– Возьмите, – и аптекарша дала ей серый листочек, который Распекаева трепетно спрятала во внутреннем кармашке сумки.
– Позвольте, позвольте, я вас, кажется, не знаю, – интерес Катерины Андреевны немедленно переключился с коры крушины на Анфису. – Вы не здешняя?
– Только вчера вечером приехала с сестрой в ваш прекрасный город, н-да, великолепный город...
– Правда? С какой же целью? Как вас зовут? Простите меня за расспросы, но в наш город не каждый день кто-нибудь приезжает. Лучше сказать, к нам и вовсе никто не приезжает! – и Катерина Андреевна, расплатившись, схватила чудо-препарат от излишнего веса и всё своё внимание направила на Распекаеву. Наша героиня в свою очередь с нескрываемым любопытством посмотрела на новую знакомую и непроизвольно едва заметно отшатнулась. Не знаю, что уж так поразило Анфису во внешности Катерины Андреевны – автор может сказать о ней лишь одно: страдающая полнотой пятидесятилетняя женщина была совершенно бесцветна и лицо её было ничем не примечательно – увидев его раз, во второй ни за что не узнаешь – всё оно у неё будто бы расплывалось в разные стороны. Лишь по исполинской груди можно узнать Катерину Андреевну, да по тоненьким ножкам.
– Анфиса Григорьевна Распекаева, – наша героиня взяла себя в руки и заговорила бойко и приветливо. – Приехала из Москвы. Видите ли, многоуважаемая Катерина Андреевна, – затянула она уже известную читателю песню, – определённых мотивов для временного проживания в вашем чудесном, волшебном городе у нас с сестрой нет, – и она проникновенно заглянула в водянистые, бесцветные глаза собеседницы. – Понимаете, в жизни каждого человека, который является обитателем такого огромного мегаполиса, как Москва, если, конечно, человек этот имеет тонкую душевную организацию, наступает момент, когда он начинает тяготиться просто ненормальным столичным ритмом существования. Вот и я затяготилась. Так тошно мне вдруг стало, настолько заела суета Первопрестольной, и до такой степени захотелось покоя и тишины, что я всё бросила и, прихватив сводную сестрицу свою – Людмилу, рванула куда глаза глядят – прочь от сутолоки, машин и бетонных стен. Так плутали мы по февральским заснеженным дорогам и совершенно случайно, можно сказать, наткнулись на ваш чудо-город. Тут по обоюдному желанию и решили провести месяц-другой, чтобы вдоволь насладиться величественным и строгим молчанием природы. А может, и домик какой-нибудь тут присмотрим, – заключила Анфиса выученную со вчерашнего вечера речь, которая произвела на бесцветную женщину с расплывчатыми чертами лица самое что ни на есть благоприятное действие – её даже не смутили, как давеча Клару Тихоновну, слова о «строгом молчании природы».
– Как это благородно, как похвально, что вы хоть на время оставили шумную столичную жизнь и приехали сюда посмотреть, как тут люди живут! И какая на вас шубка великолепная, а сапожки, а сумочка, просто чудо! Простите меня за любопытство, а кем вы там, в Москве-то, работаете? – последние слова Катерина Андреевна произнесла почти шёпотом – тоном, который лучше всего будет определить, пожалуй, скорее подобострастным, чем интересующимся. И это вполне объяснимо. Мало ли кем на самом деле может оказаться эта привлекательная особа в дорогущей шубе – никто в городе не знает истинной цели её приезда. Вдруг она сюда прикатила вовсе не от того, что её заела, как она изволила выразиться, московская суета, а с проверкой: всё ли у них тут, в городе N, в порядке, по назначению ли тратятся деньги из государственной казны, платят ли здесь налоги и т.д. и т.п.?
– В торговой фирме «Коркес» заведующей отделом по внешним связям с заграничными партнёрами, – придумав на ходу, выпалила Анфиса, а для себя отметила: «Только бы не забыть, что вру, только б не забыть».
– Правда ли? – раскрыв рот, спросила Катерина Андреевна.
– Вас это удивляет?
– Нет, нет! А чем вы торгуете в вашей фирме?
– Да всем подряд! – и Распекаева чуть было не попалась на крючок – чуть было не пустилась рассказывать о том, чем турецкие лифчики отличаются от китайских, но вовремя опомнилась. – От топлива до нижнего белья.
– Надо же! – ошеломлённо пробормотала Катерина Андреевна, крутя в руках коробочку с корой крушины, но в слова приезжей особо не поверила – она вообще относилась к разряду людей, которые вечно во всём сомневаются и до конца не доверяют никому. – А меня Катериной Андреевной Арашковой звать, я жена здешнего прокурора.
– Да что вы говорите! – Анфиса даже подпрыгнула от неожиданной и такой быстрой удачи – не успела она и город-то как следует посмотреть, а сразу же свела знакомство с самой супругой прокурора! – Я полагаю, это великий труд – быть женой прокурора, – защебетала она. – Тут нужно особый талант иметь, способности! Ведь это настоящая профессия – быть второй половиной прокурора целого города! Это ж какая нагрузка! – делить нелёгкую жизнь такого важного должностного лица, которое осуществляет надзор за точным исполнением законов! – увлажнив глаза, воскликнула Распекаева.
– Ах, душенька, и не говорите! Многие, очень многие нарушают закон – только одни по незнанию, а другие из-за злости – знаете ли, из одного упрямства – мол, у вас в Конституции так-то и так-то написано, а я всё наоборот сделаю! И если б вы только могли представить, как мы с моим супругом Пал Палычем переживаем за первых и ненавидим вторых!.. Вот я бы лично или душила этих вторых собственными руками, или, право же, все законы переписала, чтоб они, наоборот, из своей вредности всё делали! – с жаром выговорилась непонятно прокурорша и тут вдруг опомнилась, почувствовала – что-то слишком много болтает она с незнакомкой, которая представилась заведующей отделом по внешним связям с заграничными партнёрами в загадочной фирме «Коркес». «Может, она вовсе и не там служит, может, она ревизорша из Москвы?! Приехала проверить, всё ли у них в районе по прокурорской части в порядке, соблюдается ли высший надзор со стороны Пал Палыча, обеспечивающий соблюдение законности?!» – от этой мысли у Арашковой мурашки по спине забегали и, чтобы как-то исправить ситуацию, она проговорила: – Хотя у нас в городе вообще никаких нарушений закона не наблюдается, у нас в N всё тихо, спокойно.
– О да! Я заметила! Такой милый город, просто диву даюсь! – подпела ей Анфиса.
– Да что мы тут стоим-то? Идёмте на свежий воздух, – и две дамы вышли на улицу. – А знаете ли, Анфиса Григорьевна, что у нас сегодня великий праздник!
– Что вы говорите! – воскликнула Распекаева и навострила ушки. – Какой?
– День города! Да, да. N сегодня исполняется четыреста лет, как наши доблестные предки заложили первый камень той самой крепости, которую можно увидеть сразу, при въезде в город по Московской дороге, – и прокурорша затянула на полчаса самую любимую историю всех энцев без исключения о том, как четыреста лет назад была построена крепость для отражения натиска польской интервенции и как с честью этот натиск был отбит. Поведала и о том, что выбоины на крепостной стене остались от лошадиных подков, железных шлемов, котлов, ножниц и даже чугунных утюгов, потому что ядра у врага закончились, и пришлось им отстреливаться тем, что под руку попадёт. Не забыла Катерина Андреевна поведать новой своей знакомой и о мемориальном столбе, который был поставлен тогда же в честь основания города. – Вам необходимо, просто необходимо взглянуть на наши местные достопримечательности! – стрекотала прокурорша. – А сегодня ровно в семь вечера дома у самого мэра будет банкет, посвящённый этому великому событию. Вам непременно, непременно нужно там быть! У Савелия Дмитрича соберётся весь бомонд нашего города, самые лучшие его представители! Элита! – заговорщицким тоном проговорила она, а у Анфисы запульсировало в голове: «Вот где жениха-то надо искать! Муж сам в руки идёт!»
– Я бы с удовольствием, но меня никто не приглашал! – с ангельским выражением лица заметила Распекаева и вздохнула в расстроенных чувствах.
– Пустяки, душечка! Я сейчас же побегу к Светлане Тимофевне и всё улажу!
– Кто такая Светлана Тимофевна?
– Ка-ак! – удивлённо протянула прокурорша. – Вы ещё не знаете, кто такая Светлана Тимофевна?! Так это ж наша градоначальница! – воскликнула она и зашептала Анфисе на ухо: – Отвратительная особа – развратница старая, вступает в связь со всем, что движется, на банкетах ничего не ест – боится вставные зубы обронить. Понаблюдайте сегодня – ухохочетесь. Но предупреждаю – она очень опасна! Не представляете насколько! – оторвавшись от Анфисиного уха, Катерина Андреевна подмигнула и вслух сказала: – Это между нами, как вы понимаете – без передачи.
– Как можно! За кого вы меня принимаете! – всё Анфисино существо говорило, что дальше неё эта информация никуда не пойдёт, что она умеет тайны хранить – мол, могила и точка.
– Как можно! За кого вы меня принимаете! – всё Анфисино существо говорило, что дальше неё эта информация никуда не пойдёт, что она умеет тайны хранить – мол, могила и точка.
– Я просто вас предупредила. Итак, сегодня в полседьмого вечера за вами заедет водитель Савелия Дмитрича. Где вы остановились?
– В гостинице. То есть в отеле, – поправилась Распекаева, уже зная, насколько важна для энцев разница между отелем и гостиницей.
– В «чертогах»? В этом гадюшнике? Ну, да ладно – машина вас будет ждать в полседьмого у отеля, так что будьте готовы, а я помчалась к градоначальнице. До встречи.
Дальнейшие блуждания по городу Анфиса сочла совершенно бессмысленными, поскольку за утро она выполнила то, что не надеялась выполнить и за неделю, и направилась быстрым шагом в «Энские чертоги», дабы пообедать, отдаться на часок-другой послеобеденному восстановительному сну и вплотную заняться приготовлениями к банкету в доме у самого мэра.
Придя в отель, Распекаева Клары Тихоновны на ее посту не обнаружила, Люся сидела в своём номере, уткнувшись в телевизор и уплетая гору плова с огромного блюда. Компаньонка пребывала в состоянии блаженства и сладостного спокойствия – она, может, впервые была по-настоящему счастлива, потому что имела возле себя всё, что ей для этого требовалось – голубой экран и много еды. Мало того, только сегодня её посетило новое, ещё неиспытанное чувство познания того, что раньше ей было неизвестно, и неизвестное это ей очень нравилось – а именно, Подлипкина узнала, что помимо мексиканских и бразильских сериалов существует ещё и просто хорошее кино. Так, она с большим интересом просмотрела за утро, в отсутствие хозяйки, два с половиной фильма и находилась в состоянии, близком к эйфории.
– К машине никто не подходил? – приоткрыв дверь, поинтересовалась Анфиса.
– Не, не, – торопливо ответила Люся, утирая слёзы сопереживания с глаз.
– Да ты, я вижу, и не смотрела! – вспылила хозяйка.
– Как же так, Анфис Григорьна! Как же! Всё время выглядываю! Как реклама – так и смотрю – два раза даже на улицу выходила.
– Ладно. Скажи Тихоновне, пусть обед принесёт, потом я спать лягу. Растолкай меня ровно в половине пятого.
– Ага, ага, ага! – отрешённо проговорила Люся – она вся была в телевизоре.
– Что ага, ага? Смотри, только попробуй меня не разбудить в половине пятого! Если забудешь, я из тебя все кишки повыдергаю и на руку намотаю без наркоза! А потом пешком отсюда пойдёшь и не в Москву, а своё Бобрыкино! – Эти слова сразу перенесли компаньонку из притягательного и волшебного мира кино в мир суровой реальности, где могут «повыдергать» кишки и намотать на руку без наркоза, но главное даже не это, а то, что она опять попадёт в родную деревню Бобрыкино, где ничего интересного нет и никогда не было, а из всех достопримечательностей один лишь затрапезный бар «Дымина».
– Полпятого разбудить. Я всё запомнила, Анфисочка Григорьна, можете быть спокойны. Я вот сейчас и будильник для верности заведу, – и Подлипкина, схватив с тумбочки ржавый будильник, демонстративно поставила стрелку на шестнадцать тридцать. – А что стряслось-то?
– К мэру на ужин иду, – гордо, с некоторым высокомерием молвила Анфиса.
– Ну и ну!
– Так-то. Да, кстати, если тебя кто-нибудь спросит, почему ты на банкет не пошла, скажи, не захотела. И не забывай: пока мы тут, ты мне сестрой приходишься! – Люся на эти слова «агакнула» по обыкновению и помчалась к Кларе Тихоновне за обедом для своей «сестры».
Героиня наша, переодевшись в ночную сорочку с вышитыми на груди невиданными цветами – то ли это были ромашки, то ли астры, может, и хризантемы – не разобрать, одним словом, мифическими какими-то цветами, выдвинула из-под кровати коробку, оклеенную весёленькими обоями с рыбками и утками и, поставив её перед собой на стол, принялась аккуратно перебирать листочки разной величины и окраски. Каких только инструкций и аннотаций здесь не было! И к средствам по уходу за телом, и к разнообразным кремам – ночным и дневным, была даже одна бумажка с пояснением для послеобеденной косметической мази, которую Анфиса использовала лет пять назад и с тех пор не встречала больше ни в одном магазине. Особое место в коробке занимали разнообразные инструкции по медицинскому применению всевозможных лекарственных препаратов – особенную страсть Анфиса питала отчего-то к снотворным и слабительным средствам – аннотаций к этим препаратам у героини нашей было великое множество. «Интересно, что будет, если выпить слабительное и снотворное одновременно? Наверное, эффект будет ошеломляющим!» – частенько размышляла она.
Распекаева вынула из внутреннего кармана замшевой сумочки аннотацию к волшебному препарату растительного происхождения, который никакого вреда организму не приносит, но в то же время позволяет есть все, что душе угодно, при этом не толстеть, и подобно читателю, что слишком долго ждал выхода новой книги любимого писателя в свет, принялась с неподдельным интересом читать показания к применению:
– Запоры, вызванные вялой перистальтикой толстого кишечника, – бормотала она себе под нос, – регулирование стула при... Странно, но тут ни слова нет о похудании! – недоумевала Анфиса и перешла к противопоказаниям. Больше всего, пожалуй, её волновали побочные эффекты и противопоказания. Почему – неизвестно, может, потому, что препарат, который используется при каком-то определённом заболевании, благодаря своим побочным действиям может применяться и при других, диаметрально противоположных недугах.
– Поставь, поставь, – бросила она вошедшей с подносом Люсе. – Иди, не мешай! – и компаньонка выскочила из номера хозяйки пробкой.
Анфиса же, ознакомившись с инструкцией вплоть до сведений, каким образом надлежит хранить кору крушины и как сие растительное сырьё отпускается из аптек, хихикнула отчего-то и, разгладив ладонью бумажку, припрятала памятку на самое дно коробки. Вдруг безымянный палец её скользнул по чему-то острому, будто по игле прошёлся. – Чёрт! Что ещё такое! – и Распекаева нащупала что-то хрупкое, рассыпающееся прямо в руке, – дурацкая роза! И зачем я её сюда запихнула?! – и она выудила со дна коробки то, что осталось от некогда яркого, алого, как гигантский сгусток крови, цветка. Хоть героиня наша, как было сказано выше, не склонна к сантиментам, всё же она засушила на память розу, которую ей однажды преподнес Юрик Эразмов. Но отнюдь не в память о том событии, по поводу которого роза в числе остальных цветов была им подарена, а по причине её несказанной красоты. А красоту Анфиса ценила больше всего на свете после здоровья и материальной обеспеченности. Впрочем, она считала, что без денег не может быть никакой красоты, да и вообще ничего не может быть.
И мысли о Юрике снова заползли в её голову...
Это было в конце прошлого лета. У Эразмова в жизни насупил тот редкий счастливый период, когда ему, проигравшемуся до трусов, улыбнулась фортуна и дала отыграться по полной программе – он у кого-то занял денег и не напрасно – Юрий выиграл солидную сумму и явился к своей зазнобе в шикарном светлом костюме, в шляпе и с охапкой кроваво-красных роз. Прямо на пороге он пал на одно колено и молвил:
– Королева моя! Выходи за меня замуж! Я завязал с прошлой своей беспутной жизнью, встал на путь истинный – обязуюсь быть тебе верным мужем и трепетным отцом наших будущих детей!
Распекаева тогда сразу отказывать ему не стала – она отлично знала, чем может ей обернуться отказ (Юрик снова вздумает прыгать с крыши или с моста) и промычала что-то вроде: «Конечно, конечно, но не сейчас, нужно немного подождать».
– Немедленно! – воскликнул Эразмов и потащил её в тот же день в загс. Они умудрились даже заявление подать, и Юрик начал было усиленно готовиться к свадьбе, растрясая свой довольно солидный выигрыш направо и налево – так, что уж через неделю у него в кармане не было ни копейки, и он снова стоял на коленях перед Анфисой, только совсем по другому поводу. – Фиска! Дай двести долларов! Не дашь – повешусь! – кричал он на весь подъезд.
– Вешайся! Делай, что хочешь, а денег у меня нет и замуж я за такого дурака не пойду! – Наша героиня была непреклонна даже в тот момент, когда Эразмов ползал по кафельному полу возле входной двери её квартиры и осыпал поцелуями Анфисины точёные, хоть и несколько полноватые ноги. – Пусти меня! – кричала она, пытаясь выдернуть свою красивую нижнюю конечность из его цепких рук. – Фантик ты, Эразмов, пустой человек! – она умудрилась высвободиться и захлопнуть дверь прямо перед носом у несостоявшегося супруга.
Потом, сидя на кровати, она представила себя в свадебном платье цвета топлёного молока с открытыми плечами и с бриллиантовым колье на мраморной шее, которое ей обещал подарить Юрик, да так и не подарил, погоревала минут двадцать, но не по поводу расстроившейся свадьбы, а из-за неподаренного колье и, взглянув на ещё не успевшие увянуть розы, восхитилась их красотой и решила засушить одну на память опять же не из-за своей несостоявшейся свадьбы, а по причине отсутствия неземной красоты колье на своей прекрасной шейке.