В глубине пещеры что-то шумно ссыпалось сверху, загрохотало и выматерилось.
Положим, заметил-то их я… — прохрипел Сергей, поднимаясь и отряхиваясь.
Папа! — невероятно громко прошептал Денис.
Не будем спорить, — покладисто сказал Макс. — Хорошо, что мы не ошиблись и явились по адресу.
Он перебросил Сергею пистолет, а сам извлек из-под плаща несколько дротиков. Опешившие от такого напора дикари вели себя смирно.
— Пока не объявились соседи с криками: «Вы нас заливаете!», хватай сына на руки и ходу, — сказал Макс Сергею, перехватывая дротики левой рукой, а правой сдергивая с плеча автомат. — Палить не хочу, точно перебужу всех. И не вздумай потерять сознание! Второго шанса не будет.
Денис шевелил руками и ногами, как выброшенная на берег рыба плавниками. Сергей быстро натянул на него костюм, подсадил на правую руку — мальчик прижался к нему и обнял за шею.
Макс выглянул наружу.
— А ветер-то как гудит!.. Уходим. — Он обернулся. — Спасибо, хозяева! Прощевайте.
И метнул в костер горсть патронов.
* * *Вечер и ночь трое беглецов провели в той же пещере, куда Макс притащил раненого Сергея. Костер жгли маленький, боясь, что сильный дым их выдаст. Изнутри засыпали вход камешками и завалили булыжниками, оставив нечто вроде бойницы, у которой дежурили посменно Макс и Сергей. Снова пошел крупный снег, что было беглецам на руку.
Их искали. Деревья скрипели и гнулись под носящимися и прыгающими по ним дикарями. Но к пещере, которая снаружи пещерой не выглядела, никто так и не сунулся.
Запас еды подошел к концу. Макс еще дважды продезинфицировал и умело перевязал рану Сергея. Сам Сергей во время его манипуляций на дыру в плече старался не смотреть; в целом он чувствовал себя лучше, чему немало способствовало возвращение Дениса; кризис миновал, дело понемногу шло на поправку.
Дикари убрались восвояси только под утро. Снег все шел, хотя ветер утих. Денис спал беспокойно, вскрикивая, с кем-то горячо споря во сне.
Выйти решили еще затемно. Сергей опасался, что от переживаний, перенесенного ужаса мальчик разболеется; то и дело, пока тот спал, проверял лоб — не горит ли. Но Денис держался.
Сергей нес сына на руках. Макс, не выпускавший из рук оружия, нервничал: он совершенно не представлял, куда, в какую сторону идти. Но в этом совершенно неожиданно пришел на помощь Денис. Время от времени он молча указывал рукой направление.
Двигались несколько часов, иногда по пояс в снегу, которого за два дня нападало немало. Рассвело, но день был серый, сумрачный. Сергей нес сына всю дорогу. В какой-то момент почувствовал, что колоссальное напряжение, сковавшее душу изнутри, отпускает — значит, опасный участок, вотчина пигмеев-дикарей, остался позади…
И вдруг лес кончился. Они вывалились с опушки на дорогу — или то, что когда-то ею было. Сергей оглянулся на-зад. Там, в чаще, в поле, в городе, в подземельях института, осталась часть жизни… Теперь они добрались до Москвы, до столицы…
Неужели дошли?
Денис вновь показал рукой.
По краям и прямо поперек занесенной снегом дороги высились сугробы разной высоты. Обходя некоторые, Макс легонько проверял их автоматом, снег осыпался, и становилось ясно, что это ржавые, прогнившие остовы автобусов, маршрутных такси, автомобилей. Чуть дальше попался широкий и длинный сугроб; выяснилось, что это сошедший с рельсов и завалившийся набок трамвай. Значит, трамвайные рельсы где-то рядом. Значит, подумал Сергей, мы действительно пришли в Москву.
Он смутно помнил эти места. Давным-давно, еще учась в МГУ, он встречался с девушкой Людой, жившей с мамой на улице Молостовых. Помнится, ее мама, Галина Васильевна, старая ведьма, Сергея терпеть не могла, именовала не иначе как «кобелем» и изо всех сил старалась расстроить их отношения, продолжавшиеся, вопреки ее потугам, около четырех лет. Когда они все-таки расстались, Сергей был так огорчен, что сразу принял предложение Возницына после защиты диплома работать в его лаборатории и переехать из Москвы в область. Родителей он потерял рано, любимая девушка предала, так что в этом городе его ничего не держало… Забавно, что с Полиной он познакомился не у Возницына, а еще раньше — в Ленинке, в очереди за книгами. Познакомились, а телефонами не обменялись. Сергей переживал, корил себя за стеснительность — а потом встретил красотку из Ленинской библиотеки в Возницынской лаборатории… От судьбы не уйдешь. Тут они вышли к взорванному мосту. Клыки арматуры торчали из неровного края, засыпанного снегом. Дальше был огромный провал, а впереди, в туманной дымке, угадывалась другая часть моста. Казалось, здесь прошел кто-то огромный, наступил лапищей, раздавил, исковеркал и двинулся дальше. Сергей побрел было вперед, намереваясь заглянуть с рваного края моста вниз, но Макс грубо ухватил его за больную руку (Сергей сморщился и чуть не вскрикнул) и покачал перед его лицом пальцем в перчатке. Потом показал рукой: идем в обход.
Мальчик слез с рук отца и пошел рядом. Вокруг не было ни души, хотя в Сергее жило тяжелое внутреннее ожидание столкновения с чем-то враждебным. Но путников окружали только мертвый город и снег.
Справа, за цепочкой сугробов — раньше на этом месте стояли гаражи, — тянулось железнодорожное полотно. По крайней мере, из воспоминаний Сергея о прошлой жизни, когда-то было именно так. Слева дома с пустыми глазницами окон, некоторые полуразрушены и без крыш. На пути то и дело встречались гигантские сугробы уже знакомой формы: автобусы, троллейбусы, легковые автомобили.
— Как быстрее выйти к метро? — с неожиданным раздражением спросил Макс.
Сергей помотал головой… и вдруг с такой же злостью отозвался:
— Ты-то сам отсюда ведь уходил с диким караваном! Должен помнить!
Макс не отступил:
— Не помню я ни черта! Какого дьявола я должен это запоминать?!
— Не ври! — заорал на него Сергей — должного успеха это не возымело, поскольку шлем заглушал звуки и скрадывал злобу. — Если даже яд этих шмелей повлиял на твою память, она давно должна была восстановиться! — Они продолжали идти; Сергей кричал на Макса, тот смотрел в сторону и не реагировал. — Ты темнишь, хитришь и изворачиваешься!
Денис дергал отца за рукав, но тот отмахивался, убежденный, что настал момент истины. Ему было важно прервать блокаду молчания спутника, с которым они столько пережили вместе.
— Ты объявился в колонии — и все пошло наперекосяк!
— Моя жизнь разрушилась!
— А вот это ты, брат, чересчур, — сказал Макс и вскинул автомат.
Сергей отпрянул, но дуло оружия смотрело вперед, на странную то ли метель, то ли дымку, несущуюся в их сторону по земле. Денис нырнул за спину отца. Макс дал очередь. Субстанция мгновенно разлетелась, рассеялась тысячью снежинок.
— Там… что-то было… — хрипло пробормотал Сергей.
— Наблюдательный, — сухо сказал Макс.
Они вышли к началу улицы Молостовых. Людмила с мамой жила в нескольких километрах отсюда; номера их дома Сергей сейчас бы не вспомнил. Справа, далеко за домами, должен быть город Реутов — или то, что от него осталось. Прямо перед путниками раскинулась занесенная снегом и заваленная остовами автобусов и маршрутных такси небольшая площадь с полуразрушенным одноэтажным зданием в глубине: здесь была конечная остановка общественного транспорта, и Сергей не без удовольствия извлек из памяти номер одного из автобусных маршрутов, начинавшихся и заканчивавшихся здесь, — семьсот девяносто второго.
Ему вдруг ужасно захотелось побывать в том доме, куда он приезжал больше трех лет, а если повезет — подняться в квартиру, просто походить по комнатам, в которых сейчас наверняка ничего не осталось, даже духов прошлого… Но он понимал, что дом далеко, город же безлюден только на первый взгляд. К тому же скоро начнет смеркаться…
— Ты что это задумал? — с подозрением спросил Макс и, повертев головой, уверенно повернул налево. — К станции нам сюда…
Жилые здания с обеих сторон дороги молчаливо взирали на странную троицу. Как называется улица, по которой они шли, Сергей не помнил, а на домах не уцелело ни одной таблички. Здесь сугробов, укрывших побитый, покореженный, перевернутый транспорт, было много; люди шли, лавируя между ними. Поднялся ветер, но видимость пока сохранялась нормальная. Пару раз из ниоткуда возникал громкий режущий звук. Денис испуганно пригибался, хватал отца за здоровую руку; Макс вскидывал автомат и резко поворачивался во все стороны… Но опасности не было.
Через некоторое время достигли площади у спуска в метро.
Сергей, осматриваясь, испытывал странные чувства: скорби, потери и в то же время некоторого удовлетворения, понимания, что так и должно быть, — ведь когда-то давно этот район Москвы вместе с любимой девушкой отверг его чувства и его самого, оттолкнул, заставил уехать… И хотя испепелен, разрушен он был вовсе не поэтому, кто знает… не за его ли, Сергея, раздавленную любовь мстило этому унылому району Провидение, превращая его в Содом и Гоморру…
Вон в том полуразрушенном, завалившемся набок здании был когда-то многозальный кинотеатр «Киргизия», комфортный, уютный, они с Людмилой очень любили здесь бывать. Наискосок от него — невразумительное нечто без крыши, торговый центр с универсамом «Перекресток» и еще десятком магазинов, магазинчиков и организаций, крупных и помельче, на трех этажах… Сейчас внутри гуляет ветер, наметая снег… На противоположной стороне улицы ржавый остов павильона, бывший «Макдоналдс»; иногда они с Людой после сеанса, нацеловавшись в темном зале на последнем ряду и проголодавшись, забегали сюда, брали на двоих порцию картофеля-фри и зажаренных в масле кусочков куриного филе (он не помнил сейчас, как они назывались, но зато точно знал, что к ним полагалась коробочка вкусного соуса на выбор) — им на двоих, веселым, молодым, счастливым, этого всегда хватало…
Вспоминать было невыразимо приятно. Стоя на месте и осматриваясь, Сергей узнавал и не узнавал этот мир. Он на какое-то время попал в прошлое. Стоило закрыть глаза — и площадь наполняется народом, музыкой, огнями; гудят автомобили; сверкает рекламой кинотеатр «Киргизия»; изо всех окон торгового центра льется яркий свет, и люди с тележками деловито снуют по торговым залам…
Он вспоминал, и в эти минуты все горести отступали, болезнь, сжигающая изнутри, стыдливо уползала и пряталась в самой глубине организма, рана переставала ныть… А душа расцветала от воспоминаний, согревалась, и Сергей, пожалуй впервые со дня рождения сына, почувствовал себя чуть ли не счастливым…
— Папа, — сказал Денис. Он открыл глаза.
Мертвая площадь в мертвом городе, занесенная снегом. Нет никакой сказки. Да и была ли она?..
— Папа, — повторил Денис и показал рукой. — Видишь? Что это?
— Вижу, — послушно сказал он. Посмотрел на Макса и ответил: — Метро, сынок. Метро.
Часть 3 Сошествие в рай
Глава 1
Дошли.
Сергей почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло, обволакивает и успокаивает. Дошли. Вот оно, метро. И город, руины уже не выглядели так устрашающе, как всего несколько минут назад.
Дошли.
Слово, означающее спасение. Здесь, в безопасном месте, продолжит свою жизнь, образование и развитие способностей Денис; здесь, возможно, вылечат его, Сергея.
Метро. Совершенство бытия. Понятие с заложенным внутри светом. Рай.
После непродолжительной, видимо, стандартной процедуры внешний заслон был поднят, их впустили в предбанник, где снова заставили ждать. Но теперь Сергей готов был ждать сколько угодно. Он дошел.
Оказавшись на большой полутемной площадке, где раньше располагались турникеты и будка дежурной, Сергей посмотрел вниз, на станцию, и чуть не рухнул в обморок от счастья.
Вот то самое место, о котором грезят и в которое так стремятся все люди Земли… Все те, кто как тараканы прячутся еще по бункерам, по крохотным подземным колониям, по вымирающим от радиации поселениям…
Сергей был на этой станции давно, больше двадцати лет назад, и все-таки, как школьного друга, узнал ее.
Длинный зал с квадратными колоннами светлого мрамора по обе стороны; верхушки колонн украшают потемневшие от времени незатейливые орнаменты в сине-желто-оранжево-голубых тонах. Стены облицованы синим с белыми прожилками мрамором, как и Сергей состарившимся, потерявшим от времени свой первоначальный вид. Надписи, выложенные на стенах — «НОВОГИРЕЕВО», — с того места, где Сергей стоял, видны не были, но такой незначительной потерей можно пренебречь.
Часть зала уставлена брезентовыми палатками, небольшими щитовыми домишками.
И люди.
И свет! По старым временам — тусклый, но в колонии редко был даже такой!
Военные в разномастной форме, с оружием и без, гражданские; мужчины, женщины, дети… Все перемещались, разговаривали, запятые своими делами… Здесь живут люди, подумал Сергей, и жизнь их несоизмеримо лучше существования серых крыс — несчастных колонистов, — длившегося двадцать лет и завершившегося так нелепо и страшно.
Встретивший их военный в пятнистой камуфляжной форме без погон, парень лет тридцати, не старше, забрал у них костюмы противорадиационной защиты, унес куда-то, а вернувшись, вежливо, но твердо попросил сдать все имеющееся огнестрельное и холодное оружие. Макс безропотно вручил ему автомат, но рюкзак с патронами оставил при себе: в метро патроны были единственной твердой валютой. Сергей отдал пистолет. Военный молча смотрел на Макса. Тот, помявшись, показал нож, но сдавать его категорически отказался. Военный слегка побледнел, но настаивать не решился и повел их вниз, на станцию, в общую столовую.
Столовая располагалась в углу: небольшое, но уютное дощатое строение со столами и стульями, имевшими разную степень устойчивости и удобства. Трое путешественников уселись за железный стол с погнутыми краями. Денис немедленно придвинул свой стул к стулу Сергея и привалился к отцу.
— Сынок, не спи, нужно поесть, — сказал Сергей.
Подошедшая женщина позвала Сергея и Макса за собой, куда-то вглубь столовой. Здесь на небольшой тумбочке уже стояли два кривых подноса с тарелками и стаканами. В стаканах — суррогатный чай. В глубоких тарелках — восхитительно пахнущий темный суп (уж не грибной ли?), три внушительные порции; в мелких — по куску мяса с гарниром из вареного картофеля и по два куска серого хлеба. Королевское угощение.
Когда вернулись, Денис крепко спал, положив руки и голову на стол. Беспокоить его было жаль, но, если он не поест сейчас, когда они смогут перекусить в другой раз?
Сергей осторожно разбудил сына. Тот ел вяло, медленно, подолгу замирал над тарелкой с супом. От мяса с картошкой отказался вовсе, сделал два глотка чая и снова задремал, склонив голову. Макс и Сергей ели с удовольствием: приготовлено было на славу, не смутил даже легкий привкус плесени у хлеба.
Сергей пару раз ненароком оглянулся, но им никто не мешал, они были единственными посетителями столовой в этот час.
Как думаешь, — спросил он Макса негромко, — за какие такие заслуги трое явившихся на станцию метро невесть откуда бродяг удостоились шикарного ужина? Или они все и всегда такое едят?
— Те, кто живут и работают на станции, питаются нормально, — сказал Макс, облизывая суповую ложку. — А насчет нас все просто. Это плата за оружие.
Сергей смотрел непонимающе.
— Мы отдали им защитные костюмы, пистолет и автомат. За них нас впустили на станцию и накормили. — Макс отхлебнул чая. — Дорогой товар в мире, будь то метро или ваша колония. Еще, конечно, патроны, но вот так, за здорово живешь, они их от меня не получат, это, брат, валюта почище долларов в старые времена. Оружия мы больше не увидим. И костюмов, скорее всего, тоже. Но за них одним ужином не расплатишься, будем обсуждать. Нас тут должны кормить неделю, а то и две. Лично я собираюсь хорошенько отдохнуть, получив кое-какую информацию…
— У меня на отдых нет времени, иначе придется отдыхать вечность, — хмуро сказал Сергей. — Я должен найти Возницына. Ты со мной?
Макс, аккуратно вычищающий корочкой хлеба тарелку из-под второго, неопределенно пожал плечами.
— Слушай, а как вояка распознал, что у тебя есть нож?
— Почувствовал, — сказал Макс и оскалился. — Они все чувствуют…
Сергей допил чай. От усталости, пережитого, а главное, неотступного ощущения, что они дошли, все — финиш, конец дороги, можно отдыхать, его неудержимо начало клонить в сон, да так, что окружающие предметы и Макс закачались и поплыли перед глазами. Он тряхнул головой и заставил себя сосредоточиться.
— Почему нас ни о чем не расспрашивают? — Голос у него был, как у подвыпившего человека.
— Спросят еще, — сказал Макс, — не парься…
В столовую вошел давешний военный — тот, что встречал их у входа на станцию. Сергей сидел к нему спиной, но увидел, как напрягся Макс.
— Вам нужно отдохнуть с дороги, — сказал военный. — Место приготовлено. Я провожу.
Был вечер. Они неторопливо шли через станцию, и сердце Сергея пело от счастья. Люди, мужчины и женщины разных возрастов — общались, улыбались… а некоторые даже смеялись! Поразительно! Смеха Сергей не слышал много лет.
Откуда-то неслась музыка. Играли на гитаре, причем неплохо. Почти сразу высокий красивый женский голос запел. С радостным изумлением и улыбкой на лице Сергей замедлил шаги, закрутил головой, стараясь разглядеть, откуда доносятся музыка и пение… и наткнулся на цепкий взгляд холодных серых глаз. Пожилой мужчина, стоявший у колонны между двумя палатками, смотрел прямо на него. Никакой доброжелательности в его взгляде не было и в помине. Он не отвернулся даже тогда, когда Сергей перехватил его взгляд.
Радостное настроение стало понемногу улетучиваться.