Задвижка двери ведущей на террасу состояла из двух направляемых роликами стержней, которые входили в отверстия вверху и внизу в деревянных рамах. Владельцем дома был архитектор, или инженер, или кто-то в этом роде. Нормальный человек установил бы обычные задвижки с ручкой. Иногда Фалько решительно не понимал некоторых людей, которые столь легкомысленно распоряжались своим имуществом. Открутить задвижки на дверной коробке большого труда не составило, и через пару минут он уже стоял на красном ковре в жилой комнате.
Когда он в открытую скажет Максу с Йенни, что знает, кто убил Пита Булля, они никуда не денутся и вынесут все деньги из родительского дома, лишь бы он держал язык за зубами. И он потом годами будет выжимать из них бабки, когда захочет, никуда они не денутся. Да, он рассчитается с голенькими голубочками сразу за три дела.
Если все пойдет как задумано, то Йенни он прихватит с собой. Заложница может очень пригодиться, если этот слабак не пожелает раскошелиться.
Фалько осторожно прокрался по лестнице вниз и с ходу нашел комнату Макса. Он планировал напасть врасплох, ошеломить, поэтому решительно рванул дверь и мгновенно нащупал выключатель. Мельком увидел пару белокурых локонов на подушке; наверное, они спрятались с головой. Фалько без колебаний рванул на себя стеганое одеяло.
Йенни вскочила и растерянно уставилась на преступника. Что за кошмарный сон? Хотела закричать, но звуки застряли где-то в горле. Второй попытки злодей ей не дал, закрыв рукой рот.
– Где твой женишок? – спросил Фалько, забыв, что она не могла ему ответить. – Вы убили Пита Булля, – продолжил он. – Если не хотите, чтобы я вас сдал, я хочу еще сегодня пять штук!
У девушки дернулись мышцы лица, и показалось, что она хотела что-то возразить. Фалько убрал ладонь с ее рта, но крепко схватил за руки.
– Ты идиот, сам знаешь, что у меня с деньгами туго. И, кроме того, я не видела Пита Булля уже несколько лет, – прошипела она сквозь зубы.
– Ты одна в доме? – спросил он.
Йенни покачала головой.
– Макс в туалете. И еще на первом этаже спят его родители и дед. У тебя нет шансов. Они услышат и позвонят в полицию.
– Врешь, как по писаному! «Мерседеса» нет, инженер со своей рыжей грязнулей уехали, – заявил Фалько. – А твоего Макса я сейчас сцапаю.
Разумеется, прежде чем отправиться на поиски Макса, надо было позаботиться о том, чтобы Йенни не улизнула. Фалько присел на колени, чтобы связать ей руки на запястьях скотчем, лежавшим в кармане. Йенни отчаянно сопротивлялась и кричала во весь голос в надежде, что проснется Петра.
Фалько не мог одновременно связывать руки и зажимать ей рот. Йенни рассвирепела, словно бешеная собака, и укусила его в руку. Преступник взвыл от боли и на мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно. Девушка стряхнула его с себя одним толчком, спрыгнула с кровати и попыталась удрать через гараж. Фалько рыбкой прыгнул за ней, ухватил за щиколотку, и они оба рухнули на пол.
Пронзительный крик выхватил Петру из глубокого сна. Неужели опять снились мертвецы? Харальда рядом не было, и некому было ее обнять, чтобы она почувствовала себя под защитой. Она была одна-одинешенька, предоставленная самой себе. Главное – не поддаваться истерике, попыталась успокоить себя Петра. Она решила принять таблетку валерьянки и попробовать заснуть. Но тут до ее слуха донесся какой-то грохот, и это ей точно не приснилось.
Какой тут покой! Она накинула халат, вставила ноги в тапочки и пошла посмотреть, что происходит в доме. По дороге она включила свет в коридоре и уже спускалась на первый этаж, как из подвала вновь долетели странные звуки.
Неужели опять шантажист или вор-домушник? Если она позвонит в полицию, то прослывет сутягой. Возможно, это всего-навсего хлопает от ветра незакрытое окно в комнате Макса.
Из подвала виднелись слабые полоски света, и это Петру насторожило. Тем не менее она мужественно ступила на последний лестничный марш, который вел в подвал. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, но женское любопытство победило страх. Дверь в освещенную комнату сына была нараспашку. Открыта была и та, что вела в гараж.
Наконец Петра заметила две фигуры, перекатывавшиеся по полу гаража. Петра ворвалась в комнату и кинулась искать под кроватью пистолет. До пистолета было не дотянуться, зато металлическая труба лежала поблизости. С поднятой трубой она вступила на место побоища и грозно прокричала:
– Немедленно прекратите, не то пожалеете!
Фалько сидел на Йенни и, похоже, не собирался ее отпускать. Одного косого взгляда на угрожающий предмет в руке Петры ему было довольно, чтобы узнать пресловутое оружие Пита Булля – кусок металлической трубы. Через мгновение этот предмет со скоростью гильотины опустился ему на голову. Испустив жалкий стон, Фалько упал и больше не издавал ни звука.
Словно в замедленной съемке, Йенни высвободилась от хватки Фалько и встала на ноги. Она была в одной короткой рубашке и выглядела как помешанная Гретхен, только что утопившая родившегося младенца[79]. Пару секунд женщины вылупив глаза молча смотрели друг на друга.
– Что здесь происходит? – строго спросила Петра.
– Если вы любите своего сына, то, прошу вас, не вызывайте полицию, – пролепетала подавленная Йенни. – Вы причините ему еще большие неприятности.
– Но что-то же надо делать! – едва не перешла на крик Петра. – Ну, ладно, по мне, так надо сперва вызвать «скорую». Этот тип однажды уже влезал к нам в дом, и я не понимаю, что еще ему здесь нужно. И что вы здесь забыли?!
Йенни подошла к Фалько, проверила пульс и с удивлением объявила:
– Он мертв!
– Этого не может быть! – не поверила Петра. – Должно быть, сотрясение мозга, не больше.
– Пощупайте сами, – сказала Йенни, – он готов! На вашем месте я бы тысячу раз подумала, стоит ли поднимать шум. Иначе не оберетесь проблем на свою голову.
– Будет вам! – уже не так уверенно ответила Петра. – Что за ерунду вы говорите! Я спасала вам жизнь, это не преступление, но обязанность гражданина, – было видно, как она силится придать голосу твердость. – Несмотря на это, мы не можем оставить его здесь.
– Вы правы, – согласилась Йенни. – Надо от него избавиться. Я вам помогу, но сперва отгоню подальше его мотоцикл. До скорого!
А затем ночные кошмары Петры начали обретать реальные очертания. К счастью, в нужный момент она вспомнила, как ловко Харальд предложил идею, куда спрятать тело. Жаль, что мужа в этот момент не было рядом. Недолго думая, Петра позвонила его закадычному другу. Как-никак Харальд подкинул Юргену миллионный контракт, и одним приглашением на рыбалку на выходные тот не отделается. Одним словом, если попросить очень настойчиво, то никуда он не денется. Да и просьба-то плевая.
26
Мертвеца погрузили в багажник. Туда же положили и отрезок трубы – ей надлежало отправиться вместе с телом, – и в этот момент буквально оцепенели: сверху раздался бодрый возглас. Не иначе как старик, который иногда выходил на балкон среди ночи.
В последнее время редкая ночь проходила без того, чтобы он не проснулся, а при полной луне и говорить нечего.
– Все в порядке? – крикнула ему Петра.
– Hic, haec, hoc, учитель с палкой пришел на урок![80] – ответил старик и захихикал.
– Ступай в кровать, еще не хватало тебе умереть от простуды! – крикнула ему Петра и сама испугалась своих слов.
– Он опять не в себе, – тихо подсказала ей Йенни. – Утром он ни о чем не вспомнит.
На том успокоились и пустились в дорогу. Будешь рыть другому яму, сам в нее…
– Вообще-то, я не люблю подземные гаражи, – призналась Петра. – Мне в них всегда как-то жутко.
Юрген уже поджидал их у назначенного места. Глазом не моргнув, он отпер решетку, перегораживавшую стройплощадку, проехал с женщинами внутрь и помог сбросить тело в смотровой колодец. Потом сел за руль нагруженного самосвала и засыпал колодец, как будто его и не было вовсе.
– В сущности, ты сможешь меня шантажировать лишь в том случае, если возьмешь верх над мужем, – сказал он так, чтобы Йенни не услышала. – Скорее это ты теперь у меня в руках. Но если ты позаботишься о том, чтобы мне достался еще один не менее выгодный заказ, то сегодня мы отпразднуем начало чудесной дружбы.
Петра кивнула в ответ. В этот момент она была готова пообещать все что угодно. Как бы то ни было, Юрген попрощался по-джентльменски:
– Я не пророню ни слова, и Харальд ни о чем не узнает. Если тебе снова понадобится друг для деликатного дельца, то я всегда к твоим услугам.
На обратном пути Петра и Йенни поклялись хранить тайну во веки веков. О ночном происшествии не должны были знать ни Макс, ни Харальд, ни тем более старик. Об остальных и говорить нечего.
Петра высадила Йенни в городе, а сама вернулась домой. И тело и душа жаждали погрузиться в горячую ванну. У нее еще оставалось много времени до того часа, когда нужно было подать завтрак старику, и тем более до девяти, когда она открывала магазин.
Петра кивнула в ответ. В этот момент она была готова пообещать все что угодно. Как бы то ни было, Юрген попрощался по-джентльменски:
– Я не пророню ни слова, и Харальд ни о чем не узнает. Если тебе снова понадобится друг для деликатного дельца, то я всегда к твоим услугам.
На обратном пути Петра и Йенни поклялись хранить тайну во веки веков. О ночном происшествии не должны были знать ни Макс, ни Харальд, ни тем более старик. Об остальных и говорить нечего.
Петра высадила Йенни в городе, а сама вернулась домой. И тело и душа жаждали погрузиться в горячую ванну. У нее еще оставалось много времени до того часа, когда нужно было подать завтрак старику, и тем более до девяти, когда она открывала магазин.
«Так – так – та-ак, значит, я убийца, – обдумывала Петра свое новое положение, нежась в благоухающей лавандой воде. – Но убийце полагается преднамеренный замысел и низменные мотивы. В моем случае ничего такого не было. Ведь это была необходимая оборона, разве не так? – Нет, не так. Только Йенни подверглась нападению, лично ей преступник ничего не сделал. Гордыня до добра не доводит. В любом случае сперва нужно поспать. Ну а на крайний случай всегда есть Рональд Мельф».
В восемь Петра подала свекру в постель кофе с булочками и мармеладом. Старик с упреком показал пальцем на пустой рот – потому что Петра забыла дать ему зубные протезы. Макс по утрам всегда сервировал их на блюдечке.
Незадолго до появления Елены Вилли Кнобель справился с завтраком, и Петра ушла на работу. По субботам в магазин, как правило, заглядывало чуть больше клиентов, чем обычные пять человек. Первая половина дня, как и ожидалось, была заполнена рабочими хлопотами. Петра с головой ушла в работу, чтобы чего доброго не напортачить. И это ее несколько отвлекло от назойливых мыслей.
Всю вторую половину дня Петра провела перед включенным телевизором, не обращая внимания на то, что он показывал. Она праздно провалялась на диване несколько часов и валялась бы так дальше, если бы из этого сомнамбулического состояния ее не вывел звонок Харальда. Харальд стал рассказывать об огромной рыбе, которую выудил Макс.
– У нас с парнем полное понимание. Мы вчера хорошо поговорили по душам, – поведал Харальд. – Ты не волнуйся, все…
– …все в порядке, – продолжила за него Петра, закатив глаза.
– Твой Макс подыскивает невесту, – выдал тайну Харальд. – Мы и раньше это подозревали, но он наконец сам чистосердечно признался. Ты только не волнуйся, эта Йенни действует на него положительно, я сразу заметил. Тебе надо с ней познакомиться поближе, тогда ты избавишься от предубеждений.
– Мне? Предубеждения? Все как раз не так. По мне, так Йенни девушка что надо, – возбужденно парировала Петра.
Этот надменный тон был знаком Харальду. Лучше пока не говорить ей о дарственной отца. И он просто пожелал жене доброго дня.
За одну ночь я сделала для нашего Макса больше, чем Харальд за все выходные, подумала Петра. Самая главная проблема теперь устранена.
27
Следующий день начался с того, что старик стал доставать всех своими фантазиями. Он хотел прямо сегодня вернуться к себе домой, чтобы спокойно спать. О переделках в доме он ничего не желал слышать. Новую ванную за счет прихожей или кухни? Перенести его спальню на первый этаж? Слишком затратно, он не согласен! Когда его положат в гроб, так или иначе, все придется опять переделывать. Почему бы не ограничиться пристроенным к лестнице подъемником? По телевизору он уже много раз видел это чудо, и каждый раз удивлялся, насколько эта штука может быть полезна людям, которые с трудом передвигаются.
В Интернете Макс нашел фирмы, выпускающие такое оборудование, и попросил прислать больше конкретной информации. Оборудование установили. И все же Макс не мог скрыть удивления от того, насколько уродливо и одновременно практично это выглядело на деле. Фактически получилась небольшая зубчатая железная дорога.
В сентябре с помощью нескольких профи и санитарного автомобиля переезд был осуществлен. Однако это не решило всех проблем.
Вилли Кнобель не только не желал слушать о каких-либо архитектурных перепланировках, но и не желал, чтобы меняли обстановку в комнатах. Ему хотелось, чтобы все оставалось таким, каким он привык видеть в течение многих лет жизни. Максу было неприятно напоминать деду, что с некоторых пор дом ему не принадлежит, но никто бы не поверил, что он будет спать на постели покойной бабушки. Йенни, у которой было совсем немного имущества, ни при каких обстоятельствах не соглашалсь размещать его в крупногабаритном мусоре, как она назвала бывшую в доме мебель, в комнате для гостей. Ей хотелось чувствовать себя временной поселенкой.
Макс решил сперва вселиться без Йенни и потихоньку, день за днем перетащить доставшуюся от дедушки с бабушкой мебель в подвал или в сарай. На протесты дедушки он неизменно отвечал улыбкой. И все же его не очень устраивал такой расклад, по которому в его распоряжение попадал не весь верхний этаж, и в первую очередь то, что дедушкина спальня была как раз напротив его.
Одна из причин, по которой Йенни до сих пор не решалась переехать, заключалась в том, что она и так довольно часто оставалась у Макса на ночь. Все равно аренда ее квартиры заканчивалась в конце октября. Сейчас за Вилли Кнобеля отвечала другая служба по уходу, где Йенни рассчитывала получить место. Там же собирался проходить обучение и сдавать экзамены и сам Макс.
Тем временем в родительском доме наступило время мира и спокойствия. В отношениях Харальда с Петрой даже наметились признаки второй весны. Они уже несколько раз сходили после работы в ресторан и один раз были в кино. Новый период вернул им ощущение забытой свободы и легкости. Бывшую комнату Мицци оклеили обоями, на пол постелили дорогой старинный ковер, удачно приобретенным Петрой на аукционе. На Рождество ждали обоих детей. Макс мог бы переночевать в своей норе, а Мицци – в комнате с балконом. Старика на праздничные дни планировали оставить на попечительство Йенни.
Подруги Петры часто жаловались на синдром пустого гнезда. Проявлениями синдрома называли безутешное отчаяние родителей после того, как вставшие на крыло птенцы улетели из дома и зажили самостоятельной жизнью, утрата чувства собственного достоинства, бессонница и депрессия, которые в критической фазе зачастую усугублялись климаксом. Это как контрастные ванны, где печаль сменялась надеждой. Это было почти невыносимо. Ничего такого Петра за собой не наблюдала. Макс при случае забегал поужинать, когда мать его приглашала, правда, ни разу не приводил с собой подругу и не приносил грязного белья. Зато однажды порадовал ее букетом розовых альпийских фиалок.
Петра помогла ему с переездом, отправила с ним свою уборщицу и щедро подкинула деньжат на первое время. Отныне она наслаждалась приятным осознанием того, что не надо больше заботиться о трех домочадцах и всю энергию можно направить на работу, а остаток – на сократившееся домашнее хозяйство. Однако самая благоприятная перемена в жизни Петры была связана с тем, что старик больше не курил в доме, а ванная комната снова всецело перешла в ее пользование.
День, когда Йенни в конце концов поселилась практически в пустой комнате для гостей, остальным обитателям доссенхаймского дома дал повод испытать почти полное удовлетворение. Старик снова лежал в знакомой спальне на верхнем этаже, разве что на медицинской кровати, специально предоставленной больничной кассой; в комнате напротив встали лагерем Макс со своей любимой. Бывшая комната для гостей полностью стала миром Йенни, и она ее обставила так, как посчитала нужным. Макс то и дело удалялся в мансарду, где оборудовал себе гнездышко с компьютером, музыкальным центром и телевизором. Весь первый этаж был зарезервирован для деда, и тот опять без наушников торчал в своем глубоком кресле перед экраном. Телевизор издавал оглушительный рев, который не пугал только его; старик как ни в чем не бывало громко прихлебывал суп под какую-нибудь передачу и только завтракал в постели.
Незадолго до Рождества старик свалился при попытке подняться на лифте без посторонней помощи. Он пролежал на полу до самого возвращения Макса. По счастливой случайности он ничего не себе не сломал, но переохладился, а пережитый испуг несколько выбил его из устоявшегося ритма. Макс уложил деда в постель, положил на живот грелку и вызвал врача, чтобы тот обследовал пострадавшего.
– От смерти нет зелья, – заметил старик философски и тем не менее до самой ночи дрожал всем телом. – Contra vim mortis… как же там дальше? Совсем забыл латынь!
И с досады у него потекло изо рта, из глаз и носа на только что натянутую свежую наволочку. Макс протянул ему платок.
– Когда я умру, погребите мой прах в hortus conclusus[81], – жалобно попросил старик.