Когда последний голодный был накормлен, Джонс и его помощницы вместе убрали чаны, погрузили их на тележку и отвезли в сторожку, где все это хранилось и где готовилась еда. Обеды для бедных оплачивались из подаяний прихожан и взносов, которые делали не только зажиточные люди, но и те, кто сам еле сводил концы с концами.
Было без четверти девять и уже стемнело, когда они снова вернулись в церковь. Яго настоял на том, чтобы сопровождать их до тех пор, пока они не найдут кеб.
– Что вас заставило приехать в Уайтчепел? – упрекнул он Таллулу. Свет фонаря, упав на его лицо, убедил женщин в его искренности. В глазах этого человека не было ни язвительной усмешки, ни ожидания ответа. Эмили с удивлением подумала, что молодому священнику и в голову не пришло, что он сам мог стать причиной этого визита. Яго положительно начинал ей нравиться.
– Я хотела помочь Финли, – после мгновенного раздумья ответила на его вопрос мисс Фитцджеймс.
Миссис Рэдли не знала, как дать ей понять, что не следует говорить Яго об их визите к Розе и о том, как их разговор с ней может изменить показания этой женщины. Это Джонсу не понравится. Поэтому Эмили сделала вид, что оступилась, и, ухватившись за руку Таллулы, сильно дернула ее.
– Вы не ушиблись? – заботливо спросил священник, поддержав свою новую знакомую под руку.
– Нет, благодарю вас. – Эмили выпрямилась и улыбнулась. Слава богу, они миновали фонарь и были снова в темноте! – Возможно, это была глупая затея. Мы просто не знаем, что делать, поэтому решили посмотреть на то место, где все произошло. Возможно, это нам что-нибудь подскажет…
Яго покачал головой, но от замечаний воздержался. Он умел быть тактичным, если хотел.
Когда они снова оказались под фонарем, Таллула бросила быстрый взгляд на подругу и дала ей понять, что больше ничего не скажет.
На Коммершл-роуд их провожатый наконец нашел кеб. Усадив дам, он попрощался с ними и, еще раз с легкой улыбкой поблагодарив за помощь, зашагал прочь, ни разу не оглянувшись.
Оказавшись в экипаже, мисс Фитцджеймс тут же порывисто повернулась к Эмили, хотя в кебе было темно и видеть ее лицо та не могла.
– Теперь я знаю его еще меньше, чем прежде, – растерянно и устало пожаловалась она. – Я знаю, что люблю его, но не представляю, как смогла бы жить здесь. Эта ужасная вонь! И все такое… грязное! Здесь и поговорить не с кем! Как он может все это выносить?
Ее спутница промолчала. Что здесь скажешь? Спорить с девушкой или убеждать ее не было смысла. В этой ситуации можно было только принять то или иное решение, а в этом Таллуле никто не мог помочь.
…Получив от ювелира копию значка «Клуба Адского Пламени», Эмили встретилась с Таллулой на выставке собак, устраиваемой дамами – патронессами клуба собаководства. Выставка была тем местом, куда обе подруги могли отправиться, не давая особых объяснений. Здесь посетительницы могли обмениваться мнениями и сравнивать свои оценки собак, их пород и выучки с замечаниями других.
Мисс Фитцджеймс была в великолепном платье из муслина в цветочек, украшенном белой лентой. Никто не сказал бы, что накануне вечером эта девушка раздавала суп бедным на Кок-стрит. Она казалась беспечной, жизнерадостной, полной грации и веселья, пока не увидела Эмили. Извинившись, Таллула покинула подруг и поспешила ей навстречу. На лице ее снова были тревога и страдание.
Миссис Рэдли поспешно вложила в ее протянутые руки значок.
– Что с вами? Что-то случилось? – испуганно спросила она, отстранившись.
– Нет. Я… – Девушка тряхнула головой. – Просто я очень люблю выставки собак. Посмотрите на них. Они такие красивые и умные, вам не кажется?
– Кто, собаки или их хозяева?
– Конечно, собаки! – Мисс Фитцджеймс коснулась рукой своего платья. – А еще мне нравится мое платье, – добавила она.
– Вам оно очень идет, – искренне сказала Эмили.
– Но можете ли вы представить меня в этом платье в Уайтчепеле? Оно стоит больше, чем Яго может заработать за год. Или за два года.
– Никто не будет решать этот вопрос за вас, Таллула, – тихо промолвила ее подруга, одновременно улыбаясь и раскланиваясь с женой члена парламента с датским догом на поводке. Сложно было сказать, вела ли она этого пса или это он тащил свою хозяйку, а она изо всех сил пыталась это скрыть. – Единственное, что вы никогда не должны делать, – это винить потом кого-нибудь за ваш неудачный выбор. Будьте честны с собой, Таллула. Если вы не хотите терять свой прежний образ жизни, деньги, наряды и, возможно, будущего нелюбимого мужа, то так и скажите это себе. – Эмили улыбнулась и приветственно помахала рукой жене министра, которую терпеть не могла. – Если же вам нужен Яго со всем тем, что связано с ним, не пытайтесь переделать его или винить его в том, что он такой, какой есть.
– Разве вы никогда не пытались хоть чуточку переделать своего мужа? – разумно заметила девушка. – Почему одна я должна приспосабливаться?
– Потому что иначе нельзя, – заявила благоразумная миссис Рэдли. – Нет смысла думать о том, как что-то могло бы быть таким прекрасным, а лучше подумать о том, что у вас есть в реальности. Неужели вы хотите, чтобы в угоду вам Яго отказался от своих убеждений? Кем бы он тогда стал?
– Я думала, брак должен изменить мужчину, хотя бы немного! – протестующе воскликнула Таллула. – Разве мы не должны стать мягче, добрее и цивилизованнее? Разве не для этого мы живем? Чтобы растить детей в мире, добродетели и в вере в высокие идеалы, подальше от ожесточения и конфликтов, которые будоражат мир…
Эмили почти прикусила язык, чтобы не нагрубить ей.
– Вы когда-нибудь видели мужчину, который захотел бы, чтобы его сделали лучше и цивилизованнее? – поинтересовалась она.
– Нет, – удивилась мисс Фитцджеймс. – Все мужчины, которых я знаю, хотят, чтобы их во всем поддерживали, или чтобы ими восхищались, или чтобы им подчинялись. Именно так ведет себя мой отец. За это он платит нам заботой, дает советы и временами защищает нас.
– Конечно, – ответила ее собеседница с улыбкой. – Иногда мы ведем себя так, что мужчине невольно самому хочется быть более цивилизованным и измениться к лучшему. Но это совсем другое дело. Одно дело – просить о чем-то, и совсем другое – принять то, что тебе предлагают.
Подошедшие к ним три дамы с двумя спаниелями и одним сеттером помешали Таллуле продолжить дискуссию. Разговор неизбежно перешел на собак.
Эмили побыла на выставке еще около десяти минут, а затем, извинившись, ушла. Они договорились, что мисс Фитцджеймс положит эмблему куда требуется. Теперь надо было, чтобы кто-то надоумил Питта повторно произвести обыск в ее доме, и тогда еще один клубный значок Финли будет найден.
Миссис Рэдли велела везти себя к Шарлотте в Блумсбери и теперь, откинувшись на спинку сиденья, старалась обдумать, как лучше всего в разговоре с сестрой высказать предположение о необходимости повторного обыска особняка Фитцджеймсов. Разумеется, она не скажет миссис Питт, почему это так необходимо. Для ее сестры станет тяжелым испытанием скрыть это от мужа, и если она не выдержит его, все усилия Эмили и Таллулы окажутся под угрозой.
Был прекрасный теплый и тихий день, какие бывают только в конце лета. Воздух казался золотым, дурманяще пахли цветы, но все уже напоминало о том, что через месяц появится первая желтая листва, вечера станут холоднее и будут наступать раньше…
Шарлотта была в саду, где проверяла новые посадки хризантем и любовалась цветущими астрами и пурпурными фуксиями.
– Какая прелесть! – совершенно искренне воскликнула ее гостья.
Хозяйка скептически посмотрела на нее:
– И ради этого ты ко мне пожаловала, не так ли?
– Конечно же, нет. – Эмили подумала, что ссора с сестрой отвлечет ее от того, что она собирается ей сказать, и решила сдержать себя. Важнее было придумать, как может Шарлотта убедить Томаса снова произвести обыск, но так, чтобы она ни в коем случае не догадалась, что действует по чужой подсказке, и не задумалась, зачем это ей нужно.
– Я только что с выставки собак, – осторожно начала гостья. – Встретилась там с Таллулой Фитцджеймс. Она ужасно волнуется. Я просто не знала, как ее успокоить. Неужели Томас действительно верит, что ее брат виновен? Ты не говорила ему… – Эмили умолкла.
– Что мы были на Бофорд-стрит? – Шарлотта сделала круглые глаза. – Нет, конечно, не говорила. Что я, по-твоему, должна была ему сказать? Что сестра Финли видела его на вечеринке, но не помнит, кто еще там был, и что все, кто там присутствовал, тоже ничего не помнят, кроме, кажется, места, где это было, и времени?
– Да, пожалуй, это едва ли чем-либо поможет, – печально согласилась миссис Рэдли.
Сестры медленно шли по лужайке, направляясь к яблоне, минуя кусты все еще цветущей жимолости. День клонился к вечеру, и воздух был напоен ароматом цветов.
Сестры медленно шли по лужайке, направляясь к яблоне, минуя кусты все еще цветущей жимолости. День клонился к вечеру, и воздух был напоен ароматом цветов.
– Но все это говорит о том, – опять начала Эмили, воспользовавшись возможностью, – что Таллула – преданная сестра.
Шарлотта понимающе кивнула:
– Она ему предана, но не может ничего сделать из-за значка, да? В нем главная опасность для Финли. Как он оказался на месте преступления?
Они дошли до края лужайки и остановились в тени.
– Если Финли невиновен, – продолжала думать вслух миссис Рэдли, – то это или ужасное невезение, или же козни коварных врагов. Из того, что мне рассказала Таллула, последнее вполне вероятно. По крайней мере, – поспешила она помешать Шарлотте задать неизбежный вопрос, – такие враги есть у его отца.
– Ты полагаешь, что кто-то украл значок Финли и, совершив убийство, умышленно оставил его на месте преступления, как улику? – удивленно спросила миссис Питт. – В таком случае этот недоброжелатель сознательно рискует оказаться на виселице!
Ее сестра сделала глубокий вдох и так же медленно и шумно выдохнула.
– Это сделал тот, кто был уверен, что никогда не будет пойман, – заявила она. – Я подумала, что эмблему у Финли могли украсть. Но проще всего было бы изготовить его копию. Как ты считаешь? Это ведь совсем не трудно. Ее-то, скорее всего, и оставили на месте преступления.
– А что, если полиция найдет подлинный значок? Или найдет, но решит, что все подстроил сам Финли? – разумно заметила Шарлотта.
– Клуб давным-давно перестал существовать. Финли даже не помнит, когда видел свою эмблему в последний раз и где.
– Полиция занимается этим… Во всяком случае, Томас.
– Он сам этим занимается? – настаивала Эмили. – Или просто поручил это подчиненному, потому что считает, что Финли знает, где значок, и сам предъявит его полиции?
– Возможно, Томас поручил это кому-то. Я просто не знаю, – задумчиво ответила миссис Питт.
Ласточки то взмывали в воздух, то низко кружили над землей, ловя на лету насекомых. Закат стал золотым, а тени под яблоней удлинились.
– Тогда спроси у Томаса, – подсказала Эмили сестре, стараясь казаться равнодушной. – Во всяком случае, если он найдет еще одну эмблему, это намного все упростит, тебе не кажется? Я имею в виду положение твоего мужа. В этом случае доказательства против Финли перестанут казаться неопровержимыми, и Томасу будет трудно выдвинуть против него обвинение. Власти и Министерство внутренних дел больше не станут оказывать давление на Томаса, а у прессы не будет оснований считать, что обвинение снято из-за положения Финли в обществе. А то ведь представляешь, что они могут об этом написать!
– Пожалуй, ты права, – еще сильнее задумавшись, промолвила Шарлотта. – Я поговорю об этом с Томасом.
Эмили подхватила сестру под руку, и они направились через лужайку к дому. Миссис Рэдли, боясь выдать свое волнение, больше не открывала рта.
Глава 6
Пока Эмили помогала Таллуле в ее бедах, суперинтендант Питт продолжал изучать характер и связи членов семьи Фитцджеймсов. Телману он поручил добыть все возможные сведения у других членов «Клуба Адского Пламени», у которых, случайно или намеренно, мог оказаться значок Финли. Несмотря на их нынешний образ жизни, как бы исключающий посещение борделей Уайтчепела, произойти могло всякое. Женатые мужчины, вроде Хеллиуэлла, не раз захаживали туда, да и в отношении Тирлстоуна не следовало исключать такую возможность.
Как бы Питту ни хотелось верить в то, что Яго Джонс – именно такой человек, каким кажется, у того тоже могли быть свои слабости, и, поддавшись им, он скорее предпочел бы услуги проститутки, что выглядело бы вполне естественным и не вызвало бы пересудов. Да и кому его судить в его бедном приходе? Священник сам объяснится со своей совестью. Не он первый из людей в сутанах, кто станет искать успокоения в обществе красивой и неглупой прихожанки и внезапно обнаружит, что границы перейдены и физическое желание восторжествовало. Он сам будет давать себе отчет в этом. При теперешнем воздержании, одиночестве, самодисциплине и тяготах избранного им пути его нетрудно понять. В те дни, когда Яго был членом «Клуба Адского Пламени», он жил полнокровной жизнью и ни в чем себе не отказывал. Что же так разительно изменило его? Что такое ужасное могло произойти, что заставило бы его убить Аду Маккинли? Возможно, она сказала или сделала что-то непростительное? Посмеялась над ним… зло высмеяла его за слабость? Не стала ли она для Джонса орудием предательства самого себя, змием-искусителем и Евой одновременно? Или Ада просто пригрозила священнику тем, что все о нем расскажет? Требовала ли она с него деньги, грозила ли шантажом? Роза Берк и Нэн Салливан говорили о ее алчности и желании сорвать большой куш.
Все это казалось вполне возможным, и чем больше Томас думал, тем больнее ему становилось. Яго Джонс нравился ему, но исключать такую возможность полицейский не мог. Он уже не раз ошибался, когда ему нравился тот, кто впоследствии оказывался виновен.
При этом Питт не мог испытывать симпатию к Огастесу Фитцджеймсу. Чем больше он возвращался к версии о происках врагов Фитцджеймса-старшего, которые могли пойти на крайние меры, лишь бы рассчитаться с ним, тем меньше ему это нравилось.
Чтобы проверить эту версию, суперинтендант вернулся к прошлому Огастеса и понял, что узнать что-то конкретное о нем не так просто. Ясно было одно – в свое время отец не оставил ему никаких денег. Это был нерадивый землевладелец где-то в Линкольншире, который заложил все, что мог. Некоторое время Огастес прослужил в торговом флоте, главным образом на судах дальневосточных линий. Он вернулся в Англию в 1860 году, сразу же по окончании Второй опиумной войны, с суммой, достаточной, чтобы вложить ее в дело. В этом искусстве он преуспел, и порой его считали чуть ли не финансовым гением.
Теперь Фитцджеймс был главой финансовой империи огромных размеров, с щупальцами, протянувшимися во все уголки земного шара, где имелись британские владения. Его деньги были вложены в дело в таких странах, как Индия и Египет, он финансировал экспедиции Сесиля Родса в Африке и освоение Австралии. Часто интересы Огастеса сталкивались с интересами других финансистов и предпринимателей, и обычно все споры заканчиваются его победой.
Питт услышал немало рассказов как о щедрости, так и о жестокости этого человека. Друзей, как и врагов, Фитцджеймс никогда не забывал. Рассказывали истории о том, как он мог десятилетиями таить обиду и выжидать подходящего момента для реванша.
Ему не хватало светского лоска и манер, но он и без этого неизменно нравился женщинам. Элозия вышла за него замуж по любви, и он был не единственным, кто добивался ее руки. У многих из остальных ее поклонников было гораздо больше чувства юмора и привлекательности, чем у Огастеса. Но Элоизии не нужны были деньги. В это время ее состояние было больше, чем у ее будущего мужа. Возможно, ее привлекали его энергия, тщеславие и внутренняя сила.
Сын Финли унаследовал от матери не только внешность и изящество манер, но и ее безвольный характер и уступчивость, а также ограниченный ум. Он был довольно приятным человеком, но, пожалуй, слишком занятым самим собой, что было вполне понятно в его молодом возрасте и еще понятнее, если учесть тщеславные надежды, которые возлагались на него семьей.
Инспектор Юарт был уверен в своих утверждениях, что Финли не виновен и что убийство Ады – месть врагов Фитцджеймса-старшего. Питт, ранее не желавший даже слышать этого, теперь стал относиться к такой версии более серьезно.
– Слуга Фитцджеймсов никогда не видел этих запонок, – продолжал высказывать свои аргументы Юарт, когда они встретились в кабинете Томаса на Боу-стрит. – Они, возможно, потерялись много лет назад, как считает Финли.
– Но каким образом одна из них могла попасть в складку кресла в комнате Ады? – парировал суперинтендант, хотя и знал, что ему ответит его коллега.
Юарт поморщился. Он выглядел усталым и изможденным. Сюртук его был измят, а галстук сбился набок. Под глазами инспектора лежали темные тени, словно от постоянного недосыпания.
– Мне известно, что Финли отрицает, что когда-либо бывал в Уайтчепеле, – ответил он, покачав головой. – Учитывая обстоятельства, это вполне понятная ложь. Возможно, он и был там, но очень давно. К тому же он мог тогда быть пьян и совершенно забыть об этом.
Все это казалось вполне правдоподобным, и Питт не пытался спорить. Он понимал, почему Юарт не верит в виновность Финли. Существующие доказательства не являются неоспоримыми, это верно, и если они будут выдвинуты, то на суде предстоит тяжелая борьба, во время которой будет вскрыто много неприглядного. Проиграть такой процесс было бы большой неудачей, которая, возможно, непоправимо сказалась бы на их карьере.