Даю тебе честное слово - Ингрид Нолль 12 стр.


Харальд с Петрой обрадовались идее Макса в кои-то веки навестить сестру. О том, что с Максом поедет и Йенни, они не подозревали. Поскольку речь шла о выходных, то Петра даже предложила поухаживать эти дни за престарелым дедушкой. Реакция Харальда была не столь однозначной, и он на несколько секунд заколебался с ответом:

– Юрген вчера пригласил меня на рыбалку, он купил хижину в Шварцвальде на самом берегу какого-то озерца. Если погода не изменится, мы поедем. Прости, Петра, тебе придется удерживать позиции без посторонней помощи.

В глубине души Петра подумала, что это совсем неплохо. Во-первых, она сможет пригласить любовника домой, где есть большая супружеская кровать, поудобнее узкого производственного диванчика. И потом потихоньку сделать из него «друга дома». А со стариком она как-нибудь справится.

К несчастью, следующий день принес ей разочарование. Петра тщетно прождала «друга своего бюро» весь день – он не пришел, правда, чуть позже позвонил. По его словам, он был в отъезде, встречался с бывшими сокурсниками. Когда-то все они играли в ансамбле народной музыки. Вот и сейчас им захотелось попраздновать, вспомнить старое и стряхнуть пыль с волынки, гитары и флейты.

Ну а поскольку Петре жизненной энергии было не занимать, она быстро нашла положительную сторону и в возникшей ситуации. Ее недавний план по отправке на тот свет свекра с помощью подстроенного падения не удался. Но скоро старик целиком попадет в ее руки, кроме получаса утром и вечером, когда приходят санитарки. Скоро она опять натянет ниточки.

Чем больше она размышляла над этим методом, тем меньше он ей нравился. Что, если старик заметит нитки и сразу же догадается об их назначении? Нет, падение должно на сто процентов выглядеть как несчастный случай, никаких намеков на западню. И тут Петре неожиданно припомнилась лестничная клетка в родительском доме, где на перилах иногда вывешивали табличку с надписью «Осторожно! Только что натерта воском!».

В доме Кнобелей полы никогда не натирали. В обеих комнатах лежали ковры. Но ведь можно попробовать превратить коридор на верхнем этаже в скользкий каток. Вместо того, чтобы проваляться весь обеденный перерыв на диванчике в грустном одиночестве, Петра нашла в себе силы вскочить и побежать в супермаркет, чтобы закупить все необходимое для ужина и сверх того – большую упаковку желтой мастики для полов. Само собой, в пятницу надо свернуть широкую ковровую дорожку, чтобы увеличить скользящую поверхность.

После того как вечерняя санитарка выполнит свою работу, старик еще долго не уснет. Напившись воды, разумеется, без алкоголя, он скорее всего захочет в туалет, и такие самостоятельные походы в последнее время ему все чаще удавались. Если он останется в постели, тогда она расстелет дорожку на следующий день утром к приходу санитарки, а когда санитарка уйдет, она ее снова свернет. После санитарки старик на своих костылях обязательно появится в коридоре, где он разрабатывает мышцы ног. Если он при этом грохнется, она давно уже будет в своем книжном магазинчике. Лучшего алиби и не придумаешь.

После обеда Петра вступила в комнату свекра, лелея свои злодейские помыслы, поморщила нос от сигарного чада, но, однако, нашла в себе силы как можно дружелюбнее справиться о его самочувствии.

«Детки, милые козлятушки, ваша мать пришла…» – пропела она мысленно, ощутив в себе волка.

– Dea ex machina![49] – сказал в ответ старик. – Я только что подумал о тебе, но и не подозревал, что ты читаешь мысли. Тут такое дело… Я давно уже хотел тебя поблагодарить. И если ты спросишь меня, я отвечу: у вас мне по-настоящему хорошо. Макс готовит вкусную еду, Елена развлекает меня своими шуточками. Panem et circenses – хлеб и зрелища, чего еще можно желать!

– В выходные тебе придется обойтись без Макса, – сказала Петра. – Он собирается съездить к Мицци в Берлин. И я это только приветствую. Нам всем очень интересно, что он расскажет. Впрочем, и Харальд тоже уедет по своим делам. Но мы, надеюсь, поладим, да и санитарки будут приходить, как положено.

– Значит, я остаюсь единственным мужчиной в доме? – спросил старик, как показалось, с некоторой робостью.

– В Доссенхайме ты тоже жил один, – успокоила его Петра. – С чего ты вдруг так перепугался?

– Ну, как-никак вам угрожали… – пробормотал он еле слышно, чем рассердил Петру, которой не понравилось, что Макс – кто же еще? – посвящает старика во все семейные тайны.

В ответ она, правда, изобразила шутку:

– Под твоей защитой никто не отважится на меня напасть.


Макс находился в сильном возбуждении. Он часто летал в Австралию, но поездка по железной дороге в Берлин почему-то пугала его своей новизной. В Интернете он выбрал самый удобный маршрут с неизбежными пересадками и купил на вокзале два билета. На вокзал он прибежал с одним рюкзаком, поэтому ему не пришлось покупать парковочное место. Экспедиция выливалась в кругленькую сумму. К счастью, мать сунула ему две сотенные, чтобы он сходил с Мицци в ресторан. Йенни должна была присоединиться к нему на перроне, ей перед отъездом полагалось обслужить еще трех инвалидов.

Наконец они сели в поезд, следовавший до Франкфурта. Им посчастливилось найти пустое купе. Во Франкфурте предстояла пересадка в скоростной междугородный экспресс ICE, и Макс вновь испытал радость от того, что додумался заранее забронировать билеты. Йенни успела все же переодеться после работы. Она распустила свои длинные волосы и накрасилась, как показалось Максу, чуть более ярко, чем следовало. Наверное, у нее сложилось неправильное представление о столице. Насколько Макс был проинформирован, в кругу знакомых Мицци элегантные прикиды популярностью не пользовались.

– Моя сестра живет с подругой Ясмин, – стал вводить в курс дела свою спутницу Макс. – Отец не выносит эту женщину, поэтому Мицци приезжает к нам только на Рождество.

Йенни напряженно хихикнула. В отличие от Макса, она не боялась путешествий, зато сильно волновалась перед знакомством со столичной публикой. Как ее примут в студенческой компании? Новенькую красно-белую в полоску блузу в стиле мужской сорочки она считала своей лучшей вещью, но это дома, а в Берлине? Не покажется ли она им в ней провинциальной простушкой, а то и вовсе мещанкой? И Йенни отважно закатала рукава чуточку повыше.

Макс взял ее сильные руки в свои и глазами влюбленного стал разглядывать татуировку на предплечье.

– Эту надо оставить, – сказал он.

– Нет, – решительно воспротивилась Йенни. – С этой татуировкой он меня обманул! Бабочка и дракон мне понравились. В ответ на это Фалько сказал, что сделает мне на спине небольшую ласточку, и я ему поверила. А потом посмотрела в зеркало и увидела, что маленькая ласточка превратилась в огромного сокола.

Макс с трудом мог представить, как это можно не почувствовать, когда кто-то колет тебя иголкой по всей спине. Разве что Фалько каким-нибудь образом сделал Йенни бесчувственной к боли.

– Ты поэтому от него ушла?

– Ах, брось, если бы только это! Фалько вообще большой говнюк, каких свет не видал!


Харальд в эту пятницу после обеда тоже паковал дорожную сумку. В нее поместились туалетные принадлежности, клетчатая рубашка и спальный мешок. Жена вернулась с работы около шести. Он поцеловал ее в щеку на прощание и проворно убежал. С дня своего сорокалетия он ни разу не рыбачил, и сейчас в предвкушении радовался как ребенок.

Как только муж оказался за порогом, Петра принесла старику бутерброд и большой стакан яблочного сока с минеральной водой. Сунула в микроволновку пиццу для себя и устроилась перед телевизором. Примерно через час пришла незнакомая санитарка, которая по всем признакам неплохо ориентировалась в их доме. Петра едва дождалась, когда та уйдет, и сразу приступила к натирке полов.

Она еще ни разу в жизни не занималась этим делом. И где это видано, чтобы натирали дощатые полы? Или мастикой раньше натирали паркет в замках? Дорожки были свернуты в один миг, воск нанесен за пару минут, однако поверхность долго не приобретала необходимой гладкости. Петра терла и полировала, терла и полировала, пока не онемели руки и колени не перестали сгибаться. В конце концов она справилась, но окончательно выбилась из сил. Но как приятно было расслабиться в горячей ванне, наслаждаясь тем, что коварный замысел начал приобретать реальные очертания! Сегодня она была собой довольна.

В десять Петра уже лежала в постели и думала о своем друге, с которым она сейчас была бы не прочь провести время. Интересно, что сейчас делает муж? Наверное, завис в деревенской пивной, набил живот охотничьим шницелем с коричневым соусом и сейчас на пару с Юргеном дует одну кружку пива за другой. Ее малыш Макс, видимо, куда-нибудь отправился с сестрой, а может, даже и с Ясмин. Интересно, понравится ли ему берлинская ночная жизнь? Дискотеки его никогда особенно не привлекали. Мицци наверняка познакомит его с множеством девушек… Уставшая от дел и дум, Петра погрузилась в глубокий сон, и ей приснился пивной бар для лесбиянок, где ее старшая, по всей вероятности, проводила большую часть свободного времени.

Из крепкого сна Петру вырвал оглушительный грохот. В ужасе, ничего не понимая, она вскочила, и в тот миг же раздался страшный вопль, сменившийся жалобами и проклятьями. Потом все так же внезапно стихло, и в доме повисла гробовая тишина. Остолбенев от неожиданности, она постепенно начала соображать, что же произошло.

Ну надо же, с удовлетворением подумала она, в первую же ночь сработало. Но решила не сразу идти наводить порядок, а еще немного поприкидываться мертвецки спящей.

14

В пятницу под вечер Йенни с Максом прибыли на Центральный вокзал Берлина. Пока они стояли разинув рты, пораженные внушительными зданиями, и думали-гадали, куда идти, чтобы отыскать в этой толпе Мицци, сестра предстала прямо перед ними. Макс с Мицци обнялись, не забыв и про Йенни – той тоже достались объятия, пусть и не такие пылкие.

– Эй, младший, как доехали? – спросила Мицци.

Они оба рассмеялись, потому что именно так бабушка обращалась к каждому гостю, даже если он преодолел каких-нибудь неполных пять километров.

Йенни наблюдала за Мицци со смешанными чувствами. Худая, как жердь, каланча, изучает психологию и определенно видит всех людей насквозь, как рентгеновский аппарат. Мицци тащила тяжелую коробку, набитую кока-колой и наполнителем для кошачьих туалетов.

– Ит для моих соителей[50], – как бы оправдываясь, пояснила Мицци.

Максу очень не нравилось, когда сестра начинала строить из себя берлинку, потому что местный диалект звучал в ее устах очень искусственно.

Они решили сначала доехать на метро до Фриденау[51], бросить дома багаж, а позже, когда появится Ясмин, пообедать в тайском ресторане. Студенческая квартира удивила Йенни царившим в ней беспорядком, какого она еще не наблюдала ни у одного из своих нуждающихся в уходе пациентов. Наконец появилась Ясмин, которая изучала педагогику и арабистику. По первому впечатлению, это была незаурядная личность, но с приветом. Однако настоящей сенсацией стала еда. Йенни буквально опешила от незнакомых названий, и Мицци пришлось выбирать за нее. Еда была подана, Йенни недоверчиво зачерпнула ложку красного супа с прозрачной китайской лапшой и закашлялась.

– Жжет как огонь, – в ужасе призналась она.

Ясмин, как показалось, этому даже обрадовалась:

– Давай поменяемся! – и протянула ей свою тарелку с крабами и яйцом под карри, но и это блюдо Йенни не понравилось.

Мицци утверждала, что у Ясмин редкое психическое нарушение – ей всегда хочется съесть то, что лежит на тарелке у соседа. Довольный Макс тем временем за обе щеки уплетал рис с курицей – Мицци предпочитала называть это flied lice[52].

– Сегодня твоего дедушку будет укладывать в постель Хайди, – прошептала на ухо Йенни.

Но Максу сейчас не хотелось думать о старике, к тому же он был уверен, что на мать можно положиться, она о нем позаботится.

На следующее утро все пожелали сходить на Улицу 17 июня на блошиный рынок, где какая-то подруга распродавала с лотка бабушкино наследство. Однако мысли Макса к этому времени витали далеко – он предвкушал длинную ночь любви.


У Харальда тем временем тоже дела шли неплохо. Они сговорились с Юргеном встретиться в определенном месте, так как найти хижину было непросто. Погода не предвещала перемен, и хотя было довольно свежо, стоял ясный солнечный день.

Приятели долго сидели на скамейке на берегу озера, ровным счетом ничего не делая и безмятежно созерцая мутную воду.

– Хочешь есть? – предложил наконец Юрген.

– Пожалуй, но мы с тобой пока не вытащили ни одной рыбки, – ответил Харальд.

Как бы то ни было, они свернули удочки и отправились закусить. Через некоторое время они приземлились в ресторане класса люкс, где Харальд в своей клетчатой рубашке почувствовал себя убогим существом.

– Самой собой, ты мой гость, – объявил Юрген. – Рука руку моет!

– Тс! – остановил его Харальд и украдкой оглядел соседние столики.

Однако вокруг были совершенно чужие лица.


В то время когда муж в Шварцвальде, а Макс с Мицци в Берлине спали крепким сном, Петру снова разбудил невероятный грохот. Через несколько мгновений, оправившись от страха, она села на край кровати, включила свет, взглянула на часы и стала всматриваться в темноту коридора. Но нет, валявшегося на полу свекра она не увидела. Осторожно ступая, чтобы не грохнуться самой, Петра босиком прошла в комнату старика. Темно, старик тихо посапывал. Петра щелкнула выключателем и с удивлением нашла его мирно спящим в кровати. Неужто ей приснилось?

Когда она, уже снедаемая сомнениями, собиралась снова залечь под одеяло, ей попались на глаза следы скольжения на натертых до зеркального блеска половицах, которые вели к лестнице. Ага, значит, старик все-таки поскользнулся и каким-то чудом без посторонней помощи снова пошел? В это было нелегко поверить.

Но тут Петра заметила у лестницы стоптанный черный сапог. Совершенно сбитая с толку, она медленно, шаг за шагом спустилась вниз и уже на половине лестничного пролета перепугалась чуть ли не до смерти. Внизу лежал незнакомый человек и, скорчившись от боли, свирепо на нее таращился. Второй сапог валялся рядом. Левая нога незнакомца была как-то странно вывернута, на носках зияли дырки.

«Вот это да! – подумала Петра. – Шантажист собственной персоной! Пожаловал, чтобы меня похитить, а может, и убить! Похоже, благодаря моему искусству он пролетел по всей лестнице и утратил боеспособность».

– Что, получили по заслугам?! – торжествуя, прогремела она. – Кто роет яму!.. Я звоню в полицию!

Но как этот субчик вообще пробрался внутрь, если парадная дверь была заперта изнутри на задвижку? Петре не очень-то хотелось переступать через преступника, чтобы проверить замок. Лучше уж она поднимется наверх и наберет номер.

– Подождите, – донеслось снизу. – Я все объясню. Я друг Макса.

Петра не поверила ни одному слову.

– В таком случае я бы вас знала, – сказала она холодно. – И кроме того, мой сын не держит в друзьях взломщиков.

– Пожалуйста, разбудите его, спросите у Макса, он подтвердит, – умолял незнакомец, дрожа всем телом.

Однако этим путем он не добился от Петры ни капли сострадания. Она намеревалась поступить так, как считала правильным. По правде сказать, после того, как преступник произнес имя ее сына, некоторые сомнения в ней все же зашевелились. Определенно, он следил за всеми членами семьи.


Фалько отчаянно нуждался в деньгах, и потому у него родилась мысль взять с Макса очередную сумму вперед, как бы авансом. И хотя до дня выплаты еще оставалось время, он собирался поощрить Макса небольшой уступкой. А поскольку на телефонные звонки Макс не отвечал, Фалько, недолго думая, вскочил на мотоцикл и посреди ночи помчался прямо к дому Кнобелей.

Машина Макса стояла перед домом, а значит, и сам он должен быть у себя. «Мерседеса» отца Макса Фалько поблизости не заметил. Это могло означать, что родители в отъезде. Фалько попытался сначала проникнуть через гаражную дверь, но она была чем-то основательно забаррикадирована изнутри и к тому же хорошо просматривалась с улицы. Все окна в полуподвале также были закрыты. Открыть замок входной двери с помощью специальных инструментов ему не составило большого труда, но с внутренней стороны дверь страховала массивная задвижка. Оставался только балкон. Фалько показалось, что балконная дверь была прикрыта ставнями, державшимися на честном слове.

Фалько находился в прекрасной спортивной форме и не был новичком в своем деле. Правая половинка двустворчатой двери действительно была открытой, ее прикрывала только прислоненная ставня, и Фалько беспрепятственно шагнул в комнату. На секунду он включил карманный фонарик, увидел спящего мужчину и немного струхнул. Но поскольку старик даже не шевельнулся, Фалько стянул сапоги и бесшумно прокрался через комнату в коридор. Там он снова посветил себе фонариком, чтобы разобраться в планировке и понять, как лучше добраться до полуподвала Макса.

Позже он совершенно не мог ни понять, ни объяснить, что же произошло. Единственное, что можно было предположить, это что носки оказались скользкими, так как, сделав не больше двух шагов, он не удержался на ногах, проскользил прямиком к лестнице, опрокинулся и с артистичным воплем, который бы украсил ключевую сцену любого приключенческого фильма, приземлился на мозаичный пол первого этажа.

Некоторое время он в шоке лежал внизу. А когда попытался встать, Фалько пронзила острая боль. Через два часа в больнице врачи установили, что у него всего лишь легкое сотрясение мозга, правда, в довершение к этому сломаны правое запястье и левая нога.


До прихода полиции Петра снова постелила дорожку. Патрульная машина приехала быстро, и Петре хочешь не хочешь пришлось-таки переступить через валявшегося преступника, чтобы впустить их в дом. Один из офицеров спросил, как зовут раненого, но у того вместо ответа вырвался стон.

Назад Дальше