– А как же значок? – спросил суперинтендант, думая вслух и вспоминая слова Шарлотты, сказанные ему накануне вечером.
– Он же объяснил, что потерял его много лет назад, – напомнил ему Юарт. – Я полагаю, он говорил правду. Разумеется, мы не можем доказать, что члены клуба собирались в течение этих пяти… или шести лет. Они утверждают, что встреч не было, и я склонен им верить. Они не поддерживали связь друг с другом. Хеллиуэлл женат и процветает в Сити. Тирлстоун близок к эстетствующим кругам интеллигенции. А Джонс стал священником и поселился в Ист-Энде. Если подозреваемый – не один из врагов Огастеса Фитцджеймса, тогда первым, кого бы я назвал, был бы Джонс. Возможно, между Финли и Джонсом когда-то произошла ссора?
Томас поудобней умостился в огромном кресле. Их с Юартом разделял отлично отполированный письменный стол с крышкой из зеленого сафьяна.
– Значит, по-видимому, Джонс шесть лет ждал возможности убить проститутку и навесить это убийство на Финли? – Он высоко вскинул брови.
– Согласен, это глупо. Потерянная запонка – это случайность. Так что Финли все-таки был там, хотя бы один раз. А вот значок был кем-то туда подброшен. Зачем? Это нам предстоит еще узнать.
Подумав, Питт решил высказать Юарту догадку Шарлотты:
– Если кто-то так ненавидит Огастеса Фитцджеймса, тогда может статься, что эмблема, которую мы нашли, – это подделка, копия, специально изготовленная, чтобы бросить тень на Финли.
Лицо его собеседника просияло, и он стал легонько постукивать кулаком по краю стола.
– Да! – закивал он. – Это наиболее вероятное предположение, которое могло нам прийти в голову. Так, должно быть, и произошло. – Но тут блеск в его глазах погас. – А как мы докажем это? Я направлю своего человека к ювелирам, но тому, кто сделал копию значка, наверняка хорошо заплатили за то, чтобы он молчал.
– Мы начнем с того, что снова произведем обыск в комнате Финли и попробуем найти оригинал значка, – ответил Томас, хотя мало верил в успех этого дела. – Кто знает, так это или не так… И еще неизвестно, как поведет себя опытный адвокат на суде. Он может заявить, что значок легко подделать, чтобы вызвать сомнение у суда присяжных. Это очень важно для нас.
Вместо того чтобы огорчиться, Юарт был на седьмом небе.
– Сомнение здесь вполне оправданно! – горячо заявил он. – Если мы не раздобудем других улик, нам невыгодно брать его под арест, что бы мы ни думали об этом деле.
– Да, это верно, – согласился Питт, уже уступая коллеге.
Он пока еще не разобрался, было ли поведение инспектора продиктовано убежденностью в том, что Финли невиновен, или же простой трусостью, страхом перед необходимостью бороться на суде и перед тем, что эта борьба может помешать его карьере. Суперинтендант понимал, что обвинение Финли Фитцджеймса в убийстве несет за собой множество мелких осложнений и неприятностей. Фитцджеймс-старший будет бороться за свой престиж в светской и политической жизни. И пощады тут не будет, как не будет и правил игры, ибо все будет диктоваться обстоятельствами.
…Питт сам решил провести повторный обыск в доме Фитцджеймсов и взял с собой двух констеблей. Их приход сначала был встречен с недовольством, но после объяснения причины визита – с удивлением и даже пониманием.
Сорок пять минут спустя во внутреннем кармане старого пиджака Финли была найдена его клубная эмблема, та самая, о котором слуга сказал, что никогда ее не видел, так как этот пиджак с потертыми локтями и обтрепанным воротником его хозяин давно не носит. Пиджак оставили в гардеробе молодого человека, должно быть, из сентиментальных причин. Вот он и висел где-то в глубине платяного шкафа. Когда-то в нем было удобно совершать прогулки летом, так как не жалко было порвать его или испачкать травой. Но в последние годы времени на прогулки у Финли становилось все меньше, и пиджак был забыт. К булавке значка пристали ворсинки ткани, а на эмали была легкая царапина.
Все объяснения давала мисс Таллула Фитцджеймс, которая в это утро оказалась дома, потому что занялась почтой и отвечала на письма друзей и приглашения.
Томас стоял в малой гостиной и вертел значок в руках. Он был точной копией того, что уже был передан полиции. Разумеется, суперинтендант не заметил между ними особой разницы, разве что некоторое различие в тщательно выгравированном имени Финли Фитцджеймса на обратной стороне, там, где крепилась булавка. Буквы были немного другими. Но так и должно было быть. Оставалось лишь сличить этот значок со значком кого-либо из других членов клуба, чтобы узнать, какой из них является оригиналом. Иного способа не было.
Однако остальные члены «Клуба Адского Пламени» утверждали, что не знают, где сейчас их эмблемы.
– В чем дело, суперинтендант? – спросила Таллула Томаса с несколько озабоченным видом.
– У меня теперь два значка вашего брата, мисс Фитцджеймс. Один из них – копия. Я хочу знать, какой из них – оригинал и кто и почему сделал копию, – объяснил полицейский.
Девушка спокойно посмотрела на него:
– Оригинал у вас в руках. Тот, что вы нашли в Пентекост-элли, – это копия, сделанная кем-то из наших врагов, чтобы погубить нашу семью.
Питт с любопытством разглядывал сестру подозреваемого. Она была в белом платье, украшенном лентами. Под легкой прозрачной тканью платья была бледно-голубая нижняя юбка. Этот наряд шел Таллуле, делал ее женственной и хрупкой. Однако ее истинный характер выдавали волевые черты лица и горящие решимостью глаза.
– Вы действительно верите, что у вашего отца есть враги, способные ради мести убить ни в чем не повинную женщину? – спросил ее Томас.
Мисс Фитцджеймс ответила сразу, не задумываясь, словно знала, что надо отвечать. Однако в ее голосе звучало с трудом сдерживаемое волнение:
– Да, суперинтендант, я верю, что это враги отца. Вы представляете, как он могущественен и как разбогател за эти тридцать лет. А зависть – очень жестокое чувство. Она захватывает человека целиком, поглощая все другие чувства и всякое понятие о честности. А некоторые люди не… – девушка прикусила губу, – не считают убийство проститутки преступлением. Мне жаль, что приходится говорить такие ужасные вещи. – Она вздрогнула, и Питт почему-то поверил ей. – Однако это правда, – заключила его собеседница.
Томас и сам знал, что это правда. Если бы убийство Маккинли произошло не в Уайтчепеле, где еще не забыта серия зверских убийств Потрошителя, совершенных совсем недавно, газеты едва ли уделили бы этому делу столько внимания.
– Думаю, вам следует составить список этих людей, мисс Фитцджеймс, и вспомнить или хотя бы предположить причины их мести, – сказал он. – Я попрошу и вашего отца тоже сделать это.
– Конечно, суперинтендант.
Питт, поблагодарив помогавших ему констеблей, отпустил их, а вскоре и сам покинул дом Фитцджеймсов и направился по Девоншир-стрит в сторону Гайд-парка. Купив пару бутербродов у лотошника на углу, он съел их, пока шел по Мэрилебон-роуд. Свернув к Йорк-гейт, полицейский наконец вошел в парк. В этот теплый день там было полно прогуливающейся публики, разряженных дам и влюбленных парочек. Дети на аллеях катали обручи, прыгали со скакалочками и безуспешно пытались пускать бумажных змеев – день для них был слишком тихим и безветренным.
Нянюшки в аккуратных униформах катили перед собой коляски с младенцами или же вели детишек за руки. Кто-то из них расположился посудачить на скамейках. Старые джентльмены, разморенные солнцем, вспоминали былые дни и подвиги. Пробегали, хихикая, стайки молодых девушек. Вдали играл оркестр.
Питт не собирался говорить Юарту, почему не верит в то, что кто-то из врагов Огастеса Фитцджеймса, пытаясь отомстить ему, убил проститутку и подбросил улики против Финли. У него не было достаточно веских аргументов, чтобы спорить с инспектором. Однако по своему опыту он знал, что столь хитроумно обычно готовятся ограбления, но не такие убийства. Там, где все диктуется ненавистью и люди теряют контроль над собой, мысли переложить вину за преступление на другого приходят уже потом. Каким бы злобным и мстительным ни был враг Огастеса, трудно было поверить, что он намеренно и продуманно решился на преступление, за которое ему может грозить повешение.
И все же Томас не мог освободиться от чувства, что во всем этом был какой-то замысел. Об этом свидетельствовали значок и запонки. Не мог преступник быть столь беспечным, чтобы оставить после себя подобные улики.
Суперинтендант решил, что ему следует еще раз и основательно прижать Хеллиуэлла, Тирлстоуна и, при всем его сопротивлении, Джонса. Наличие двух одинаковых клубных значков должно решить судьбу Финли: виновен он или нет.
– Вот неожиданность, суперинтендант! – невольно воскликнул Норберт Хеллиуэлл, когда Питт нагнал его на улице. Он возвращался после отличного ланча на Грейт-Джордж-стрит. – Только ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю о Фитцджеймсе и его нынешнем времяпрепровождении. – Лицо молодого человека стало сердитым. – Мне кажется, я уже объяснил вам, что мы когда-то давно действительно были друзьями, но отнюдь не теперь. Я рад был бы сказать вам что-либо, что могло бы снять с него подозрения, но, поверьте мне, я не в состоянии сделать это. А теперь, простите, я очень занят и уже опаздываю. Прошу извинить меня. – Он ускорил шаги.
– Вот неожиданность, суперинтендант! – невольно воскликнул Норберт Хеллиуэлл, когда Питт нагнал его на улице. Он возвращался после отличного ланча на Грейт-Джордж-стрит. – Только ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю о Фитцджеймсе и его нынешнем времяпрепровождении. – Лицо молодого человека стало сердитым. – Мне кажется, я уже объяснил вам, что мы когда-то давно действительно были друзьями, но отнюдь не теперь. Я рад был бы сказать вам что-либо, что могло бы снять с него подозрения, но, поверьте мне, я не в состоянии сделать это. А теперь, простите, я очень занят и уже опаздываю. Прошу извинить меня. – Он ускорил шаги.
Томас тоже зашагал быстрее.
– Я нашел еще одну эмблему «Клуба Адского Пламени», – сообщил он, поравнявшись с Хеллиуэллом.
– Неужели? – Норберт даже не повернулся и продолжал идти таким же быстрым шагом. Казалось, его не интересовало, где полиция обнаружила еще один значок. – Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне? Если вы нашли мой значок, то повторяю: я потерял его много лет назад. Он может оказаться где угодно.
Питт бросил взгляд на лицо Норберта. Ему показалось, что оно покраснело – то ли от быстрой ходьбы, то ли от стакана портвейна за ланчем, – однако на нем не было и признаков смущения. Хеллиуэлл был раздражен, и если даже испугался, то умело скрыл это. Впрочем, судя по его характеру, это было маловероятно.
– Нет, – успокоил его суперинтендант. – Это не ваша эмблема. Это значок все того же мистера Фитцджеймса.
На этот раз Норберт остановился и круто повернулся к собеседнику:
– Что вы сказали? Это абсурд! У каждого из нас всегда был только один значок. Что вы хотите этим сказать?..
– Только то, что кто-то сделал копию значка мистера Фитцджеймса, мистер Хеллиуэлл. Поэтому мне бы хотелось взглянуть на вашу эмблему и таким образом определить, где оригинал, а где копия.
– О! – Молодой человек облегченно вздохнул. – Да, я вас понимаю. Но все равно не могу вам помочь. Призна́юсь вам честно, эти допросы начинают меня раздражать. – Он посмотрел полицейскому в лицо, чтобы показать ему, что ничуть не напуган, а просто начинает сердиться. – Фитцджеймс был мне другом в ранней юности, но все это осталось позади, и что теперь он делает или не делает, никак меня не касается. Хотя мне трудно поверить в то, что он имеет какое-то отношение к смерти проститутки в Ист-Энде. Думаю, что лишь полная неудача вашего расследования заставляет вас считать иначе. Лучше бы вы поинтересовались знакомыми, врагами или должниками этой несчастной женщины. Я уже сказал вам, что занят и спешу на встречу, иначе сэру Филиппу придется ждать меня. Всего доброго, суперинтендант. – С этими словами он повернулся и зашагал прочь, не оглянувшись на Питта и вообще не глядя даже по сторонам.
Мортимера Тирлстоуна Томас нашел не сразу. Тот не увлекался ни политикой, ни общественными делами, и его отсутствие или присутствие где-либо зависело от его собственной прихоти. Но в конце концов Питт разыскал его в мастерской художника в Кембервелле. День уже клонился к вечеру, когда полицейскому удалось с ним побеседовать. Их встреча проходила в большой светлой комнате, где кучка молодых людей и дам о чем-то горячо спорили. Все стены комнаты были увешаны полотнами художника, а окна в ней были там, где их никогда бы не поместил ни один здравомыслящий архитектор. И тем не менее мастерская производила удивительно приятное впечатление своими переливами красок, желтыми и голубыми пятнами и каким-то мерцанием воздуха. На все здесь следовало смотреть из-под полуопущенных ресниц, а не прямым взглядом, каким смотришь в объектив фотоаппарата.
– О господи! – устало вздохнул Мортимер, облокотившись о подоконник и глядя на Питта. На нем была просторная белая рубаха с мягким воротником и огромным бантом. Все в этом человеке было вычурно и манерно, но сам он этого не сознавал.
– Добрый день, мистер Тирлстоун, – окликнул его суперинтендант и хотел было продолжить говорить дальше, но молодой эстет вдруг грозно выпрямился.
– Опять вы! – Его глаза обежали комнату, словно искали, куда бы скрыться. – Это становится уже скучным, дорогой друг! – Он впился взглядом в Томаса. – Что я могу вам сказать? Я знал Финли, но это было давно. Неплохой юноша, но всегда был повесой. Думаю, все мы были такими… в ту пору. Но сейчас я с ним не встречаюсь. Он приятный человек, но это классический тип обывателя, не способный отличить старое золото от позолоты. Иногда мне казалось, что он страдает дальтонизмом.
– Я хотел спросить вас, нашли ли вы свой значок «Клуба Адского Пламени»? – тихо спросил Питт, глядя на взволнованное лицо Тирлстоуна и думая, что же могло так его растревожить. На этот раз пугаться его общества было нечего, поскольку Томас был в штатском и совсем не походил на полицейского.
– Я уже сказал вам. У меня нет значка, – ответил Мортимер, нахмурившись. В его голосе было почти отчаяние. – Зачем он вам сейчас?
Питт терпеливо рассказал ему о появлении еще одного значка с именем Финли Фитцджеймса.
– О! – Трилстоун был окончательно растерян. Он сглотнул и хотел было что-то сказать, но промолчал. Двигался молодой человек как-то неловко, словно его просторная рубаха сковывала движения, а ворот натирал шею. – Что ж… если я… найду свою эмблему, то обязательно принесу ее вам. Но едва ли она отыщется. – Он тряхнул головой. – Не могу поверить, что Финли мог совершить такое, однако люди меняются…
Мимо них, проведя рукой по своей густой гриве волос, прошла статная молодая женщина. Человек, сидевший на подоконнике, рисовал ее, и она это знала.
– Я думаю, вы находите нас… о!.. – Мортимер повел плечами. – Я, право, не знаю, что сказать. Да, не знаю. – Он посмотрел на женщину, потом на Питта. – Предательство – это гнусная вещь, больше мне нечего вам добавить.
А Томас гадал, какой бы вопрос ему задать, чтобы разрушить этот фасад непроницаемости и понять наконец, что эти четыре молодых человека знают друг о друге, какая дружба могла их связывать, а какая ревность – разделять. Что скрепляло их союз?
– Был ли у Финли среди вас близкий друг? – спросил он ровным голосом, словно эта мысль случайно пришла ему в голову.
– Нет, – не задумываясь, быстро ответил Тирлстоун. – Мы все были вместе… Возможно, ближе других ему был Хеллиуэлл. У них было больше общего. – Он почему-то покраснел, словно все-таки совершил предательство, но понимал, что обратно сказанных слов не заберешь.
– У Финли было больше денег, чем у остальных? – продолжал задавать вопросы Питт. – Ведь его отец очень богат.
Его собеседник облегченно вздохнул:
– Да… да. У него было больше денег, чем у нас. Во всяком случае, больше, чем у Яго или у меня. Да, пожалуй, и у Хеллиуэлла тоже.
– Он был щедр?
На лице Мортимера появилось странное выражение – смесь горечи, иронии и, пожалуй, осторожного сожаления. Ему явно не хотелось ничего рассказывать о тех временах, возможно, из-за чувства какой-то вины. А может быть, Тирлстоун считал воспоминания пустой тратой времени и предпочитал жить настоящим.
– Так был он щедрым человеком? – повторил суперинтендант.
Мортимер пожал плечами:
– Да… бывал, и частенько.
– Он играл в карты?
Это было не столь уж важно, просто еще один штрих к характеру Финли. Томас хотел только, чтобы их разговор не прерывался.
Взрыв смеха, однако, помешал ходу его мыслей. Оба собеседника невольно повернулись и увидели небольшую группку людей, тоже забредших в комнату, где они находились.
– Да. Мы все играли в карты, – подтвердил Тирлстоун. – Но он, пожалуй, играл больше остальных. Карты были его страстью, и он вполне мог себе это позволить… Послушайте, суперинтендант, разве сейчас все это так уж важно? Я понятия не имею, кто убил ту женщину в Уайтчепеле. Но, как я уже говорил, мне трудно поверить, что это сделал Финли. Если у вас есть доказательства, что ж, я буду вынужден принять это. Если же доказательств нет, то вы попусту тратите ваше время. Конечно, оно ваше и вы вправе это делать, но вы тратите также и мое время, а для меня оно драгоценно. Я не видел своего старого клубного значка даже не знаю уже сколько лет, но если я его найду, то обещаю принести его вам на Боу-стрит.
– Я был бы вам очень признателен, мистер Тирлстоун, если бы вы его поискали. Это помогло бы доказать невиновность мистера Фитцджеймса.
– Или же его вину, не так ли? – заметил Мортимер, пристально глядя на полицейского.
В этот день Шарлотта нанесла визит матери и принесла от нее кучу новостей, которыми готова была поделиться, как только Томас придет домой. В основном это были забавные истории и сплетни из театральной жизни.
Но когда в семь вечера муж вошел в дом, усталый и измученный жарой, а еще больше – своими тяжелыми мыслями, миссис Питт, увидев его лицо, поняла, как некстати будет ее болтовня.