— Я психиатр.
Данилов хмыкнул.
— Это многое объясняет. И какой диагноз у вашей пациентки?
Доктор Макарский поправил пальцем очки и строго проговорил:
— Это врачебная тайна.
— Боюсь, что вам придется ее нарушить, — сказала Любимова.
— Я могу поговорить с Настей?
— Можете. Но не раньше чем поговорите с нами.
Лицо Макарского помрачнело, но он смиренно произнес:
— Хорошо. Тогда могу я хотя бы узнать, что здесь произошло? Настя ничего мне толком не объяснила, но сказала, что тут кого-то убили. Она говорила сбивчиво, и я мало что понял.
— Здесь произошло убийство. Погибший — бывший любовник Новицкой, некто Виктор Быстров. Это пока все, что мы можем вам рассказать. Теперь ваша очередь.
Доктор вздохнул.
— Вы знаете, что около двух месяцев назад Анастасия Новицкая пережила большое горе?
— Знаем.
— Ее муж попал под машину и погиб у нее на глазах. Настя была беременна. И у нее случился выкидыш. Ребенка спасти не удалось. Поле пережитого стресса Анастасия нуждалась… в некотором лечении.
— То есть девушка свихнулась на почве горя? — бесстрастно уточнил капитан Данилов.
Доктор Макарский поморщился.
— Это некорректное выражение. Настя была больна. Она прошла курс лечения и несколько дней назад вышла из клиники.
— То есть она вылечилась? — снова уточнил Стас.
— Можно сказать, что да.
— Она до сих пор посещает вас? — спросила Маша.
— Да. Я продолжаю наблюдать за ее состоянием.
— Ответьте мне на один вопрос. Анастасия Новицкая способна убить человека, а потом забыть об этом?
Маша заметила, что доктор Макарский слегка изменился в лице.
— Не думаю, что дела обстоят столь серьезно, — тихо произнес он. — Если у нее и есть диссоциативное расстройство, то степень этого расстройства вовсе не предполагает…
— Способна или нет? — повторила свой вопрос Маша.
— На мой взгляд… нет.
Однако Маша не удовлетворилась его ответом.
— Вы говорите как врач или как друг? — уточнила она.
Макарский нахмурился.
— Послушайте, человеческий мозг — величайшая загадка. И ни один из врачей…
— Диссоциативное расстройство — это ведь раздвоение личности? — снова уточнила Маша.
— Не совсем. Личность может быть одна и та же, а вот поступки…
— А как у нее с памятью? Провалы случаются?
— Э-э… Да. Но это ни в коем случае ни…
Внезапно доктор осекся.
— Прошу прощения, но врачебная этика не позволяет мне…
— Да, вы уже говорили, — кивнула Маша. — Однако из ваших слов я поняла, что Анастасия Новицкая вполне могла убить Виктора Быстрова во время припадка, а потом стереть это событие из своей памяти. Так?
— Я уже ответил вам.
— То есть вы допускаете, что диссоциативное расстройство, которым страдает Новицкая, может…
— Настя Новицкая — не убийца!
Любимова смерила доктора задумчивым взглядом. Потом сказала:
— Я не стану ее задерживать. Вы сможете с ней побеседовать. В любое удобное для вас время.
Стас чуть изменился в лице.
— Идите к лифту и подождите меня там, — велела Любимова доктору Макарскому.
Тот кивнул и двинулся к подъезду. Стас подождал, пока доктор скроется из глаз и возмущенно проговорил:
— Ты в самом деле решила ее не задерживать?
— Да, — ответила Маша.
— Это ошибка.
— И все же будет так, как я сказала. Я возьму с нее подписку о невыезде, и этим мы пока ограничимся.
Данилов осуждающе покачал головой:
— Если она еще что-нибудь выкинет, Старик тебя в порошок сотрет.
— Не сотрет. Ну, а сотрет, значит туда мне и дорога.
Глава 4 Размолвка
1
В последнее время Настя много думала о Светлане. Несмотря на многолетнюю дружбу, они никогда не были особенно близки. В юности Светлана была красавицей, «центровой девчонкой», как называли ее парни, а Настя — всего лишь «худосочной дурнушкой», призванной оттенять и подчеркивать красоту подруги. Поначалу ей льстило, что такая красавица взяла ее в наперсницы, но потом она поняла, что Светка выбрала ее не за какие-то достоинства, а «просто так», «потому что рядом живем», и ей стало все равно.
К старшим классам школы Настя, что называется, расцвела. Из тощей девчонки с «крысиными хвостиками» косичек она превратилась в изящную девушку с обаятельным, нежным лицом. Именно тогда Светлана начала обращаться с Настей, как с ровней.
А когда Настя стала писательницей, ее отношения с подругой снова изменились. Она вдруг заметила, что Светлана стала смотреть на нее немножко снизу вверх. В разговорах с Настей тон ее стал серьезней; Светлана, действительно, хотела знать мнение подруги по тому или иному поводу.
После смерти Алексея и неродившегося сына единственной опорой Насти стала именно Светлана. И только тогда Настя отдала себе отчет в том, насколько сильно любит эту женщину — полноватую, насмешливую, порой нагловатую, порой — необычайно добрую и славную. Женщину, которая с материнской нежностью опекала ее, защищала от всех невзгод мира. В ущерб своей гордости, своему здоровью и (по всей вероятности) своему кошельку.
Спустя два дня после гибели Виктора Быстрова Настя, отчаявшись дозвониться подруге по телефону, решила нанести ей визит.
Остановившись перед дверью квартиры Светланы, Настя долго жала на кнопку электрического звонка, но никто не отозвался. Она уже хотела повернуться и уйти, но (чисто на удачу) толкнула дверь, и та оказалась не заперта.
Настя вошла в прихожую и прислушалась. Из туалета донесся шум сливного бачка. Через минуту дверь туалета открылась, и в коридор неверной, пошатывающейся походкой вышла Светлана. Она была бледна как смерть. Каштановые волосы ее были влажными, ненакрашенные губы — серыми и вялыми.
Она, как тень, прошла мимо ошеломленной Насти и свернула в гостиную. Там Светлана прилегла на кушетку и прикрыла глаза. На полу Настя увидела початую бутылку красного вина и пустой бокал. Рядом валялись еще три пустых бутылки.
— Привет, подруга! — сказала Настя.
Светлана открыла глаза, взглянула на Настю хмельным взглядом и чуть заметно усмехнулась.
— Ну, здравствуй, — проговорила она.
— У тебя есть для меня свободная минута?
Светлана не ответила, лишь легонько пожала плечами. Настя, совершенно сбитая с толку, подошла к кушетке и присела на краешек.
— Что случилось? — спросила она. — Ты заболела? Или просто не в духе?
Светлана натянуто улыбнулась:
— Почему? Я-то как раз в духе. Я всегда в духе.
— Послушай… — Настя робко улыбнулась. — Я вижу, ты за что-то на меня сердишься. Возможно, я не самая лучшая подруга в мире, но я…
Светлана уставила на Настю темные, слегка раскосые, прищуренные глаза и спросила:
— Что тебе нужно?
— Мне? — Настя дернула плечом. — Мне — ничего. А вот тебе, по-моему, нужна помощь.
Она кивнула на пустые бутылки, валявшиеся на полу. Затем снова заговорила, смягчив тон:
— Свет, я понимаю, что за последние дни сильно потрепала тебе нервы. Понимаю, что ты от меня устала. Но я…
— Я выгляжу ужасно, — сказала вдруг Светлана. — А ты… — Она глянула на Настю воспаленными глазами. — А ты так же красива, как всегда. Даже еще красивее.
И вновь Настя опешила.
— Светка, ты странно себя ведешь, — с горечью проговорила она.
— Смерть Алешки никак не отразилась на твоей внешности, — не обращая внимания на ее реплику, произнесла Светлана. — Тебе это не кажется странным?
Настя помрачнела.
— Светка, тебе не кажется, что ты…
— Он был ни в чем не виноват, — перебила Светлана. — И он не заслужил такой смерти. Он не заслужил, чтобы его зарезали, как бродячую собаку.
— Что? — растерялась Настя. — О ком ты?
— О Викторе.
Настя изумленно моргнула.
— Почему ты о нем заговорила? — тихо спросила она.
— Потому что он был моим любовником, — сухо и четко произнесла Светлана.
…Настя допила вино, которое ей налила в бокал Светлана. Сама хозяйка квартиры пила прямо из бутылки.
— И давно это у вас? — спросила Настя, облизнув кислые от вина губы.
— Мы встречались почти месяц, — ответила Светлана.
— Почему ты молчала?
— Он просил ничего тебе об этом не говорить. — Светлана отпила из бутылки глоток, вытерла губы тыльной стороной ладони и продолжила: — Он вообразил, что тебе угрожает опасность. И был уверен, что твой муж погиб не случайно. Не знаю, почему он вдолбил себе это в голову. Но он… дурак, кретин… вообразил себя твоим ангелом-хранителем.
— Где вы познакомились? — спросила Настя.
— Возле клиники. Он хотел навестить тебя, когда ты болела, но не решился. Подошел ко мне и попросил передать тебе цветы. Я сказала, что ты не в себе, и что до цветов тебе нет никакого дела. Потом мы разговорились… Так все и завертелось.
Светлана отпила вина, усмехнулась и добавила:
— Я знала, что он не перестал тебя любить. Но я не хотела держать его возле себя силой. Дала ему полный карт-бланш! И вот чем это закончилось.
Настя отпила из бокала и покачала головой:
— Нет.
— Что нет?
— Все это ерунда. Виктор тебе совершенно не подходил. У вас все равно бы ничего не вышло.
— Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Я его любила, ясно? И я по нему скучаю. Или важны только твои потери и твои страдания?
— Светка, это несправеливо, — сказала Настя.
— Несправедливо? Хорошо. Ты сама напросилась. Посмотри, какой ты стала! Давай-давай, попробуй, посмотри на себя со стороны! Ты стала злая, черствая и эгоистичная! Ты плюешь на людей, которые тебя окружают! Ты думаешь только о себе. Ты упиваешься своим горем!
— Не говори ерунды, — поморщилась Настя. — С Виктором у тебя была простая интрижка. Кроме того, он уголовник. Ты знаешь, что он сбежал из тюрьмы?
— И что с того? Разве ты никогда в жизни не совершала глупых поступков? А Виктор… он исправился, ясно? И он любил меня.
— Он был не способен любить. Он использовал женщин. Сначала меня, потом — тебя.
Светлана презрительно фыркнула.
— Тебе еще не надоела эта психологическая заумь? Я понимаю, что ты писательница, инженерша человеческих душ, аристократка мысли и все такое. Но всему есть предел.
Настя поднялась с кушетки и отошла к окну. Там она взяла с подоконника сигареты, открыла форточку и закурила. Слегка запрокинув голову, чтобы дым от сигареты не попадал в глаза, она посмотрела на серый город. Небо было затянуто тучами.
— Скоро будет дождь, — сказала Настя.
Светлана посмотрела на ее тонкую гибкую спину и нахмурилась:
— Что?
— Скоро будет дождь, — повторила Настя. — Все небо в тучах.
Она отвернулась от окна и посмотрела на подругу.
— Я думала, что мы понимаем друг друга, — произнесла она.
Светлана язвительно улыбнулась и покачала головой:
— Ты ошибалась. Тебя никто не понимает. Ты — слишком сложная натура для наших убогих мозгов. Ты только и можешь, что портить жизнь тем, кто тебя любит.
— Значит, я порчу тебе жизнь?
— Угу. Именно так.
— В таком случае, — Настя машинальным движением стряхнула пепел с рукава плаща, — мне, наверно, лучше уйти?
— Наверное, — сухо ответила Светлана.
Настя повернулась и подошла к двери. На мгновение замерла, хотела обернуться, но — так и не обернулась.
— Прощай, — негромко сказала она и вышла из комнаты.
— Ну и иди! — крикнула ей вслед Светлана. — Убирайся из моей квартиры и из моей жизни! Чтобы духу твоего здесь не было!
Дверь за Настей закрылась. Светлана взяла со столика какой-то глянцевый журнал и положила его на колени. Некоторое время она вяло листала его, а потом вдруг скорчила зверскую гримасу и, размахнувшись, изо всех сил швырнула журнал об стену.
— Пропади все пропадом, — зло проговорила она.
Только теперь, шагая от дома Светланы к метро, Настя поняла, как она устала за эти дни. Разговоры с сыщиками вымотали ее. Разговор со Светланой сделал ее больной.
Настя чувствовала себя так, словно у нее на душе появилась какая-то накипь, как если бы белую фарфоровую чашку испачкали сажей. Она попыталась вспомнить Алексея, но вдруг поняла, что не может восстановить в памяти его лицо. Это было странное чувство. Словно Алексея никогда и не было в ее жизни. Словно она перенесла его образ в свою память из чужих воспоминаний, из чужих счастливых снов. Ничего этого уже нет. Все потеряно. Безвозвратно.
Настя увидела пустую машину такси. Подошла, наклонилась к окошку и спросила у водителя:
— Сможете отвезти мена на кладбище?
2
Ни цветов, ни венков — ничего. Только несколько мертвых желтоватых листьев, принесенных сюда холодным осенним ветром из березовой рощицы, огороженной железным забором.
— Аська, мне нужно уехать по делам. Ненадолго, дня на четыре.
— На целых четыре дня! Я буду скучать.
— Не будешь. Я буду приходить к тебе во сне.
— Обещаешь?
— Конечно! Каждую ночь.
Настя улыбнулась. Как давно были сказаны эти слова. Страшно давно. Да и были ли они сказаны вообще?
Она стояла, прислонившись к невысокой черной оградке, и смотрела на памятник. Ее глаза были сухими и блестящими, губы беззвучно шевелились. Памятник был сделан из куска гранита. Темный прямоугольник с крестиком наверху. К середине памятника была прикручена небольшая металлическая табличка.
Алексей Егорович НОВИЦКИЙ
1980–2013
И все. Две даты и черточка между ними. Все, что осталось от его лица. От его глаз и губ. От его улыбки. От его смеха.
Могила уже успела порасти невысокой травой. Теперь эта трава пожелтела и завяла. Осень убила ее.
— Ты меня обманул, — тихо, с горечью в голосе, произнесла Настя. — Ты совсем не приходишь ко мне во сне!
Алексей улыбался с фотографии, словно ничего не случилось.
— Ты ушел, и тебя убили, — сказала Настя. — Если бы я не послала тебя за этим дурацким мороженым, ничего бы не случилось. Это я во всем виновата.
Настя понимала бесполезность и неправду этих слов, но она не могла остановиться.
— Ты умер, — говорила она, — а я должна жить… Без тебя… Как ты мог допустить это? Ну, давай, скажи мне! — крикнула Настя, прижав руки к груди. — Скажи мне, что все будет хорошо, что мы доживем до старости и, когда я состарюсь, ты купишь мне вставные зубы! — Она нервно рассмеялась. — Скажи мне, милый! Скажи мне! Почему ты молчишь? Какого черта ты молчишь?
Настя упала на колени, прижала ладони к лицу и разрыдалась.
— Эй, девушка! — произнес чей-то голос у Насти за спиной.
Быстро обернувшись, она увидела перед собой маленького пожилого мужчину в телогрейке, дырявой спортивной шапочке и кирзовых сапогах.
— Я говорю: холодно сейчас коленками-то по земле, — проговорил он с заискивающей улыбкой. — Ежели нужно, я могу телогреечку подстелить.
Настя встала с земли и отряхнула плащ.
— Значит, не нужно, — сказал мужичок.
Настя молчала.
— Я здешний кладбищенский сторож, — пояснил тогда он. — Михал Кузьмич. — Глянул на фотографию и спросил: — Муж?
— Да, — ответила Настя.
— Красивый. Жалко, что помер молодым.
— Да, — снова глухо проговорила Настя.
— Сам помер или кто помог?
Настя ничего не ответила. Она вдруг почувствовала, что страшно замерзла.
— Уже вечереет, — сказал он. — Вам бы домой.
— Да. — Настя посмотрела на сторожа. Его лицо показалось ей простым и располагающим. — Михаил Кузьмич, у вас тут сторожка?
— Да.
— Можно мне попить у вас чаю?
Сторож, казалось, ничуть не удивился.
— А чего ж нельзя? Попей, от меня не убудет. Заварю тебе на травах.
— А травы где собираете? — спросила зачем-то Настя.
— Да прямо здесь и собираю, — ответил сторож.
— Где здесь? На кладбище?
— Угу. Тут много чего можно собрать. И мяту, и манарду, и лимонник… Сам сушу, смешиваю, делаю настои и отвары. Пусть малый, но промысел. Идем.
Он повернулся и зашагал к небольшому кирпичному зданию, видневшемуся неподалеку. Настя не заставила дважды повторять и пошла за ним.
Внутри сторожки оказалось довольно уютно. В стенной нише стоял электрический камин, от которого шло тепло — почти настоящее, почти живое. Михаил Кузьмич заварил ей душистый травяной чай, и Настя пила его, держа огромную керамическую чашку двумя ладонями, и чувствовала, как по ее телу растекается благотворный жар.
— Не хочу возвращаться домой, — сказала она.
— Это отчего ж? — поинтересовался сторож, тоже прихлебывая из чашки травяной чай.
— Меня там никто не ждет. — Она посмотрела в его карие глаза, опутанные густой сеткою морщин. — Михаил Кузьмич, можно мне переночевать у вас в сторожке?
Этот вопрос привел сторожа в растерянность.
— Даже не знаю, — проговорил он. Подумал и добавил: — Неуютно у меня тут. Обстановка убогая — не для такой барышни, как вы.
Настя сдержанно улыбнулась.
— Наоборот. Очень уютно.
Он вздохнул и развел руками:
— Что ж, коли так, то ночуй. Постелю тебе в комнате, а сам посплю в гараже. Там у меня топчанчик.
Настя поставила на стол чашку, достала из сумочки кошелек, отсчитала тысячу рублей и протянула сторожу:
— Это вам. Плата за аренду комнаты.
— Да не надо, — чуть смутившись, сказал сторож.
— Надо, — ответила Настя. — Я хочу заплатить.
— Ну, коли так… — Он забрал деньги и сунул их в карман кофты. — Чистую простынку найдешь в комоде. Там же и наволочка. Дырявая, наверное, но зато тоже чистая. Ну, а я, пожалуй, пойду. Камин выключить или выключишь попозже сама?