— За это хвалю! На всякого мудреца с гайкой… — пробормотал Макс и посмотрел на Сергея: — Ты как? В смысле — брать будем вдвоем или понадобятся еще люди — для подстраховки?
Мой сын у него, подумал Сергей. Понадобится — убью не задумываясь. А зачем мне свидетели?
— Вдвоем, — сказал он.
— Вот и отлично, — кивнул Макс и обратился к дежурному: — Дайте нам пару мощных фонарей, через час вернем. И мне — пистолет. На всякий случай.
Они бежали по рельсам туннеля, освещая путь лучами фонарей, держа пистолеты наизготовку. Силы Сергея таяли с каждой секундой. Успеть бы спасти сына, думал он.
Впереди показались неторопливо бредущие прочь две темные фигурки: маленькая и покрупнее.
— Вот они! — закричал Сергей и припустил быстрее. — Стой!!!
И он пальнул вверх.
Грохот разнесся по туннелю, отозвался от стен. Беглецы остановились и обернулись. Маленькой фигуркой оказался Денис, а той, что покрупнее…
— Не может быть… — сказал Сергей, замедляя бег. Он несколько раз поморгал. — Не может быть. Тебя нет! Ты мертва!!!
Одетая в мужское — брюки, рубашку, немыслимую кофту, стоптанные ботинки, — на него смотрела невысокая темноволосая женщина. Динара. Дина.
— Вот черт, — сказал Макс, опешив и тоже замедляя шаги. — Что угодно, только не это… С детства боюсь мертвяков…
Дина левой рукой притянула к себе мальчика, а правую выставила вперед, согнула пальцы наподобие когтей и громко зашипела.
— Папа, извини, — сказал Денис жалобно. — Она обещала отвести меня к маме.
— Я его мать! — громким, чистым голосом закричала женщина. — Это мой сын, Руслан! Вы украли его у меня!!!
— Она точно была мертва, — прошептал Макс Сергею.
— Иногда то, что мы считаем мертвым, долго еще не хочет умирать…
— Отпусти ребенка! Отпусти его и уходи! — крикнул Макс Дине, не сводя с нее дула пистолета.
Сейчас она прикроется мальчиком, ужаснулся Сергей.
Но Дина и не думала об этом. Да какая мать станет прикрываться своим сыном под дулом пистолета? Она оттолкнула Дениса в сторону, выставила вперед пальцы-когти теперь уже обеих рук и яростно зашипела. Потом зарычала… Она защищала свое потомство. Своего единственного сына — умершего и ради нее восставшего из мертвых…
— Дядя Макс, не стреляй, пожалуйста!!! — со слезой в голосе закричал Денис.
— Дай света! — сквозь зубы приказал Макс Сергею. Дина обернулась к Денису, провела тыльной стороной ладони по лицу мальчика; звериная ярость вдруг канула в темноту. В ее голосе осталась только нежность, только безграничное тепло и забота о сыне, которого она так просила вернуться из мира мертвых и который сумел оттуда сбежать, чтобы снова быть вместе с ней. Только нежность.
Только тоска…
— Не бойся, Русик, сынок, я не дам тебя в обиду…
И в этот момент Макс выстрелил.
Он не хотел ее убить.
Макс целил в левую ногу, стараясь, чтобы пуля прошла по касательной, чтобы не задела жизненно важных органов.
Ударом легкое тело Дины бросило назад, к левой стене туннеля. Денис закричал, заплакал, кинулся к ней и упал рядом на колени.
Макс и Сергей были тут как тут. Мальчик ревел, обернул полное ненависти, залитое слезами лицо к Максу и закричал:
— Ты убил ее! Зачем ты ее убил?! Что она тебе сделала?!
Сергей смотрел на Дениса, и слезы наворачивались на его глаза.
Денис, совсем недавно потерявший маму, внешне мужественно перенесший страшную беду, встретил человека, которому такая же потеря переломила хребет, сломала душу. Не человек — полчеловека. И Денис тоже — половинка. И кто знает, дай ей любовь, может, она исцелилась бы. Позволь он ей стать его мамой… Она ведь так страстно этого хотела! Они бы помогли друг другу — сын без матери и мать без сына.
А ведь это она, понял Сергей. Вот этот странный низкорослый силуэт, который виделся ему неподалеку от Тихоновского особняка. Она шла за ними…
— Папа! — Денис плакал. — Это она меня спасла! Тогда, от людоедов… Она за нами шла! Меня защищала… Ревновала…
Удивительно?
Нет. Сергей смотрел на сникшую, умирающую женщину, вспоминал ее ярость, ее ловкость, ее взгляд… Она могла.
Страшный, вывихнутый мир, с содроганием подумал Сергей. Здесь женщины, потеряв семью, сходят с ума, превращаются в убийц; идут на все, лишь бы вернуть ощущение присутствия близких, даже не понимая, насколько оно призрачно…
Убила неандертальца. Почему-то… Стрелой.
Стрелой.
— Это она… Со стрелами, Макс! Это она! И Литягина — она! И Возницына!
Сергей вытаращенными глазами глядел на Макса.
Кровь толчками выплескивалась из раны в ноге. По касательной не получилось. Рыдающий Денис положил голову Дины себе на колени. Черт его знает, вдруг артерию задел? Истечет кровью на руках у мальчишки… Женщина дышала часто-частно, лежала не шевелясь и безотрывно глядела снизу вверх на Дениса — словно боялась не наглядеться.
— Не волнуйся, Русик… — бормотала она. — Мама поправится…
— Прости меня… — сказал Денис, захлебываясь плачем. — Прости… Только не умирай!
И тут у Сергея захолонуло на сердце.
— Это Дениска не с Диной… Это он с Полиной разговаривает! Все то, что не успел, не смог сказать, отдать умирающей Полине, он отдает сейчас этой женщине.
— Может быть… Может, он пытался тогда спасти Полину, как исцелял других больных? Макса, чужого человека, спас, а маму не смог, не сумел, сил не хватило? И старается теперь хоть как-то… Загладить…
Господи…
— Ты хорошая… Ты смелая… Я знал, что ты с нами идешь… — рыдал Денис.
Макс шагнул широко и оказался над истекающей кровью женщиной.
— Где доктор?! — крикнул он. — Куда ты дела доктора?! Отвечай! Убила?!
— Не убила… — пробормотала Дина, часто дыша. — Пожалела… Заманила… Надо было убить… Чтобы не вылечил своими лекарствами этого, — она тяжело взглянула на Сергея. — Русик — мой… Только мой, понятно вам?
— Где он?! — страшно заорал Макс, наклонившись над ней.
Дина слабо мотнула головой на коленях Дениса в сторону туннеля. Макс вскочил и, светя себе фонарем, побежал по рельсам.
Сергей тяжело сполз по стене на щебенку. Перед глазами было темно.
— Есть! — послышался крик Макса. — Тут помещение! Эдик, ты живой?
— Он не твой сын, — сказал Сергей в пространство. — Твой сын погиб. У тебя не осталось родных. Он не Руслан, а Денис. А его мать зовут Полина. И она… была… моей женой…
Он стал заваливаться набок.
Последняя песчинка упала в нижнюю колбу.
Время вышло.
* * *Откуда-то из небытия, мрака, который был чернее и беспрогляднее ночи на станции, делаясь постепенно громче, словно кто-то медленно поворачивал звуковое колесико радиоприемника, послышались голоса. Оставалось только понять, голоса ли это ангелов — значит, он, Сергей, уже на небесах, — или пока говорят люди, следовательно, он никак не может покинуть этот суетный мир, рвется наверх, как накачанный водородом шарик, а ниточка не пускает.
Порвется ниточка — и…
Было холодно. И посреди стужи теплился крохотный огонек, постепенно уменьшаясь.
Макс, всего несколько минут… Попрощаться… — Его организм и так сдюжил больше, чем ему отводилось…
Подожди, Эдик, но ведь…
Сколько можно объяснять: препараты давно пришли в негодность! Пойми, прошло двадцать лет! А восстановить технологию так и не смог, даже в предоставленной мне на «Марксистской» лаборатории.
Так что ж не отправил раньше?! Они с Полиной так ждали, надеялись на тебя…
Давай без соплей, Викинг. Сначала не мог, не с кем было. Потом выяснилось, что препараты имеют несколько потрясающих побочных эффектов целительного свойства. Я начал их продавать и быстро, как это говорится… поднялся в метро… Здесь ведь все имеет свою цену, тебе ли не знать. Последняя коробка, которую я держал для них и все не решался отправить… просто испортилась.
Тебя сожрала жадность, Эд. Ты хотел продать все. Мешала маленькая капля совести. А люди — что ж… Плевать на людей. Да, они работали на тебя, но найдутся другие. А этих ты списал со счетов.
Не строй из себя святошу. Ты же головорез, Викинг. Неужели наемник будет читать мне морали?
Разговор с трудом доходил до сознания Сергея. Он понял только, что Возницын жив, Макс спас его в туннеле, препарата больше нет и он, Сергей, умирает. Ему осталось несколько минут. Потом ниточка порвется.
Он с усилием открыл глаза — веки словно налились свинцом, — но ничего не увидел, одни размытые цветные пятна.
— Денис, — сказал Макс, — подойди к папе…
— Дядя Макс, ему худо? — послышался голос Дениса. — Что вы молчите?
Сергей вдруг увидел ангела. Нечетко, но он твердо знал, что это именно ангел. Что ж, не зря жил, сделал все же кое-что. Сын спасен, он в метро, у людей, которые его не бросят… Вырастят… Жаль, что так вышло. Сергей сделал все, что мог, — Полина на него не в обиде.
Огонек, теплившийся внутри, сжался до размеров крохотной точки.
Столько всего хотелось сказать сыну… но говорить он уже не мог.
— Папа? — осторожно сказал Денис, и голос его тут же зазвенел. — Папочка! Не умирай, пожалуйста! Только не умирай!..
— Мне… Я хочу в Ленинку… К Поле… — прошептал Сергей.
Голоса начали отдаляться, а окружающий мир — меркнуть.
Мрак окутывал его.
Глава 5
Все кончено, малыш, — сказал Эдуард Георгиевич Возницын, кладя руку на плечо Денису и заглядывая ему в глаза. — Папы больше нет. Но ты жив, ты с нами и твои способности, о которых я наслышан…
— Выйдите, пожалуйста… — сказал Денис дрогнувшим голосом, выскальзывая из-под руки мужчины. — Дядя Макс и вы, Эд… Выйдите.
Макс посмотрел на Дениса… и все понял.
— Пойдем, Эдик, ну-ка, быстренько… — Он засуетился, стал подталкивать Возницына к выходу. Тот упирался, не хотел — не понимал, почему он должен уходить, что происходит. Возницын очень ослаб, проведя больше суток в замкнутом пространстве.
— В чем дело-то?
— Ты не понимаешь, парню надо проститься с отцом… Давай, что ты, как маленький, ей-богу…
— Скорее, дядя Макс! — умоляюще сказал Денис.
— Почему он нас торопит?! — возмущался, выворачиваясь, Эдуард Георгиевич.
— Расстроен ребенок… Шевели поршнями, Эдик… Оставшись наконец наедине с умирающим отцом в просторной палатке Возницына, Денис осторожно простер над телом Сергея обе ладошки, прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, настраиваясь. Он увидел, что происходит в организме отца, и понял, насколько сложна сейчас задача, какого огромного количества сил она потребует…
Когда умирала мама, он не смог. Он знал, что не сможет. Он чувствовал ее боль, слышал ее последний вздох, он вместе с ней цеплялся за жизнь и не удержал. Испугался. Не сумел.
Но ведь теперь все не так!
Каждая спасенная жизнь, каждый излеченный им недуг — да, это стоило ему чудовищных усилий. Иногда ему казалось, что он сам отдаст концы прежде, чем сможет подарить облегчение страдающим. Но потом он чувствовал, что, восстановившись после невероятного напряжения, он становится чуточку сильнее. Он рос.
Пройдя весь этот долгий, трудный путь, он добрался до цели другим. И если несколько недель назад он не сумел спасти жизнь своей любимой мамы от этой кошмарной искусственной хвори, которой заразил ее скользкий Эд, то сейчас у него могло хватить силы, чтобы помочь отцу.
Пусть даже силы было ровно столько, сколько нужно было самому Денису, чтобы жить. Он был готов отдать отцу себя всего — и пусть на донышке ничего не останется, пусть сам он после этого не будет жить…
Но на этот раз он не испугается. Не отступит. Справится.
Нужно было запалить искру жизни в скованном льдом теле.
Денис медленно выпустил воздух из легких. Теперь он будет дышать понемногу, ибо даже его дыхание может сбить тончайший процесс реанимации.
Воздух вокруг начал насыщаться кислородом и светиться. Зашатались стул и кресло. Как от порыва ветра, слетели на пол бумаги.
Ребенок прижал ладони к груди и ко лбу умирающего мужчины.
Послышался тихий треск, запахло озоном…
* * *Он видел Полину. Она шла впереди, часто оглядываясь. Он никак не мог ее догнать.
Они были в том самом ярком, солнечном ничто, где встречались в прошлый раз. На жене было нарядное летнее платье, которое она надевала при жизни, на нескольких их первых свиданиях.
Он протягивал к ней руки, пытался догнать, но ничего не получалось. Оборачиваясь, она смеялась, но не произносила ни слова.
* * *Искрило и посверкивало. По палатке носились сквозняки, колебля мебель, ероша волосы на голове Дениса. Удалось приостановить отца на его пути. Только бы хватило сил…
* * *Полина начала отдаляться. Она по-прежнему смеялась, не произнося ни слова, и замедлила шаги, но все равно странным образом отдалялась.
Он не понимал, в чем дело, сердился, пытался окликать, но не получалось издать ни единого звука.
Окружающее солнечное яркое ничто уходило смеете с ней. Он оставался в серой пустоте.
* * *Денис медленно вытягивал отца назад, чувствуя, как уходят силы, как трясутся колени и темнеет в глазах. Ладошки ребенка дрожали и светились изнутри, пальцы были растопырены. Воздух стонал, шумел.
Снаружи у палатки стали собираться жители станции. Сначала подошел дежурный патруль, потом граждане из тех, кто рано поднимается. Внутри палатки трещало и посверкивало, иногда оттуда вырывались сквозняки, насыщенные озоном.
Макс стоял перед входом в палатку, как монолит, не впуская никого. Совал пудовый кулак под нос особо любопытным. Лицо его было непроницаемо. Попытавшийся в самом начале прорваться к себе Возницын сейчас обессиленно сидел у колонны, с недовольством взирая на маленькое столпотворение.
— Я старший патруля! — грозно заявил парень в форме. — Я должен знать, что происходит! И я войду, хотите вы этого или нет!
Он был одного с Максом роста, но все равно тот посмотрел на него сверху вниз с сожалением.
— Ну попытайся, мой хороший.
Денису оставалось совсем немного. Отец почти вернулся. А у мальчика сил осталось ровно на три вдоха. Он вытянул из тьмы своего папу, но тьма требовала кого-то взамен…
Полина вдруг сказала что-то… Похожее на «не время…», улыбнулась, плавно взмахнула легкой рукой и…
* * *…и Сергей, выгнувшись всем телом вверх, сделал огромный, шумный, широкий вдох — так когда-то в старину вдыхали живительный воздух ловцы жемчуга, проведя под водой несколько минут и выныривая из пучины океана к свету солнца. Сердце Сергея дало первый сильный удар… и сразу забилось мощно и ровно.
…Когда в палатке все стихло, Макс осторожно вошел, за ним потянулись Возницын, бойцы патруля, опасливо заглянули несколько зевак.
Все они увидели на скомканной постели худого, изможденного, обросшего, совершенно седого мужчину, который, казалось, спал.
А на полу среди разбросанных по всей палатке бумаг, раскинув в стороны ручки, лежал маленький русоволосый мальчик.
* * *Сергей отложил пустую миску и хлебнул чаю.
Макс излагал историю «от печки». Он чувствовал свою вину перед Сергеем и будто исповедовался.
Возницын давно от караванщиков узнал, что у Сергея и Полины родился сын. В тот момент уже стало ясно, что при долговременном приеме препараты сказываются на потомстве… любопытным образом. Только и отец, и мать должны были вначале подвергнуться облучению, а потом не менее десяти лет принимать средства. Можно было ждать, искать новых лабораторных крыс, но… Был ведь уже готовый вариант! Надо было только найти его, доставить и изучить.
А Макс давно успел зарекомендовать себя как специалист по деликатным поручениям… За хорошее вознаграждение. Выполнял работенку для Ганзы, потом о нем узнал Возницын, предложил задание и гонорар.
Возницын был одновременно сволочью и талантливым ученым. Препараты его, разработанные ровно на случай такой войны, от облучения действительно защищали, с последствиями боролись эффективно. И были на вес золота, потому что в метро, на убогом здешнем оборудовании и без обученных ассистентов, Возницыну их больше синтезировать так и не удалось.
Эдуард Георгиевич был убежден, что Сергея и Полины ко времени похода Макса уже не будет в живых. Посылал не за ними — за сыном.
Была глубокая осень. Расставшись с дикими караванщиками в городе, Макс столкнулся со стаей плоргов, дрался, убил несколько особей, но и сам пострадал от их когтей и зубов. Спасаясь от волкокрыс в каком-то полуразрушенном доме, он провалился в подвал, где было гнездо шмелей. Подвергся нападению. Напрягая последние силы, выбрался из подвала и добрел до окраины, где его, бесчувственного, подобрал караван Джедая и принес в колонию.
Поначалу он действительно не помнил задания, полученного от Эдуарда Георгиевича, но постепенно память начала возвращаться. Хотя его отправляли только за пацаном, заставить себя выкрасть его, бросив родителей в колонии, Макс не смог. Полина, которая выхаживала безвестного путника, несмотря на собственную смертельную болезнь, что-то перенастроила в обветренной, изрубцованной душе Викинга.
И он решил убедить Сергея и Полину идти в Москву с ним. Рассказы о Возницыне, о метро, тень надежды на исцеление сделали свое дело. Да, Возницын не собирался лечить своих лаборантов. Но Макс не знал, что профессор и не может этого сделать, потому что лекарства все вышли.
А когда они вышли из колонии, кое-что в нем стало меняться. Пацан стал ему как родной племянник, чахоточный Сергей — как бестолковый, но честный и искренний младший брат… И он уже не мог просто выполнить свое задание.