— До завтра. И не поддавайся на его чары! — крикнул Данилов вслед Маше.
Дверь кабинета закрылась. Стас посмотрел на дверь, вздохнул и сказал:
— Идиот ты, Корсак. Упустить такую женщину…
…Майор Мария Любимова ехала к намеченному месту встречи с черепашьей скоростью. На осенний, влажный город опустился туман, и видимость была отвратительная. Ни фонари, ни фары особо не помогали. Дома по обе стороны улицы медленно выползали из тумана, подобно морским чудовищам с горящими глазами витрин и неоновых вывесок.
Наконец Маша оказалась возле небольшого ресторанчика, в который они когда-то, еще будучи парой, часто захаживали с Глебом. Припарковав машину на стоянке, Маша выбралась из салона «Тойоты» в студеную утробу улицы и тут же испытала неприятное ощущение, будто нырнула в водоем с мутной, холодной, колючей водой. Туман был не просто влажным, он был мокрым и плотным, и Маша Любимова тут же подняла воротник плаща.
Вот и дверь ресторанчика. Распахнув ее, Маша, еще даже не переступив порог, ощутила наплывающие волны тепла и уюта, пронизанные ароматами вина, виски, жаренного на гриле мяса и пива.
Глеба Корсака она увидела сразу. Он сидел там, где они обычно садились — за их любимым столиком у окна. Сидел в своей обычной позе — закинув локоть на спинку стула, чуть развернувшись к залу, с дымящейся сигаретой в руке. Голова слегка приподнята, нос с легкой горбинкой придает профилю нечто романтическое, почти рыцарское.
Завидев Машу, Глеб поднялся из-за стола и по-джентльменски выдвинул ей стул.
— Хорошо выглядишь, — сказал он с дружелюбной улыбкой после того, как они поздоровались.
— Да уж, — усмехнулась Маша, усаживаясь за стол. — После двенадцати-то часов работы?
Глеб сел напротив. На столе перед ним стоял стакан с его любимым коктейлем — водка, тоник, лимонный сок, много льда. Едва усевшись, Маша спросила, глядя своему бывшему в глаза.
— Глеб, это правда?
— Что именно? — утончил он.
— Ты сбежал из клиники.
— Не сбежал, а ушел. Это большая разница. Все-таки клиника — не тюрьма.
— Что случилось? Зачем ты это сделал? И где бродил со вчерашнего дня?
Глеб слегка поморщился.
— Марусь, ты в своем репертуаре. Двадцать пять вопросов в секунду. Я не спал почти двое суток, и чувствую себя так, словно мне набили череп ватой.
Маша хмыкнула.
— Это твое обычное состояние, — иронично проговорила она. — Так зачем ты меня позвал?
— Я веду журналистское расследование.
— Опять?
Он кивнул:
— Угу.
— Для какого издания?
— Пока не знаю, но это не важно. У меня наклевывается отличный материал.
— И сколько человек уже погибло, чтобы ты смог написать свой «отличный материал»?
— Трое, — сказал Корсак.
Маша внимательно вгляделась в его лицо, пытаясь понять, шутит он или говорит правду.
— Так… — произнесла она после паузы. — Чувствую, разговор у нас с тобой будет нелегким.
— Именно поэтому я заказал тебе бокал твоего любимого «Божоле Виляж». А вот, кстати, и оно.
К столику подошел официант и поставил перед Машей бокал красного вина и блюдечко с тонкими, полупрозрачными ломтиками хамона. Маша взяла бокал и слегка пригубила.
— Неплохо, — похвалила она. — «Луи Макс»?
— «Луи Жадо», — сказал Глеб. Отхлебнул свой коктейль и добавил с улыбкой: — Как в старые времена.
— Да уж. — Маша отвела взгляд.
Она не любила воспоминаний о той поре, когда они были вместе. Быть может, потому, что с каждым месяцем все острее чувствовала свою вину за их размолвку, за так и несостоявшуюся идиллию семейной жизни, о которой втайне (Маша это знала) грезил Глеб.
— Итак, — сухо проговорила женщина, — что там у тебя за расследование? И каким боком оно касается меня?
Глеб полез в свою сумку, которая стояла на соседнем стуле, достал черную кожаную папку и положил на стол.
— Что это? — спросила Маша.
— Папка, как видишь.
— И что в ней?
— Информация о двух самоубийцах. — Глеб открыл папку и положил ладонь на верхний лист. — Первый из них — Евгений Осипович Трофимов. Сорок лет, служащий банка. Два месяца назад проткнул себе проволокой глаза, а затем сиганул в окно с восьмого этажа.
— Круто, — сказала Маша.
— Угу. Дальше будет еще круче. Он убрал верхний лист и глянул на второй. — Майя Владимировна Славникова. Двадцать восемь лет. Полтора месяца назад легла в ванну с горячей водой и попыталась перерезать себе горло кухонным ножом. Девушку удалось спасти, но она осталась инвалидом. На вопрос врачей, зачем она это сделала, она сказала, что «хочет вернуться домой».
Маша приподняла темные брови:
— Домой?
— Да, — кивнул Глеб.
— И что их объединяет?
— Только одно. Оба они, и Трофимов, и Славникова, лишились родных людей. У Трофимова вся семья погибла в автомобильной аварии. Жена, сын, невестка, внук. У Майи Славниковой была сестра-близнец, с которой они никогда не расставались и даже квартиру снимали на двоих. До тех пор, пока сестра не умерла от крупозной пневмонии.
Маша сделала глоток вина, обдумала слова Глеба и произнесла:
— А кто третий?
Глеб достал из папки третий листок.
— Есть еще одна женщина, которая тоже потеряла родных и тоже пыталась покончить жизнь самоубийством. Правда, метод она выбрала еще экзотичнее.
— Какой?
— В первый раз она хотела прыгнуть под поезд метро, но ее успели поймать. Второй раз схватилась за оголенные контакты на электрическом звонке. Ее ударило током, но удар оказался не смертельным. Вот — посмотри.
Глеб пододвинул к Маше листок бумаги.
— Ее имя Галина Упорова, и в данный момент она проходит лечение в клинике доктора Макарского.
Маша глянула на лист и уточнила:
— В той самой, из которой ты сбежал?
— Ушел, — поправил Глеб. — Галина Упорова потеряла мужа и сына. Кстати, на двух попытках она не остановилась. В третий раз Упорова поступила еще экзотичнее. Она облила себя средством для розжига костров и попыталась поджечь. Но ей снова не повезло. Зажигалка оказалась бракованная, и ее снова спасли. Психиатру Упорова сказала, что хотела «превратиться в дым», чтобы улететь… угадай куда?
— Домой? — предположила Маша. — Так же, как Майя Славникова?
Глеб кивнул:
— Верно. Вижу, ты не потеряла своей знаменитой хватки — ловишь все на лету.
Маша поморщилась.
— Хватит издеваться.
— Я и не думал.
Маша отпила вина и заела кусочком хамона. Глеб подождал, пока она поставит бокал, и продолжил:
— Все трое были пациентами клиники доктора Макарского. И все трое поступили в клинику с тяжелейшей депрессией.
— Сразу после того, как потеряли близких?
— Да. Кроме того, их связывает кое-что еще.
Маша чуть прищурила свои золотисто-карие глаза.
— Ну, давай, удиви меня.
Глеб достал из папки еще один бумажный лист и положил его перед Машей.
— Прочитай это. Только внимательно.
Маша достала из сумки пачку «Richmond Cherry». Вставила в губы тонкую коричневую сигаретку с золотым ободком, прикурила от зажигалки Глеба и углубилась в чтение.
Чем дальше она читала, тем ярче блестели ее глаза. Наконец она подняла на Глеба взгляд и, заметно волнуясь, уточнила:
— Это правда?
— Истинная, — кивнул Глеб.
— С ума сойти! Если не возражаешь, я заберу эту папку себе.
— Затем и принес.
Он передал папку Маше. Она бегло просмотрела листки, подняла на Глеба взгляд и спросила:
— Как ты вообще влез в это дело?
Глеб отпил коктейль и облизнул влажные губы.
— Видишь ли, я познакомился с одной молодой женщиной…
— Это меня не удивляет, — с сухой усмешкой заметила Маша. — Наверняка она красивая?
— Да, вполне, — спокойно сказал Глеб. — Но познакомились мы с ней в месте, которое никак не назовешь романтическим.
— Она тоже пациентка клиники?
Глеб кивнул:
— Да. Ее зовут Настя Новицкая. Ты о ней наверняка слышала, потому что она пишет…
— Новицкая? — перебила Маша.
— Да. Она писатель и…
— Странное совпадение. — Блеск в глазах Маши усилился. — Несколько дней назад мы едва не задержали ее по подозрению в убийстве.
— Вот как? И кого она убила?
— Надеюсь, что никого. Хотя теперь я в этом не уверена. Ее бывшего любовника зарезали на улице, перед ее домом. Он позвонил ей, истекая кровью, и попросил беречься, потому что ей якобы угрожает смертельная опасность.
— И почему он так сказал?
Маша затянулась сигаретой, выпустила струйку бледно-голубого дыма и ответила:
— Кто-то следил за Новицкой. И Виктор Быстров, ее бывший любовник, понял это. Понял, когда сам решил за ней последить. И поплатился за это жизнью.
— Вот черт!
— Вот черт!
— Да уж. — Она затушила сигарету в пепельнице. — Я сейчас же позвоню ребятам и попрошу послать кого-нибудь в клинику.
— Разумное решение.
Маша убрала папку в сумку. Глеб подозвал официанта и сунул ему в руку пару купюр.
— Сдачи не надо.
— Спасибо, Глеб Олегович! — искренне поблагодарил официант.
Маша поднялась из-за стола. Глеб тоже встал со стула.
— Я тебя провожу.
Она покачала головой:
— Не надо. Я на машине.
— Тогда провожу до машины.
— Ладно.
…Туман на улице рассеялся, но поднялся ветер и стало еще холоднее. Проводив Машу до машины и подождав, пока она усядется за руль, Глеб вдруг предложил:
— Хочешь, я поеду с тобой?
Маша посмотрела на него удивленно.
— С какой стати?
— Ну… — Он пожал плечами. — Скажем, я соскучился по сыну.
— Он сейчас у дедушки.
— Вот как? Слушай, а тебе не кажется, что Митька слишком много времени проводит у дедушки и бабушки?
— Кажется, — сказала Маша. — И я была бы не против, если бы ты навещал его почаще.
— Я постараюсь.
Маша усмехнулась:
— Само собой. Пока, Глеб!
Она подняла стекло и завела мотор. Корсак отошел на шаг и остановился. Несколько секунд ничего не происходило, потом Маша заглушила мотор. Опустила стекло и негромко позвала.
— Глеб!
— Что? — спросил он.
— Подойди, пожалуйста.
Глеб подошел к машине.
— Наклонись ко мне, — попросила Маша.
Он наклонился.
— Ближе, — велела она.
Глеб снова подчинился. Секунду помедлив, Маша поцеловала его в губы.
— Что это было? — спросил Глеб.
— Не знаю, — ответила она с легким смущением. — Сама еще не поняла. Знаешь что… Позвони мне завтра.
Он улыбнулся:
— Хочешь обсудить дела?
— Хочу. — Маша посмотрела на него мягким взглядом. — Но не обсуждать и не дела.
Пару секунд оба молчали, потом она уточнила, понизив голос почти до шепота:
— Позвонишь?
— Да, — сказал Глеб. — А ты не передумаешь до завтра?
— Не передумаю.
— Тогда до встречи?
— До встречи!
И они опять поцеловались. Глеб отошел от машины. Мотор снова тихо заурчал, «Тойота» мягко тронулась с места и вскоре свернула за угол и исчезла из вида.
Глеб тронул пальцами губы и улыбнулся.
— Маша, — тихо проговорил он.
2
Глеб решил, что слишком пьян для того, чтобы садиться за руль. До дома отсюда было рукой подать, холода Корсак не боялся, а студеный ветер бодрил и освежал.
Он шел по темной улице и никак не мог согнать улыбку с лица. Время от времени его губы сами собой тихо произносили:
— Маша…
Погруженный в счастливые размышления, Корсак не заметил двух крепких парней, белобрысого и лысого, которые вывернули из переулка и двинулись за ним. И даже когда один из них обогнал Глеба, преградил ему путь и негромко сказал: «Постой, братан», Корсак не сразу сообразил, что происходит и где он находится. Будто внезапно вынырнул из прекрасного сна.
— Есть курить? — осведомился белобрысый верзила.
Глеб, все еще улыбаясь, потянулся в карман плаща за сигаретами. И в эту секунду второй крепыш подхватил с земли обломок бордюра, бесшумно подошел к Глебу и, размахнувшись, ударил его по голове.
Глеб рухнул на асфальт как подкошенный. Белобрысый присел возле Корсака и пощупал ему шею пальцами. Бритоголовый крепыш отбросил каменный осколок и небрежно спросил:
— Ну, что? Хватит или добавить?
Белобрысый верзила убрал руку от шеи Глеба.
— Ты его замочил, — с досадой проговорил он и сплюнул на землю.
Лицо бритоголового дрогнуло, в глазах появился испуг.
— Белый, я не хотел, — сказал он. — В натуре, я ж вполсилы ударил!
Белобрысый выпрямился. Мрачно посмотрел на бритоголового.
— Качан, ты идиот? Нам велели его припугнуть. Максимум — дать по морде или сломать пару ребер!
— Говорю тебе — я бил вполсилы!
— Вполсилы? — рявкнул верзила. — Вполсилы?!
Он двинулся на бритоголового крепыша. Тот стал пятиться.
— Белый, я не хотел! Серега, сукой буду, не хотел!
Белобрысый остановился. Посмотрел на подельника презрительным взглядом, снова сплюнул себе под ноги и процедил:
— Придурок лагерный. Меня здесь не было, понял? Я на мокрое дело не подписывался.
Глеб застонал.
— Он живой! — воскликнул бритоголовый крепыш. И облегченно вздохнул: — Видишь, Белый, а ты волновался. Живой твой журналист.
Он улыбнулся, обнажив щербатые зубы. Но лицо белобрысого верзилы осталось мрачным. Он разлепил губы и коротко произнес:
— Добей его.
— Чего? — не понял бритоголовый крепыш.
— Я сказал — добей его.
На круглом лице бритоголового отобразилось замешательство.
— Что-то я не догоняю, — рассеянно проговорил он. — Ты же сам говорил…
— Он слышал, как мы базарим. Он знает наши кликухи. И мое имя.
Качан качнул бритой головой:
— Фигня вопрос. Он ведь был без сознания. Он не слышал, как мы разговариваем.
Белобрысый верзила жестко прищурился:
— Да ну? Откуда ты знаешь?
— Я…
Качан осекся, не зная, что сказать. Растерянно поскреб пятерней затылок.
Глеб снова застонал. Затем попытался подняться. Оба бандита несколько секунд смотрели на него. Потом белобрысый верзила сказал:
— Добей его. Посади на перо.
Бритоголовый облизнул пересохшие губы.
— Я не могут так, — пробормотал он. — Это как-то… не по-человечески.
Верзила достал из кармана куртки руку. В ней был зажат пистолет. Лысый крепыш с испугом проговорил:
— Ты чего, Белый?
Верзила направил дуло пистолета бритоголовому в грудь.
— Или ты его, или я тебя, — с угрозой сказал он.
Качан вгляделся в лицо подельника. Поняв, что тот не шутит, он вздохнул.
— Ладно, Белый. Убери волыну. Я все сделаю.
— Точно?
— Гадом буду.
— Тогда действуй!
До них донеслись голоса людей.
— Сюда кто-то идет, — произнес верзила. — Скорее, твою мать!
— Да. Я щас.
Глеб уже встал на ноги и, пошатываясь, поднял руку к голове.
Качан вынул из кармана нож, выщелкнул лезвие и быстро шагнул к Глебу.
— Прости, братан, — глухо проговорил он и ударил Глеба ножом в сердце.
Глава 14 Разоблачение
1
Доктор Макарский вынул иглу из вены Насти.
— Готово, — хмуро сообщил он.
— Кода она проснется? — спросил Гуськов и нервным движением потрогал пластырь на щеке.
— Через минуту. — Макарский швырнул шприц в урну. Посмотрел хмурым взглядом на охранника Семенова, сидевшего на стуле, в углу кабинета, потом на Гуськова, который стоял возле кушетки и задумчиво смотрел на бледное лицо Насти Новицкой.
— Как думаете, доктор, она правда попадает в другой мир, когда засыпает? — спросил он вдруг.
Доктора этот вопрос застал врасплох.
— С научной точки зрения, все это ерунда, — сказал он.
Гуськов дернул изуродованной щекой.
— Меня не волнует научная точка зрения, — небрежно проговорил он. — Меня интересует ваше личное мнение.
Макарский рассеянным жестом поправил на носу очки.
— В мире существует много непостижимых вещей, — негромко произнес он.
— Это не ответ, доктор.
— Знаю. Но другого у меня все равно нет.
Веки Насти дрогнули.
— Она приходит в себя, — сказал Гуськов. — Док, после того, как я с ней поговорю, вам придется кое-что сделать.
— Что именно? — сипло спросил Макарский.
— Вколоть ей какую-нибудь гадость из вашего арсенала. Такую дозу, чтобы у нее расплавились мозги и чтобы она забыла даже свое собственное имя.
— Вы хотите превратить ее в овощ?
Гуськов усмехнулся:
— Скорее в зомби. Вы ведь сумеете это сделать?
Доктор снова поправил очки, но на этот раз это был скорее жест отчаяния.
— Ваше предложение не будет одобрено, — произнес он нервным, взвинченным голосом. — Вы и сами это знаете.
— Мы не будем ни с кем советоваться, — сухо проговорил Гуськов. — Сделаем все сами.
Настя что-то пробормотала, и веки ее снова затрепетали. Начальник охраны смотрел на нее холодно и задумчиво.
— Она что-то знает, — сказал он. — Даю голову на отсечение.
— С чего вы взяли?
Гуськов покосился на доктора колючим взглядом и ответил:
— Чую. Я всегда чую опасность. И сейчас этой опасностью не просто пахнет, а прямо-таки воняет.
— Она нужна нам здоровой! — произнес Макарский.
Гуськов медленно покачал головой:
— Нет, не нужна. И вы это знаете.
— Вы ее не тронете!
Начальник охраны вздохнул и коротко приказал:
— Семенов, успокой доктора.