Несколько мгновений плакальщица колебалась, а потом взмахнула рукавами и, потупив горящий взор, неторопливо отступила, не поворачиваясь к противнику спиной.
Вратко хотел поблагодарить неизвестных спасителей. А заодно и познакомиться не помешало бы…
Но…
Звездное небо неожиданно закружилось водоворотом. Небесные светила помчались по кругу, сливаясь в разноцветные полоски. Словен провалился в бездонный темный колодец.
Во второй раз Вратко очнулся и увидел над головой закопченные балки.
Деревянные брусья блестели от сажи, углы заросли паутиной. Изба – или как тут в Англии называют жилище бедноты? – топилась наверняка по-черному. Ну да! И дымком пахнет.
Парень лежал на жестком ложе. Скорее всего, широкая лавка на очень низких ножках. Но ощущение тепла и прикосновение пушистой овчины к голому телу напомнили родной дом в далеком Новгороде.
По стенам мельтешили слабые отблески огня – в хижине горел очаг. Какое-то время Вратко рассматривал убранство хижины из-под полуприкрытых век. Бедно, не очень чисто. Видно сразу, что дом стоит без женской руки. Хозяин есть, а вот хозяйки – нет. И, похоже, никогда не было.
Около очага, сложенного из угловатых камней, стоял стол, опирающийся на прочные ножки-пеньки. На столешнице красовались три или четыре горшка, закопченных снизу, стопка глиняных мисок, высокий кувшин. Под крышей висели снасти – охотничьи и рыболовные. Кое-что из них Вратко узнал – они не отличались от тех, что используют на Руси, а вот назначение других осталось загадкой.
У очага, спиной к словену, сидел хозяин, одетый в меховую безрукавку.
Невысокий, сухой и сутулый. Седые, мягкие волосы топорщились вокруг блестящей лысины. Вратко сразу вспомнил Сигурда и его плешь, вызывавшую немало шуточек в дружине Хродгейра.
Новгородец поискал глазами собак. Не нашел и решил, что они не приучены сидеть в доме днем. А день заявлял о себе светом, пробивающимся даже через мутный бычий пузырь, который затягивал окно-бойницу.
Вратко попробовал пошевелить раненым плечом. Почувствовал тугую повязку. Значит, стрелу вытащили.
Это хорошо. Есть надежда, что хозяин дома – не враг.
Парень чуть не обругал себя самыми черными словами. Мог бы, так и по лбу кулаком приложил бы.
Это же надо! Его спасли, перевязали раны, уложили в хозяйскую постель – другой в доме все равно не было, а он подвох ищет! Надо поблагодарить спасителя, а там и прощаться. Чем скорее к своим выберешься, тем лучше.
Вратко несмело кашлянул.
Сидящий у огня живо обернулся. Его лицо оказалось сморщенным, как печеное яблоко, и докрасна загорелым.
– Очнулся наконец! – говорил он по-саксонски, и Вратко хорошо его понял.
– Где я? Кто ты? – спросил парень, удивляясь слабости собственного голоса.
– А что тебя интересует больше? – усмехнулся старик.
– Как я сюда попал?
– Ох, как много вопросов ты задаешь! – покачал головой хозяин. Поднялся, подхватил березовый чурбачок, на котором сидел, подошел к лавке, занятой новгородцем. Уселся рядом. – Может, мне тоже хочется тебя расспросить? А ты не даешь и слово вставить. Как мне быть?
Вратко подумал, что уж чего-чего, а молчаливостью хозяин не отличается. На одно его слово три своих находит. Но вслух сказал:
– Давай по очереди.
– Что по очереди? – прищурился старик.
– Спрашивать по очереди.
– А! Хорошо придумал. А поесть ты не хочешь?
Словен прислушался к себе. В животе урчало. Наверное, поесть стоит.
– Хочу.
– Молоко будешь?
– Буду.
– Годится! – Похоже, гостеприимный хозяин радовался любой мелочи. Он вскочил, легкой походкой, не вяжущейся с его сединами и сутулой спиной, подошел к столу. Плеснул из кувшина в глиняную кружку. Сунул ее Вратко в руки.
– Пей! Козье!
Можно подумать, без его пояснений трудно догадаться. Запах козьего молока ни с чем не спутаешь. Признаться честно, Вратко его не любил. Но с детства верил в целебность – и мать, и бабка приучили, чуть что, пить парное молоко, надоенное у криворогой и вздорной Зорьки.
Только после первых двух глотков парень понял, что проголодался зверски. Сколько же дней он провалялся в беспамятстве?
– Кто первый спрашивает? – подмигнул старик, принимая кружку.
– Давай, ты.
– О! Уважаешь седины? Мне это нравится.
Он присел, утвердил локти на коленях:
– Начнем, пожалуй. Как тебя зовут?
– Вратко.
– Странное имя. Я такого не слышал никогда.
– Я родился далеко отсюда.
– И где же?
– В Новгороде. Урманы называют его Хольмгард.
– О! И правда далеко! – Старик причмокнул. – А землю, откуда ты родом, викинги называют Гардарикой?
– Да.
– Очень интересно. Но я задал уже два вопроса. Твоя очередь.
– Спасибо. Как тебя зовут, почтенный?
– Ох, какой ты вежливый, Вратко из Хольмгарда. Называй меня… – Он задумался на мгновение: – Называй меня Вульфером.
– Почему ты так говоришь, Вульфер? Это не твое настоящее имя?
– Настоящее. Сейчас настоящее. Но я сменил много имен.
– Понял. Спасибо. Твоя очередь.
– И спрошу… Как ты оказался в Англии?
– Приплыл. С войском Харальда Сурового.
– О! Интересно. Можно мне вопрос вне очереди?
– Изволь.
– Кто стрелял в тебя?
– Люди из дружины хевдинга Модольва Кетильсона.
– Не удержусь, спрошу еще. У этого хевдинга имя, обычное для северянина. Он разве не служит Харальду Сигурдассону?
– Прикидывается, что служит, – честно ответил Вратко. – А на самом деле я не знаю, кому он служит. Но подозреваю, что Вильгельму Нормандскому.
– Очень интересно! – покивал старик-хозяин. – И почему же они в тебя стреляли?
Вратко помедлил совсем немного, прикидывая, стоит ли раскрывать всю душу перед въедливым, хотя и вроде бы благожелательным старичком? Вульфер тотчас же обратил внимание на заминку:
– Не хочешь – не говори. У нас свободная беседа. Не допрос ведь.
– Спасибо, – кивнул новгородец. – Теперь могу я спрашивать?
– Если хочешь.
– Какой сегодня день? – Все-таки ему очень хотелось узнать, сколько он пролежал в хижине.
– Через пять дней – Святой Михаил.[88]
– Что?! – Вратко попытался подняться. Три дня прошло с того злополучного похода за водой. Три дня… Да его уже и искать бросили. Похоронили, небось, давно… – Войско норвежского конунга еще здесь?
– Куда ж ему деться? – рассмеялся старик. – Судят-рядят с городом Йорком – на каких условиях горожане признают владычество Харальда. На завтра назначен тинг.[89] Будут решать. Но, я думаю, жители не станут противиться предложению конунга. Худой мир лучше доброй ссоры. Согласятся на все его обещания, выдадут заложников… Помощи-то ждать неоткуда. Где Гарольд Годвинссон? Один Господь ведает.
– А ты откуда все это знаешь? Уж прости мое любопытство…
– А чего же мне не знать? Не в лесу живу.
– А где?
– На опушке! – Вульфер показал на удивление ровные и белые зубы. Прямо как у двадцатилетнего.
– Нет, правда…
– А я и не думал врать. На опушке стоит моя хижина. На излучине Уза. Впереди река, позади лес. С голоду не помрешь. Рыбу ловлю – в Йорк вожу на рынок. Кролика в силок словлю – сам съедаю. Собаку вот кормлю…
Будто бы в подтверждение его слов, в дверь поскреблись. Заискивающее поскуливание яснее ясного дало понять – собаку только вспомни, а она уже на порог.
Хозяин поднялся и толкнул дверь. Вратко удивился – на Руси старались делать двери открывающимися внутрь дома, а не то снегом привалит, вовек не выберешься, так и пропадешь от голода. Здесь же обильных снегов, по всей видимости, не знали.
Пес вбежал, радостно виляя хвостом.
Словен, ожидавший увидеть ночных спасителей, черных, как смоль, лохматых и устрашающе огромных, удивился. Сторож Вульфера ростом едва достигал колена. Кудлатый и вислоухий. Хвост бубликом. Шерсть грязно-белая с забавным черным пятном на спине, наподобие седла.
– Что, Шалун, нагулялся? – Старик потрепал пса по загривку. – Ложись, отдыхай…
– А где?.. – начал Вратко, но смолк, не желая выглядеть дураком – вдруг давешнее приключение на берегу реки ему привиделось?
– Что?
– Да нет, ничего…
– Нет, ты спросить что-то хотел. Спрашивай, не стесняйся. Хоть и моя очередь, но уступлю, так и быть. Не вижу разве, что тебя от любопытства распирает?
Парень набрал воздуха побольше и начал:
– Ты, почтенный Вульфер, где меня нашел?
– На бережку. Голова на суше, а ноги в воде. Сапог ты парень потерял… жалко, хороший сапог…
– Да ну его! – отмахнулся новгородец. – Рядом со мной никаких следов не было? Или, может, видел ты кого? Или что-то?
– О! Вот ты о чем! – Старик рассмеялся, вновь хвастая отличными зубами. – Как же мне не видеть, когда гилли ду меня привел?
– Кто?
– Гилли ду.
– Что за зверь?
– О! Да ведь ты же ничего не знаешь про малый народец! Вот и видно сразу, Вратко из Хольмгарда, что издалека ты прибыл на землю Англии.
– Кто?
– Гилли ду.
– Что за зверь?
– О! Да ведь ты же ничего не знаешь про малый народец! Вот и видно сразу, Вратко из Хольмгарда, что издалека ты прибыл на землю Англии.
– Ну так расскажи… Чего зазря смеяться? – Словен даже обиделся слегка, хотя виду не показал. Не пристало гостю выказывать обиду на хозяина.
– Да я не смеюсь, – уловил его чувства Вульфер. – Ты ведь правда не знаешь о малом народце ничего?
Вратко подумал и кивнул. Что за малый народец такой? Коротышки, что ли, навроде пиктов? Или еще мельче?
– А хочешь узнать?
– Хочу. Только сперва мне к своим надо. Хродгейру рассказать о заговоре.
– Быстро для тебя, русича, викинги своими стали… – многозначительно ухмыльнулся старик.
Новгородец снова ощутил нахлынувшую обиду. Проверяет его Вульфер, не иначе. Хочет узнать, стоит ли перед спасенным мальчишкой всю душу выворачивать?
– Я с ними хлеб вместе ел и пиво пил, – твердо ответил парень. – Хродгейр со своими дружинниками мне жизнь спасли, когда я тонул в море Варяжском. И сражался я с ними вместе против ярлов Эдвина и Моркара.
Старик посерьезнел.
– Ты зря думаешь, что я с большой любовью отношусь к графу Нортумбрии или его шайр-ривам.[90] И большинству земледельцев Англии наплевать, кто будет стричь с них шерсть. Какой бы король ни уселся в Лондоне, на йоркширских холмах все так же будет сменяться зима и лето, будут ягниться овцы и колоситься ячмень. И мне нравится, Вратко, что ты верен дружбе. Не часто встретишь подобное в наше время. – Он хлопнул ладонью по колену. – Я отведу тебя к твоим друзьям. Если сможешь встать, конечно.
– Я смогу! – Новгородец приподнялся на локтях и чуть не упал. В глазах потемнело, раненое плечо отозвалось острой болью.
– Сможешь. Но не сегодня. Завтра.
– Почему завтра? Нужно сегодня…
– Кому будет лучше, если ты упадешь по дороге? Я слишком стар, чтобы нести тебя.
«Сюда же дотащил», – подумал Вратко, но вслух сказал:
– Я не упаду.
– Конечно не упадешь. Если сегодня поешь и поспишь.
– Ладно, – вздохнул парень. – Завтра так завтра. Ты, уважаемый Вульфер, говорил: завтра тинг?
– Да. Завтра тинг. Норвежцы в Йорк пойдут. Я тебя на дорогу выведу. Но сам к ним не пойду. Уж уволь. Правильно, Шалун? – Старик почесал пса за ухом. Мохнатый кобель тихонько тявкнул, словно соглашаясь с хозяином. – А теперь держи горшок. И ложку. А потом еще молока попьешь.
Вратко зачерпнул из теплого горшка. Вкусно. Корешки какие-то, кусочки мяса. Похоже, крольчатина.
– Вот так, жуй, хольмгардец. И глотай. А я расскажу тебе о Волшебной стране.
– О чем? – Вратко едва не поперхнулся.
– О Волшебной стране. Ты третьего дня в беспамятстве был… – Старик хитро посмотрел на парня, но тот не стал возражать. Пускай думает, что он ничего не видел и не помнит.
Но провести Вульфера оказалось не так просто. Он вновь прищурился:
– Я сразу понял, что ты не простой человек. Иначе гилли ду не стал бы с бэньши спорить. Не с руки ему это. Бэньши злопамятные. Отомстят обязательно. Ты поправь меня, если я ошибусь… Знаешь ты или нет. А может быть, не знаешь наверняка, но догадываешься… Мы, люди, не одни на этой земле живем. Рядом с нами много всяких тварей обретается. Иные – зверье обычное: кони и коровы, собаки и кошки, олени и волки. Опять же, птицы, рыбы, гады всяческие – пауки, черви, змеи… А есть жители Волшебной страны. Что за страна такая и где она, не спрашивай, объяснить не смогу все равно. Она вроде бы и рядом с нами, и далеко. Есть люди, всю жизнь живут, а о ней не узнают никогда. А есть люди, которым дано. Зато малый народец, так люди жителей Волшебной страны кличут, может туда-сюда ходить, сколько ему вздумается. Есть среди них добрые. Они людям помогают. И по хозяйству…
– Это как наши домовые, что ли? – довольно невежливо перебил Вратко.
– Откуда ж мне знать, кто такие ваши домовые?
– Ну, это вроде человечка. Лохматый и малорослый. За печью в избе живет. Если хозяева к нему с уважением, то и он помогает. А если обидят чем, горшки побить может. А то и в тесто пауков накидать.
– О! – улыбнулся Вульфер. – И у вас малый народец есть, оказывается. Так я и думал. Они везде есть. Только люди их по-разному называют. Мы, к примеру, помощников зовем брауни. А валлийцы говорят – бубах. Кто прав? Не знаю…
– А еще овинник есть. И банник, и хлевник, и дворовой… А в лесу – леший. В болоте – кикимора. В поле – полевики с полевицами. А в омуте водяной сидит.
– Вот видишь! – Старик просиял. – Понял ты, о чем я говорю! Может, и не надо больше рассказывать? Ты и так все знаешь.
– Рассказывай, рассказывай! – Вратко заскреб ложкой по донышку горшка. – Ты прости, почтенный Вульфер, если я тебя обидел. Перебил, влез без спросу…
– Не переживай. Я не в обиде. – Хозяин передал словену вторую кружку молока. – Наш малый народец тоже и в лесу, и в реке, и в море живет. Вот и гилли ду – все больше в березовых рощах обитает. Если кто в лесу заблудился – вывести может, голодному – грибы да ягоды найти… Тебе, вот, помог тоже. Тех из малого народца, кто к людям с добром подходит, мы зовем Благим Двором. А есть еще и Неблагий Двор. Те вредят. Кто по мелочи – молоко скислит или порчу на соты пчелиные напустит. А кто-то и напугать до смерти может. Или задушить. Или кровь выпить… Вот бэньши, они как раз из таких.
– Дозволишь спросить?
– Спрашивай.
– Бэньши… Какие они из себя?
– Они на старух похожи. Высокие, худые, волосы спутанные по плечам…
– Пальцы как у ястреба, – продолжил Вратко.
– Точно. Когтистые. Плачут в ночи. Смерть предвещают. Но если кто-то из людей им на пути попадется, загрызут.
– А кому они смерть предвещают? – Словен передернулся, вспомнив ночную плакальщицу.
– Да кто ж заранее узнать может? Это потом, когда умрет кто-то, припоминать начинают: слышали ли бэньши?
– И что?
– Чаще выходит, что слышали.
– И той ночью… Ну, когда ты меня подобрал…
– А как же. Врать не буду, про других людей не скажу, а я слышал. Долго кричала. Страшно. Очень уж голосистая попалась. Я, признаться, думал, не договорятся в Йорке. Тогда была бы великая сеча. Викинги на стены полезли бы, а крепость в Йорке на совесть сделанная. Многие погибли бы… Теперь не знаю, что и думать.
– Может, на тинге что приключится? – несмело предположил Вратко и прикусил язык. Не хватало еще накаркать.
– Не хотелось бы, – покачал головой старик. – Но что-то будет… Это я точно знаю – не один десяток лет тут живу. Она орала, орала, а потом замолкла. Мы с Шалуном высунулись поглядеть, что да как. А тут и гилли ду бежит… Позвал нас…
– И ты за ним вот так запросто пошел?
– А чего мне его бояться? Говорю же тебе – давно тут живу, привык уже.
Словену показалось, что его собеседник чего-то недоговаривает. Не врет, нет. Искренность старика сомнений не вызывала. Но правду ведь можно не до конца говорить. Ну, да и ладно! Лишь бы завтра добраться до Хродгейра помог. А там попрощаемся и вовек больше не свидимся.
– А кроме этого… гилли ду… ты кого-то еще видел на берегу? – осторожно поинтересовался парень.
– Нет. А ты кого-то видел?
– А с чего ты взял?
– Ты не спросил бы просто так. Неужто с бэньши столкнулся?
– Верно. Столкнулся. Думал – все… Конец мне пришел. Страшная – ужас. Лежу, обмираю. А не помолиться сил нет, не перекреститься.
– А! – отмахнулся Вульфер. – Все равно не помогло бы. Это все монахи-святоши выдумали. Мол, нечисть крестного знамения боится. Как бы не так. Некоторые не любят. От них можно на пеньке укрыться, если на нем три креста вырезаны. А другим наплевать. Хоть весь святой водой облейся.
– А еще три пса были. Здоровущие! Мне по пояс, пожалуй. Черные, мохнатые. Они-то бэньши и прогнали. А гилли ду у них вроде как за старшего был. За ватажника.
– О! Вот как! – прищелкнул языком Вульфер. – Ну, парень, если раньше я и сомневался, то теперь точно знаю – не простой ты человек. Видно, в Волшебной стране интерес к тебе имеется. – Он замолчал, явно размышляя о чем-то своем. Потер залысину. Покачал головой.
Шалун улегся и, умостив голову на вытянутых лапах, не спускал карих глаз с новгородца.
– Так что это за псы? – устав ждать, напомнил о себе Вратко.
– А? Псы? Это – боуги.
– Чего?
– Ну, боуги и боуги… Как тебе объяснить-то? Они вроде как и не сильно к людям добры. Иногда могут просто насмеяться и попугать в шутку. А иной раз и злобный норов показывают. Оборотни. Могут псами черными быть, могут баранами или телятами. Только тем и отличить от скотины можно, что глаза у них большие, круглые и в темноте желтым светятся. На человека боуги любит сзади на плечи запрыгнуть и глаза ему пальцами прикрыть. А пальцы у них холодные… Бр-р-р… – Вульфер напоказ вздрогнул.
– А что ж они меня спасли? Если бы не они…
– А вот это – загадка, парень. Гилли ду спросить бы, да где его найдешь? А найдешь, будет ли он отвечать? У малого народца свой норов имеется. Не всяк к ним подход найдет. Не с каждым они откровенничают.