– Нина, это ты?
– Я, бабуля! Иду, иду… – Она сделала большие глаза, приложила палец к губам и побежала домой.
Дайнека захлопнула дверь. Обернулась к Сергею.
– Уже знаешь?
– Потому и пришел.
– Что ты по этому поводу думаешь?
– Фигня какая-то получается. Никто в это не верит. Лидия Полежаева и Юра Цыбин… Полный абсурд!
– Думаешь, они не могли?
– Он-то мог, да она бы не стала. – Сергей в запале спросил: – Видела его?
– Видела. Но у него нашли ключ от квартиры. – Дайнека прищурилась. – Помнишь, я говорила, что третий ключ находится у преступника?
– Получается, ты права.
– С Тихоновым ты говорил?
– Говорил.
– Что он сказал?
– Тебе это не понравится.
– Ну? – Дайнека придвинулась к нему.
– Запасной ключ лежал в тумбочке в кабинете. Мы проверили – там его нет.
Она ненадолго задумалась.
– Значит, убийца забрал ключ номер два из тумбочки и сделал дубликат (номер три). Второй отдал Полежаевой, третий оставил себе. Все, как я и предполагала. – И Дайнека оценивающим взглядом окинула Сергея.
– Что? – спросил он.
– Ну-ка, выйди.
– Это еще почему? – заволновался Сергей. – Что я такого сказал?
– Выйди за дверь! – приказала она.
Он выскочил на площадку, не понимая, что происходит.
– Замри! – Дайнека хлопнула дверью. Через минуту открыла и торжественно объявила: – Это не Цыбин!
– Ну ты даешь! – Сергей расслабился. – Я думал, что ты меня прогнала.
– Я смотрела в глазок. Тот мужик, которого я видела ночью, – выше, чем ты. Какой у тебя рост?
– Метр восемьдесят три.
– А у Цыбина?
– Метр семьдесят, может, и меньше… Он худенький, поэтому казался ниже.
– А тот был плотный и выше тебя.
– Что же получается?
– Там был кто-то другой.
– При чем же здесь Цыбин?
– Ни при чем.
Сергей посмотрел себе под ноги:
– Думаю, ты все должна рассказать следователю.
– Рассказать, что я видела убийцу со спины? Это вряд ли Крюкову поможет. – Дайнека на Сергея посмотрела очень серьезно. – Знаешь, где жил Цыбин?
– Знаю, не раз бывал у него дома.
– Нужно поговорить с его женой. Можешь это устроить?
Он недоверчиво улыбнулся.
– С чего ты взяла, что она захочет с тобой говорить?
– Попробовать-то можем?
– Попробовать можем, но только после Юриных похорон.
– Некогда ждать, – заявила Дайнека.
– Знаешь, кого ты мне все время напоминаешь?
– Ну?..
– Навозную муху.
– Почему? – Это сравнение выбило Дайнеку из колеи. – Почему навозную муху?
– Такая же настырная и все время жужжишь.
Глава 16 Он не мог
Сергей повез Дайнеку в своей машине. Вдове Юрия Цыбина они решили предварительно не звонить, боялись, что откажет. Решили заявиться «нежданчиком». Такой циничный поступок могли оправдать только деньги, которые собрали члены съемочной группы на похороны.
– Ее зовут Оля, – сказал Сергей, остановив машину во дворе дома на проспекте Маршала Жукова. – Прошу тебя, деликатней.
Дайнека кивнула, хоть и не представляла, как начнет разговор. Одной рукой протянуть деньги, а другой взять вдову за горло: скажи все как есть.
«Ужас…» – Поднимаясь по лестнице, она умирала от страха.
Дверь квартиры была не заперта. В нее постоянно входили и из нее выходили какие-то люди.
Увидев знакомого, Сергей схватил его за руку.
– Похороны когда?
– Завтра.
– Оля там?
– В спальне. Тебе зачем?
– Наши деньги собрали, хотим ей немного помочь.
– Вы молодцы, – одобрил мужчина и стал спускаться по лестнице.
Сергей и Дайнека зашли в квартиру. Это была двухкомнатная хрущевка. В большой комнате скопилось много людей, по всей вероятности – родственников. В маленькой, куда вместились только кровать и стул, у окна сидела худая женщина в черном.
– Оля, – окликнул ее Сергей.
Женщина повернула голову и посмотрела сначала на него, потом на Дайнеку.
– Юры нет…
– Знаю, – Сергей приблизился к ней. – Олечка, наши попросили меня передать. – Он сунул в ее руку свернутые купюры.
– Зачем? – безразлично спросила она.
– Так принято.
– Это твоя девушка? – Вопрос прозвучал формально, однако он явился поводом для знакомства.
– Ее зовут Дайнека.
– Странное имя, – бесцветно проронила вдова.
– Если хотите, называйте меня Людмилой. Дайнека – моя фамилия. – Она была готова на все, чтобы хоть немного облегчить страдания Ольги.
– Мне все равно – пусть будет Дайнека.
– Оля, – снова сказал Сергей. – Она хочет поговорить.
– О чем?
– О Юре.
– Вы тоже думаете, что это он убил? – Казалось, на самом деле ей все равно, что они думают.
– Нет, – твердо заявила Дайнека.
– Нет?
– Я уверена, что ваш муж ни при чем.
В глазах Ольги блеснула надежда, тем не менее она проронила:
– У дома, где убили ту женщину, видели нашу машину…
– И это неудивительно – он там бывал по работе, – объяснила Дайнека.
– У него нет алиби…
– При чем здесь алиби, когда его нет в живых.
– В кармане нашли ключ… – сказала вдова.
– И здесь я спрошу, – Дайнека приблизилась, немного понизив голос: – Ваш муж ничего не рассказывал про то, откуда он взялся?
– Нет, ничего. Я никогда не видела у него этого ключа.
– Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в его поведении в последнее время?
– Заметила. – Ольга подняла глаза полные слез. – У Юры был неоперабильный рак. Он боролся как мог, а продюсер в это время дал объявление об освободившейся вакансии режиссера по монтажу.
Сергей и Дайнека переглянулись.
– Юрий знал об этом? – тихо спросил Сергей.
– Знал. Это его и убило.
Дайнека опустилась на стул.
– Оля, расскажите, как все случилось.
– Я ждала его дома. Он позвонил, сказал, что еще на студии, велел мне ложиться спать. Я заснула. Утром, когда проснулась, его все еще не было. – Ольга приложила руку к груди. – У меня, знаете, сердце сразу почуяло. Я побежала в гараж. Здесь близко – две остановки, на улице Народного Ополчения. – Она страдальчески поморщилась. – По дороге вспомнила, что забыла ключи. Вернулась, опять побежала. В общем, когда я открыла дверь, сразу увидела Юру.
– Дверь была заперта?
– Да. Гаражный ключ висел на гвозде. Юра всегда так делал. Закроется изнутри, а ключ – на гвоздь, чтоб не терялся.
– Что было потом?
– Ноги у меня подломились, и я упала. Потом позвонила.
– Кому?
– Леше.
– Кто это?
– Алексей Петрович, его близкий друг.
– Родионов? – вмешался Сергей.
– Да, ты его знаешь.
– И что он?
– Приехал в гараж.
– Потом?
– Я не знаю… Все делал он.
– Ключ от чужой квартиры при вас обнаружили?
– Да. Когда приехали полицейские, Алексей сразу ключ опознал. Я даже не поняла, о чем идет речь. И когда мне сказали, что Юра и Полежаева… – Ольга уткнулась в ладони и зарыдала.
– Он не мог! – сердито заявила Дайнека.
Ольга подняла заплаканное лицо и зло выкрикнула:
– Мне плевать, мог или не мог! Юры больше нет!
В комнату забежали испуганные родственники.
Дайнека и Сергей попрощались и ушли восвояси.
Глава 17 Остроглазая наблюдательница
Из кухни долетел сквознячок.
«Светка форточку не закрыла».
Анастасия Петровна дотянулась до спинки кровати, сняла шаль и, накинув ее на плечи, расправила между поясницей и спинкой инвалидной коляски. Руками крутанула колеса и покатилась на кухню. Там взяла в углу швабру и толкнула форточку ручкой.
Вернулась в спальню, остановила коляску у балконной двери. Отсюда весь двор был виден как на ладони. Возле арки курили киношники. Из зашторенного автобуса выпорхнула актриса со старомодной прической, в простеньком платье, и засеменила туфельками по льду.
Кто-то из курильщиков выбросил сигарету и кинулся к подъездной двери. Распахнул ее, дождался, пока девушка проскользит через двор. В подъезд они отправились вместе. Анастасия Петровна перевела взгляд на окно второго этажа того же подъезда. Через минуту они там появились, обнялись и замерли в поцелуе.
Мужчины, что курили под аркой, направились вслед за ними. Один открыл дверь, взял камень и подложил, чтобы подъезд остался открытым, после чего все вошли внутрь. Двое из окна тихо исчезли.
В нем по очереди промелькнули все, кто зашел в подъезд. Через минуту из входной двери выглянула старуха, пнула камень ногой и захлопнула ее.
Анастасия Петровна знала эту старуху. Много раз видела во дворе и в окнах квартиры первого этажа, где раньше была дворницкая.
Из арки вышла знакомая девочка и направилась к тому же подъезду. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Невысокая, худенькая, в куртке и джинсах. Девочка жила одна в огромной квартире на втором этаже. Иногда там появлялся взрослый мужчина, похоже, ее отец. Часто забегала подруга, что жила по соседству.
Девочка вошла в подъезд, мелькнула в лестничном окне и скоро зажгла свет у себя дома. Анастасия Петровна перевела взгляд чуть выше. На третьем этаже снимали кино. Вокруг овального стола ходил мужчина, по углам комнаты стояли две камеры, за ними – два оператора. Анастасия Петровна взглянула левее. В импровизированной гримерной было темно…
Девочка вошла в подъезд, мелькнула в лестничном окне и скоро зажгла свет у себя дома. Анастасия Петровна перевела взгляд чуть выше. На третьем этаже снимали кино. Вокруг овального стола ходил мужчина, по углам комнаты стояли две камеры, за ними – два оператора. Анастасия Петровна взглянула левее. В импровизированной гримерной было темно…
Так она сидела, обозревая чужую жизнь. Подмечала то, что не замечали другие, потому что это было единственное развлечение, доступное ей в силу болезни, возраста. Она видела, как и для чего живут люди, что они делают, отчего страдают и почему действуют так, а не иначе.
Анастасия Петровна смотрела в окна гримерки и думала о том, что в мире есть дикие твари, которые терзают друг друга безо всяких причин. Их ареал – как трясина, осушить которую невозможно. Так ей подсказывал жизненный опыт. Но врожденная порядочность и честность склоняли ее к неосторожному шагу.
Она подняла трубку и набрала номер.
– Алло… дежурная часть? Говорит Галкина Анастасия Петровна. Мне нужно сообщить важную информацию. Я видела в окнах третьего этажа, где убили артистку…
Ее перебили.
– Вам нужно прийти и написать заявление.
Выслушав, она пояснила:
– Не могу. Я – инвалид.
В трубке замолчали, видимо решая, что с этим делать.
– Вы примете мое сообщение? – спросила Анастасия Петровна, однако услышала короткие гудки.
Минут через тридцать Анастасия Петровна решила, что лучше бы ей промолчать, а потому постаралась скорее забыть обо всем.
Глава 18 Никому не нужно
Сергей позвонил вечером.
– Послушай. Я кое-что вспомнил.
– Ты насчет убийства?
– Может быть, во всяком случае мне это кажется подозрительным.
– Ну?
– Пару недель назад мы снимали за городом, и я видел, как Полежаева села в машину к Потопаеву.
– И что в этом странного? Может, он подбросил ее до метро.
– Точно – нет. Она сама приехала на машине. – Сергей заговорил тише: – Закончился последний съемочный день, и у меня было много работы. Я отвлекся, часа через три снова посмотрел на машину, они все еще там сидели.
– Может, они беседовали о роли. О какой-нибудь сверхзадаче или, как там по Станиславскому…
Сергей иронически усмехнулся:
– Это вряд ли.
– Почему?
– Я хорошо знаю ее и его.
– И ты считаешь…
– …если подумать, он тоже мог.
– Что ж теперь делать?
– Попробуй понаблюдать, вдруг узнаешь в нем того мужика.
– Сережа, тот был в верхней одежде, стоял ко мне спиной, я видела его в глазок.
– Сегодня, если хочешь, можешь прийти на площадку.
Мысль о том, что снова придется туда идти, ее не обрадовала. Дайнека еще в прошлый раз поняла, что съемки – это рутинный процесс, который не имеет ничего общего с искусством. Стоять тихо в углу, ничего не видеть и контролировать работу желудка она может и дома.
– Ты идешь? – снова спросил Сергей.
– Да, – вздохнув, ответила она.
Когда поднялась на третий этаж, увидела, как двое парней оклеивают фронтальную поверхность лифтовой шахты и двери кабины липкой пленкой, разрисованной под красное дерево.
– Что они делают? – поинтересовалась Дайнека.
– Лифт декорируют, – ответил Сергей.
– Это я понимаю. Но для чего?
– В восьмидесятых не было лифтов, покрашенных зеленой масляной краской.
Она огорчилась.
– Ну почему все вокруг меняется только к худшему?
На съемочной площадке ее встретили как свою.
– Здравствуй! – сказал Потопаев.
Дайнека вспомнила, что он любит молоденьких. На ум сразу пришло, что она достаточно молода и может стать объектом его интереса.
– Здравствуйте.
– Если хочешь, садись на стул у входной двери, – предложил режиссер. – Оттуда все будет видно.
– Спасибо, – Дайнека прошла к стулу и села. Прислушалась, не бурчит ли в животе. В нем не бурчало, однако надеяться на него было нельзя.
– Посиди… я скоро, – сказал Сергей и вышел за дверь.
Звукорежиссер, как и в прошлый раз, сложил руки коробочкой:
– Тихо!
– Мотор! Начали! Съемка! – выкрикнул режиссер.
С того места, где сидела Дайнека, были видны спина оператора, часть его камеры и пианист, который сидел на диване.
– Не смогу забыть ее никогда… – произнес он.
– Я помогу тебе. – Справа появилась брюнетка, отдаленно напоминавшая Полежаеву.
Приглядевшись, Дайнека отметила, что копия значительно хуже оригинала.
– Та женщина не оценила тебя!
«Эта точно оценит», – мысленно съехидничала Дайнека.
Пианист немедленно с ней согласился:
– Кажется, я начинаю к тебе привыкать.
До поцелуя у них не дошло, потому что из смежной комнаты выскочила дочь пианиста.
– Папа! Как кстати, что ты дома! – Ее голос звучал жизнерадостней, чем обычно.
– Разреши тебе представить… – невнятно промямлил он.
– Ты не один? – спросила дочь.
– Это моя коллега по жюри на конкурсе пианистов.
– Здравствуйте! – Вслед за дочерью появился ее приятель.
– Ты не одна? – спросил пианист.
– Как ты здесь оказался? – спросила копия Полежаевой у приятеля дочери пианиста.
– Не ожидал тебя здесь увидеть, – мрачно заметил тот.
– Вы – тот музыкант, за которого просила моя дочь? – Пианист спросил с подозрением.
Копия Полежаевой ткнула пальцем в приятеля дочери пианиста.
– Он не музыкант, он – мерзавец!
Это категоричное заявление могло бы прозвучать убедительно, если бы за окном не сработала автомобильная сигнализация.
– Стоп! – Михаил Потопаев вскочил с кресла, вбежал в комнату и, распахнув окно, заорал:
– Заткните свою хреновину!
«Импульсивный человек, – подумала Дайнека. – В запале способен на многое. Хотя в случае с Полежаевой убийство было спланированным».
Между тем режиссер повернулся к актерам.
– Где темперамент?! Где ваша страсть?! Мычите, как коровы недойные. Этот, – он ткнул в пианиста, – собирается переспать с ней. – Он кивнул на копию Полежаевой. – Она уже спит с любовником его дочери, из-за которого он пошел на подлог результатов конкурса. Как вы не понимаете?! Именно теперь все открылось! А у вас мухи на лету мрут!
Дайнека смотрела в его спину, следила за энергичной жестикуляцией, пытаясь уловить хоть что-то, напоминавшее человека, которого она видела ночью. В какой-то момент ей показалось, что сходство есть.
Отыскав глазами звукорежиссера и оценив его комплекцию, она сравнила ее с телосложением Михаила. Не получилось: звукорежиссер Максим сидел за пультом у мониторов как приклеенный.
Потопаев прислушался к тишине, потом крикнул:
– Приготовились!
Когда он выбежал из комнаты и сел в свое кресло у мониторов, прозвучала команда:
– Тихо!
Потом:
– Мотор! Начали! Съемка!
Дайнека забеспокоилась: в ее животе что-то булькнуло. Испугавшись, что станет виновницей еще одной остановки съемочного процесса, она осторожно встала и юркнула в кабинет. Беззвучно прикрыла дверь и уже собралась облегченно выдохнуть, как вдруг почувствовала, что тут кроме нее еще кто-то есть. Она обернулась.
У стола, привалившись спиной к стене, стоял Тихонов.
Дайнека спросила:
– Что вы здесь делаете?
Тот сжал губы, а потом с сарказмом произнес:
– Я здесь некоторым образом проживаю.
Она смутилась.
– Знаю. Я имела в виду, что вы делаете в этой комнате?
– А где же мне еще быть? Там повсюду снимают.
– Понимаю, – кивнула Дайнека. – Вы хотите что-то забрать.
Тихонов вдруг занервничал, сел в кресло и выдвинул ящик письменного стола.
– Видите ли, я – хозяин этой квартиры и могу бывать здесь, когда захочу.
– Конечно-конечно, – миролюбиво согласилась она. – Знаете, я прочла вашу книгу.
– Неужели? – В его глазах что-то мелькнуло, не то усмешка, не то недоверие.
– Честное слово! Осталось дочитать всего пять страниц.
– Понравилось?
Дайнека не ожидала, что классик заинтересуется ее мнением. Она стала придумывать, что бы ему сказать. Уловив паузу, Тихонов усмехнулся:
– Вот видите, никому теперь это не нужно.
– Нужно! – Дайнека сказала это чуть громче, чем следовало.
– Тише… – напомнил хозяин. – Там – съемка.
– Нужно, – убежденно повторила она. – Хорошие книги всем нужны.
– А вы считаете, что «Земная правда» хорошая книга?
– Хорошая, только…
– Только что?
– Немного приглаженная. Там у вас председатель такой правильный. Колхозники слишком сознательные.
– Ну, положим, не все.
– В основном, – пояснила Дайнека.
– Время было такое, – вздохнул Тихонов. – Если бы я описал все, как было на самом деле, рукопись осталась бы в этом кабинете.
– Вот и мой папа так же сказал.
– Про рукопись? – удивился Тихонов.
– Про роман. Он сказал, что время было другое, тогда только так и надо было писать.
– Ну, как надо – об этом никто не знал. Писали как умели. – Тихонов поднял голову. – Ваш отец читал мою книгу?