Пока невеста осыпала Зайцева упрёками за его непростительное опоздание и ревела, размазывая тушь по щекам, наша героиня выгребла из машины, конечно, не без Люсиной помощи, своего энского жениха и приволокла его в кабинет.
– Вот! Вот он! Быстрее, быстрее! Вот паспорта! Пожалуйста, поскорее! – суетилась она, подпихивая женщине в лиловом костюме два паспорта.
– Невеста! Вы не будете менять свою фамилию на фамилию...
– Нет, нет, нет, – поспешила ответить невеста.
– Вы согласны взять в жёны... – хотела было спросить сотрудница загса, но Анфиса перебила её, торопливо заверив, что и он и она на всё согласны.
– Да не убегу я, голубка моя! – промямлил Витёк и, трогательно прижав невесту к груди, прилюдно поцеловал её в губы, пока оформлялись бумаги. Люся стояла и блаженно смотрела на брачующихся, после чего восторженно пролепетала:
– Прямо как в кино!
– Вот, свидетельство о браке, паспорта, – и женщина в лиловом костюме отдала Анфисе документы. – Мы поздравляем вас от всей души. Кольца потом, надеюсь, купите.
– Купим, купим, спасибо вам огромное! – поблагодарила Анфиса, и они с Люсей снова поволокли жениха к машине.
Бракосочетание подействовало на Витька должным образом. Он пришёл в восторженно-возбуждённое состояние, не желал выпускать молодую жену из объятий и поминутно просил выпить, отметить сие светлое и важное событие в его жизни. Это продолжалось до следующего утра – купив на обратном пути ящик шампанского и пять бутылок коньяка, Витёк усадил законную жену в спальне напротив себя и, не отпуская ни на минуту, пил за их совместное счастливое будущее. Анфиса всё надеялась, что её муж, наконец, опьянеет и уснёт, но он отчего-то пил и не пьянел, в туалет водил её под конвоем, в результате чего наша героиня целые сутки провела, отбиваясь от настойчивых приставаний и законных требований супруга получить то, что обычно должен получить от жены муж в первую брачную ночь.
– Вы пьяны! Оставьте меня! – кричала Анфиса.
– Ты должна выполнить свой супружеский долг! – настаивал Витёк. – Для чего ж я на тебе женился?
– Я к тебе ещё не привыкла! Нельзя подождать?
– Не-ет! – и он кидался на неё, как дикий зверь, разрывая крепкими белыми зубами её ночнушку.
– Да вы с ума сошли! Пустите меня! Я даже вашей фамилии не знаю! Вы мне даже не дали прочитать «свидетельство о браке»!
– А чего его читать? Нечего его читать! Главное – чувства! – стоял на своём муж. Так продолжалось до восьми утра понедельника. В конце концов героиня наша, совершенно обессилевшая от борьбы с новоиспечённым супругом, сдалась. Закрыв глаза, она попыталась уснуть, не обращая внимания на страстные поцелуи и нежные объятия Витька, но этого ей сделать не удалось, потому что свалившейся с неба муж целовал её так, как не целовал никто на свете – ни старый хрыч Акоп Акопович Колпаков, ни сопливый Митенька, ни все те нужные ей любовники, что были до них. Даже Юрик Эразмов, которого она всё-таки любила когда-то – и тот не умел так отменно целоваться. «И чего я, дура, больше суток сопротивлялась! Право же, иногда я бываю такой глупой!» – промелькнуло у неё в голове, и она отдалась этому своему необъяснимому, безрассудному чувству к совершенно незнакомому ей человеку. И сейчас, именно сейчас, как никогда, ей было наплевать на Эразмова, который, не обнаружив её в гостинице, гнался за ней в Москву, на всполошившихся энцев, которые как раз в этот момент распахнули дверь её номера и, никого там не увидев, остолбенели, изобразив немую сцену, описанную великим Гоголем в «Ревизоре». Её даже не волновало в эту минуту тётушкино наследство – она будто забыла о нём, будто квартира на набережной, счёт в швейцарском банке, золото, дача, бриллианты – всё это стёрлось из её памяти, а сама она оказалась в том своём сне с матовым, не искрящимся песком на берегу моря, с небом без солнца и облаков, жёлто-лилового цвета... Как будто лежит она на поверхности голубого, слабо волнующегося моря, и лёгкий ветерок играет её длинными волосами... Но главное даже не это, а то, что Анфиса наверняка знает – никакой это не сон. Это явь, и она в раю.
– Анфис Григорьна! Анфис Григорьна! Уж десятый час! – за дверью послышался Люсин голос, который мгновенно заставил нашу героиню покинуть эдем и вспомнить о тётушкином завещании и о сегодняшней встрече с нотариусом.
– Что это за девка ненормальная? Она твоя сестра? – выпуская из объятий свою жену, недовольно спросил Витёк.
– Мне нужно немедленно съездить по одному делу.
– Я с тобой, – твёрдо сказал Витёк и, посмотрев Анфисе в глаза, серьёзно заявил. – Запомни, ты теперь моя! Изменишь – убью!
– Да что это за разговоры-то такие!
– Ты мне понравилась во всех отношениях. Будем жить, – решил глава семейства и, промочив горло коньяком, спросил: – Так куда мы едем?
– В нотариальную контору.
Анфиса ждала этого дня три месяца. Она всё-таки сделала невозможное – она умудрилась самым невероятным образом выйти замуж за энца, и теперь ей оставалось предъявить нотариусу свидетельство о браке и мужнину прописку. Всю дорогу по пути в нотариальную контору Витёк не выпускал её из объятий, не веря своему счастью и боясь, что она вывернется и улетит – потом уж не поймать. Вместе с ней он потащился и к нотариусу, опасаясь, что жена может сбежать от него, выпрыгнув из окошка кабинета должностного лица.
– Добрый день, Станислав Борисович, – поприветствовала Анфиса крепкого холёного мужчину лет сорока пяти (душеприказчика Варвары Михайловны Яблочкиной), и сердце у неё заколотилось неистово от того, что настал, настал её звёздный час. Что сейчас она наконец-то утрёт нос старой кошелке и прохвостке Наталье Егоровне Уткиной.
– А! Анфиса Григорьевна! Здравствуйте, здравствуйте. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь. А этот мужчина с вами?
– Это мой муж. Он из города N. Вот наши паспорта, вот свидетельство о браке, – и она протянула сложенную вдвое бледно-сиреневую бумажку с водяными знаками, в которую так ни разу и не заглянула – возможности не было. – Можете всё проверить. Тут всё по-честному, так что наследство полагается мне – я выполнила все условия.
– Я ничего не понимаю, – пробормотал Витёк.
– Я тебе всё объясню, – шепнула ему на ухо супруга.
– Так, так, так, – Станислав Борисович бегло просмотрел документы и вдруг сказал то, что совершенно не ожидала услышать Анфиса: – Но вы разве не в курсе, что ваша покойная тётушка написала ещё одно завещание для спасения своей грешной души, за неделю до своей кончины, в котором всё движимое и недвижимое имущество завещала церкви под названием «Благостного милосердия и щемящей сострадательности» для построения богоугодных заведений по усмотрению пастора вышеупомянутой церкви.
– Врешь! – Анфиса будто с цепи сорвалась и накинулась на Станислава Борисовича.
– Ах! Успокойтесь, пожалуйста! Я понимаю ваше негодование, но теперь уже ничего не поделаешь – такова последняя воля покойной.
– Я не верю! Этого не может быть! Врёшь!
– Да вот завещание, прочтите и обратите внимание на дату, – и нотариус протянул Распекаевой бумагу.
– И квартира, и дом, и деньги, и золото! Всё! Всё! Так зачем же я ездила в этот проклятый город?! Почему мне никто ничего раньше не сказал?! Гады! Сволочи!
– Я ничего не понимаю, – повторил Витёк.
– Да отстань ты от меня!
– Так вы не поинтересовались. Кстати, вам тётушка письмо оставила. Возьмите, – и Станислав Борисович, вытащив из ящика стола конверт, протянул его Анфисе.
– А что если вы об этом завещании забудете? Я вам денег дам! Много! Порвите его! – Анфиса впала в истерику.
– Да что вы такое говорите! Что значит – порвать? О нём знает вся эта церковь, как её... «Щемящего умиления» или как там... И потом, это противозаконно! Вы понимаете, что при свидетеле мне взятку предложили? Я прошу вас немедленно уйти!
На том и закончилась охота за наследством. Анфиса схватила со стола нотариуса документы и всю дорогу домой молчала, несмотря на однообразные вопросы супруга, который то и дело повторял, что он ничего не понимает.
Она ни с кем не разговаривала весь день, сидя на кровати, уставившись в одну точку и пребывая в шоковом состоянии. Анфиса никак не отреагировала на приход Юрика Эразмова, который, по обыкновению, шумел, угрожал Витьку, ни в какую не желая верить в то, что его королева вышла замуж, пытался поспорить на крупную сумму и спрыгнуть с какого-то моста, потом попросил денег и крикнул, чтоб весь дом слышал:
– Вот с самого начала я так и думал! С самого начала знал, что двуличный ты человек, Анфиска! Э-эх!
Кончилось тем, что законный супруг спустил бывшего Анфисиного поклонника с лестницы, пригрозив, что если тот ещё хоть раз ему на глаза попадётся, он с него шкуру спустит.
К десяти вечера Распекаева вышла из оцепенения, но хоть и встала с постели, разговаривать всё же не начала, а взяла со стола бутылку коньяка, выпила из горла граммов сто. Потом ещё и ещё и наконец-то удосужилась спросить своего супруга:
– Как твоя фамилия-то?
– Заговорила! Голубка моя! Заговорила! А я, знаешь ли, ничегошеньки не понял!
– Я расскажу, – произнесла Анфиса с трудом. – Так как твоя фамилия?
– Кокосов я. Виктор Константинович Кокосов.
– Что? Ты? Кокосов? – говорить нашей героине сразу стало легко, она невероятно оживилась, подумав: «Не наследство, так Кокосов! Это, может, и к лучшему!» – Какая редкая фамилия! Но всё равно, Кокосов, веришь ли, друг Кокосов! Полюбила я тебя сразу же, как увидела на обочине дороги! – и она улыбнулась своей фирменной, обворожительной улыбкой. – И чего я твою фамилию не взяла? Потому что не знала. Но это ведь никогда не поздно? Правда?
– Конечно! Я так рад, что встретил тебя! Вот прямо бы съел тебя от радости, чтоб никому не досталась! А что это за придурок приходил? Всё грозился с моста прыгнуть!
– Да он ненормальный! – и Анфиса рассказала в этот вечер Виктору о себе всё, но в выгодном для нее свете. О том, что осталась в пять лет сиротой, о том, что случайно заехала в город N с целью найти хорошего доброго мужа, что единственная родная тетка оставила свою квартиру не ей, а уткинской церкви (об истинном размере наследства она не сочла нужным распространяться) и т.д. и т.п. Своей «исповедью» наша героиня только вызвала чувство сострадания у банкира города N и разожгла в нём ещё большую любовь к себе.
Виктор, в свою очередь, тоже поведал ей о том, что он банкир, что ездил за границу по делам и попал на вручение банковской премии «Золотая монета» особо продвинутым банкирам (он так и выразился «особо продвинутым»), учреждённой с целью укрепления сотрудничества банков, повышению престижа банковской системы, обмена опытом, развития перспективных экономических, инвестиционных, научных и социальных программ и т.д. и т.п.
– Я никак не ожидал, что мне эту премию дадут! – с жаром говорил он. – И вдруг на весь зал называют моё имя! Представляешь, какая неожиданность! Ну у меня радости полные штаны, конечно! Премию я получил! Всё держался, держался, а в аэропорту, в Москве, плюнул, засел в ресторане и отметил это событие с охранниками. Они, правда, не пили – им нельзя – ведь они меня должны охранять. А я так набрался, что заснул. Проснулся уже в машине – смотрю, родные просторы. Ну, меня сразу и потянуло на приключения: потребовал остановить машину – мол, по нужде надо, и сбежал от охранников в ближайшую забегаловку. Эти олухи, наверное, до сих пор стоят на обочине и ждут. Выпил там водки, взял с собой бутылку джина, выхожу... И ты подъехала... Вообще-то я не алкоголик, ты не бойся – пью в исключительных случаях, например, когда премию дают, – заключил он свою историю и засмеялся.
Так они говорили и наговориться не могли, а под утро, когда Виктор заснул, Анфиса достала из сумочки тётушкино письмо и прочла следующее:
«Дорогая Фисочка! Ха! Ха! Ха!
Поздравляю с законным браком (я не сомневаюсь, что ты приложила все усилия и нашла себе достойного энца – ведь ты не могла поступить иначе, зная, какое наследство тебя в этом случае ожидает)! Желаю счастья в личной жизни и много-премного детишек!
Целую. Извини, если что не так. Твоя бездыханная тётушка.
Хи! Хи!»
– Ну надо же! Ещё издевается! – прошептала наша героиня и добавила с горечью, с затаённой обидой даже: – Никогда она меня не любила! Хотя... Кто знает, что она чувствовала по отношению ко мне? Неважно. Главное, что я богата и счастлива! – и Анфиса, с умилением взглянув на своего супруга, легла к нему под бочок и заснула сладким младенческим сном.
Эпилог
Три года прошло с тех пор, как Анфиса Распекаева вышла замуж за Виктора Константиновича Кокосова.
Много воды утекло за это время. Анфиса была счастлива в браке с бывшим энцем – бывшим, потому что вскоре после свадьбы Виктор перебрался в Москву, основал тут своё дело, в котором, надо заметить, преуспел. Купил четырёхкомнатную квартиру в центре города, ничуть не хуже той, что отошла церкви «Благостного милосердия и щемящей сострадательности», за городом приобрёл двухэтажный комфортабельный коттедж... Одним словом, наша героиня, связав свою жизнь с энским банкиром, всё-таки оказалась в лодке, а не за бортом, причём лодка эта была настолько надёжной и прочной – не какая-то там парусная или двухвёсельная и даже не военная канонерская с несколькими орудиями, а образно говоря, подводная, оснащённая баллистическими и крылатыми ракетами, торпедами и т.д. и т.п. Спустя год после свадьбы на этой лодке появилась новорожденная, которую Анфиса, забыв все обиды, назвала в честь покойной тётушки своей – Варварой.
Что же касается Юрика Эразмова, то он остался за бортом Анфисиной жизни. Он всё барахтался посреди огромного океана бытия, продолжая играть и оказываясь то на гребне волны, то на самом дне, однако ж, надо отдать ему должное, он всегда выныривал.
Люся Подлипкина через полгода после свадьбы своей хозяйки тоже вышла замуж. За заместителя Виктора Кокосова – Константина Панюшкина, очень порядочного человека, которому несколько месяцев назад она подарила наследника. Этот самый Константин как увидел Анфисину компаньонку, сразу голову от любви потерял. Всё нравилось ему в Подлипкиной – даже дрожащая время от времени щека приводила господина Панюшкина в неописуемый восторг, вызывая в душе самые трепетные и трогательные чувства. Заместитель Кокосова увидел в Людмиле то, что искал в женщинах всю свою сознательную жизнь и то, что не сумел оценить в девице гнусный обманщик и кобелина Гоша Монькин – истинную, исконно русскую красоту, которую Константин узрел с первого взгляда и, сказав сам себе:
– Эта и коня на скаку остановит, и, пожалуй, что в горящую избу войдёт... – в тот же день сделал ей предложение, от которого Люся ну просто никак не смогла отказаться, потому что почувствовала к господину Панюшкину ответное нежное и одновременно страстное влечение.
Бывшая Анфисина компаньонка по-прежнему обожает бразильские и мексиканские сериалы, только теперь, когда наблюдает счастливый конец, утирая слёзы радости, она говорит с тяжёлым вздохом не свою обычную фразу: «Так только в кино бывает!», а «Прямо как в жизни!».
Наталья Егоровна Уткина вот уж несколько месяцев как поселилась в недавно отстроенном на деньги Варвары Михайловны Яблочкиной богоугодном заведении – больничке для страждущих – нищих, одиноких, покинутых и позабытых всеми стариков. Уткина сдала свою квартиру на год вперёд и была чрезвычайно занята тем, что с утра до вечера перепрятывала полученные с квартирантов деньги – то в чулок запихнёт и под подушку укроет, то с кухни стянет банку, в неё положит и в тумбочке на ключ закроет, а недавно до того дошла, что стащила у сторожа лопату и закопала темной ночкой презренные бумажки под окном своей комнаты.
Филипп Ивкин (пастор церкви «Благостного милосердия и щемящей сострадательности»), получив в дар от Варвары Яблочкиной внушительный капитал, разошёлся не на шутку – наконец-то у него появилась возможность воплотить в жизнь все свои строительные планы, которыми он был просто-напросто одержим.
Возведя больничку, он кинулся отвоевывать землю под детский садик для ребятишек прихожан его церкви, вслед за садиком у него по плану намечается подземный гараж, кинотеатр для просмотра фильмов духовного содержания, столовая для нищих... Однако снова нас заносит куда-то не туда! Если автор станет говорить обо всех тех грандиозных планах, которые роятся в голове отца Филлипа, придётся написать ещё один том, где в качестве главного героя будет выступать не Анфиса, а господин Ивкин. А эту книгу, как ни прискорбно, пора заканчивать, дабы не подпортить финал. Остановимся на сей оптимистической ноте и оставим наших персонажей на том отрезке их жизненного пути, когда все они вполне довольны друг другом и счастливы. Хотя... Надо было бы в заключение сказать несколько слов о городе N и его жителях, но автору это сделать весьма затруднительно, потому что там ничего нового и знаменательного со времени бегства нашей героини не произошло.
Там всё тихо и спокойно. Стена с выбоинами как стояла, так и стоит по сей день, впрочем, как и мемориальный столб... После отъезда Анфисы энцы поговорили о ней с месяц и, перемыв ей все косточки, забыли о её существовании, как обычно и происходит в этом мифическом городе, потонувшем в предрассветной сгустившейся тьме со всеми его жителями и их мелкими повседневными заботами, с сомнительными достопримечательностями...
– Существует ли в действительности город N? – спросит пытливый читатель.
– Ведь такого и на карте нет! – воскликнет другой.
Но ничего вразумительного не ответит автор, потому что сам не знает уж наверняка – выдуман этот город или нет.
Скажу лишь одно: таких захолустных городишек по всей Руси пруд пруди! Стоит отъехать от Москвы на двести километров в любую сторону, и вам покажется, что вы попали в тот самый город N, с той лишь разницей, что живут там не Коноклячкины, Лодыжкины, Коловратовы и Тютюркины, а какие-нибудь Ивановы, Гороховы, Фёдоровы и Саламатины. Но это не суть важно, не правда ли?..