Радостное настроение стало понемногу улетучиваться.
— Пап, он нас знает?
Сергей посмотрел на Дениса. Неужели мальчик тоже видел этого неприятного типа?
— Что, сынок?
— Почему он так смотрел?
Сергей поднял голову — но незнакомца на прежнем месте уже не было.
— Обознался, наверное… — задумчиво сказал он.
Они двинулись дальше. Провожатый молчал; он не мешал гостям знакомиться с жизнью станции, осматриваться. Сергею вдруг подумалось, что военный получил в отношении них четкие указания… Знать бы еще — какие!
— С того времени, как я был тут последний раз, ничего не изменилось… — пробормотал Макс.
Песня утихла, послышались аплодисменты; Сергей снова закрутил во все стороны головой, и тут его окликнул женский голос:
— Кулемочка! Это ты?
Сергея будто молотом по голове ударили. Бросило в жар, в холод, дрогнули колени. Двадцать лет… Больше. Шанс на выживание — один из трехсот: на пятнадцать миллионов москвичей, гостей столицы и жителей пригородов спаслись всего пятьдесят тысяч… Не может быть. Не может быть.
Кулемочка…
Так его называл только один человек. Люда.
Сергей с трудом подавил в себе желание сбежать. Он не хотел видеть ее сейчас, спустя столько лет, — боялся разочарования.
Сглотнув горькую слюну, он остановился и обернулся.
Конечно, Людмила постарела. Потускнел взгляд веселых, больших лучистых глаз; лицо опутали морщины; ямочки на щеках были уже не такими задорными, как двадцать два года назад; над виском — седая прядь некогда русых волос. Она пополнела. И все же Сергея внезапно окатила волна такой безудержной нежности к этой женщине, что он испугался.
Он смотрел в ее темно-зеленые глаза и не мог выдавить ни слова. Окружающие люди, звуки — все расступилось в стороны. Пока она шла к нему, одетая опрятно и скромно, он с удивлением и интересом прислушивался к себе: вот, значит, как это бывает… Потерять первую и такую сильную любовь юности, случайно встретить ее спустя двадцать с лишним лет и понять… Понять что? Что она никуда не уходила из его сердца? Но это было бы неправдой. Уходила, конечно.
А как же Полина?
Сергей тряхнул головой. Банальщина, мелодрама…
Люда смотрела на него снизу вверх.
— Ну надо же… Только сегодня видела тебя во сне. Каким ты был…
Он улыбнулся. Ему хотелось сказать ей, что он много лет после расставания видел ее в своих снах, благодаря тому, что думал о ней. И ему казалось, что он многое о ней знает. Например, что сначала у нее родилась дочь, а потом сын, страшно похожий на Людиного отца. Знал, и все. Во сне видел, но был уверен, что так оно в самом деле и есть.
С годами эта удивительная связь притупилась… почтиисчезла.
— Ты как здесь? — спросила она.
— Случайно, — ответил он. — А ты?
— Я живу на станции с самого Катаклизма. Вдова. И двое детишек, чуть не ляпнул он.
— Как здоровье… — старой ведьмы, готово было сорваться с языка, но он вовремя закашлялся, — мамы Гали?
— В прошлом году ее не стало. Успели отметить ее семидесятипятилетие.
— Хорошие… люди живут долго, — скривившись, будто кислого съел, сказал он. Она вдруг заторопилась:
— Я только что с работы. Заходи. Я живу вон там, — Людмила показала рукой и взмахнула ресницами, они у нее всегда были длинными и пушистыми, как у персонажа мультфильма, который Сергей смотрел в детстве, — буренки из Масленкино. — Была очень рада тебя увидеть.
И быстро ушла.
Сергей смотрел ей вслед, не понимая, что чувствует: желание догнать? Никогда больше не встречаться? Если б в жизни все было так просто…
— Папа, — сын подергал его за руку. Только сейчас Сергей сообразил, что Людмила не задала ни единого вопроса о Денисе. — Эта тетя… Ты ей не нужен.
А ведь правда — не нужен, подумал Сергей, не поразившись взрослости суждения и точности оценки сына. Он сделал глубокий вдох.
— Куда нам? — спросил он провожатого.
* * *Судьба все расставила по своим местам. Первая и последняя любовь юности, девушка, снившаяся ночами много лет и вызвавшая душевное смятение при встрече через двадцать лет, будучи мамочкой двоих детишек и вдовой, потускневшая — она чужая Сергею. Как и он ей. Искать причины этому бессмысленно. Возраст, годы разлуки, много чего… Все правильно, так и должно быть. Только жаль, что они встретились; было бы правильнее, останься она в его воспоминаниях сказкой, совершенством, составной частью счастливого старого мира…
Сергей не переживал. Он немного поворочался, засыпая в палатке, но мысли его крутились в основном вокруг Возницына и его чудо-лекарства. Цель близка. Что же до Людмилы… Сергей больше не хотел с ней видеться.
Наутро он проснулся довольно поздно; ни Макса, ни Дениса в палатке не было. Сергей быстро оделся и выглянул наружу. Станция жила активной жизнью.
Сергей ощутил внутреннюю вялость и пустоту, будто его всю ночь тошнило. Ныла рана в плече. Он снова с беспокойством подумал, что следует как можно скорее разыскать Возницына и начать лечение; подумать о том, чем заниматься в метро после выздоровления, можно позже.
Он застилал свою узкую железную койку, когда явились Макс и Денис, переодетые, раскрасневшиеся, пахнущие свежестью и очень довольные.
— Ты почему ушел без меня? — накинулся Сергей на сына, внутренне досадуя, понимая, что просто завидует.
— Да ладно, мы в бане были… — Выбритый Макс сиял, как начищенный медяк. — Тебя будить не стали, ты метался всю ночь, болтал какую-то хрень. Слушай, они тут шампунь производят, совсем сбрендили… Будто более важных дел нет…
— Папа, шампунь! — Денис от возбуждения даже слегка подпрыгивал на месте. — Он… Он пенится!!!
— Конечно, пенится, — хохотнул Макс, — это же шампунь… Давай, Серега, собирайся. Сначала к медикам, посмотрят плечо, как заживает и все такое… Потом в баню. И завтракать.
Рана заживала нормально, причин для беспокойства не было. Сухопарая седая женщина в белом халате вколола ему что-то в плечо, в нескольких сантиметрах от раны. Сергей привычно зажмурился, и женщина сказала неприязненно: «Все мужики — такие трусы… Трусами были, трусами и остались…» Приказала прийти на перевязку после бани.
Воды ему выделили не очень много, по вся она была почти горячей. Он то и дело оглядывался и дивился экономичному и удобному устройству бани. Шайки и вытертые мочалки здесь тоже имелись. Помещение было довольно просторным: как рассказал словоохотливый толстый банщик, мыться к ним ходила вся ветка; у каждой станции был свой банный день.
А шампунь? Он не только хорошо пенился, но и отлично вымывал грязные, изрядно отросшие волосы.
Во время перевязки женщина-медик с Сергеем не церемонилась: ей будто хотелось сделать ему больно. Но он все стерпел, не издал ни звука.
В столовой, как и вчера, сидели втроем. Завтракали чуть подслащенной гречневой кашей и гренками с чаем. Макс был сосредоточен и хмур, на вопросы товарища откликался односложными фразами. У Сергея сложилось ощущение, что, пока он был в бане и медблоке, в их палатку кто-то наведывался…
Макс пошел за чаем для Дениса. Сергей сидел, задумавшись, уставившись в одну точку.
— Покушали? — прямо над его ухом спросил незнакомый мужской голос. Сергей вздрогнул и обернулся.
Перед ним стоял странный человечек, похожий на перевернутую каплю: широкие плечи венчала массивная голова с короткими седыми волосами; из плеч свисали короткие ручки; к талии тело сужалось, а ноги были непропорционально маленькими. На человечке был темно-синий свитер, растянутый в плечах, но широкий на талии и такого же цвета брюки, едва прикрывавшие щиколотки. В целом визитер, с его ярко-алыми губками и фальшиво-участливым взглядом, производил неприятное впечатление.
— Илья Михайлович Батрак, — представился он. — Слышали, наверное?
Подошел Макс. Увидев Илью, пробормотал невольно:
— Договорились же…
— А почему, собственно? — заговорил Илья Михайлович высоким голосом, иногда непроизвольно срываясь на легкий фальцет. — Господин Коломин, обращаю ваше внимание на то, что ваш товарищ, э-э… довольно не воздержан, вы сделайте ему внушение при случае. Следует также помнить, что на станции к вам троим отнеслись максимально внимательно…
— …за что мы заплатили максимальную цену, — грубо, но негромко перебил Макс.
Батрак оставил его реплику без внимания и продолжал:
— …и теперь администрация станции вправе рассчитывать на…
— Выйди на, — сказал Макс, приподнимаясь и не глядя на него. Илья сделал осторожный шаг назад, потом еще один. — Пожалуйста, на… Сейчас ребенок допьет чай, и мы двинем… в пытошную.
Денис вздрогнул и со страхом посмотрел на отца.
— Дядя Макс шутит, — сказал Сергей.
— Жду снаружи, — сухо обронил Илья Михайлович и смешной вихляющей походкой покатился к выходу из столовой.
Денис вздрогнул и со страхом посмотрел на отца.
— Дядя Макс шутит, — сказал Сергей.
— Жду снаружи, — сухо обронил Илья Михайлович и смешной вихляющей походкой покатился к выходу из столовой.
Макс так ничего и не объяснил, а Сергей не стал расспрашивать.
Обидчиво поджавший пухлые губешки Батрак повел их в начало платформы, откуда раньше поезда уходили в сторону Перово. Справа на рельсах виднелся хорошо вооруженный и укрепленный блокпост. Бойцы, сидевшие за мешками, проводили их внимательными взглядами.
На деревянной двери в стене белой краской, довольно аккуратно, было выведено: «Администрация».
Помещение было небольшим, метров десять. Стол, несколько табуретов. Денис, Сергей и Макс расселись, Илья Михайлович остался стоять. Двух минут не прошло, в комнату энергично шагнул высокий мужчина в старом, но аккуратном костюме, рубашке без галстука, тщательно выбритый и причесанный. Сергей узнал его — он следил за ними вчера, когда они шли по станции. Вошедший окинул присутствующих цепким взглядом:
— Все собрались? Отлично… Макс приподнялся:
— Боря, ты, что ли?
— Я, Макс. Здорово. Присаживайся. Илья, ты тоже сядь, что ли, не люблю, когда ты маячишь… — Вошедший опустился на свободный табурет. — Итак. Поскольку вы из диких… Я имею в виду, подмосковных, я вам короткий урок политической грамотности дам. Вы находитесь на станции «Новогиреево» бывшей Калининской линии. Конечная станция с края — «Новокосино». Меня зовут Борис Михеев, я заместитель руководителя станции по безопасности, без меня здесь даже мыши не бегают. Илья Михайлович является куратором от администрации Калининской конфедерации, в которую мы входим. Столица — на станции «Площадь Ильича». «Марксистская» входит в состав Союза станций Кольцевой линии — Ганзы — и нам не подчиняется. На «Третьяковской» вообще бардак… Но об этом после. Теперь по существу. Наша ветка — одна из наиболее вменяемых и спокойных во всем метро в экономическом, политическом и социальном аспектах. У нас хорошие, давние связи с Ганзой, на установление которых в свое время было потрачено много сил, времени и… но оно того стоило. На наших станциях стопроцентная трудовая занятость. Анархисты с «Войковской» — ох, доберусь я когда-нибудь до Нестора… — и свинари с «Речного» распространяют слухи насчет того, что у нас тут привидения пешком ходят, власти никакой и вообще кошмар и ужас… Вы сами можете убедиться, что все это ложь… Хочу послушать вас: кто такие, откуда пришли и зачем к нам.
Боря, давай я в двух словах… — начал было Макс, но Михеев оборвал его:
— Пусть Коломин. С тобой после переговорим. Сергей рассказал о колонии, нашествии хищных шмелей, путешествии через город, поле и лес. У Батрака откуда ни возьмись в руках оказались блокнот и карандаш; он стал делать быстрые пометки в продолжение Сергеевой саги. Михеев слушал внимательно. Ни малейших признаков недоверия на его лице или на лице Батрака Сергей не замечал — впрочем, как и симпатии или расположенности в отношении гостей.
Детали о способностях Дениса Сергей покамест опускал, и без них в истории получались прорехи, неубедительности', он, как умел, латал на ходу. Пока говорил, бросал быстрые взгляды в сторону Дениса; тот сидел неподвижно, глядя в одну точку.
Когда Сергей умолк, Михеев некоторое время переваривал услышанное. Потом сказал:
— Допустим, это правда…
— Что значит — допустим?! — возмутился Макс. — Боря, ты совсем на административной работе нюх потерял?! Ты же видишь — я с ними! Я за них ручаюсь!
Михеев без выражения посмотрел на него.
— По нашей жизни, — сказал он, — никто ни за кого ручаться не может. Тем более — верить в поручительства. Сергей Дмитриевич, а к нам вы зачем?
Момент истины, подумал Сергей. Говорить или нет насчет Возницына? Хотя — что плохого?
— Я ищу моего бывшего руководителя Эдуарда Возницына, — твердо сказал Сергей, глядя Михееву в глаза. — Случайно выяснилось, что он работает…
— Зачем вам Возницын? — быстро спросил Михеев, слегка побледнев.
Сергей помолчал, формулируя.
— Много лет назад, перед самым Катаклизмом, в лаборатории, которую он возглавлял, в Яншине, он поставил опыт. На своих подчиненных. Тогда уже всерьез готовились к войне, изучали новейшие возможности противодействия облучениям, лечение последствий… Подчиненными этими были мать Дениса… Полина. Моя жена. И я. Нужно было для испытания защитных препаратов. Средства были экспериментальные, запас ограничен. Когда началось… Мы уже пострадали. Эдуард Георгиевич переправил нас в институт и оставил небольшой запас препаратов. Мы с Полиной принимали их, и на какое-то время наступала… ремиссия. Но лекарства закончились, новых Возницын не прислал, и недавно моя жена… — голос его дрогнул, — умерла.
— Теперь умираете вы, — жестко констатировал Михеев.
— Да, — сказал Сергей. — Я рассчитываю, что Возницын сможет помочь. Мне хуже с каждым днем, и я опасаюсь, что мой сын… останется один.
— Понятно, — кивнул Михеев и посмотрел на Батрака, сидевшего рядом. — Как полагаешь, Илья, не лгут голубчики? — Тот пожал плечами. — Вчера вечером в туннеле на перегоне «Перово» — «Новогиреево» погиб Павел Литягин, помощник и правая рука Возницына. Вы, Сергей, его помнить не можете, они стали работать вместе только здесь, в метро. Литягин и сотрудник линейной медслужбы, которой руководит Возницын, были убиты странным оружием — стрелами. Исчезли медикаменты, которые отправил на «Новогиреево» Возницын. Но это еще не все. Сегодня утром выяснилось, что Эдуард Георгиевич пропал.
Глава 2
Мир перед глазами Сергея поплыл. Он почувствовал острую боль в груди, как будто в сердце вонзили раскаленный прут. Здесь сказка неожиданно обрывается… Последняя надежда рухнула. Столько опасностей преодолеть, такой путь проделать — и ради чего? Чтобы выяснить, что на этой, по уверениям Михеева, вполне благополучной ветке метро так же, как в верхнем мире, убивают людей (чем, он сказал? стрелами? но какого дьявола стрелами? у них же здесь огнестрельное оружие повсеместно…). И именно сейчас, когда цель была так близка, Возницын пропал… Будто нарочно.
Он стал заваливаться набок. Встревоженные голоса окружающих доносились как сквозь вату, потешно искривлялись и, наконец, пропали вовсе — как и окружающий мир.
Сергей увидел Полину — молодую, одетую в легкое летнее кремовое платье. Она бежала по пустому солнечному ничто, весело смеялась и звала его за собой. Откуда-то пришло понимание, что пока он не может к ней присоединиться; очень скоро — но не сейчас. Сергей жалел об этом и даже, кажется, плакал. Тянул руки, хотел просто прикоснуться к любимой, ощутить ее тепло… Но она была недостижима.
Сергей открыл глаза. Над головой нависал выцветший за долгие годы брезент палатки. Он лежал на мягком матрасе и был заботливо укрыт пледом. В углу сидел Макс и просматривал какие-то бумаги. Сергей пошевелился.
— Очнулся? — живо откликнулся Макс, откладывая бумаги. — Вот и молодец. А я местную газету изучаю. Надо же, много лет прожил на Калининской линии, а не знал, что издается их вестник.
— Сколько… — начал Сергей и зашелся в кашле. — Сколько я был в отключке?
— Шесть часов.
— А где Денис?
— Пошел прогуляться по станции. К нам мальчишка заглядывал, зовут Игорьком. Людмилы сын — какой, ты, говорит, знаешь. Хвастался, что в честь деда назвали. Подружка твоя бывшая, что ли? — Макс внимательно смотрел на Сергея. — Так Людмила эта в здешней пекарне работает, прислала пирожков. Я съел пару, ничего, вполне себе. Хотя Полинина выпечка мне нравилась больше. Хочешь? — Сергей отрицательно помотал головой. — Так Дэн с Игорьком и убежал. Новый приятель, первый в метро…
— Только этого не хватало, — сказал Сергей.
— Слушай, Серега! — Макс поднял на него взгляд. — Ты хоть помнишь, сколько твоему пацану лет? Он же мальчишка! Ему гулять надо с другими пацанами, хулиганить… А что у него за жизнь? Родители… помирают. Его самого раз в неделю как по часам сожрать кто-то норовит. А в свободное время извольте хворых лечить и сумасшедших утихомиривать… Добро это?
Сергей молчал.
— Как чувствуешь себя? — спросил Макс после паузы.
— Скверно.
— Пока ты был без сознания, тебя смотрели здешние медики… Педики… Главное, я им говорю…
— Можешь не продолжать, — перебил Сергей. — Каков прогноз?
— Говорят, пара дней тебе осталась. Вообще не понимают, как ты с такими делами еще по земле ходишь. У меня есть, ясное дело, версия, но я ее при себе держу… Говорят, нужно серьезное обследование…
Он еще бубнил что-то — полувиновато (может, врал), полуутешающе, но Сергей уже думал о своем. Значит, не успею, говорил он себе. Все переживания и огорчения отступили, его охватила совершенная апатия. Можно пролежать в палатке не двигаясь, до самого конца. Сорок восемь часов — совсем немного… Велик соблазн…