– Отлично. Конечно, знаю. Это воительница. Если она согласится… Это пиар. Это лицо моей фирмы, пардон, нашей. Мы в долгу не останемся.
– Не сомневаюсь, что согласится. Денег она не возьмет. Мы просто подключимся к ее делам. Дела достаточно безнадежные, но раз свобода… Вдруг получится. Я как раз сегодня был в офисе «Билайн», на нее зарегистрированы два их мобильных телефона. Не могу дозвониться в редакцию. А связаться с ней надо, пришлось подключить связи. В общем, до завтра.
Вот с таким предложением он и позвонил Виолетте.
– Я была у «Приюта Инессы» три дня, брала приступом, – всхлипнула облегченно Вета. – Я так испугалась, Боря, что тебя нет. Думала, уехал из Москвы. Господи, да конечно согласна! Я тут одна уже тону в ручье собственных рыданий. Мне ведь никто, кроме тебя, никогда не помогал.
– Тогда пиши адрес. Тащи все, с чем ты тонешь, пока Армен добрый и не забурел. Он будет рад. А я… Виолетта, как рад я! Так рад, что вернулся бы на свое место, чтобы опять уволиться и еще раз найти по телефону тебя. Чтобы найти наконец не по телефону. У меня работа – свобода!
– И я рада.
Боря провел без сна почти счастливую ночь. Свобода, работа, женщина, которая ему снится с самой первой встречи. А он, такой храбрый прокурор, даже мобильный телефон побоялся спросить, чтобы ее не спугнуть. Она ведь такая… Не для него.
Но Виолетта не приехала утром. Она позвонила из больницы, куда привезла раненую Амину. Рассказала то, от чего у него мозг чуть не пробил свою клетку – его череп. Была бы под рукой граната, а еще лучше – много гранат, он бы помчался к этому бандитскому логову. Он бы отсидел. И знал бы, что за дело. За правильное дело.
– Виолетта, – проговорил он спокойно. – Никому больше ничего не говори. Не делай никаких движений. Они заметут все следы. Мы ничего не докажем. Показания жертвы, бесправной, без регистрации и прочих бумаг, мало стоят, ты знаешь. Мы должны все сделать сами. Мы без тебя. Оставайся с ней. А я звоню Армену, у него есть адвокат, он знает хорошего эксперта. Тут нужна по-настоящему ювелирная работа. Там ведь не просто бандиты без имен и прикрытия. Там люди из конкретного и не простого охранного агентства. Я смотрел вечером: у них начальник – бывший офицер! Это дорогие работники. Значит, есть крыша. Потому так откровенно и ведут себя. Скрываться не подумают. Подумаешь, животные, подумаешь, женщина-мигрантка без документов. Надо, чтобы все дела были заведены, чтобы они дополняли одно другое. Потому что это есть одно дело.
Так началась новая работа Бориса Георгиевского.
Глава шестая Червонский
Роман Червонский был руководителем крупного департамента коммунального хозяйства столько, сколько мало кто живет. А он выглядит неплохо. Заказывает одежду от «Валентино», выписывает из Франции самые дорогие и новые мужские духи. За один его браслет для часов можно купить несколько нормальных квартир. И главное, он остался мужчиной. В самом прямом смысле. Он даже себя бережет, растягивая мужской век. Девушек ему привозят в один день недели. В один – девушек, в другой – женщин, в третий – детей. И не дольше чем на час.
И есть особый день, который может растянуться на два или три. Это день Инессы. Только после этого дня он приезжает не в духе в тот дом, где безропотно и уныло ждет его старуха-жена. Только после этого дня он грубо отталкивает ее со своего пути, когда идет в свою шикарную половину дома. Жену все устраивает, ей больше нравится тихий и скромный отсек. Она там обжилась, как мышка, вздрагивающая от его шагов.
После этого дня он до ночи мечется по своим апартаментам, от которых у людей слепит глаза. Он пьет в меру виски, курит самый дорогой табак в самой дорогой трубке… Он задыхается так, что начинает бояться за сердце. Он задыхается от ярости, ненависти и последней страсти. Инесса – его проект, его подельница, его любовница. Она с ним спит: у нее южный темперамент. А деньги, которые потоком текут на ее счета, она давно уже принимает как должное. Она их зарабатывает. Да, она с ним, конечно, спит, это входит в условия договора, но она рвется от него в свою страсть. И это не мужчины, это даже не один, более молодой и красивый мужчина. То было бы еще ничего. Страсть Инессы непреодолима. Ее не перекупишь за все богатства мира. Инесса – игрок. Она стремится взлетать и падать от пьяного азарта. Она проигрывает миллионы из тех денег, которые текут к ней рекой. И это ее болезнь. Только это понятная ей страсть.
Страстями Романа Червонского были не только Инесса и деньги. Или в обратном порядке, потому что без денег не видать бы ему Инессы. Его основной страстью была даже не власть, а упоение безнаказанностью и беспределом. Ради этого упоения он, наверное, пожертвовал бы даже Инессой. Ради него ему нужны деньги. И очередной дом. И стотысячная тряпка от «Валентино», и изумрудные запонки, и самые дорогие в мире туфли. Эти жалкие люди, с которыми он может сделать все: отобрать последнее жилье, посадить единственного сына, смести со своей дороги на дачу их единственную лачугу… Эти жалкие люди беспомощно вопят и пишут в Интернете: «Он что, в могилу все это унесет?» Роман смеется: «До своей могилы я увижу много ваших, бедных могил. И их тоже успею разровнять бульдозером».
Получается, что он тоже игрок. Получается, что не случайно его так болезненно тянет к совсем не молодой и не особенно красивой женщине. Ее страсть не подчиняется его страсти. Вот в чем дело, понял хозяин жизни.
Он включил компьютер, нашел галерею ее портретов. Крупным планом восточное, беспокойное и жестокое лицо. Крупный нос, выпуклые глаза, алчный рот, который так его возбуждает. От одного портрета он вдруг почувствовал горячую волну. И подумал впервые о том, кто из них кого похоронит. Он увидел лицо врага, которому может понадобиться смести с дороги его и стать хозяйкой жизни. В большей степени, чем это ей дает он.
Глава седьмая Инесса
На своей белой вилле в Испании, среди белой мебели и темных цветов в напольных вазах с одуряющим, азартным ароматом, сидела на белом ковре Инесса и смотрела по телевизору этот цирк – «взятие штурмом» одного своего приюта. Она с наслаждением всматривалась в больные, бледные, напряженные лица людей, которые уверены, что совершают подвиг.
А она смеется, Инесса Казярян, владелица сети приютов для животных и огромного, никому, кроме Червонского, до конца не открытого бизнеса на крови, мясе, мехе и просто смерти. Эти статисты в толпе, которые переполошились из-за того, что животным некомфортно дохнуть в завязанных мешках, – они не знают, что в магазинах могут купить мясо бездомных собак и кошек под названием «отборная говядина», что у них на ногах могут быть ботинки из собачьей кожи. У Инессы есть и обувная фабрика под названием «Ботинки от Дружка». Многие и не догадываются, что это прямолинейное название – ботинки, перчатки, куртки и пояса – из собак и кошек.
У нее тысячи ловцов, продавцов, нанятых живодеров, на которых в случае чего можно свалить изувеченные трупы животных и помешавших им людей. У нее мощная охрана, практически армия. У нее все схвачено и оплачено – и прокуроры, которым эти несчастные пишут свои жалобы, и полиция, и суды, и… Да нет предела ее возможностям. Ее бизнесу больше десяти лет. И всем все было известно всегда. И вдруг, открыв свои слюнявые рты, они поверили, что после звонка тупой работницы произошла «утечка». И ее армия, и ее «крыша», и ее правоохранители дрогнули от бараньей толпы под забором. Да если бы она захотела, их бы не просто раскидали, и не всех целыми, они бы сидели по ее выбору в СИЗО, статья найдется. Ради нее все всегда находится. И собачий поводок, на котором повесили одну слишком строптивую владелицу маленького приюта, которая мешала Инессе. И тормоза отказали в машине другой, которая все порывалась посчитать ее, Инессы, миллионы, и ее же убитых собак. Она скончалась на месте. А любовник-водитель, бывший за рулем, уцелевший, с одним переломом, который все рвался дать показания из больницы, – вдруг ночью повесился на яблоне во дворе. Вот такие чудеса бывают в царстве Инессы. Все под контролем, все рукотворно…
Этот кусок, загаженный, пропитанный кровью и трупным запахом, на котором стоит приют, они с Романом просто решили использовать иначе. Она дала команду – не выносить и не зарывать несколько дней мешки с трупами и еще не трупами. Полиция сделала вид, что не может справиться, разгоняя толпу. Это было азартное занятие: наблюдать, как накаляются страсти, как такое количество людей заражает друг друга своим безумием, как они бросаются на ограду, на вооруженных охранников. Как их увозят «Скорые», а люди все прибывают… Тащат аппаратуру телевизионщики, среди них те, которые надо. Они знают, как возбуждать и провоцировать толпу. В толпу идут депутаты, прокуроры и всякие правозоозащитники. В том числе ее подруга из Общественной палаты. Она, конечно, разберется. Разберется и подъедет к ней в Испанию, расскажет то, чего Инесса не видела.
А потом, когда сброд будет выдержан до кондиции, когда он начнет терять надежду и ему расхочется жить до самоубийственных движений навстречу оружию или полицейским автозакам, тогда им разрешат войти.
Им разрешили войти после звонка Инессы из Испании. И началось это погребальное шествие с мешками, с вонючими черными мешками. И они полезли в них ковыряться, находить живых. Охрана тоже снимала, не только журналисты и любители. Инесса видела, как сидела в грязи и ревела от страха работница Амина, которая позвонила в редакцию. Она думает, что она такая первая. Она бы не сумела сосчитать то количество людей, которые за эти годы звонили и писали. Инесса и пальцем не шевельнула, это проверено: пустой номер. Никто не попрет против нее и Романа. Амине не повезло. Ей пришлось погибнуть за идею. За идею Инессы. Ее в той канаве, куда зарывают животных, уже никто не найдет.
А сейчас начнется такая муть, такая бесплодная потеха с заседаниями, на которых они все перекусают друг друга на тему, кто больше любит животных. Тем временем очищенный их руками кусок земли Роман разровняет бульдозерами. И там будет что ему вздумается: город-сад для них двоих или какая-то дорога, которую будут строить не один десяток лет. Дорога денег из бюджета на их счета.
А вот это лицо Инессе не нравится, мягко говоря. И не потому, что оно красивое. Инесса презирает женскую красоту как признак слабости, жертвенности. Такие бабы всегда оказываются чьей-то игрушкой. Они не могут принадлежать себе, что бы о себе не мнили. Виолетта Панова явно думает, что она не такая. Что она воительница, борец за правду. Господи, в чем душа-то держится?! А глаза такие, а слова такие… Она смотрит сейчас с экрана на Инессу и обращается к ней. Это глаза ненависти, слова презрения. А Инесса все медлит, все ждет. Не принимает решения. Как в игре… Нужно почувствовать момент, нужно понять сумму ставки.
Короче, она развлеклась. Отвлеклась. Пару часов позанимается делами, расчетами, финансовыми поступлениями, выводом… Потом… Потом начнется ее настоящая жизнь, в которой жизни других людей, как и жизнь вообще, – это всего лишь ставки, выигрыш, удача или проигрыш, возбуждающий иногда больше, чем удача.
Инесса играла и по-крупному, и по мелочи. Результат один: гнев против непокорности удачи или благосклонность к ее возвращению. В первом случае она продолжает до упора. Проигрывает миллионы, чтобы выиграть сотню. После удачи дает себе отдых и делает подарок. Она вызывает из флигеля молодого испанца, который работает у нее садовником. Очередного молодого испанца. Она их не запоминает по именам, так часто меняет. Называет всех просто Педро.
Инесса получит от него то, что хочет. На время погасит свой огонь. А потом смотрит почти брезгливо. Роман в свои черт знает какие годы куда более мужчина, чем эти альфонсы. Они так старательно работают, они счастливы любой лишней купюре. Они не знают ни азарта, ни вдохновения, ни страсти. Они – ремесленники. Так и пойдут по рукам хозяек жизни, пока не утратят свое жалкое «мастерство».
– Возьми деньги на столе, – скажет Инесса Педро номер пять за месяц. – Завтра ты получишь расчет. Ты будешь доволен.
И он уйдет, счастливый и мерзкий. Он будет доволен и тем, что получит хороший расчет, и тем, что она перестанет его мучить. Он спустит эти деньги в кабаках, будет кувыркаться с безмозглыми девками, а потом придет на всякий случай спросить, не возьмет ли она его опять. Нет. Она не пользуется тем, что уже выбросила.
Когда Педро ушел, Инессу выгнула ее судорога ненасытной и алчной твари-самки, которой нужно все и сразу, чтобы получить настоящее удовлетворение: она увидела вдруг перед собой тонкую шею Виолетты под красивым и ненавистным лицом. И руки Инессы сжались, ей показалось, что она слышит хруст позвонков.
Часть четвертая И не жизнь, а другая какая-то боль
Глава первая Погоня
За Виолеттой
В больницу, в которую Виолетта привезла Амину, приехал Армен. Он договорился с главврачом о том, чтобы пребывание Амины было засекречено на время следствия. Тем более ее нашли на дороге без документов. Следствию известно, кто она, но никто больше не должен знать, что Амина жива. До операции приедет эксперт-криминалист Масленников, проведет обследование, необходимое для экспертизы, будет присутствовать на операции.
Виолетта ехала в «Останкино» на запись передачи о «Приюте Инессы», вцепившись в руль, как в спасательный круг, ей казалось, что она слышит скрип своих зубов. Она сказала по телефону редактору Ане Голицыной, что не успевает заехать домой переодеться и помыться. Все придется сделать до записи. Попросила найти в костюмерной чистую кофточку ее размера. Аня ее встретила, проводила в душ, Виолетта мылась холодной водой, а потом горько плакала, закрыв лицо, заглушив плач полотенцем. Ей немного уложили волосы, она выбрала темно-синюю блузку из того, что принесла Аня. Села к столу. Посмотрела в глаза Инессе после слов оператора: «Поехали.
Снимаем».
Она говорила о животных, о подлом ужасном бизнесе. Ни слова об Амине. Но на самом деле она говорила о ней. О палачах по призванию, которые утратили даже инстинкт самосохранения, так поверили, что час их преступлений вечен.
– Но так не бывает, – говорила Виолетта. – К счастью, мир устроен иначе. И этот час кончится для каждого в отдельности. И будет тому свидетелями.
Это авторское сопровождение уже подготовленного видеоряда из приюта, информации, статистики и даже снимков белой дачи в Испании, где Инесса сейчас отдыхает от трудов праведных.
Виолетта записалась без дублей.
– Как же я тебя люблю, – сказала Аня. – Как с тобой хорошо работать! Ты похожа на актрису, на особую актрису. Даже не на французскую. На американскую. Такие распахнутые, широко открытые глаза, чувственный рот, как для эротических сцен… А в глазах такая русская боль. Получается, что и американских актрис таких нет.
– Спасибо. И я тебя люблю. Наверное, не только русская боль. У меня бабушка еврейка, Роза. Она рано умерла. Но у меня еще ребенком болели глаза, когда я встречала ее взгляд. Больная генетика.
Виолетта не поехала домой. Она в этой синей синтетической блузке из костюмерной и своих джинсах, с которых стерла водой из-под крана пятна крови и грязи, как получилось, в кадре джинсы не видны, поехала на Цветной. К Георгиевскому. Боря сказал по телефону, что они там наводят порядок после косметического ремонта, которым занимались всю ночь. Отмывают, чтобы начинать завтра прием посетителей. Виолетта им поможет. Что угодно, хоть дрова пилить, только не оставаться наедине с собой. Этот контакт такой напряженный, что иногда похож на самоубийство. На убийство себя.
В этом маленьком помещении под чердаком кипела работа. Борис и другие сотрудники вдохновенно путались в лужах, тряпках, швабрах и ведрах с мыльной водой. Выглядели они забавно. Кто в джинсах и майке, кто – в офисном костюме и светлой рубашке: ездили с утра по делам и на встречи. Никто не сообразил взять рабочую одежду из дома. Боря снял черный пиджак, закатал рукава белой рубашки и штанины парадных брюк, стоял босиком, озабоченно и с надеждой глядя на мокрую тряпку, которая никак не цеплялась у него на швабру.
Когда он увидел Виолетту на пороге, его глаза посветлели так восторженно и изумленно, как будто он не рассчитывал на эту встречу никогда. Виолетта даже рассмеялась: солнце раздвинуло тучи.
Виолетта с удовольствием вписалась в процесс уборки. Она ведь тоже теперь тут не чужая. Сбросила босоножки, закатала свои джинсы, завязала узлом под грудью скользкую синтетическую блузку, которая под джинсами не держалась. И какое-то время было настолько все на местах. У людей мирный рабочий день, они приводят в порядок дом для своей работы. К ним завтра придут люди, и они смогут им помочь. Ведра перестали опрокидываться, тряпки и швабры были укрощены. Запахло чистотой.
Кто-то сбегал за едой. Они по очереди сполоснулись в маленьком санузле с душевой камерой. Все было вкусным – пицца и какая-то трава, купленная у бабушки на улице, пиво и вода. Они смеялись, рассказывали анекдоты. Еще смешнее были случаи из их практики. Ведь каких только чудиков не посылает жизнь следователям и журналистам.
А потом стали звонить жены. Люди вставали, смотрели на часы, уходили. И они остались вдвоем.
У Виолетты пустая квартира, у Бориса пустая квартира. Но доехать до квартир не было никакой возможности. Он мягко и ласково поднял ее со стула, она пересела на край стола… И таким осторожным, невинным был их первый поцелуй, как это может быть только у взрослых, давно знакомых людей, часто встречающихся, истосковавшихся в разлуке, не разлучаясь.
Дивана юристы еще не приобрели. Да на нем им было бы тесно. Не поместилась бы нежность. Боря просто разложил на полу свой парадный пиджак. Виолетта по пути к этому ложу потеряла скользкую блузку и джинсы. Очнулись ночью, комната освещалась лишь яркой луной за открытым настежь окном. Очнулись вдвоем, понимая, что иначе теперь никак.