Видел я один раз — и этого мне показалось более чем достаточно — экстравагантного сына Саддама, Уддэя. Он тоже недавно нашел свой последний приют где-то в горах Северного Ирака, вместе с братом, был застрелен американцами во время осады их секретного схрона. Говорят, выдал их их охранник, за внушительные «тридцать серебрянников». Ей богу, я бы этого безвестного Иуду не осуждал сильно, а то не ровен час накуролесил бы еще молодой Хусейн, натворил бы, останься он в живых… Уддэй славился своим неукротимым нравом, свободным от условностей образом жизни, и диким общественным поведением. Ну, например, «знающие люди» почти не скрываясь тогда говорили, что он развратничает по царски, выписывая подруг для досуга из нескольких стран, в том числе и из нашего, социалистического «лагеря» (кстати, лагерь тогда мы писали еще без кавычек?). Носился на спортивном авто по улицам Багдада, как сумасшедший. В 90-ые годы он даже убил одного охранника во время перепалки, за что папа его поместил на какое-то время под арест и зело журил по-отцовски…
Я сижу в «переговорной» комнате Иракского Комитета по Спорту и спокойно беседую с чиновником Комитета на тему продления контрактов наших футбольных тренеров(я тогда отвечал и за это направление какое-то время, по линии Госкомспорта). Тренеры наши, во главе с известным Юрием Морозовым, ныне, увы, покойным уже, служили в Ираке по контрактам, и раз в год требовалось их пролонгировать, обговаривая все коммерческие условия. Что поделаешь, тренерские услуги, это предмет контракта такой специфический, но по сути — товар, как и любой сервис, любая услуга. Тогда я был представителем советского спорта, чиновником МВЭС, который отвечает за судьбу тренерских контрактов, согласовывает условия, что я и делал, сидя в Комитете однажды…
Вдруг я слышу из отдаленных комнат на нашем же этаже разносятся громовые крики, слов не разберешь, это потом мне рассказали, что на одном из стадионов на юге, во время футбольного матча, произошел какой-то инцидент с применением оружия, что было и немудрено, после войны автомата не было только что у ленивого. Я знал, что Уддэй Хусейн как бы «курирует» футбол, как и спорт и физподготовку в целом, обладая и административными, как Председатель спорткомитета, и совершенно неопределенными, но гигантскими, внедолжностными полномочиями в этой сфере. Да он занимал официальные должности в спортивном ведомстве, но разве дело в должностях? Он был сыном «Самого». И очень уважал футбол.
Я не знал, что кричит именно он.
Дверь открылась, в дверном проеме появился почти двухметровый Уддэй, как всегда небритый, с холодным, сверлящим взглядом, красный от гнева. Во взгляде читался вопрос, обращенный к моему собеседнику: «Это еще кто?». Меня он приветствием не удосужил, да и слава богу, к чему мне его приветствия, а то еще вдруг вспомнит где…Бр-р-р.
Мой собеседник в ужасе вскочил, объясняя ему, что, дескать, это из Торгпредства советского представитель, переговоры ведем по тренерам футбольным, и пр. Я, скромно потупив взор, продолжал сидеть на диване, разом забыв арабский язык. Уддэй действовал на меня, как удав на кролика, уж больно он был шумный и… страшный. И у него точно был пистолет, на боку!!
Уддэй что-то рявкнул ему и хлопнул дверью. Чиновник Комитета быстро свернул переговоры, сославшись на срочное задание.
Шел уже 1990 год, вскоре быть аннексии Кувейта, тренеры наши соберутся домой, и никаких продлений контрактов не будет, а стало быть и делать мне будет нечего в Комитете по Спорту, и шанса вновь когда — нибудь увидеть грозного хозяина иракского спорта тоже не будет. Не больно и хотелось, если честно….
Судьба диктатора
До сих пор большой вопрос для всего мира: «Что именно искали американцы в Ираке?». Версия оружия массового поражения достаточно быстро была оставлена, контроль за нефтяными месторождениями вряд ли получится в том политическом хаосе, который после себя оставят США. То, что С.Хуссейн был мега-злодей мало у кого вызывает сомнения, он и курдов травил химией, и головы рубил не сильно задумываясь, и сыновья вон у него какие проходимцы и преступники…
Любой диктатор, и вообще любой сколь либо авторитарный лидер государства, априори почему — то считает себя в своих национальных границах неуязвимым, а потому и действует почти бесконтрольно. На протяжении всей человеческой истории этот эффект приводил и к последующим казням диктаторов (Муссолини, Саддам, Чаушеску), и к самоубийствам(Гитлер — ярчайший пример), и к заговорам с летальным концом для него…Бывает, мрут и собственной смертью, но это редко. Примеров же насильственных смертей не счесть, но все равно, как будто повинуясь какому-то внутреннему иррациональному зову, одурманивая себя фимиамом, воскуренным по собственному приказанию, идут «любимые руководители» и «отцы нации» на свою Голгофу неограниченной власти, в слепой, не подтверждаемой ничем, надежде, авось, пронесет. Вряд ли, а уж суд истории точно воздаст…и память вытравят, и монументы снесут, и мумии из мавзолеев вынесут, если перебрал «отец» по части создания веселой жизни своему народу-то… Сейчас ко всем внешним и внутренним опасностям добавилась еще и возможность получить в своих пределах интервенцию «союзников» по какому-нибудь военному блоку, исполняющему самовозложенные функции мирового жандарма, ежели те сочтут ваше поведение недостаточно ответственным, причины могут быть разные, в том числе и весьма надуманные…Чаще именно надуманные, кстати.
Но как бы мы ни относились к личности Саддама, к его деструктивной роли в регионе, оружия массового поражения, пожалуй, у него не было и быть не могло. Ядерные технологии были режиму недоступны, химическое оружие можно с натяжкой отнести к ОМП в тех объемах, которые остались у Саддама после инспекций ООН в начале 90-ых. Доподлинно известно, что в конце 80-ых Саддам пытался построить гигантскую пушку, как у Жюль Верна, но не смог даже завести компоненты в страну, они были где-то на полдороги конфискованы бдительными европейским спецслужбами, а сам конструктор зарезан в своей швейцарской гостинице. Да и то сказать, пушка эта могла быть использована лишь как пугало, добить она могла только до Израиля разве что, пропагандистский эффект был бы обеспечен, но не более.
Багдад. Война
Хорошо то, что командированным в Багдад советским специалистам всех видов, и мне тоже, платили так называемые «гробовые», то есть 20 %-ю надбавку к основной зарплате за нахождение в стране, ведущей военные действия, а по сути — за опасность с ней связанную. Тут стоит отметить, что на закате развитого социализма зарплаты представителя внешнеторгового Объединения в развивающейся стране, коей Ирак являлся, по табели о рангах составляла чуть больше 600 американских долларов, и стало быть дополнительные 20 процентов существенно повышали привлекательность командировки, пусть и в столь небезопасную пору, в военное лихолетье.
Правда, одновременно, те же 20 % и вычитались бессовестно бухгалтерией, если командированный находился в стране один, без семьи (а как он, интересно, еще мог находиться, если был прямой запрет на поездки членов семей в прифронтовой Багдад!?). Циничный трюк.
А плохо то, что это была, увы, реальная, а не газетная война, и продолжалась она уже 6 лет, и конца и края ей не было. Она то затухала до позиционных перестрелок, то вновь с остервенением, с непримиримостью обрушивалась на обе страны, перемалывая судьбы, сея смерть и разрушения… Обострение началось почти сразу по моему приезду, я уж, грешным делом, вспомнил йеменскую эпопею с переворотами и думал, сейчас иранцы Багдад-то возьмут, их ведь больше, и закончится моя первая «длинная», не начавшись… Обошлось. Если верить иракскому телевидению и плохо улавливаемым «голосам америки» и «немецким волнам» всяким, то иранские танки, как и линия фронта где-то в октябре 1986 г. реально находились в 100 километрах от города, правда, границу тогда они так и не смогли прорвать, несмотря на беспрецедентные усилия. Тысячи «добровольцев» телами устилали минные поля и заграждения из колючей проволоки, открывая дорогу регулярным войскам «Стражей Революции», но так и не смогли иранцы сдвинуть линию фронта вглубь Ирака. После весь этот ужас показывали по иракскому телевидению.
Телевидение — это отдельная песня!!!
Новости каждые полчаса, правда все новости сводятся к собственно «Заявлениям Верховного Командования» (это как «от Советского Информбюро» диктор или дикторша читает с грозным взглядом абсолютно металлическим голосом) и к встречам Саддама с товарищами на всякого рода заседаниях Революционного Совета, Съездах народных депутатов, с Министрами, с иностранными государственными деятелями, с детьми в школах, с воинами в бригадах, к бесконечным манифестациям в поддержку «Президента — вождя-верховного-гавнокомандующего» (в арабском варианте это устоявшаяся скороговорка «ар-раис-аль-каид», миллион раз прозвучавшая где-то над ухом, осталась на уровне подсознания, в вечной моей памяти). В новостных блоках собственно информации-то как раз был минимум, и, как я подозреваю, в основном, ура-патриотическое вранье про чудовищные потери противной стороны при отсутствии таковых со стороны «нашей». «Нашими», понятное дело мы сходу стали называть иракцев, а как иначе? Между новостями — песни. Хоры, на разные лады, но, на мой взгляд, на одну и ту же мелодию распевающие патриотические песни в абсолютно советской традиции массового сценического помешательства — несколько десятков человек, мужчины и женщины, одетые в разные костюмы, подчеркивающие их принадлежность к той или иной профессии или социально группе — клерки в галстуках, пожарные в касках, рабочие в комбинезонах, военные в полной форме, медсестры в фартуках, пейзане и пейзанки в национальных костюмах…
Вся эта живописная компания, расположенная уступчиком к авансцене, приподнятой в задних рядах для лучшего обзора, и с забористым солистом, лучше из гражданских, во главе в течение часа-двух могла терзать слух энергичными кантатами во славу Саддама и иракского оружия, причем по обеим имеющимся в наличии телевизионным программам одновременно. Нет, хоры были разные, можно было при желании обнаружить, что по Первому, например, больше военных летчиков во втором ряду, а по Второму — все больше тетки — служащие банков по внешнему виду… Но пели они часто и много и по обоим каналам — переключать бессмысленно, особенно в дни побед на фронте, когда патриотизм зашкаливал по прихоти «баасистского» руководства.
Альтернативным вариантом поднятия национального духа, осознания национальной идентичности считались сольные концерты слепых певцов. По какому-то неведомому культурному кодексу лучшими певцами-исполнителями, играющими на струнных инструментах типа домбры, считались в Ираке именно слепые. Бесконечные жалостливые песни, в которых я, как ни старался, ни слова разобрать не мог, могли тоже длиться часами. По-первости, знаете, забавляет…
Шли редко англоязычные исторические фильмы, запомнился какой-то австралийский сериал про поселенцев, что было исключительной удачей. И куча японских и диснеевских мультфильмов, детям было раздолье (правда все одно, на арабском языке, но какая детям-то разница). Кстати, именно тогда и там появились абсурдные, на мой взгляд, но ставшие столь популярными «мутанты-черепашки-ниндзя», иракская цензура, видно, усмотрела в них какое-то героическое начало, способствующее формированию боевого духа подрастающего поколения.
В октябре 1986 г. «хитом» телевизионных программ было нечто, для чего я не в силах подобрать адекватного названия, ну может быть «авторская панорама» или «документальное сканирование»? Нет, не знаю, нет такого жанра в известных мне телевизионных мирах ни в России, ни в Америке, ни в СССР того времени, ничего подобного я не видел никогда и, надеюсь, не увижу. Популярный нынче режиссер Балабанов, оттягивающийся на запредельной анатомической чернухе, мог бы поучиться у иракских коллег натурности и отстраненности художнического взгляда. Я не думаю, что эти программы сохранились где бы то ни было, в анналах саддамовского телевидения, а было бы интересно оставить их для истории, как оставили многочисленные кадры преступлений нацистов, съемки концлагерей.
…Камера скользит по бесконечному полю, усыпанному телами погибших солдат. Тысячи трупов, опускаю подробности для слабонервных, камера фиксирует беспристрастно, фокусируясь на деталях, задерживаясь на особо «удачных» композициях из частей тел и развороченного оружия, сверху, то расширяя горизонт взгляда, до бесконечности, то концентрируясь на картинке под ногами. Такое впечатление, что зритель летит над полем боя, уже не слышны взрывы и стоны, уже все закончилось для сотен и сотен немых «актеров», а их все снимают и снимают… Но для чего? Ни тогда, ни сегодня я не нахожу ответа на этот естественный вопрос… Для чего эти многочасовые «полеты над бездной» транслировались по иракскому телевидению под душераздирающую трагическую музыку и убийственный речитатив каких-то сур из Священной Книги, видимо, приличествующих поруганию ворога, уместных на этой дикой, паранормальной тризне…
Много позже, на следующий год, по-моему, этот жанр телерепортажа был с блеском использован и при уничтожении химическими газами всего населения курдской деревушки Халабджа, признанного поголовно, с детьми и стариками, коллаборационистами. Несколько часов я в ужасе смотрел за полетами камеры по пустым улицам Халабджи, над трупами, ну, в общем… под устрашающий аккомпанемент могильной музыки и грозного диктора, «чтоб, дескать, не повадно было». Завораживающее зрелище, переворачивающее взгляд на мир, опрокидывающее детскую веру в справедливость его устройства, раз такое возможно на Земле, раз такое вообще возможно…
Эпизод Халабджи был инкриминирован Саддаму Хусейну и вошел, по-моему, в окончательный обвинительный приговор, так же как и его братцу Али («Химический Али»), который непосредственно этой операцией руководил тогда. А тот репортаж из мертвой деревни я, наверное, никогда не смогу забыть, уж больно дико, противоестественно, невероятно для конца ХХ века это было.
Ну, чтобы отвлечься от тяжкой темы и закончить с телевидением: в качестве истинного развлечения по телевизору демонстрировались так же египетские слезливые сериалы, про жизнь простых каирских миллионеров, с чады и домочадцы, или простых феллахов, с те же чады и те же домочадцы… Арабский вариант формата мыльной оперы, «Рабыни Изауры», ныне так успешно адаптированный под российские наши реалии.
Ракеты
Наибольшую же опасность для населения Багдада, собственно, представляли иранские тактические ракеты «земля-земля».
Мы едем на волейбол, пятница, моя первая неделя в Багдаде. Вдруг где-то ухает, взрыв… Володя Рябов ведет машину и даже не отвлекается:
— Это где-то в Саддам-Сити…
— Что в Саддам-Сити? — не очень доходит до меня. — Что это грохнуло?
— Ракета, — отвечает невозмутимо Рябов. — Они любят по пятницам шарашить…
Это была моя первая, реальная ракета, первый, зафиксированный мной ракетный удар по городу. Иранцы били «по площадям», точность их ракет была невысокой, но уж в многомиллионный Багдад, раскинувшийся на площади десятков квадратных километров они попасть могли! Что и делали — ракеты довольно бессистемно падали то на густонаселенные районы окраин, то в самый деловой центр, то около промышленных зон… Предугадать место следующего ракетного удара было просто невозможно.
Однажды я приехал для переоформления страховки торгпредского автомобиля в Национальную Страховую Компанию, и по случайности злого рока именно в нее ранним утром попала очередная. Треснувшие стены, висящие на честном слове лестничные марши, штукатурка и битое стекло на полу… Ракета буквально пронзила здание Компании, слава богу, в тот ранний час там не было никого — ни сотрудников, ни клиентов. Застраховать имущество мне тогда так и не удалось, пришлось потом искать их новый временный офис, в другом районе…
…Время около полудня, мы сидим на переговорах в Министерстве Торговли, почти что в самом центре. Вдруг совсем рядом раздается мощный взрыв, стены трясутся, объявлется пожарная тревога, переговоры сворачиваются и мы быстро эвакуируемся из здания. Ракета упала где-то в районе, но детонация в высоких зданиях сильнее, и нам показалось, что это совсем рядом. Нет, довольно далеко от Министерства на сей раз, что не может не радовать.
Иранцы запускают ракеты с позиций, находящихся недалеко от линии фронта, чтобы сократить расстояние и подлетное время. Их тактические ракеты слабенькие по меркам современной войны, дай бог на сто-сто пятьдесят километров, так что достать Багдад они только и могут с линии границы. В день (чаще ночью) успевают запустить одну, максимум две ракеты по Багдаду и тут же сворачивают позицию и уматывают подобру-поздорову, т. к. немедленно взлетают иракские бомбардировщики и бомбят засвеченные позиции, благо они недалеко от фронта. Иногда, говорят, удавалось «наказать» иранцев и мобильные установки уничтожались, но что толку, если в Исламской Республике таких установок навалом. Методичные ракетные обстрелы продолжались практически всю войну, до лета 1988 года.
Я закончил считать «свои» ракеты где-то на 80-й, игра потеряла смысл, пропал «спортивный интерес», если хотите… Ну, действительно, что тут интересного, когда они падают и падают, и все, слава богу, в другие районы… Пару раз попадали в район Доры, крупного нефтеперерабатывающего завода прямо напротив нашего жилдома, через реку. Если бы хотя бы одна из них приземлилась в резервуары… Можно себе представить, что бы было, какая экологическая катастрофа могла бы произойти, а мы, к несчастью, в километре от этого места. (Что происходит, когда бомбят нефтехранилища, мы воочию видели уже на кадрах хроники в 90-м, во время оккупации и последующего разграбления Кувейта! Черное небо на многие сотни километров. На месяцы).
Багдад-1988. Моя «ближняя» ракета
В те же дни весны 1988 года, когда Доре реально угрожало разрушение, руководством Торгпредства было принято абсолютно логичное решение выдать нам всем, сотрудникам, противогазы. Какой-то период ношение противогаза на работу было просто обязательным, это было резкое обострение военного противостояния, в отдельные дни на Багдад падали 3–4 ракеты в день, что было необычно. Иракские летчики, «соколы» — как их называли в газетных сводках, явно со своей задачей не справлялись. И беда, и смех были в том, что противогазов на всех сотрудников и членов их семей, кто оказался тогда в Багдаде, не хватило, получалось по любому один противогаз на двоих, что, согласитесь, как-то неудобно, ведь и размер головы у каждого разный, да и вдруг жахнет и надо впрямь одевать сей неудобный головной убор?. Но на работу почти месяц я исправно ездил с элегантной брезентовой сумкой на боку, через плечо, и с «самсонайтом» своим в руке, все как положено. Видок еще тот.