– Оскопить!
– Что? – не понял даже управитель.
– Оскопить острым ножом, чтоб ни с кем более…
Моисей стал скопцом, но и это не заставило его молить о пощаде! Лежа на залитой кровью земле и глядя вслед уходившей хозяйке, он все же простонал:
– Прости ее, господи, не ведает, что творит…
Это услышал управляющий, наклонился:
– Христом прикидываешься?!
Пнул что было силы в самое больное место, плюнул и пошел вон.
Свет поблек в очах Моисея.
Сколько так пролежал, не помнил, очнулся в каморке, где один из работников прикладывал ему к пострадавшему месту какие-то примочки. Увидев, что бедолага открыл глаза, наклонился ближе:
– Живой? Слава богу, уж и не думали, что в себя придешь. Кровищи столько было, что словно вовсе без нее остался. Лежи тихо, теперь уж будешь жить, коли глаза открыл.
* * *Болеслав при случае рассказал Предславе о странном русе, который не пожелал блудить с красоткой, предпочтя смерть. Та ахнула:
– Где он?
По описанию парня она поняла, что это тот самый отрок, что сообщил ей о гибели Бориса. Но разыскать и спасти парня уже не успела. Сначала умер Болеслав, а потом в Польше начался бунт, да такой, что пани Эльжбета не успела и скрыться, обиженных ею оказалось так много, что красавица была попросту убита. Ее рабы неожиданно получили свободу! Вместе со всеми и строптивый Моисей, стараниями друзей пришедший в себя.
Когда Предславе все же удалось разыскать следы бывшего отрока своего брата, тот уже мерил шагами дорогу до Киева, где стал монахом нового Печерского монастыря, а позже был причислен к лику святых.
Если кого одолевает блуд, можно помолиться Моисею Угрину, говорят, помогает.
* * *А в это время на Руси одно за другим следовали свои события, иногда весьма неожиданные…
Новгород
В город принесли вести одну другой странней. Причем гонцы рассказывали не князю, сидевшему, как сыч на суку, в своем Ракоме, а боярину Коснятину, от него толку больше.
Сначала примчался человек от Путши с известием, что Болеслав в Киеве, киевляне ворота открыли шире некуда, а в Десятинной короля и Святополка встречали обе княгини и все княжны. А еще, что польский король раздает княжескую сокровищницу, которую ему отдал Анастас!
Коснятина мало волновали и княжеская казна (не он собирал, не ему принадлежит) и даже горячая встреча короля и Святополка. Это хорошо, что там так все смурно, самое время Новгороду отделиться от Киева!
Честно говоря, боярину и возвращение князя было ни к чему. Он давно правил Новгородом, и князь попросту помеха. Но теперь Ярослав будет вынужден сидеть тихо и выполнять его, Коснятина, волю. Хватит, наломал дров сам, пора и умных людей послушать! Самому боярину Киев был не нужен, не платить бы туда дань да не трогали бы, так и в Новгороде жить неплохо, но он понимал, что либо Ярослав снова попробует идти на стольный град, либо Святополк на Ильмень. И непонятно, что хуже.
Но это дело будущего – успокоил себя Коснятин, пока Святополк ни на что не решится, слишком опасно для него. И Ярослав будет сидеть тихо. Бедолага этот хромой князь, с раннего детства не везет, хотя умен и крепок не в пример многим.
Даже пожалев племянника (все же отец самого Коснятина был дядей отцу Ярослава), боярин решил поговорить с неудачником.
* * *Кажется, Ярослав даже не сразу поверил в то, что услышал:
– Киевляне не позволят Болеславу растащить казну, которую еще княгиня Ольга собирала!
Коснятин усмехнулся:
– Да ведь его встречали в Десятинной с великой честью!
– Кто? – вскинулся Ярослав.
– Анастас, обе княгини и все княжны. Говорят, хлеб-соль поднесли и быть заступником просили…
– Княгини и княжны?! Анна и… Предслава?!
– Да.
На мгновение Ярослав замер, потом медленно вскинул глаза на Коснятина:
– Не-ет…
– Да, князь, в Десятинной были и княгиня Анна, и княжна Предслава. Болеславу злато поднесли, вся казна теперь в его руках.
– М-м-м!.. – Кулаки Ярослава с силой опустились на стол. Костяшки пальцев побелели, из-за сжатых зубов резко обозначились скулы.
Коснятин едва заметно усмехнулся:
– Да тебе позвать ли гонца, что эту весть принес?
Князь не ответил ни да, ни нет, потому боярин вышел, а замен него в палату вошел дружинник. Низко поклонился, приветствуя, и стоял, ожидая, что его спросят.
Ярослав хмуро зыркнул на замершего парня, хрипло спросил:
– Ты из Киева?
– Да, князь.
– Болеслава в Десятинной встречали?
– Да, князь.
В другое время Ярослав уже фыркнул бы на дуралея, что твердит одно, словно других слов не знает, но сейчас даже не заметил.
– Княгиня тоже там была? И княжна?
– Все были. Хлеб-соль поднесли…
Боярин Коснятин не велел болтать лишнего, только сказать, что все женщины Ярослава были вместе с Анастасом в Десятинной, а на остальное ответствовать, что не знает. Но князь больше ничего спрашивать не стал. Он немного помолчал, вдыхая раздувающимися ноздрями, потом процедил сквозь зубы:
– Иди…
За дверью дружинника ждал Коснятин:
– Ну, что спросил?
– Только про то, были ли там княгиня с княжной…
– Ты лишнего не сболтнул?
– Не, не спрашивал князь.
– Иди. И языком не мели, не то вместе с ним и голову потерять можешь, в которой он находится.
Дружинник только вздохнул, понимая, что попал в какую-то нехорошую историю. Хотя то, что он сказал, было сущей правдой – польского короля действительно встречали хлебом-солью в Десятинной, и там действительно были и обе княгини, и все девять княжон от старшей до младшей. Только стоило ли говорить это князю, если ему и без того тошно?
Дружинник ушел, а Ярослав полдня сидел в палате, никого не зовя, оттуда доносились только тяжелые шаги, князь хромал сильнее обычного.
Так плохо ему еще никогда не бывало, а ведь знал тяжелые минуты. Когда новгородцы побили варягов, а тех следом побил сам князь и ночью привезли письмо от Предславы, что умер отец, казалось, хуже и быть не может! Все было против него – варяжская дружина побита, горожане в обиде, с женой разлад, отец умер и братья против… Но благодаря сообщению Предславы он смог вовремя опомниться.
От воспоминания о сестре и жене снова стало невыносимо больно. Почему они это сделали? Как могли приветствовать Болеслава и звать освободителем?! Неужто Предслава обиделась, что замуж за польского короля не отдал? Так ведь он известный распутник, поиграет и бросит! Неужто умница Предслава этого не понимает?!
А Анна? Обижена за гибель брата среди других новгородцев в Ракоме, разговаривала после той ночи только сквозь зубы. Но никакая обида не дает права встречать злейшего врага мужа как спасителя! Ярослав горько усмехнулся: выходит, польский король для нее и впрямь спаситель? Освободил от ненавистного мужа?
– Прошка!
Когда из палаты наконец раздался голос князя, гриди поразились его твердости.
Бросившийся на зов дружинник увидел совсем другого Ярослава. Никогда, даже в дни раздора с Новгородом и избиения новгородцев, он не был таким! Так выглядит человек, перенесший тяжелую болезнь или принявший какое-то очень тяжелое решение. Глаза ввалились, скулы заострились, губы крепко сжаты, отчего рот вытянулся в узкую полоску. Прошка почему-то вспомнил, что о таких узких, сжатых в случае гнева губах рассказывали про прабабку князя, княгиню Ольгу.
Ярослав с трудом разлепил губы, словно боясь, что из них вылетит лишнее слово.
– Позови Коснятина!
Честно говоря, Прошка сильно сомневался, что боярин поспешит на этот зов, но вид князя не позволил промедлить с выполнением поручения.
* * *К его удивлению, Коснятин выслушал зов почти с удовольствием и действительно поспешил в палату к Ярославу. Ну, дела-а… – покачал головой дружинник. То новгородцы ладьи Ярославовы разносят, то князь зубами после каких-то известий скрипит так, что едва целы остаются, то заносчивый боярин Коснятин чуть не бегом вон по первому требованию бежит… Видно, чудные вести принес из Киева тот гонец!
Но сколько парня ни пытали, только отмахивался:
– Не мое то слово, а потому повторять не могу!
Гридям было смерть как любопытно, но они отстали, верно, любой поступил бы так же, негоже чужие тайны выдавать.
Как ни спешил Коснятин, а в палату к Ярославу вошел степенно, как и подобает человеку, за которым стоит такой огромный город, как Новгород с его величием и мощью.
– Собери посольство к Олаву Шётконунгу Шведскому со сватовством!
Он что, совсем с ума сошел? Самое время свадьбу играть! Да и сосватан княжич Илья, в Новгород со дня на день может прибыть его невеста – сестра Кнута Могучего. Как тогда быть? Подумал, но не сказал, решил сначала послушать, что сам Ярослав прикажет, чтоб потом ткнуть, как щенка неразумного, в то, что негоже так с Кнутом Могучим.
Но то, что услышал, заставило раскрыть рот от изумления.
– Посольству к Олаву Шётконунгу завтра же отправляться!
Но то, что услышал, заставило раскрыть рот от изумления.
– Посольству к Олаву Шётконунгу завтра же отправляться!
– Кого Илье сватать станешь, младшую? Старшая-то сосватана Олавом Харальдссоном. Да и старше она нашего княжича.
– Не Илье – себе!
– Что?! Да ты женат, князь!
На мгновение, всего на мгновение дрогнул Ярослав, но тут же его лицо снова стало каменным:
– Моей женой не может быть женщина, встречавшая моего злейшего врага хлебом-солью!
– Но она жива… Как при живой жене-то?!
– Лучше бы ей не жить. Или в обитель удалиться…
Коснятин только головой покачал: кажется, перестарались! Он хотел лишь получить полную власть над Ярославом, загнав того в угол окончательно, а князь вдруг так-то…
А может, это и к лучшему? Обратного пути не будет, Киев ему никогда не простит женитьбы при живой жене, значит, придется князю от днепровского города совсем отделяться. Это то, чего Новгород давно хотел, – не зависеть и не оглядываться на Киев! Сами смогли бы прожить! Когда Ярослав решил не выплачивать отцу две трети дани, а все оставлять себе, новгородцы князя поддержали. Потом он, правда, натворил дел, пришлось снова помогать, но Новгороду не нужен контроль над Киевом, пусть сами себе… но и зависеть от киевских толстомордых бояр тоже не хотелось. Вольный город желал действительно быть вольным и самому решать свою судьбу, без оглядки на Киев.
Ярослав хочет жениться на шведской королевне? Пусть, так он отрежет себя от Киева совсем. Правда, завяжется на варягов, но в случае надобности тех и побить еще раз можно.
Поразмышляв, Коснятин решил, что это даже лучше, Ярослав будет сильнее привязан к Новгороду и большим ему обязан, а в Новгороде хозяин он, Коснятин! Куда князю деться? Некуда, будет сидеть, голубчик, и делать то, что ему старшие скажут. Теперь Коснятину уже не мешал княжий воспитатель-доглядчик Блуд, потому опытный боярин считал, что сможет взять князя под свою волю.
Конечно, он не все рассказал Ярославу из того, что сообщил гонец. Промолчал о том, что Болеслав силой овладел Предславой и женился на ней, имея уже дома жену Одду. Что ни княгиня, ни княжна никакую хлеб-соль не подносили и подарков польскому королю не дарили, делал это священник Анастас. А женщины просто укрывались в Десятинной, решив, что это самое безопасное место в захваченном поляками городе. Там Болеслав и нашел Предславу с остальными.
Не спас женщин, да и не собирался этого делать Анастас. Чего ждать от предателя? Кто единожды предал, предаст и еще раз. Зато священник выложил польскому королю всю княжью казну, в которой немыслимые богатства копились многие годы. И слышно, что король эти богатства, еще княгиней Ольгой собираемые и остальными князьями дополняемые, раздал своим наемникам. Этого Коснятин пока не стал говорить Ярославу, с него достаточно и сообщения о захвате Киева и встрече Болеслава хлебом-солью.
А у боярина теперь новая забота. Легко сказать: сосватай мне дочь Олава Шведского! Как это сделать-то?!
У короля Швеции Олава Шётконунга две дочери-красавицы и сын, который пока еще мал. Но старшая Ингигерд рождена законной женой, а младшая Астрид и сын Эймунд – наложницей. Обе сестры уже в том возрасте, когда можно и замуж, да только старшая не просто сосватана, а слово дала правителю Норвегии Олаву Харальдссону. И так не шведский король решил, а их тинг, чтобы примирить меж собой два государства, было решено отдать норвежскому королю дочь короля шведского. Шётконунг не желал слышать не только о таком браке, но и об Олаве Харальдссоне вообще, но бонды пообещали его… убить, если не даст согласие, и пришлось смириться.
Ярослав захотел породниться со Швецией и Норвегией разом? Как бы боком не вышло. Своих неприятностей мало? Хотя, кто знает, может, Олав Шётконунг и пойдет на это. И помочь нежданному зятю в борьбе против Болеслава, на которого у многих королей в Европе руки чешутся, тоже не откажется… Вот и сила, с помощью которой можно одолеть Болеслава. Ведь согласился же Кнут Могучий отдать свою сестру за малолетку-Илью. Говорят, Эстрид-Маргарета – девка весьма своенравная и достаточно взрослая, чтобы княжич был у нее близ подола. Боярин усмехнулся – Ярославу одной своенравной королевны мало, желает привезти вторую?
А что потом? Коснятин привык продумывать все не на один, а на двадцать шагов вперед. Если Ярослав все же вернет себе Киев, то в Новгороде оставит Илью. Княжич молод, послушен и будет тихо сидеть, как до сих пор сидел, под рукой Коснятина. Чего еще желать? А если вдруг Ярославу ничего не удастся даже с помощью Олава Шведского, то и он станет послушным, потому как деваться будет некуда. Тих же пока, вот пусть и сидит тихо. Хотя Коснятину гораздо больше понравилось бы, чтоб Ярослав сидел тихо в Киеве, а Новгород оставил на него самого. И без князей справимся – в который раз подумал боярин. Собственно, он сам и был для Новгорода князем, пока вместо Вышеслава князь Владимир не прислал этого выскочку с его кормильцем Блудом.
Но думать о прошлом не хотелось, да и некогда. Ярослав решил жениться? Что ж, поможем, тем паче что Новгороду от того хуже не будет. Теперь предстояло обдумать, кого послать и как все обставить. Коснятин чувствовал себя прекрасно, он хозяин положения, от его ловкости зависит, будет ли Ярослав по-прежнему князем и вообще будет ли жив. Чувствовать себя хозяином боярину всегда нравилось.
В Новгороде закрутилось все, что могло закрутиться…
Ингигерд
Между Швецией и Норвегией очень часто возникали ссоры не только из-за спорных земель. Обе страны находились на грани войны постоянно.
В 1017 году из Гардарики в очередной раз возвращался богатый купец Гудлейк Гардский, прозванный так именно за свой постоянный маршрут на Русь. Весь обратный путь Гудлейк опасливо вглядывался в морские просторы, трясясь днем и ночью. Было отчего, по просьбе норвежского короля Олава Харальдссона, задумавшего жениться, он закупил в Хольмгарде множество дорогих товаров и теперь вез своему королю драгоценные ткани, умопомрачительно красивые и дорогие меха, столовую утварь… Все знают, что в Гардах лучшие меха, которые переливаются на свету! В Хольмгард купцы со всех концов света привозят дорогие ткани, среди них бывают столь тонкие, что их можно протянуть через кольцо с женского пальчика! А сколько золотых и серебряных украшений, от которых может пойти кругом голова у самой привередливой красавицы!
И все это находилось на корабле, который стремился скорее проплыть мимо шведских берегов, чтобы не встретить никого из свеев. Потому и таращил днем и ночью глаза в морской простор купец Гудлейк, мучаясь от страха бессонницей.
Не повезло. То, что все пропало, Гудлейк нутром почувствовал сразу, как увидел приближавшиеся к ним два шведских корабля. Два против одного – не так уж много, но шведы были вооружены до зубов, да и увидев ярла, командовавшего нападавшими, большинство людей купца попросту опустили руки, это был известный своей жестокостью Торгаут Заячья губа. Против такого воевать, что плевать в бурю против ветра, все равно не переплюнешь. Оставалось надеяться, что, забрав сокровища, оставит хоть жизнь.
Зря надеялись, сокровища Торгаут забрал, но и жизни не оставил. Гудлейк и его люди были убиты, ценности поделены, а драгоценности норвежского короля Торгаут решил отвезти своему королю – шведскому – как часть уплачиваемой ежегодно дани.
– Везли одному Олаву, а привезем другому! – довольно хохотал Торгаут, не подозревая, что не довезет.
Не всегда и шведы могли противостоять норвежцам, корабль Торгаута попался другу короля Норвегии Олава Харальдссона Эйвинду Турий Рог. Спешил ли Турий Рог навстречу Гудлейку – неизвестно, если и спешил, то плохо. А может, в том и была хитрость, ведь погибший купец уже ничего не мог потребовать за свои услуги… Эйвинд не стал церемониться с обидчиком купца Гудлейка и отомстил за его погубленную жизнь. Сокровища снова отправились к их законному владельцу.
Это было очередное кровавое происшествие, неуклонно приближавшее большую войну между Швецией и Норвегией.
Короли, может, и были готовы воевать, и варяги на своих судах тем более, но вот землевладельцы (бонды) класть ни свои головы, ни головы своих людей из-за стычек между монархами не желали. И сражений на своих землях, когда гибнут не только люди, но и урожай, и скот, не хотели тоже! Именно бонды серьезно воспротивились возможности новой войны.
Первым согласился со своими бондами король Норвегии Олав Харальдссон. Оставалось убедить короля Швеции, тоже Олава, только Шётконунга. А чтобы он не сомневался в серьезности намерений соседа и его миролюбии, Харальдссон решил жениться на дочери короля Швеции Ингигерд. Бондам обеих стран такое решение понравилось очень.
Собравшийся в столице Швеции Упсале тинг (собрание свободных землевладельцев – бондов) постановил, что между Норвегией и Швецией должен быть мир, а для того дочь короля Швеции Олава Шётконунга Ингигерд должна выйти замуж за короля Норвегии Олава Харальдссона! Шётконунга, который воспротивился такому решению, пригрозили просто убить!