше, как… пожаловаться на раба королю Болеславу! Вот уж этого король явно не понимал! Он велел привести странного человека к себе.
Перед Болеславом стоял рослый, сильный, несмотря на голодовку, парень. Крепкие плечи, сильные ноги, ясные голубые глаза… Пожалуй, король понимал интерес бывшей подружки к этому красавцу, но он не понимал самого красавца – пани Эльжбета всегда была хороша собой и с возрастом прелестей не растеряла.
И вдруг Болеслав понял, в чем дело! Сердце парня попросту занято другой! Ведь не потащил же он сам красотку Эльжбету в постель, потому что у него есть Предслава, так, небось, и этот.
– У тебя есть другая?
Кажется, рус даже не сразу понял вопрос, потом замотал головой:
– Нет-нет!
– Почему же ты не хочешь Эльжбету? Она хороша.
– Я не хочу ни одну женщину, не только свою хозяйку.
Протянув вполголоса «во дура-ак…», король поинтересовался:
– Ты болен?
– Здоров.
– Чего же ты хочешь?
– Мыслил уйти в обитель.
– Куда?!
– В обитель, в монастырь…
Болеслав таращил глаза на этакую невидаль, не зная, что ответить. Крепкий молодой парень, вместо того чтобы портить девок и ублажать свою красавицу госпожу, наслаждаясь всеми возможностями богатой жизни, желает похоронить себя под монашеской одеждой? Это было не просто непонятно королю, но и противно его натуре. Нужно ходить в церковь, молиться, поститься, делать щедрые пожертвования, но это-то зачем?!
А рус продолжил:
– Я уже и постриг принял.
– Подожди, – замахал на него Болеслав, – где ты мог принять постриг?
Лицо парня озарила счастливая улыбка:
– Мимо проходил иеромонах афонский, он меня и постриг. Моисеем теперь зовусь.
Некоторое время король сидел молча, Моисей стоял, ожидая, когда его отпустят.
– Эльжбета знает?
– Нет, она не спрашивала.
Покои огласил хохот Болеслава, тот, схватившись за бока, смеялся с каждым мгновением все оглушительней. Чуть придя в себя, обессиленно махнул рукой:
– Ой, иди, иди, а то помру! Ой, что с тобой Эльжбета сделает, узнав, что ты теперь монах!..
Моисей поторопился покинуть королевский дворец, он понимал и не понимал веселья Болеслава. Что смешного в том, что он принял постриг даже вот так – от проходившего мимо иеромонаха?
Осознал только позже, когда вернулся домой. Сама пани Эльжбета тоже, видно, побывала у короля и новость узнала там. Вернулась такая, что слуги спешно попрятались в самые дальние норы, зная, что хозяйке на глаза лучше не попадаться.
Эльжбета приказала позвать Моисея. Тот перекрестился, прочитал короткую молитву и отправился, как сам понимал, на плаху. Чего уж хорошего ждать от взъяренной красавицы? Он был готов к смерти и только молил Господа даровать ему силы умереть достойно. Но того, что произошло, не ожидал!
– И как тебя теперь зовут?
– Моисей.
– Монах, значит?
– Монах.
– А ты меня спросил?!
– На то воля только божья, но не людская…
Эльжбета даже слушать не стала, подскочила к нему, лицо перекошено, глаза от злости белые:
– Последний раз спрашиваю: будешь со мной?! Будешь моим?
Моисей выдержал бешеный взгляд и наскок хозяйки, помотал головой:
– Ни твоим, ни чьим, господу единому принадлежу душой и телом… Ты вольна убить меня.
Та вдруг расхохоталась прямо в лицо:
– Убить, говоришь? Господу, говоришь? Душой и телом? Не-ет… тело твое вот оно, и над ним я властна! И убивать тебя я не стану, помучайся прежде! А ну, пройдитесь-ка по нему еще разочек хорошенько, чтоб понял, что боли-то еще и не видел.
У любого хозяина есть холопы, готовые в угоду с другого шкуру спустить. Схватили, связали, бросили наземь. Моисей мысленно простился с миром, но это оказались далеко не все мучения его на белом свете. Били, пока в памяти был, потом отлили холодной водой, всегда ненавидевший его лях-управитель схватил за волосы, поднял голову:
– Ну что, живой?
Еще добавили, потом еще, но ни криков, ни даже стона не дождались. Эльжбета была готова сама начать истязание строптивого раба, но вдруг сделала знак остановиться. Слуги решили, что наконец опомнилась и оставит парня в покое. Где это видано, чтоб так мучить за нежелание блудить с ней? Но оказалось не все.