— Похоже, резьба античная, но оправа более позднего времени. Возможно, периода Ренессанса.
— Мне таки сказали, — кивнула француженка. — Женщина, которой они принадлежат, говорит, что когда-то ими владел король и что они очень ценные. Она готова отдать их на ваш аукцион, если у вас есть еще красивые вещи.
Кассандра внимательно посмотрела на француженку, потом перевела недоуменный взгляд на Эмму.
— Ты уже начала готовиться к следующему аукциону? Летом, в затишье?.. Я думала, ты подождешь до осени.
Эмма пожала плечами:
— Я не уверена, что будет новый аукцион.
Саутуэйт всегда хотел продать «Дом Фэрборна», и она решила, что больше не будет препятствовать этому. А если Роберт чудом остался в живых и если он вернется, то его будут ждать деньги от продажи предприятия.
— Ах! Но все это скажется на мне, — сказала Мариэль с протяжным вздохом. — Я вроде бы нашла способ существовать, но теперь… — Она забрала камеи из рук Эммы и Кассандры. — Что ж, может быть, другой аукционный дом, например, «Дом Кристи», даст мне двадцать процентов.
Кассандра скрестила руки на груди и с удивлением посмотрела на подругу.
— Двадцать процентов?..
Мариэль поняла, что сказала что-то не то. И, потупившись, принялась поспешно укладывать камеи в мешочек. Затем поднялась, собираясь уходить, но тут что-то привлекло ее внимание, и она проговорила:
— Что он делает здесь? А я-то думала, что наконец избавилась от него — как от того, первого Глупца.
Эмма с недоумением взглянула на француженку, потом оглянулась на дом. У двери, ведущей в сад, стоял лорд Кендейл. И он пристально смотрел на них.
Сердце Эммы болезненно сжалось. Ведь если Кендейл в Лондоне, то, должно быть… Ах, чем бы они с Дариусом ни занимались прежде, с этим покончено, и он не приехал к ней! Даже не написал после того, как они расстались в ее коттедже. И теперь ей предстояло оплакивать конец своей первой и единственной любви.
Эмма перевела взгляд на Мариэль:
— А вы его знаете?
— Это тот самый, что следит за мной. Я вам говорила о нем. «Красивый глупец».
— Называть его так — не очень-то любезно, — заметила Кассандра.
— Но есть и второе имя: «Очень глупый человек», — пробурчала Эмма.
— Он хочет меня напугать, раз так пялится на меня, — сказала Мариэль и уставилась на Кендейла так же пристально, как он на нее.
Потом вдруг выражение ее лица изменилось, и она даже улыбнулась.
И в тот же миг Эмма заметила, что виконт смутился и покраснел. А затем, резко развернувшись, ушел в дом.
Мариэль затянула завязки своего мешочка и заявила:
— Я победила! — Она указала в дальний конец сада. — Там есть ворота? Я уйду через них, чтобы Красивый глупец не последовал за мной.
— Я пойду с вами, — сказала Кассандра. — Меня ждет карета на Пиккадилли. — Она подалась к Эмме и поцеловала ее. — Дорогая, я пытаюсь решить, следует ли хотя бы намеком сообщить Кендейлу о его втором имени. Я думаю сказать ему об этом, если он снова посмотрит на меня так же мрачно и неодобрительно.
Когда гостьи вышли из задних ворот, Эмма решила, что ей следует сказать Кассандре, что у лорда Кендейла бывают минуты просветления. Что же касается его нынешнего визита… Вероятно, он сегодня приехал, чтобы передать ей какое-то сообщение. И скорее всего его прислал Дариус, не желавший встречаться с ней.
Эмма поднялась и направилась к дому, чтобы приветствовать лорда Кендейла. И вдруг замерла, оцепенела… У двери, ведущей в сад, стоял темноволосый мужчина. И он, улыбнувшись, направился к ней.
Эмма же, оцепенев, смотрела, как он приближается. Наконец воскликнула:
— Роберт?!
Через несколько секунд он крепко обнял ее. А она, глядя на брата сквозь слезы, не верила своим глазам.
Наконец они сели на скамью, и Эмма, с облегчением вздохнув, пробормотала:
— Но как же…
Она умолкла; чувства душили ее, она не могла говорить.
Роберт взял ее за руку и сказал:
— Меня спасли. Двое лордов. И с ними было не менее двадцати человек, вооруженных до зубов. Полковник Леплаж был так изумлен, что не сделал ни единого выстрела.
— Кто он, этот Леплаж?
— Человек, который держал меня в плену. Он захватил владения какого-то графа недалеко от Булони. Не знаю, чем он там занимается, но у него бывают разные люди, которые приезжают и уезжают. И иногда они обедали с нами. Все они — в основном военные. И даже, подозреваю, члены правительства. Хотя они не говорили в моем присутствии о чем-либо важном.
Эмма утерла глаза носовым платком. Было удивительно видеть, что Роберт не только не выглядел изголодавшимся в тюрьме, где, как ей казалось, его держали, но и наслаждался хорошей кухней, а также обществом гостей своего похитителя и тюремщика.
Она внимательно посмотрела на брата:
— Мне нравится твоя новая прическа. Она тебе идет.
Он провел ладонью по своим темным кудрям и с усмешкой спросил:
— Нравится? Меня подстриг по последней моде камердинер Леплажа. Во Франции все давно уже избавились от своих косичек.
— И твой сюртук тоже славный! Очень идет тебе.
Роберт снова усмехнулся:
— И мне он нравится. У Леплажа замечательные портные.
Эмма представила Саутуэйта и его друзей, врывающихся во французскую крепость с пистолетами на взводе… и находящих Роберта в прекрасно обставленной столовой, в отлично сшитом сюртуке и причесанного по последней моде.
— Я очень рада, что ты не пострадал, Роберт. И я тронута тем, что лорды рисковали жизнями, чтобы спасти тебя. Никогда не смогу расплатиться с ними. И ты не сможешь. — Почувствовав, что прослезилась, Эмма утерла глаза. — Но может быть, ты объяснишь, как стал гостем месье Леплажа?
Роберт смутился и покраснел.
— Хорошо, объясню, как уже объяснил лорду Саутуэйту. Но будет очень трудно рассказать это кому-нибудь еще…
Эмма кивнула:
— Да-да, обещаю помалкивать.
Роберт тяжко вздохнул:
— Так вот, я услышал историю об одном поместье недалеко от Булони. Там осталось много картин, а граф, хозяин поместья, бежал из страны. Причем картины — замечательные. Я сказал отцу, что хочу отправиться туда и попытаться их заполучить, но он воспротивился. Я скорблю о его кончине, но должен сказать, что порой он бывал очень старомоден и упрям.
— Если можно назвать старомодностью неодобрение воровства, — заметила Эмма.
— Но они же там просто-напросто пылились и гнили… А мы в состоянии войны с французами. Разве брать что-то у врага — это воровство? Отец же и слышать не желал об этом. Но я уже не мальчик, поэтому решил действовать самостоятельно. Вскоре должен был состояться мой первый аукцион, и я хотел обеспечить его надлежащим образом. Разыскав людей, готовых помочь мне привезти эти картины…
— Контрабандистов?!
— Я не спрашивал. Знал только, что у этих людей была большая весельная лодка. И они обещали обернуться за один день. В обмен я пообещал им двадцать пять процентов от тех денег, что выручу за эти картины.
— Это те самые люди, которые рассказали тебе о картинах?
— Да… Как ты узнала?
— Догадалась. — Эмма сокрушенно покачала головой. Роберт всегда был немного бесшабашным, безрассудным, и он никогда не прислушивался к словам отца. — Так что же случилось? Что потом произошло?
Роберт снова вздохнул:
— Эти люди продали меня. Можешь представить? Мы прибыли в поместье, но оно не было покинутым. И эти люди предложили свои услуги Леплажу. Дело кончилось тем, что я стал его гостем поневоле, а они вернулись домой без меня. По крайней мере, хоть Леплаж проявил порядочность… Он сказал, что если я дам ему слово не пытаться сбежать, то смогу свободно передвигаться по его владениям.
— Наверное, поэтому лорду Саутуэйту было не так-то трудно тебя найти.
— Да, думаю, что поэтому. Когда он появился, шел сильный дождь, но он все же настоял, чтобы я отправился с ними. И он отказался взять что-либо из картин. Да-да, картины там были. И кстати, очень хорошие. Но из-за скверной погоды мы застряли на берегу на несколько дней. О, это было ужасно!
— Но ведь лучше, чем оставаться узником.
— О да, конечно. Хотя…
Роберт пожал плечами.
Эмма оглянулась на дом:
— Тебя доставил сюда лорд Кендейл?
— Нет, он ехал верхом, рядом с нами. А привез меня лорд Саутуэйт в своем экипаже. Мы вошли в дом, и Мейтленд сказал, где тебя найти.
Эмма опять взглянула на дом:
— Пойдем, я должна поговорить с ними.
Они поднялись было со скамьи, но тут Роберт схватил сестру за руку и заставил снова сесть.
— Есть кое-что еще, что мне следует объяснить тебе, Эмма, прежде чем мы уйдем отсюда. — Роберт густо покраснел. — Видишь ли, я… Я вернулся не один. Я женился во Франции.
В этот день в «Доме Фэрборна» состоялся веселый праздник. Стены не были украшены картинами, и не играла музыка. Зато гости наслаждались кларетом из контрабандных бутылок, и никто не спросил об их происхождении, хотя некоторые и догадывались…
Эмма вернулась с братом в дом, как только оправилась от известия о его женитьбе. Роберт же по дороге оправдывался:
— Видишь ли, я был молодым и глупым, цыпленком, только и ожидавшим, когда его ощиплют. Меня заманили во Францию и… Ох, я знаю, как отца принудили к сотрудничеству, а потом и тебя. Саутуэйт все рассказал мне об этом, пока мы пережидали шторм.
…Теперь Эмма смотрела на брата, шествовавшего по аукционному дому; он указывал на какие-то вещи и объяснял все молодой женщине, шедшей рядом с ним. Своей жене. Для Эммы это стало почти таким же потрясением, как и его неожиданное появление в саду.
Саутуэйт держался поближе к Эмме, и, как и она, он смотрел на молодую пару.
— Он женился на ней, когда к его горлу приставили острие ножа, застав с девушкой при компрометирующих обстоятельствах, — пояснил граф. — Она была горничной в доме полковника, который держал его у себя. Но, судя по всему, он не испытывал никаких лишений. — Саутуэйт сделал глоток вина. — Похоже, она славная. Думаю, мы поладим. А все это… — Он окинул взглядом зал. — Ты хотела сохранить все это для него — и сохранила.
— Да, верно. Но почему же мне немного грустно?
Граф посмотрел на нее с ласковой улыбкой и сказал:
— Может быть, потому, что ты со всем этим справляешься лучше, чем он сумеет хоть когда-нибудь. И не смотри на меня с негодованием. Мы с твоим братом имели долгие беседы об искусстве, пока пережидали на берегу бурю. И молили Бога, чтобы не попасться в лапы французам. Думаю, что тебе гораздо больше пошли на пользу уроки отца, чем твоему брату.
Вероятно, Дариус был прав. Хотя она и сомневалась, что Роберт согласился бы с подобной точкой зрения. И конечно же, она надеялась, что и для нее найдется место в деятельности «Дома Фэрборна». По крайней мере, Роберт, возможно, разрешит ей заниматься серебром…
Пытаясь улыбнуться, Эмма проговорила:
— Да, я признаю, что испытываю какую-то грусть. Наверное, скучаю по своему «последнему не последнему» аукциону и по грандиозному успеху. И все же компания принадлежит брату, а я должна отойти в сторону и отдать ему должное.
— На самом деле, Эмма, тебе принадлежит половина. Ты просто делаешь вид, что не помнишь, что у вас есть совладелец. И этот совладелец я. — Граф отставил свой бокал с вином и обнял ее за талию. — А теперь… идем-ка со мной. Здесь слишком людно.
Эмма не стала возражать, и граф увел ее в сад, в самую тень, подальше от дома. Заключив в объятия, он поцеловал ее и проговорил:
— Это навсегда, Эмма, навсегда…
И эти его слова наполнили ее восторгом, радостью и счастьем. Прослезившись, она прошептала:
— Дариус, благодарю тебя за то, что ты привез его. Благодарю за то, что сам вернулся невредимым. Если бы не ты…
Она умолкла; при одной этой мысли ее охватил ужас.
Рассказав Эмме о своей молодой жене, Роберт рассказал и все остальное, так что было ясно, что могло бы произойти, если бы не граф.
— Ах, Дариус, какое счастье, что вы вернулись живые и здоровые, — прошептала она.
— Особой опасности в общем-то не было, — сказал Саутуэйт. — Мы предоставили Кендейлу руководить всеми нашими действиями, а уж он-то знает в этом толк.
Эмма от всего сердца была благодарна лорду Кендейлу и лорду Эмбери. Были и другие — те, что не сопровождали Роберта в Лондон. И она знала, что должна и их поблагодарить, когда представится возможность.
Дариус опять поцеловал ее. И он целовал ее снова и снова, а его ласки, такие восхитительные…
— Саутуэйт, ты здесь? — окликнул его Эмбери.
Не выпуская Эмму из объятий, граф ответил:
— Да, а в чем дело?
— Мы отбываем. Мистер Фэрборн с женой только что уехали. Но они не взяли карету мисс Фэрборн.
— Да, хорошо. Увидимся завтра в «Бруксе».
Сапоги Эмбери с хрустом прошествовали по гальке, и только тут до Эммы наконец дошел полный смысл этого короткого разговора. Саутуэйт снова начал целовать ее, но она резко отстранилась.
— В чем дело, дорогая? Ты вдруг стала такой серьезной…
— Я думаю, Дариус, об изменениях, связанных с возвращением Роберта. Мой брат не взял мою карету — воспользовался своей. Он везет жену в свой дом, а не в мой. А когда он устанет от города и захочет передохнуть, то отправится с ней в свой коттедж на побережье. Теперь у меня нет ни дома, ни кареты. Ничего.
Граф с улыбкой смотрел на нее, потом проговорил:
— Да, это так, Эмма. И это очень несправедливо. И все же такое случается. Но не печалься, у меня славный дом в Лондоне. И он гораздо больше, чем ваш коттедж у моря. Кроме того, у меня несколько карет, одна из которых может стать твоей.
— Ты предлагаешь мне сделку? — Она прекрасно понимала, что он все еще желал ее, но как долго это могло продолжаться? Совершенно ясно, что связь с ней могла оказаться для него компрометирующей, и тогда… Ведь как бы он ни скрывал эту связь, ему едва ли удалось бы сохранить их отношения в тайне.
— Я намекаю на вполне определенную сделку, Эмма. — Он посмотрел на дом поверх ее головы. — Я владею половиной вашей компании, и я думаю… В общем, я не сомневаюсь в способностях и в честности твоего брата.
— Да, разумеется. Благодарю.
Значит, он не искал романтической связи. И даже не предлагал ей стать его любовницей. Выходит, главное для него — коммерция.
Она сделала вид, что нисколько не огорчилась.
— Я с гордостью стану представлять «Дом Фэрборна». И обещаю, что не сделаю ничего такого, что могло бы бросить тень на твое доброе имя. Этого никогда не произойдет, если ты позволишь мне блюсти твои интересы.
Он молчал, и она добавила:
— Даю тебе слово, Дариус.
Он провел ладонью по ее щеке и заглянул ей в глаза.
— Дорогая, мне не нужны твои обещания. Твой характер говорит сам за себя. Теперь я хорошо это знаю.
Она попыталась улыбнуться, но почувствовала, что губы ее дрожат.
— Можешь быть также уверен в моей деликатности, Дариус. Поверь, никто не узнает о твоих инвестициях.
Он нежно поцеловал ее, затем тихо спросил:
— Ты о чем, дорогая?
Эмма чуть отстранилась, но по-прежнему оставалась в его объятиях. Наслаждаясь теплом его рук, она проговорила:
— Я благодарна тебе за твою дружбу и за доверие, что дает мне возможность оставаться независимой от брата, Дариус. И все же думаю, что не смогу согласиться на то, чтобы стать наемной служащей у того, с кем разделяла страсть. И вовсе не потому, что страсть прошла. Просто я слишком сильно тебя люблю, поэтому подобная сделка будет разрывать мне сердце снова и снова.
Он посмотрел на нее недоуменно и пробормотал:
— Думаю, у нас снова возникло недоразумение, мисс Фэрборн.
— Неужели?
— Да. Я вовсе не хочу разделять с тобой постель время от времени.
— О!..
У нее перехватило дыхание.
— И я не предлагаю тебе стать наемной служащей в «Доме Фэрборна». Во всяком случае — в обычном смысле. И раз ты меня не понимаешь, то думаю, лучше высказаться напрямик.
— Да, это было бы очень разумно.
— Но прошу тебя, Эмма, на сей раз отнестись к моим словам благосклонно. Только эта сделка с тобой может сделать меня счастливым. Я говорю о браке, ни о чем другом.
Эмма взглянула на него с удивлением. Она не ожидала, что граф снова сделает ей предложение. Ведь после всего случившегося… Неужели?! К тому же у него не было больше никаких обязательств по отношению к ней. Ведь это она скомпрометировала его, а не он ее. Ему бы следовало раз и навсегда отвергнуть ее, если он заботился о своей репутации. Но если так…
Ах, сердцу ее стало больно от счастья. И до сих пор не верилось, что все это — реальность.
— Ты уверен, что хочешь этого, Дариус? Это ведь неразумно со всех точек зрения. Я могу назвать по крайней мере четыре причины, по которым твое предложение можно счесть неразумным.
— Неужели?
— Да. И прежде всего…
Он приложил палец к ее губам:
— Твоя честность и прямота — самые обворожительные из твоих качеств, Эмма. И все же я не нуждаюсь в объяснениях. Я знаю, почему не должен делать тебе предложение. Но это не имеет значения.
— Не имеет?
— Да.
— Но ведь другим известно, чем я занималась…
— А теперь они узнают, что ты помогла поймать французского курьера и, следовательно, раскрыть всю их шпионскую сеть. Когда мы с Эмбери сделаем это достоянием гласности, ты будешь считаться героиней. А если кто-нибудь и заподозрит всю правду… Впрочем — наплевать! Когда мужчина относится к женщине так, как я к тебе, когда он любит эту женщину, как люблю я тебя, он на ней женится. Остается единственный вопрос: чувствуешь ли ты ко мне то же самое и выйдешь ли за меня?.. Так выйдешь?
Саутуэйт заглянул ей в глаза, ожидая ответа. И Эмма с удивлением заметила, что он волновался. Неужели не понимал, что она колебалась только из-за него?
— Выйду. Конечно, выйду, если ты этого хочешь.