Уборщица топила печь и ворчала:
– Опять чистовитинских ни свет ни заря принесло.
За Покосным показалась дорога. Она шла на Кияй, потом на Скотопрогонный, после до Нарвы, а там – на Муртук. Мороз под утро окреп. Хорошо, что дома вложила тряпку в платок. Платок тонкий, без тряпки голова бы замерзла. Валенки тяжелые, нога внутри прыгает, хоть и с портянкой. Юбка задирается и по отцовским кальсонам лезет вверх под фуфайку.
Выправит Манечка юбку и снова идет, про школу вспоминает, про класс. Учительницу свою Лену Петровну, что приехала из Ленинграда. Однажды на уроке ботаники она повела ребят в лес. Было холодно, учительница села на пень и закинула ногу на ногу. Из-под пальто выглянул краешек голубых панталон, красивых, теплых, «с начесом»… Эти панталоны стали для Маньки недостижимой, невозможной мечтой.
Манечка потрогала под фуфайкой блины и решила не есть их, пока не доберется до Нарвы, а заодно вспомнила добрым словом Петрушу. Потом про еду больше не думала, могла еще два дня терпеть и идти.
Солнце встало, а Манечка все шла и шла, тащила на ногах свои валенки, уже не замечая и не думая, какие они тяжелые. После полудня вышла на перекресток. Поперек – дорога накатанная. Со стороны деревни Сугристой повозка едет, запряженная жеребцом.
– Но-о-о!
Манечка замахала руками:
– Дядечка, стой!
Повозка остановилась.
– Куда тебе? – спросил у нее старик с вожжами в руках.
– До Муртука.
– Я до Муртука не поеду. Прыгай в кошевочку, до Скотопрогонного довезу.
У Скотопрогонного Манечка вылезла из повозки и дальше пошла пешком. До Нарвы добралась к вечеру и уже в темноте переползла Ману по тонкому льду. На другом берегу съела блины.
В деревню Колбу пришла поздней ночью. Сил уже не осталось, поэтому постучалась в ворота первого с краю дома.
Скрипнула дверь, с крыльца крикнула женщина:
– Ихто там?
– Пустите переночевать, – жалобно попросилась она.
– Самим нечего жрать. Иди-ка, девка, отсюда!
Манька стучалась во все ворота. Одни ее прогоняли, и она ковыляла к другим, пока не дошла до конца деревни. Осталась одна хата, дальше – река Колба. Холодина, ноги окоченели, руки ничего не чувствовали. Это была последняя возможность остаться в живых, и Манечка постучалась в ворота. В темноте растворилась калитка, и вышла старуха.
– Кто здесь?
– Бабушка, переночевать бы… Пустите, – простонала она.
– Заходи.
В избе было натоплено. Манька села на лавку, прижалась к теплой стенке и замерла. Старуха сунула в печку чугун и, когда его вытащила, дала Маньке теплой воды. Зачерпнула ковшиком, полила на руки. Потом усадила за стол. Высыпала в чашку вареной картошки, луку порезала мелко-мелко, залила холодной водой, намесила туда соли.
Манька осторожно откусила картошку, зачерпнула ложкой резаный лук. Проглотила, и по ее щекам полились теплые слезы.
– Не плачь, – сказала старуха и потрогала Манькин живот. – Мужика народишь. Слабеньким будет, да выживет. – Она погладила ее по голове. – А как вырастет – станет большим начальником.
Утром, провожая Маньку в дорогу, старуха дала ей жменьку подушечек, конфет с фруктовой начинкой. Маня завернула их в тряпку и поклонилась.
По льду переползла реку Колбу. К обеду осилила около десяти километров и, наконец, подошла к Муртуку. На краю села спросила какую-то бабу:
– Где живет Мария Саввична?
Та показала дом ее тетки.
Во дворе пилили березу. Женщина тащила пилу в одну сторону. В другую тянули две девочки: маленькая за ручку, постарше – за ремешок.
Заметив Манечку, все трое стали на нее молча смотреть.
Она подошла ближе, протянула руку и разжала ладонь.
На ней лежали подушечки.
* * *Мороз стоял градусов сорок. Детей отправили в хату, обутки у них были плохонькие. С теткой распилили березу на чурочки. Стали колоть топором. Когда чурочки мороженые, они хорошо колются.
Как стемнело, Мария Саввична затопила баню по-черному, пока разводила – двери открыты. Выгребла из печки золу, бросила в чугун с кипятком – вот тебе щелок. Им мылись, им и стирали.
Когда Манька разделась, тетка спросила:
– Нагуляла или от мужа?
– Нагуляла, – сказала она, потупив глаза.
– Сюда отправила мать?
Маня кивнула.
Мария Саввична помыла ей голову щелоком. Одежду постирали и бросили жарить на горячие камни, чтобы вывести вшей.
В хате тетка надела на нее свою последнюю, старенькую рубаху, обрезала длинные волосы и гребенцом стала вычесывать вшей.
– Мамань, – спросила старшая дочка. – Манечка к нам пришла насовсем?
– Тебе какая печаль, – сказала ей тетка. – Постелю в кухне за печкой, там будет спать.
Конфеты Мария Саввична поровну разделила. Себе не взяла ни одной, зато Манечку не обидела, и ей и девочкам досталось по три подушечки. Вывалила в сковороду вареной картошки, не для того, чтобы жарить, жарить-то не на чем, просто в хозяйстве не имелось другой посуды. Набросала в воду луку и соли, совсем как колбинская старуха.
Потом все ели картошку и по очереди черпали похлебку с соленым луком.
Перед сном тетка полезла в сундук и достала оттуда платье из ситчика. Юбка татьянкой, по синему полю – цветы. Рукавчик – три четверти, воротник хомутом.
– На-ко примерь…
– Это мне? – Маньке не верилось, что за просто так можно получить платье невиданной красоты.
– Мне уже его не носить. – Мария Саввична поглядела на торчащий Манькин живот. – Оно и ты уж не девка, но все – помоложе. Юбка широкая, накроешь сверху живот. Утром пойду в контору. Устрою тебя на работу. Что ребеночка нагуляла, особенно не рассказывай. Говори, что от мужа, иначе бабоньки заклюют. Карточки на продукты тебе предоставят, как-нибудь проживем. А там, гляди, и паспорт получишь. В колхозе-то паспортов не дают.
– Зачем он мне, – тихо сказала Манечка.
– Война кончится – в город уедешь.
– Куда мне в город с дитем…
Тетка бросила на лавку тулуп, сверху положила подушку.
– Своей фуфайкой накроешься. – Она задула на припечке лучину. – Спи. Завтра, может, на работу пойдешь.
Манечка легла, накрылась фуфаечкой, и ей стало так хорошо, как уже давно не бывало.
Глава 28 Типун на язык
Дайнека вместе с Сергеем спустилась на лестничную площадку второго этажа, где никого не было.
– Я твердо уверена, что в ту ночь с Полежаевой был Родионов, – сказала она.
– Значит, ты его видела?
– Сначала мне показалось, что все очень глупо.
– Почему? – спросил у нее Сергей.
– Мне показалось, что он остановился на втором этаже и что-то выпил.
– И что в этом глупого?
– Как ты не понимаешь… Убить Полежаеву, сбежать вниз по лестнице и вдруг остановиться, чтобы попить кефиру.
– Или хлебнуть коньяка, – вставил Сергей.
Но Дайнека не поддержала его версию.
– Все равно – глупо. В такие моменты – дай Бог ноги.
– А что это значит?
– Что именно? – удивилась она.
– Ну, про ноги… Ты сейчас сказала про ноги.
– Это поговорка такая. Неужели не слышал?
Сергей помотал головой.
– Никогда.
– Моя бабушка так говорит. Дай Бог ноги – это значит, нужно бежать как можно быстрей.
– А-а-а… – протянул он, – я бы в такой ситуации точно побежал.
– Вот видишь, а он будто бы что-то выпил.
– Ну, а Родионов при чем?
Дайнека зябко поежилась.
– Сегодня утром, когда ты ко мне зашел, потом появился он, повернулся спиной, поднял руку и поправил очки. При этом он как-то по-особенному закинул назад голову. – Она показала, как именно. – В меня будто бы из ружья выстрелили…
– Типун тебе на язык.
Дайнека задумалась.
– А что такое типун?
– Теперь ты!
– Да нет, что такое типун на язык – это я знаю. Так говорят, чтоб сказанное не сбылось. Но что такое этот типун?
– Прыщ на кончике языка.
– Ну вот, – улыбнулась Дайнека. – Взаимно образовались.
– Что насчет Родионова? – напомнил Сергей.
– Я увидела, как он закинул голову, и точно поняла, что ночью здесь был именно он. Конечно, он не пил, а просто поправил очки. Ведь даже если очень спешишь, очки все равно поправишь, иначе они свалятся. Он и поправил.
– Ну заметила, ну опознала, зачем снова на съемочную площадку явилась?
– Хотелось понаблюдать, проверить себя.
– Понаблюдала?
Она утвердительно кивнула.
– Я же сказала: теперь совершенно уверена. Это был Родионов.
– Да, – Сергей потер подбородок.
– Не вздумай сомневаться, – Дайнека предостерегающе нахмурила брови.
– А я и не сомневаюсь, просто соображаю: могла Полежаева с ним замутить или нет.
– И что?
– Думаю, что могла. – Взглянув на Дайнеку, он поспешил объяснить: – Понимаешь, от директора съемочной группы многое зависит. Например, если не успели снять эпизод или нужно его переснять, актрисе приходится задержаться. И только директор может решить вопрос сверхурочной оплаты.
– Не совсем понимаю.
– Не совсем понимаю.
– Актеру платят за съемочный день. И этот день имеет оговоренную продолжительность. Вот он актер – снимайте, а если не успели, это ваши проблемы. Только ведь на съемках бывает всякое… Скажем, костюмы не подвезли или сняли, но плохо.
– Ну, если плохо, сам актер виноват, – вступила она.
Сергей ее оборвал.
– Короче! Испортить мог кто-то другой. Актеров в эпизоде бывает много, и переснимать нужно всех.
– Теперь поняла.
– Обычно все соглашаются. Но такие звезды, как Лида, требуют сверхурочной оплаты. Тут появляется Родионов, и только от него зависит: согласится или не согласится продюсер или инвестор платить сверхурочные.
– А кто у вас инвестор?
– Я в эти дела не лезу. Вопросами оплаты занимается Родионов.
Дайнека сосредоточенно смотрела на пуговицу его куртки.
– В общем, как я понимаю, они могли замутить.
– Родионов и Лида? – Сергей усмехнулся и для чего-то покрутил свою пуговицу. – Тем более они вместе учились, как говорится – на старые дрожжи.
Дайнека вдруг оживилась:
– Я поняла, как в кармане Юрия Цыбина оказался ключ от квартиры Тихонова!
– Да ну…
– Когда он повесился, кому его жена позвонила?
– Родионову.
– Вот! – Дайнека ткнула указательным пальцем в Сергея. – Он приезжает, видит такое дело, Цыбин повесился. Сует в его карман ключ номер три, точней, дубликат второго, который Родионов нашел в тумбочке и потом отдал Полежаевой. Дело сделано. Никто теперь не подумает на него, а Цыбину уже все равно.
Оба, и Сергей и Дайнека, озадаченно замолчали.
– Но ведь… – Сергей оглянулся на лестницу и продолжил значительно тише: – Цыбин мог и не сам повеситься…
Дайнека ответила шепотом:
– Я только что об этом подумала.
– Что будем делать?
В этот момент распахнулась дверь квартиры. На площадку вышел отец.
– Что здесь происходит?
Дайнека испуганно оглянулась на него.
– Мы разговариваем.
– Быстро за мной. – Вячеслав Алексеевич вернулся в прихожую. Потом велел: – И вы, молодой человек, – тоже.
Сергей понуро переступил порог, и за ним захлопнулась дверь.
Глава 29 Как на духу
– Теперь – все как на духу. Выкладывайте! – приказал Вячеслав Алексеевич.
Дайнека и Сергей сидели на диване в гостиной, как нашкодившие первоклассники.
– Ну! – Вячеслав Алексеевич повысил голос.
– Папа… – Дайнека умоляюще посмотрела ему в глаза.
– Я жду, – повторил он.
– Хорошо, я все расскажу, только ты не волнуйся.
– Спасибо за беспокойство, – иронично заметил отец.
– Я нашла и опознала того мужчину, что вышел ночью из квартиры над нами после убийства.
– Ага-а-а…
– Я узнала его по характерному жесту. Уверена – это он.
Вячеслав Алексеевич посмотрел на Сергея.
– А вы, как я понимаю, в курсе всех приключений моей дочери?
– В курсе.
Отец укоризненно посмотрел на Дайнеку.
– Вот оно как…
– Папа, я не нарочно, – по-детски оправдалась она.
– Ты не чашку на кухне разбила, ты подвергла опасности свою жизнь. Это намного серьезней. Но вот что обидно, – он опустил глаза, будто сдерживая гнев, рвавшийся наружу против его воли. – Ты мне врала.
– Папа!
– Давай на этом остановимся. Теперь только по делу. Кто он?
– Директор съемочной группы Родионов Алексей Петрович. После того как повесился Цыбин, тот, которого обвинили в убийстве, директор первым приехал в гараж и подложил ключ ему в карман.
– Как Родионов там оказался?
– Ему позвонила жена Цыбина. Полиция и «Скорая» приехали позже.
Вячеслав Алексеевич молча смотрел себе под ноги на ковер. Затем встал и принес свой мобильник.
– Нужно звонить Крюкову.
– Кто это? – спросила Дайнека.
– Следователь, который ведет это дело. Ты сама дала мне его карточку.
– Конечно, я знаю. Но ведь ты прогнал его из нашего дома.
– И что? – осведомился отец. – Теперь обстоятельства изменились. Тут уже не до обид. Это его работа. – Он заговорил в телефон: – Здравствуйте! Дайнека Вячеслав Алексеевич беспокоит. Нам нужно встретиться. – Отец переждал, пока ему что-то отвечали. – Есть информация по поводу убийства Лидии Полежаевой. – Он опять замолчал, потом взглянул на часы. – Могу после шести… Хорошо, значит, завтра. Приходите ко мне домой. Если помните, квартира этажом ниже.
Он нажал кнопку отбоя.
– Во сколько? – спросила Дайнека.
– Утром, в одиннадцать. Я буду часам к десяти.
– Ты уезжаешь на дачу?
Смутившись, он изменил тон.
– Настя еще болеет.
– Что с ней? – спросила Дайнека.
– Слабость, кружится голова.
– Ну-ну…
Вячеслав Алексеевич посуровел и твердо сказал дочери:
– Я уверен, что она не врет.
Простились они холодно. Когда за отцом захлопнулась дверь, Дайнека с вызовом обратилась к Сергею:
– У меня к тебе есть нескромное предложение.
Тот замер и осторожно покосился в ее сторону, не зная, как реагировать.
– Сегодня ночью, когда все разъедутся, мы с тобой проникнем в квартиру Тихонова. – Она посмотрела наверх, потом на него.
– Зачем? – спросил Сергей осипшим от смущения голосом.
– Будем искать рукопись. Помнишь, я рассказывала тебе историю плагиата?
– Это полный идиотизм.
Дайнека охотно сбавила обороты.
– Может, отыщем улики, которые помогут нам в раскрытии преступления.
– А кто тебе сказал, что я собираюсь его раскрывать?
Дайнека отвела глаза в сторону, и они тут же наполнились слезами.
Исподволь наблюдая за тем, как меняется ее лицо, и не дожидаясь, когда она точно заплачет, Сергей вдруг согласился:
– Ну, хорошо, хорошо…
Она буквально впилась в него взглядом.
– Правда?
– Сегодня вечером пойдем. Только не плачь. Можешь объяснить, с чего ты решила, что рукопись хранится в квартире? Может, Тихонов ее давно уничтожил.
Дайнека вытерла ладошкой глаза.
– Во-первых, по мнению одного очень знающего человека, Тихонов еще долго использовал рукопись при написании своих более поздних произведений. Во-вторых, Тихонов мне сказал, что, если бы в роман не были внесены изменения, рукопись так и осталась бы лежать «здесь, в кабинете». – Она напрочь забыла про то, что недавно собиралась плакать. – Улавливаешь?
– Не совсем.
– Если он так сказал, значит, она и сейчас там. В-третьих, ты не задумывался, зачем туда приезжал человек в золотистом «Бентли»?
– Не задумывался, – честно признался Сергей.
– А не за тем ли, чтобы что-то найти? – Дайнека откинулась на спинку дивана и торжествующе посмотрела на своего оппонента.
– На хрена ему эти бумажки?
– Этого мы не знаем. Пока… И, наконец, в-четвертых…
– Есть еще и в-четвертых? – Сергей совсем приуныл.
– И, наконец, в-четвертых, – со значением продолжала она. – Два года назад квартиру Тихонова ограбили. Я сама туда заходила и хорошо помню: ценности не взяли. По крайней мере Звезду Героя и какой-то там орден. Тогда зачем приходили?
– Ну, это не факт…
– Вот ты сейчас возражаешь, а сам ничего не знаешь. Пойми, история с рукописью и смерть Полежаевой связаны.
– Связаны, – усмехнулся Сергей. – Только тем, что и та и другая сидят в твоей больной голове.
– Не будем спорить, – великодушно предложила Дайнека. – Просто скажи, во сколько пойдем?
Сергей посмотрел на часы, потом на потолок, потом опять на часы.
– Будь готова к двенадцати.
– Это поздно…
– Нормально. К двенадцати точно все разойдутся. К тому же мне нужно съездить домой. Раньше вернуться я не успею.
– Жду в двенадцать, – вздохнула Дайнека. – И прошу тебя: только не передумай.
Глава 30 Ванька-ключник
Нельзя сказать, что оставшийся день Дайнека провела с пользой. Добрую половину времени она проспала, рассчитывая таким образом скоротать ожидание. И этот способ оказался удачным.
В двенадцать она сидела в прихожей, одетая в спортивный костюм и кеды. В руках держала фонарик.
– Это еще зачем? – поинтересовался Сергей.
– Думаешь, мы можем включить свет?
– Иногда ты меня пугаешь. – Он покровительственно оглядел ее с ног до головы. – Вот мой совет: не читай на ночь страшных историй.
Сергей не стал ждать, пока Дайнека запрет свою дверь, и первым поднялся на третий этаж. Когда она подошла, он уже был в прихожей.
Прикрыв за собой дверь, Дайнека сказала:
– Замкни. На ключ.
– Боишься, что тебя украдут?
– Полежаева ничего не боялась, и ей пришлось отстреливаться, – проворчала она и глубокомысленно завершила: – И ничем хорошим это не закончилось.
Сергей запер дверь и развернулся:
– Откуда начнем?
– Думаю, рукопись в кабинете.
Они прошли туда, Сергей включил свет. Дайнека огляделась и решила начать с письменного стола. По очереди проверила все ящики. Прикинув их глубину, сопоставила с размером столешницы на случай внутренних тайников. Простучала все поверхности костяшками пальцев.