– Ты прямо какую-то совсем идеальную женщину описала. Такие бывают?
– Бывают. Но это не Полежаева. Она заранее собрала чемодан, сказала мужу, что вечером улетает. В девять вечера, когда закончилась съемка, она как бы ушла домой, оставив здесь свой чемодан. Потом, когда все разошлись, вернулась. И ты скажешь, что это не женская хитрость?
– Выдумщица.
– Когда полиция разберется, увидишь, что все было именно так.
– Давай-ка на этом и остановимся.
– В смысле?
– Полиция без нас во всем разберется.
– Ну уж нет. – Дайнека огляделась и только сейчас поняла, что они так и стоят в прихожей. – Идем в комнату.
– Послушай, я, между прочим, сейчас на работе.
Она махнула рукой.
– Скажешь, что пошел искать реквизит.
– Кстати, мне нужна большая настольная лампа.
В комнате Дайнека плюхнулась на диван и хлопнула рукой рядом с собой.
– Будет тебе лампа. Садись.
Он сел, но немного поодаль.
– Что еще?
– Сейчас ты должен мне рассказать обо всех мужчинах из съемочной группы. На кого из них Полежаева могла положить глаз?
– Таких найдется немного, – заметил Сергей.
– Почему? – спросила она.
– Потому, что Лида была сучарой.
– Что это значит?
– Дружила только с теми, от кого что-то зависит.
– Речь идет не о дружбе.
– Сомневаюсь, что она умела любить. А вот добиться своего точно могла.
– И это нам на руку. Не стоит перебирать осветителей и рабочих. Начнем с режиссера. Что ты можешь сказать о нем?
– Бабник.
– Вот видишь… – Дайнека потерла руки. – Сразу в яблочко.
– Потопаев конченый бабник, но любит молоденьких. А Полежаевой было сорок четыре. – Он задумался, помолчал. – И больше уже не будет… Знаешь, актрисы так боятся стареть.
– Она была еще ничего.
– Особенно если в гриме.
– Думаешь, Михаил Потопаев мог?..
– Покажи того мужика, который не мог! При определенном стечении обстоятельств, когда…
Она его перебила:
– Ну, это ты знаешь лучше меня. Значит, он – мог.
– Кто еще… – Сергей ненадолго задумался. – Ну, Стасова в расчет не берем.
– Кто такой Стасов? – спросила Дайнека.
– Вениамин Стасов, тот, что играет профессора.
– А почему его в расчет не берем?
– С ним она точно не стала бы…
– Почему?
– Потому что пять лет назад они уже развелись.
– Он был ее мужем?
– Да, и у них есть общая дочь.
– Почему развелись?
Сергей не задумываясь ответил:
– Я же сказал, Лида была сучарой.
– Она ему изменила?
– Лучше так: изменяла на постоянной основе. Об этом всем известно.
– И ему?
– Ему в первую очередь. Она не очень-то пряталась, потом его бросила. Ушла к другому, моложе себя, да еще квартиру родителей Стасова по суду забрала.
– Видишь, значит, у него была причина ее убить.
– Только не было причин с ней встречаться. – Сергей ухмыльнулся. – На этом же построена твоя версия? Он терпеть не мог Полежаеву. Даже не смотрел в ее сторону, когда она приходила.
– От любви до ненависти… – Обронив эту банальность, Дайнека сообразила, что заговорила языком сериала.
– Не тот случай, – уверенно возразил Сергей.
– Еще кто? – спросила она.
– Родионов Алексей Петрович, директор.
– Что про него скажешь?
– Нормальный мужик… Кстати, они с Лидой вместе учились.
– В школе?
– В театральном. На одном курсе, у одного педагога.
– Родионов тоже артист?
– Больших и малых ролей, – пошутил Сергей. – Актерская карьера не задалась, он уже лет пятнадцать директорствует.
– А как у него с личной жизнью?
– Женат, что не исключает присутствия в его жизни других женщин.
– Значит, он мог?
– Насчет этого я тебе уже говорил… – Сергей задумался. – Есть еще звукорежиссер. Максим Стерхов – верующий мужик, женат на дочке попа, у него восемь детей.
– О нем даже не будем говорить. Кто еще?
– Ну, если только режиссер монтажа Цыбин… Другие на ум не приходят.
Вспомнив тощего человека-сморчка, Дайнека категорично заметила:
– А вот этот точно не мог.
– Остался главный вопрос.
– Какой? – спросила Дайнека.
– Где убийца взял ключ?
– У меня есть три варианта. Первый – он его взял у хозяина. Второй – попросил у тебя. Третий – украл у тебя же.
Сергей похлопал себя по карману, где лежал ключ от квартиры на третьем этаже.
– Вытащил из моих штанов?
Дайнека прыснула в кулачок.
– Почему нет? При определенных обстоятельствах…
– Я – гетеросексуал.
– И это хорошо. – Она отвела взгляд.
Сергей серьезно сказал:
– Короче, на днях приедет хозяин квартиры. Спрошу у него, может, он кому-нибудь давал еще один ключ.
Глава 13 Спокойной ночи
«А квартира большая, мертвая…» Так она сказала, чтобы Сергей представил, как чувствовала себя Полежаева одна, ночью в темноте.
Сколько таких ночей она сама провела дома, сколько страха натерпелась, сколько жутких снов ей привиделось. Не рассказать…
Когда появились киношники, Дайнека быстро привыкла к хождениям и шуму над головой. Было слышно, как активно там кипит жизнь, и это ей нравилось.
Ночью все возвращалось: квартира становилась пустой, мертвой… Дайнека лежала в постели, смотрела на потолок и знала, что там стоит кровать, на которой убили женщину, и во всем доме нет ни души. Как, собственно, и здесь, где находилась она. Хотелось вскочить, выбежать на лестничную клетку и постучаться в соседнюю дверь. Были времена, когда она так и делала. Теперь дала себе слово быть сильной.
Она взяла коричневый томик и стала читать. Спустя десять минут уже сопереживала героям романа «Земная правда». В деревне Чистовитое закончили убирать хлеб и начали справлять праздник Обмолотки. Дайнека опасалась за беременную Маньку, предполагая, что над ней сгущаются тучи. Свекровь узнала, что она нагуляла ребенка.
Под одеялом «заиграл» ее телефон. Дайнека вытащила его и, взглянув на дисплей, ответила:
– Да, папа.
– Не спишь? – тихо спросил он.
– Не сплю. Книгу читаю.
– Скажешь какую или опять мне соврешь?
– Пожалуйста! Книга называется «Земная правда». Автор – Василий Иванович Тихонов, наш сосед.
– Что ты говоришь! Неужели в самом деле сосед? А я и не знал, что он жив, да еще обитает в нашем доме.
– Я тебе больше скажу, это в его квартире убили актрису.
– Вот оно что… Когда наш безопасник показывал мне материалы, я еще подумал, фамилия очень знакомая.
– Ты читал материалы дела? – притихла Дайнека.
– Читал. Именно поэтому ты еще дома, а не на даче.
– Не понимаю…
– Ты уже взрослая, я могу тебе рассказать. Эта женщина была там с любовником. Судя по всему, ее убил он. История тривиальная: она обыкновенная лгунья. Мужу соврала, что вечером улетает, взяла чемодан, а сама осталась ночевать на съемочной площадке. В убийстве подозревают режиссера монтажа этого сериала.
– Цыбина? – Дайнека искренне удивилась. – При чем же здесь монтажер?
– Он сам повесился в ночь убийства у себя в гараже. В его куртке обнаружили ключ от квартиры Тихонова. В общем, – резюмировал Вячеслав Алексеевич. – Бояться тебе нечего и, кстати, можешь успокоить свою воспаленную совесть. Твои показания больше никому не нужны.
– Все это очень странно… – прошептала Дайнека. – Мне кажется, здесь что-то не так.
Вячеслав Алексеевич не расслышал последних слов дочери.
– С чего ты решила прочесть эту книгу? – спросил он у нее.
– Все-таки сосед сочинил.
– Если бы следствие не закончилось, я бы усмотрел в этом опасную подоплеку. Кстати, в школе мы ее проходили. На вступительном экзамене в институте я даже писал сочинение на тему «Образ председателя Савицкого в романе «Земная правда».
– И что ты про него написал?
– Думаешь, не вспомню? Я тогда высший балл получил. Единственный раз в жизни по литературе. Мне это сочинение запомнилось навсегда.
– Значит, хороший был человек этот Савицкий.
– Как тогда говорили – соль земли. До сих пор помню главу, где он собирает детей и солдаток праздновать окончание страды.
– Обмолотки, – подсказала Дайнека.
– Вот теперь вижу, что ты точно читала, – рассмеялся отец. – Там есть сильное место, где он разнимает дерущихся женщин. Я так и написал в сочинении: «В этой сцене проявилась вся сила и авторитет этого удивительного человека. Его мудрость и правда настоящего коммуниста».
– Как патетично…
– Не забывай, какое тогда было время. Ну, что… – Отец сменил тон, и она поняла, что пора заканчивать разговор.
– Спокойной ночи, папа.
– Спокойной ночи тебе.
Глава 14 Флешбэк № 3
Деревня Чистовитое
ноябрь 1943 года
Гулять начали после вечерней дойки, когда бабы вернулись с фермы. В контору пришли только взрослые. Туда, где пили самогонку, детей не пускали. Когда сели за стол, к конторе сбежалась вся детвора. Те, кто принес табуретки, смотрели в окна, другие толпились в дверях, а кто побойчее спрятались в конторских сенях. Детям ничего не давали. Если все начнут тащить со стола, что останется на гулянку?
Большинство баб пришли в чем работали: в длинных юбках и кофтах. Поверх кофты – фуфайка, на голове – тонкий платок, в таких ходили даже в морозы.
Лучше всех была одета Верка Ехременкова – в зеленом переливчатом платье и в блестящих галошах на босу ногу. Бабы по углам обсуждали ее мать. Та, хоть и прикинулась скромницей, на дочку сильно потратилась. Вот куда медок колхозный пошел…
Первую выпили натощак. Председатель Андрей Макарович встал и поднял железную кружку:
– Ну, бабоньки, за победу…
Он пил не так, как пили мужики в их деревне. Мужики – как? Хлоп – и готово. А этот – по глоточку. Возьмет в руку стакан и тянет целый час. Тянет и покачивается. Бабы говорили: как тряпку сосет. Поэтому – «с него вся деревня смеялась» – так говорили.
Было ему лет сорок. Никто не знал, откуда он взялся, поставили председателем, когда мужики ушли на войну. Ни отец, ни мать Савицкого в деревне не жили. На фронт его не забрали, он имел бронь. В колхозе судачили, если бронь – значит, больной. А как поняли, что Андрей Макарович здоров, решили, что он очень нужный в хозяйстве.
С утра председатель всегда был в конюшне. Туда к нему шли на поклон. Одной дай коня сено из лесу привезти. Другой – с пашни солому. Одет он был так же, как все: штопаные, в заплатках портки и фуфайка. Шапка хоть и кроличья, сшитая как попало из грубой шкурки.
Кролей в деревне держали только для шкур. С голоду помирали, но мяса кроличьего не ели. Считалось, лучше съесть мышь или крысу. А шкурки, как яйца и масло, сдавали по налогу в район.
Веселье за столом прибывало с каждым стаканом. Выпили бабоньки, зарумянились, сделались веселыми, озорными, а покуражиться не с кем. Петрушу Кустова в деревне за мужика не считали. Рядом с Андреем Макаровичем сидела его жена Нюрка Милкова. Они хоть и жили вместе, расписаны не были. Нюрка болела туберкулезом и сильно кашляла. Поблажек на работе ей никто не давал. Работала как все и пила наравне с мужем. А как запьянела – первой пошла плясать. Гармонист Мишка, тринадцати лет от роду, разом завел частушечную. Нюрка вышла на середину, топнула сапогом, подбоченилась и затянула пронзительным голосом:
Из-за столов повылезли молодухи. Сначала, будто стесняясь, выталкивали друг друга вперед. Потом стали неумело плясать: топали по полу, кто калошами, кто туфлями, кто сапогами. По очереди выскакивали в центр и выкрикивали, выплясывали частушку. На Обмолотках пели одни и те же – озорные да матерщинные.
Манька не решалась выйти из-за стола, сидела на лавке рядом с мужем и со свекровью. Петруша ел за троих и только изредка поглядывал на пляшущих баб. Кустиха крепко выпила и, навалившись на стол, подпевала глухим, как из бочки, голосом.
Нюрка Милкова топала и топала сапогами. Рядом с ней блестящей зеленой змейкой крутилась Верка Ехременкова. Председатель смотрел на нее поверх кружки и потихоньку тянул самогон. Верка запела:
Андрей Макарович поставил кружку, выдохнул. Орлом вышел в круг и ну хлопать то по одному сапогу, то по другому, раззадоривая себя каким-то особым, лихим притопом. К нему бросилась Верка – красивая, бойкая, легкая. У Нюрки Милковой перекосилось лицо. Пляшет, ревность свою не показывает, но она все равно частушкой наружу вырвалась:
Андрей Макарович подхватил Верку и закружил так, что у нее и ноги и душа от пола оторвались…
Нюрка бросилась к столу, схватила неполную четверть и жахнула мужа по голове. Бабы вокруг него заорали и вмиг разбежались. Андрей Макарович как стоял, так во весь рост и хлопнулся о пол.
Нюрка вцепилась в Веркины волосы и стала тянуть ее вниз. Никто не собирался их разнимать, бабы сгрудились посмотреть, кто кого одолеет: чахоточная Нюрка или молодая Ехременкова.
Верка визжала, извивалась и била кулаками куда придется. Не выпуская ее волос, Нюрка уцепилась за вырез Веркиного платья и дернула. Зеленые пуговки, как горох, запрыгали по полу. Из Веркиных глаз брызнули слезы.
В это время очухался председатель. Встал, схватил дерущихся баб и растащил их в разные стороны. Верка ревела в голос, одной рукой держала разорванное на груди платье, другой подбирала свои пуговки.
Нюрка Милкова куражливо улыбнулась, подняла руки над головой, стала топать и плавно покачивать бедрами. Гармонист заиграл Подгорну. Девки, не сговариваясь, разделились на пары и стали ходить, здоровкаться и кланяться, встречаясь друг с другом.
Манька прела в фуфайке и ни в какую не хотела идти в круг. Петруша разинул рот и столкнул жену с лавки. Кустиха тоже встала и тяжелым шагом направилась следом. Пока Манечка танцевала, свекровь кружила вокруг нее будто коршун. Потом стащила с невестки фуфайку и бросила в угол.
– Вот, сыночек Петрушенька, смотри, кого взял! – заголосила она. – Глядите и вы, люди добрые, на позор! Нагуляла наша невестушка сраму! Принесла в подоле окаянная!
Манька обхватила живот руками. Всем, кто стоял рядом, и тем, кто сидел за столом, было видно, как он вздымается под старенькой кофтой.
– Осрамила на всю деревню! – Кустиха ударила ее по спине. – Иди, проклятая, откуда пришла!
Манька бросилась к двери и выбежала во двор. Все кинулись вслед за ней. Нюрка Милкова, жена председателя, – первой. Догнала Маньку, схватила ее за шиворот и вдруг отцепилась. Добрела кое-как до соснового пня, повалилась на него, из ее рта хлынула кровь. Тут подоспели бабы. На их глазах Нюрка и кончилась.
Верка Ехременкова склонилась и заглянула ей в лицо.
– Топала сильно… Наверное, легкое оторвалось.
Глава 15 Кто-то другой
– Не спишь?
Дайнека открыла глаз и пока не знала, что ответить по телефону.
– Спрашиваю, не спишь?
– Кто это? – хрипло спросила она.
– Але! Ты там чего?
– Нина?
– Я.
– А сколько сейчас времени?
– Двенадцать часов дня. Можно зайти?
– В каком смысле?
– В смысле – к тебе.
– А где ты?
Нина помолчала, потом велела:
– Короче, дверь открывай.
Дайнека встала с кровати и босиком вышла в прихожую. Открыла дверь и отступила.
– Спишь? – Нина вошла в прихожую.
– Имею право. Сессию, слава богу, сдала.
– Я даже домой не зашла. Сразу к тебе. Слышала? Убийцу нашли, он работал в той же съемочной группе. И чего мужику не жилось? Ее убил, а потом и себя.
– Ты откуда знаешь?
– Вера Ивановна рассказала.
– Она все еще собирает подписи?
– Нет. Сосредоточилась на убийстве. Кажется, это ее занимает.
– Посидишь?
– Пожрать что-нибудь есть? – Нина прошла в кухню и сунула нос в холодильник. – Да-а-а-а…
– Могу сварить вареники.
– Против бабулиных котлет – не потянет. – Нина достала пакет молока. – Можно?
Дайнека подала чистую кружку. Нина вылила туда молоко и подошла к окну.
– Гуляют вон…
– Кто? – поинтересовалась Дайнека и тоже посмотрела в окно.
– Светка с бабкой из шестого подъезда.
– Старухой в инвалидной коляске?
– Ее внучка у нас учится. На курс младше меня.
– В первый раз вижу, чтобы они гуляли, обычно старуха сидит на балконе.
– Живут только вдвоем, Светка учится и работает, когда ей гулять?
– Представляешь, – Дайнека облокотилась на подоконник и грустно сказала: – Сидит бабка одна в инвалидном кресле…
– Светка говорит: целый день она у окна. Всех соседей знает в лицо, и кто где живет. – Нина выпила молока. – Пойду. Бабуля там беспокоится.
– Вот всегда так. Лучше бы не будила.
– Жизнь проспишь. Спасибо мне скажи.
В дверь позвонили.
– Кто это? – с интересом спросила Нина и первой прошла к двери. Заглянула в глазок. – Молодой и красивый… – Она улыбнулась. – Не проспишь! Беру свои слова обратно. – Открыла дверь, впустила Сергея, кокетливо улыбнулась: – Это не вы давеча за фартучком приходили?
– Я… – стушевался Сергей.
– Реквизит не только здесь выдают, – заметила Нина.
– У вас мы одолжили «Ригонду».
Она понизила голос:
– Послушай, можешь этот гроб с музыкой куда-нибудь увезти?
В этот момент на лестничной площадке раздался старушечий голос:
– Нина, это ты?
– Я, бабуля! Иду, иду… – Она сделала большие глаза, приложила палец к губам и побежала домой.
Дайнека захлопнула дверь. Обернулась к Сергею.
– Уже знаешь?
– Потому и пришел.
– Что ты по этому поводу думаешь?
– Фигня какая-то получается. Никто в это не верит. Лидия Полежаева и Юра Цыбин… Полный абсурд!