Деньги, девки, криминал. Как компромат управляет Россией - Беззубцев-Кондаков Александр Евгеньевич 12 стр.


Полковник милиции Геннадий Водолеев, в прошлом — начальник УБХСС Ленинграда, пишет: «В современной России практика договоренностей с “ворами в законе” не чужда даже иным правительственным чиновникам, не говоря уж о политиках, многие из которых сделали структуры оргпреступности своей главной опорой. В истории известны только три политических режима, категорически отвергших всякое сотрудничество с оргпреступностью и планомерно ее уничтожавших: режимы Гитлера, Муссолини и Сталина, во времена которых социумы были наилучшим образом защищены от уголовной преступности в целом. Какими средствами и какой ценой — хорошо известно».[118]

Громким коррупционным скандалом ельцинских времен стало разразившееся в 1997 году так называемое «дело писателей», которое, по словам министра внутренних дел Анатолия Куликова, «было той самой арбузной коркой, на которой поскользнулась команда молодых реформаторов».[119] 28 октября 1997 года в газете «Коммерсанть» появилось интервью вице-премьера Анатолия Чубайса, в котором он говорил: «Мы подготовили фундаментальную монографию, которая ответит на важнейшие вопросы развития частной собственности в России, ее создания, и для этого собрали коллектив, который, собственно, и занимался созданием частной собственности в нашей стране: Чубайс, Мостовой, Бойко, Казаков, Кох…». Выяснилось, что книгу, написанную командой экономистов-реформаторов, никто не видел, хотя гонорары за нее были выплачены издательством «Сегодня-пресс». Удивительно, что Анатолий Чубайс даже и не скрывал, что каждый из авторов книги получил по девяносто тысяч долларов в качестве гонорара. Как свидетельствует генерал Куликов, МВД занялось проверкой появившегося в средствах массовой информации компромата, связанного с большими гонорарами, которые команда «младореформаторов» получила за еще ненаписанную книгу «Приватизация в России». «Мнение оперативных работников было таково: это скрытая форма взятки. Подкуп должностных лиц. Обыкновенная мзда за политическое лоббировние, за обеспечение шкурных интересов их коммерческих структур».[120] Один из авторов этой мифической книги глава Госкомимущества Альфред Кох ушел в отставку тут же, как только начал разгораться этот «писательский скандал». Однако это не спасло его от пристального внимания Генеральной прокуратуры. 11 сентября 1997 года Юрий Скуратов официально заявил, что дал поручение проверить достоверность сведений о получении Кохом баснословного гонорара за ненаписанную книгу. А 1 октября прокуратура Москвы возбудила уголовное дело против Коха «по признакам злоупотребления должностными полномочиями».

«Чубайс погорел на так называемом “деле писателей”, — размышляет Борис Немцов. — А в чем, собственно, было дело? В том, что они получили гонорар за книгу в размере девяносто тысяч долларов. Только задумайтесь: Чубайс отвечал за приватизацию в стране, когда речь шла о миллиардах долларов, а погорел на девяноста тысячах! Если бы у человека были миллионы, он бы стал рисковать ради одной книжки?»[121] Аргумент Немцова, прямо скажем, неубедителен. Оправдать желание Чубайса получить девяносто тысяч долларов невозможностью заработать деньги каким-либо иным способом нельзя, и такой финт ничего не меняет в сути дела: гонорар был скорее всего банальной взяткой высокопоставленным чиновникам. «Дело писателей» вызвало ярость Виктора Черномырдина, который, по словам журналиста Александра Гамова, «в беседе с Чубайсом “тыкал” ему чаще обычного и возмущался, что тот “подвел под монастырь” и его, и правительство».[122]

Борис Ельцин вспоминал: «Анатолий Борисович написал мне письмо, суть которого была в том, что книга вполне реальная (и она действительно через некоторое время появилась в книжных магазинах), договор составлен по закону. Но все равно он считал себя виноватым: не подумал о реакции общества на высокий гонорар. Принял на себя моральную ответственность за случившееся».[123]

В результате коррупционного скандала свои посты потеряли глава Госкомимущества Максим Бойко и руководитель Федеральной службы по делам о несостоятельности и финансовому оздоровлению правительства Российской Федерации Петр Мостовой. Анатолий Чубайс потерял пост министра финансов, хотя и продолжил работать первым вице-премьером правительства. Тем временем Сергей Доренко в программе «Время» обнародовал компромат на чиновников — показал копии платежных документов, которые неопровержимо свидетельствовали о получении крупных гонораров.

Времена меняются, но коррупция передается «по наследству» новым руководителям страны. Каждый новый политический режим России появляется на свет с «родимыми пятнами» генетически переданной коррупции. Так, по некоторым данным, «общий объем взяток по нашей стране в 2009 году составил не менее триста девятнадцать миллиардов долларов, а в столице “крутится” около семидесяти пяти процентов российских денег, то общую “взяткоемкость” пространства внутри МКАД можно определить минимум в двести сорок миллиардов долларов. Сколько из них приходится на долю федеральных структур власти, а сколько достается столичным чиновникам? Даже если взять скромные десять процентов, получится двадцать четыре миллиарда долларов, или более семисот миллиардов рублей. Так это только взятки. А есть еще и бюджет!»[124]

Сколько бы мы сегодня ни рассуждали о том, что свобода и вседозволенность — не одно и то же, грань между этими двумя понятиями очень часто оказывается весьма зыбка. Министр внутренних дел России (1995–1998 годы) генерал армии Анатолий Сергеевич Куликов — один из немногих членов ельцинского правительства, рассказавших, как в действительности решались государственные вопросы в середине 1990-х годов. Куликов свидетельствует: «…сразу после назначения меня министром внутренних дел ко мне попытались проторить тропу некоторые из тех, кого мы называем олигархами, а также предприниматели меньшего калибра… Эти визиты носили сугубо разведывательный характер. Чтобы “склеился” разговор, могли заслать с деликатным предложением и высокопоставленных коллег, и даже близких друзей. Вот так один из бывших моих сослуживцев, которого я считал своим товарищем, изложил мне просьбу одного влиятельного лица: “Анатолий Сергеевич, если ты посодействуешь назначению имярек на такую-то и такую-то должность, тебе откроют счет в зарубежном банке на пять миллионов долларов”. Все это не произносится вслух в министерском кабинете, а пишется на клочках бумаги: “5 000 000 $”. Я его записочку отодвинул. Сказал откровенно, не скрывая презрения: «Ты знаешь, мы с тобой, наверное, больше друзьями не будем», и навсегда расстался с этим человеком. Конечно, в подобных делах счет идет на сотни тысяч, на миллионы долларов. Ведь административный ресурс, которым обладает федеральный министр внутренних дел, действительно велик. Его достаточно, чтобы оказать решающее воздействие при силовом захвате собственности или, например, для манипуляций при проведении выборов любого уровня… По мнению визитеров, я мог пролоббировать их интересы в правительстве, в Государственной думе, в администрации президента или взять “под милицейскую крышу” любой банк или фирму».[125] Также А.С. Куликов описывает такой способ подкупа чиновников, как подарки: «Банкир приехал, протягивает золотые запонки хорошей ювелирной работы: золотые двуглавые орлы, усыпанные бриллиантами. Кстати, к этому человеку я относился совсем неплохо, уважая за ум и деловитость. Поэтому его поздравления оборвал: “Извини, я — министр, и мне было бы стыдно показаться с такими дорогими запонками на людях. Твой подарок я не приму”. В другом случае пытались наградить тяжеленной золотой медалью в полкилограмма весом. “Вот, — сказали, — такая уже есть у самого Бориса Николаевича. Вы будете вторым человеком, которому мы ее дарим”. Эту компанию я быстро привел в чувство. “Спасибо, — говорю, — на добром слове. Забирайте свою медаль, и чтоб ноги вашей здесь больше не было!” Чтобы избежать подобной навязчивости, я поручил начальнику своей приемной очень тщательно досматривать все приносимые мне подарки и пакеты. Во-первых, это разумно с точки зрения безопасности, а во-вторых, этот нехитрый, но надежный заслон давал хоть какую-то гарантию, что меня не подставят. Уже после моей отставки во все концы страны, в том числе и на мою родину, были направлены бригады с заданием «накопать» на меня компромат. Может, особняк есть у меня в Кисловодске или что-то в этом роде. Так вот — ничего, кроме саманных домов, в которых по сей день живут мои родственники, не нашли».[126]

Расчет делается на то, что, приняв подарок, чиновник вряд ли сможет отказать дарителю в услуге. Принял дар — и ты уже на крючке.

Расчет делается на то, что, приняв подарок, чиновник вряд ли сможет отказать дарителю в услуге. Принял дар — и ты уже на крючке.

Когда разразился «сексуальный скандал» и началась травля Скуратова, стало понятно, что дело «Мабетекс» будет положено под сукно. Так в конце концов и случилось — в конце 2000 года Генеральная прокуратура заявила, что дело, в котором к тому времени накопилось сто двадцать два тома объемом по двести пятьдесят страниц каждый, закрыто «за отсутствием в действиях состава преступления». Многостраничное дело теперь можно было отправлять в макулатуру… Но уже не так-то просто было остановить европейское правосудие. И в январе 2001 года Павел Павлович Бородин, занявший к тому моменту пост государственного секретаря Союзного государства России и Белоруссии, был арестован по запросу швейцарских правоохранительных органов в США. Бородин просидел два месяца в тюрьмах США и Швейцарии и был выпущен под залог в 2,9 миллиона долларов. Приговор по делу Бородина вынесли в марте 2002 года — его признали виновным в отмывании тридцати миллионов долларов и приговорили к штрафу в сто восемьдесят тысяч долларов. Сам Павел Павлович утверждал, что все предъявленные ему обвинения являлись политической манипуляцией, целью которой было дискредитировать лично президента России Бориса Ельцина. «Основная задача “дела «Мабетекса”» сводилась к тому, чтобы свалить Ельцина», — считает Бородин.[127]

Председатель Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов в 2008 году говорил в интервью газете «Версия»: «“Мабетекс” стал первым опытом по-настоящему серьезного журналистского антикоррупционного расследования. Он показал, что в обществе есть здоровые силы, готовые к решительным действиям. Финал этой истории оказался несколько смазанным. Перипетии этого дела продемонстрировали, что бюрократическая система способна выстроить эффективную систему противодействия и защитить себя. Благодаря этому мы увидели истинную силу государственного аппарата.

Сейчас про дело “Мабетекс” помнят лишь специалисты, что является скверным знаком, характеризующим нынешнее состояние российского общества. Тогда скандал освещали практически все средства массовой информации. Сейчас я не уверен, что мы готовы проводить столь масштабные расследования коррупции в высших эшелонах власти. Я также сомневаюсь в готовности общества эту информацию принять. Но я надеюсь, что наши сограждане начнут интересоваться и задавать неудобные вопросы представителям власти. Если этого не произойдет, это будет иметь гораздо более печальные последствия, чем дело “Мабетекс” для России».[128] Действительно, одно из двух: либо в России к 2011 году полностью побеждена коррупция, либо журналисты перестали всерьез интересоваться этой темой…

Прокурор, похожий на человека

Борис Ельцин в мемуарах упрекал Скуратова в том, что ему «удалось втянуть и меня, и Совет Федерации, и страну в свой мелкий, грязный скандал».[129] По словам Ельцина, первым о скандальной пленке узнал руководитель Администрации президента Николай Николаевич Бордюжа. И якобы именно он предложил Скуратову добровольно уйти в отставку. В прошлом офицер Комитета государственный безопасности, Николай Бордюжа не мог не видеть заказной характер появившегося компромата, не мог не понимать, что доказать подлинность пленки крайне трудно, как трудно и однозначно утверждать, будто на ней запечатлен именно Скуратов. Но Бордюжа, очевидно, выполнял данное ему Ельциным приказание — нужно было сломить сопротивление генерального прокурора, если нужно — даже прибегнув к шантажу. Ситуация сама по себе кажется совершенно фантастической. В руках руководителя администрации президента оказалась пленка, добытая преступным путем. И высокопоставленный кремлевский чиновник фактически шантажирует генерального прокурора этой видеокассетой, имеющей криминальное происхождение. Понятно, что главным шантажистом в данном случае выступает сам Ельцин. Дескать, уйдешь по-тихому, никто этих позорных кадров не увидит, а начнешь артачиться — пеняй, брат, на себя… Спрашивается, о какой законности может идти речь в стране, если сам президент лично занимается шантажом?.. В марте 1999 года все здравомыслящие люди имели веские основания размышлять о том, что «в любом уважающем себя государстве государственное СМИ никогда не посмеет выпускать в эфир столь сомнительный материал, полученный к тому же антизаконным путем. Но в России все иначе. Материал, компрометирующий крупнейшего государственного чиновника, был показан именно по государственному телеканалу».[130]

Скуратов, рассказывает Ельцин, сначала согласился было уйти по-тихому, даже заявление об отставке написал, но потом решил бороться за свое прокурорское кресло до последнего. Биограф Юрия Скуратова А.В. Тиваненко пишет: «…когда Борис Ельцин в присутствии Евгения Примакова и Владимира Путина стучал карандашом по кассете с пленкой, Скуратов даже не поинтересовался, в каком виде и с кем он на ней запечатлен, точно так же, как глазом не повел в сторону пододвинутой стопки фотографий (распечатки). Равнодушны к компромату только те, кто не чувствует за собой никакой вины — оправдываться не в чем. Заявление об отставке написал, но не по причине “действительности” события, запечатленного на скандальной пленке. Скуратов видел состояние Бориса Ельцина: в минуты прострации невменяем, ему бесполезно что-либо доказывать».[131]

Одним из главных виновников появления компромата на Скуратова называли управляющего делами Генеральной прокуратуры Назира Хапсирокова, которого Юрий Ильич называет «завхозом». В прокуратуре этого предприимчивого человека также величали Хапсом. Скуратов вспоминает, как в январе 1999 года Хапсироков пришел к нему с конфиденциальным разговором. «Юрий Ильич, наш разговор — под секретом, — сказал “завхоз”. — У меня есть точная информация: на вас собран большой компромат, поэтому вам надо из генпрокуратуры уходить».[132] Скуратова возмутил не столько сам факт сбора компромата (к чему он был морально готов), сколько поведение «завхоза», который предложил генеральному прокурору уйти «по-хорошему». Юрию Ильичу стало понятно, что Хапсироков начал этот разговор не по собственной инициативе, а был кем-то подослан. Скуратов тогда еще не знал, что близким другом Хапсирокова является банкир Ашот Егиазарян, которого называют организатором скандальной видеозаписи, запечатлевшей «человека, похожего на генерального прокурора», в постели с проститутками. Не исключено, что Хапсироков принимал личное участие в изготовлении компромата на Скуратова, то есть был соавтором «художественного произведения», попавшего на стол руководителю администрации президента Николаю Бордюже.

В прессе был даже назван точный адрес, где якобы проходили регулярные встречи генерального прокурора с девочками по вызову — дом 3/9 по улице Большая Полянка. Эта квартира была приобретена «Уникомбанком» для Сурена Егиазаряна, брата банкира Ашота Егиазаряна. В разгар расследования Генеральной прокуратурой громких дел фирма «Конус», которая охраняла Национальный резервный банк Александра Лебедева, начала слежку за членами семьи генпрокурора Скуратова — кто где бывает, с кем встречается… Банкир Лебедев был многим обязан главе Центробанка Сергею Дубинину, и враг у них был сейчас общий — прокурор Скуратов, который обложил руководителя главного банка страны со всех сторон. Однако ничего криминального и порочащего в жизни прокурорской семьи выявлено не было. Но результаты наружного наблюдения просочились в Интернет. Юрий Ильич Скуратов обратился в Министерство внутренних дел, и милиция быстро вышла на фирму «Конус». Прямых улик о том, что именно Лебедев пытался найти компромат на Скуратова, найдено так и не было. Об участии Александра Лебедева в кампании по дискредитации Скуратова убежденно говорил банкир Ашот Егиазарян: «По моим сведениям, Юрия Ильича поставили в известность, кто автор этой пленки и кто ей помог попасть на телевидение. Об этом уже написали многие газеты. Кстати, в материалах уголовного дела, возбужденного Главной военной прокуратурой по фактам вмешательства в личную жизнь генпрокурора, есть данные о том, что глава НРБ Александр Лебедев не раз обещал Юрию Скуратову представить на него компромат, если тот будет слишком усердствовать в расследовании дела НРБ. Если вы помните, первые неприятности у НРБ начались летом 1997 года. Когда Генпрокуратура провела обыски в офисе банка и на квартирах его руководителей. И аккурат тогда же в прессу попала пленка, запечатлевшая банные развлечения тогдашнего министра юстиции Валентина Ковалева с девочками… Обыск по уголовному делу Скуратова был проведен именно в помещении службы безопасности НРБ. Наконец, первая публикация о “прегрешении” Скуратова появилась в подконтрольной НРБ “Новой газете”. В статье содержались такие подробности, которые не были известны даже расследующим это дело работникам Генпрокуратуры».[133] В своей книге «Исповедь бунтаря» Борис Немцов не называет имя Александра Лебедева, одного из организаторов скандальной съемки. Но пишет, очевидно, именно о нем: «Прокурор так достал предпринимателя своими просьбами и оргиями с молодыми девочками, что тот решил искать защиты у президента».[134]

Назад Дальше