– Ты все забрал? Я имею в виду фотографии. Не дай бог, они попадут в руки ментов!
– Мне рыться по всем углам было некогда, так что, возможно, есть и другие. Фотоаппарата я, кстати, среди вещей не видел.
– Ах, Захарка, блудливый сучонок! Везде успевал!
– Сейчас техника многое позволяет, – сказал Борисов. – Но в данном случае, полагаю, снимали со стороны: ни Степнова, ни Иваницын в объектив не смотрят. Фотограф застал их врасплох, либо… так и было задумано.
– Нечего зря голову ломать. Какая теперь разница? Кстати, в квартире могли остаться отпечатки пальцев Астры, – опустил глаза Юрий Тимофеевич. – Они ведь подруги. Надеюсь, ты…
– Конечно! Я протер все, что мог, и подсвечник… на всякий случай.
Ельцов хотел поблагодарить, но счел это неуместным, – вздохнул, молча достал пачку денег и протянул начальнику охраны. На текущие расходы.
– Ты иди пока, Коля, занимайся поисками моей дочери, а я поговорю с… женишком.
Последнее слово он процедил сквозь зубы, что не предвещало господину Иваницыну ничего хорошего.
После разговора с шефом Борисов принялся звонить в Богучаны, в тамошнее отделение полиции. Он плохо представлял себе, как без фамилии и адреса можно найти человека. Сначала придется связываться с братом Лилианы Сергеевны, геологом по профессии, который постоянно в разъездах, да еще и выпить не промах. Геолог имел как официальных, так и гражданских жен, и наплодил столько детей, что с трудом мог вспомнить их имена, не то, что место жительства. Как девица из Богучан заполучила московский адрес Ельцовых, оставалось только догадываться.
Борисов сомневался, что Астра уехала в Богучаны, и собирался проверить сей факт исключительно для порядка. Если получится.
Тем временем господин Ельцов вел нелицеприятную беседу с главным менеджером. Он сразу взял быка за рога, ошарашив Захара вопросом: «Ты убил Марину Степнову?»
Если преступление совершила его дочь, то наказание понесет неверный жених! Ведь это он толкнул Астру на роковой шаг. Обвинить мерзавца будет проще простого.
Глава 10
Захар ожидал чего угодно, кроме вопроса о Марине. Откуда боссу известно, что…
– Отвечай! – рявкнул будущий тесть, и молодой человек дрогнул, попятился.
– Я не… не понимаю…
– Будешь сидеть на нарах, как пить дать! Долго-долго, пока не искупишь свою вину перед моей дочерью, передо мной. Я тебя в тюрьме сгною, паскудник ты этакий! Решил нас обмануть? Да не вышло. Оплошал ты, Захарушка, не на ту лошадку поставил.
– Что… что вы… говорите?
– Все ты понимаешь! Сначала путался с Мариной, а потом ее убил. Чтобы она не помешала тебе жениться на Астре! Я угадал?
– Н-нет. Ни… ничего т-такого не было…
– Не отпирайся, соколик. Не поможет. Мне все известно!
«Он не может знать, – промелькнуло в уме Захара. – Он блефует. Я не дам себя запугать!»
Движение его лица не осталось незамеченным.
«У меня не выскользнешь! – подумал Ельцов. – Ишь, затрепыхался, как рыбка на крючке! Не на того напал, проходимец! Я тебя выведу на чистую воду. Фотография, где ты обнимаешься с Мариной, – шаткое доказательство, которое легко опровергнуть. Дескать, объятие дружеское… и вообще, вы просто прикалывались. Шутка! Никакого секса, всего лишь обычная, принятая среди молодежи развязность. Но я знаю, как повести разговор, чтобы ты запаниковал и выдал себя. Если ты спал со Степновой, то у тебя был мотив для убийства. Она могла решиться на шантаж, ты сорвался и в состоянии аффекта ударил ее подсвечником…»
– Есть свидетель, который видел, как ты приходил к Марине, – Ельцов сделал выразительную паузу, – …в день убийства.
– Ка… какой свидетель…
– Я велел Борисову проследить за тобой. Он сможет дать показания в суде. Тебе крышка, Захар! Не вздумай вилять, потому что в гневе я страшен! Будешь изворачиваться – пеняй на себя! Правда – вот твое спасение.
Захар стал белее мела, пошатнулся и рухнул в кресло.
– Боже мой! Боже! – истерически запричитал он, схватившись за голову. – Это не я! Клянусь! Я ее не убивал! Зачем… зачем Борисов следил за мной? Я вам не верю…
– До меня дошли слухи, что ты погуливаешь, – беззастенчиво лгал Ельцов. – Ходишь по бабам! Я решил проверить. Не могу же я выдать дочь за грязного распутника?! Ребята из охраны предоставили мне доказательства твоей… нечистоплотности.
Каждое слово он выговаривал четко, презрительно, вприщур глядя на растерянного «жениха», и в довершение достал из кармана злополучное фото.
– Это не все, что у меня есть. Остальное совестно показывать! Не зря Астра от тебя сбежала. Меня одно удивляет: как я раньше тебя не раскусил? Снаружи ты молодец хоть куда, а внутри – гнилье!
– Я Марину не убивал, – пробормотал окончательно сломленный Иваницын. – Не убивал… только стукнул разочек… и все. Богом клянусь!
Ельцов молчал, глаза его метали молнии. Захар не выдержал немого поединка и, захлебываясь, начал оправдываться:
– Марина меня взбесила, довела до белого каления! Она хотела разрушить самое дорогое: мою любовь… нашу с Астрой любовь! Она наговорила Астре всяких гадостей! Она лгала! Лгала! Она сама… заползла в мою постель, как змея… подлая, ядовитая змея! Она соблазнила меня… я же не святой… я мужчина, как все… Ну, да, да! Я не устоял! Но секс ничего не значит… это просто совокупление, инстинкт тела. Мое сердце принадлежит только одной женщине – Астре. Я проклинаю тот миг, когда изменил ей! Моя душа…
– Хватит! – Ельцов стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнул малахитовый письменный прибор. – Заткнись, идиот! Что за цирк ты устраиваешь? За кого ты меня принимаешь? Я не баба, чтобы развешивать уши и слушать эту галиматью! Борисов следил за каждым твоим шагом… поэтому кайся, пока не поздно.
Он чувствовал, Захар что-то скрывает. Главное, ему интуитивно удалось попасть в точку – парень в день убийства был у Степновой, между ними разыгрался скандал, который перерос в драку. Вполне вероятно, что именно Захар и убил Марину, ударив ее подсвечником. Это в корне меняет дело! Подтасовывать факты не придется, они и так свидетельствуют против любвеобильного молодого человека.
Честно признаться, Ельцов не считал мужские шалости таким уж грехом. Но не мог допустить, чтобы Астра вышла замуж за бабника, который будет увиваться за каждой юбкой. Ему нужен серьезный, обстоятельный зять, а не легкомысленный волокита.
– Ну… мы с Мариной выясняли отношения, – понуро опустил голову Иваницын. – Она грозилась рассказать вам о… наших… нашей… в общем, мы переспали! Раз или два! Не больше… Она рассчитывала стать моей женой, вместо Астры! Она всегда ей завидовала, еще со школы. И решила… отбить у Астры жениха… то есть меня. Те фотографии, которые она мне показывала… они сфабрикованы! Это монтаж. Я докажу! Вероятно, она и вам их послала… или они попали к вам другим путем. Откуда они у вас?
Захар не знал наверняка, какой информацией располагает Ельцов, и, в свою очередь, производил разведку. Вдруг тот проболтается? Не тут-то было. Юрий Тимофеевич демонстрировал недюжинную проницательность и умение держать язык за зубами. Он проигнорировал вопрос и задал встречный:
– Марина тебя шантажировала?
– Вроде того… Пыталась! Я вышел из себя… и ударил ее…
– Подсвечником в висок?
– Н-нет… конечно, нет! Кулаком… в лицо. Она упала… Я ее не убивал! Я просто ушел… она кричала мне вслед ругательства, оскорбляла. Она была жива! Я вышел во двор… и подумал, что… поступил неправильно. Сгоряча поднял руку на женщину. И решил вернуться, извиниться, уладить возникшую ситуацию. Ради Астры! Чтобы она не страдала… чтобы ей не было больно. Но Марина стала так мне противна… так отвратительна, что я… просто шел и шел по улице… стараясь успокоиться. Мне не хотелось ни видеть ее, ни слышать! Не помню, сколько прошло времени… десять минут, двадцать. Потом я… все же заставил себя, пересилил… и вернулся.
– Чтобы добить Степнову?
– Да нет же! Она… была уже мертва, когда я…
– Как же ты попал в квартиру? Покойники дверей гостям не открывают.
Иваницын выглядел затравленным зверем, не волком, не тигром – шакалом, шавкой, дрожащей от страха. Он молчал, его подбородок мелко дрожал, и зубы, казалось, выбивали дробь. Он был жалок.
– Говори! – гаркнул Ельцов. – Не то пожалеешь!
– Д-дверь была о-открыта… – испуганно забормотал несостоявшийся зять. – Марина… я не сразу ее увидел… Мы оба погорячились… п-перенервничали… я решил, что она в ванной, умывается, приводит себя в порядок. Я захотел извиниться… вошел… Марина была там… она так странно перегнулась через край ванны. Мне и в голову не пришло, что она… мертвая. Я окликнул ее… наклонился… ее лицо полностью погрузилось в воду. Она не дышала! И пульса тоже… не прощупывалось. Я проверял!
На самом деле все обстояло не так. Только Ельцову об этом знать не обязательно.
После ссоры с любовницей Захар действительно пожалел о своем опрометчивом поступке, ему не следовало злить Марину, тем более бить ее. Надо было уговорить ее, убедить не поднимать шума, наобещать с три короба, упасть на колени, чтобы она отдала ему компрометирующие фотографии, которые могли погубить его будущее… или хотя бы повременила с разоблачением. Он бродил по улицам сам не свой, лихорадочно ища выход из ужасного положения. И решил вернуться – попросить у Марины прощения, задобрить ее и под любым предлогом выманить опасные снимки. А если она упрется, то придется прибегнуть к крайним мерам. У него просто не останется выбора, кроме…
Захар не решался даже мысленно произнести слово «убийство», идея возникла и закрепилась в уме как последнее средство, самый нежелательный вариант.
Дверь в квартиру Марины оказалась открытой: уходя, Захар был слишком возбужден, чтобы возиться с ключами. Видимо, и она забыла запереться. Он вошел и никого не увидел ни в кухне, ни в комнате. Только в коридоре валялась домашняя тапочка Марины. Оставалась ванная… Марина была там: стояла на коленях, опустив голову вниз, в воду. Он кинулся к ней, хотел вытащить… но почему-то замешкался, приложил пальцы к артерии на ее шее – пульса не ощущалось. Краем глаза он заметил кровоподтек на ее левом виске…
Выходит, после того, как они расстались, кто-то вошел и убил ее?
На ковре посреди комнаты валялся мраморный подсвечник, Захар едва обратил на него внимание. Он забрал все снимки, какие сумел найти. Это он в панике устроил ужасающий разгром в квартире – его трясло от ужаса и желания поскорее убраться отсюда. Руки дрожали, к горлу подступала тошнота… он очень торопился. Голову сверлила мысль о человеке, который сделал фотографии: наверняка, у него есть еще такие же.
«О черт! Черт! Как я влип! – шептал Иваницын. – Кто этот тип? Частный детектив или хороший знакомый Марины? Мне нужно с ним поговорить!» На глаза попалась сумочка погибшей, он вывалил все оттуда на пол, наклонился… о, чудо! Визитка детектива. Захар сунул ее в карман – пора уносить ноги.
– Почему же ты не вызвал «Скорую», не сообщил в полицию? – напомнил о себе Ельцов.
– Я побоялся. Меня бы первого заподозрили. Я правду говорю! Она была уже мертва, когда я вернулся. Захлебнулась! Я запаниковал… закрыл дверь на ключ и… ушел. Я думал, если ее не сразу найдут, будет лучше.
– Для кого?
– Не знаю! Я испугался, что убийство повесят на меня.
– Ты что-то искал в ее квартире?
– Нет! – солгал Иваницын. – Кто-то до меня все перерыл. Наверное, деньги искали.
– Где ты взял ключи от ее квартиры?
– Они… торчали в замке.
– Изнутри?
– Да. Марина обычно оставляла их там.
– Обычно! – выразительно повторил Ельцов. – Значит, ты всего раз или два переспал с ней и успел изучить ее привычки?
Захар сорвался. Страх и бессонница измучили его, измотали:
– Ну, да! Мы были любовниками! Вы это хотели услышать? Но по-настоящему я любил только Астру. Я подлец, если вам угодно, обманщик… но не убийца! Марину убил не я!
– А кто?
– Спросите у господина Борисова! Ведь он следил, как я дважды заходил к Марине, как выходил… получается, должен был видеть и еще кого-то.
– Ты же полчаса бродил по улицам, – вывернулся Ельцов. – Он наблюдал за тобой, а не за квартирой Марины…
* * *Эрос – сила влечения, существующая до времени и появления миров. Он пронизывает все, от скопления звезд до самой ничтожной земной былинки. Дитя хаоса, жизни и смерти, он во всем и над всем: вечная тяга одной песчинки к другой, одного существа к другому, одной души к другой душе…
Эрос соединяет в одно целое тьму и свет, видимое и невидимое, это и то, мужское и женское.
Эрос – напряженный нерв, управляющий телом Вселенной, питающий ее дух. Он рождает, убивает и воскрешает, завораживает, очаровывает, берет в плен. Его объятия сладостны, его поцелуи смертельны… Он навевает сны, от которых не хочется пробуждаться. Его голосом поют скрипки, розы источают его запах. Его блеск таится в золоте, драгоценные камни играют его огнями. Его дыхание несут в себе ветры, и морские волны так эротично набегают на песок…
Душистый нектар в глубине цветка, тычинки и пестики, капельки росы в бархатных воронках листьев, жемчужины во влажной темноте раковин, лунные ночи, рождающие истому в крови, звуки, краски, запахи, изгибы и прикосновения – все это Эрос, неистребимый, как жажда существования.
Всепоглощающее влечение – вот его истинная суть, его мистическая и таинственная мгла, откуда произрастают корни всех явлений. Его плоды как мед, как напиток бессмертия…
И все вокруг искушает слабого человека… обещая райское блаженство, неисчислимые наслаждения. Слабый поддается, сильный борется…
Нет силы, способной победить Эрос. Его облик таится за тысячами масок на карнавале бытия… он исчезает и появляется, когда пожелает. Он везде и нигде… Сопротивляйтесь, и вы прочнее увязнете!
Эрос – это мост между мирами, неуловимая грань, которую так легко и… невозможно перейти; вечный оргазм, которому никто и никогда не заглянет в лицо, которого никто и никогда не выразит… которого никто и никогда не исчерпает… которым никто и никогда не насытится…
Глава 11
Москва
Лариса скорчила недовольную гримаску.
– О чем ты думаешь?
– Так, ни о чем… – вздохнул Матвей и добавил. – О работе. У нас новый заказ на лазерное оборудование. Хочешь, расскажу?
Он лукавил. Лариса терпеть не могла скучных рассуждений на технические темы, она сразу начинала зевать, и ее клонило в сон.
– Только не это!
Они прогуливались по кленовой аллее, усыпанной красными листьями. От земли тянуло сыростью, лениво накрапывал мелкий дождик, шуршал, шептал…
– Ты не соскучился? – спросила она, заходя вперед и ревниво заглядывая ему в глаза. – Совсем-совсем? Ни капельки?
– Нет! Я был занят.
Матвей знал, как ее «завести».
– Чем, позволь спросить? – взвилась Лариса. – Что ты мог делать в своем Камышине?
– Заготавливал дрова, крышу чинил…
– О-о-о! – Она закатила глаза и зажала ладонями уши. – Замолчи, умоляю! Зачем тебе дрова? Мыться в тазике, топить печку… что за блажь, когда имеешь квартиру со всеми удобствами? И не где-нибудь – в Москве! Трудностей не хватает? Ты маньяк, Карелин!
– Я маньяк, – охотно подтвердил он. – Беги прочь, пока я тебя не зарезал!
– Как мне с мужиками не везет, просто ужас. Драма! Супруг – импотент, любовник – маньяк. Куда мне, бедняжке, податься? Где искать ласки и утешения?
– Кстати, что твой Калмыков? В порядке?
– Более чем. Деньги гребет лопатой, ну, и мне около него перепадает. А насчет супружеского долга… лучше не спрашивай! Знаешь, сексуальное бессилие, кажется, влияет на его психику. Он стал таким раздражительным, нервным: взрывается по малейшему поводу.
– Еще бы…
– Ладно, хватит о Калмыкове! – она взяла Матвея под руку, прижалась. – Не хочу портить себе настроение. Пойдем ко мне?
Лариса имела в виду квартиру, которую она снимала для интимных встреч. Там она чувствовала себя раскованно и ничего не опасалась. Калмыков, по ее словам, об этой квартире ничего не знал.
– Пойдем, – согласился Матвей.
Прихожая и гостиная были чисто прибраны, в спальне появились новое покрывало и атласное постельное белье.
– Тебе нравится? – спросила она.
– Угу.
После кофе с коньяком Лариса принялась ласкаться, он постепенно втягивался в ее игру – по привычке, без былой страсти. Все остывает, не только звезды и планеты, но и сексуальные ощущения. Ему казалось, что он целует куклу, очень похожую на живую женщину… Древнейший инстинкт так и не проснулся.
– Ну что с тобой? – обиженно протянула она.
– Устал, наверное. Прости.
Ее неукротимый темперамент требовал выхода, а Матвей отстранился, встал с постели.
– Ты куда? – В голосе любовницы звучали обида и недоумение.
– Хочу выпить.
Он налил себе и ей коньяка, присел на краешек широченной кровати. Спросил ни с того ни с сего:
– Калмыков не подозревает, что ты ему изменяешь?
Лариса резко повернулась, вспыхнула, но сдержалась, глотнула коньяка, помолчала и только потом ответила:
– Надеюсь, нет. Хотя… догадывается, наверное.
– И терпит?
– Куда ему деваться? Он же ничего не может! Вообще ничего!
– Сколько ему лет?
– Сорок шесть…
Она исключительно редко говорила о муже, несерьезно, вскользь. Словно его и не было.
– Не старый еще мужчина. Какое-то заболевание?
– Вроде нет. Во всяком случае, он не упоминал о болезни, которая могла привести к его нынешнему состоянию. А почему ты интересуешься?
Матвей сдвинул брови.
– Странно все это…
– Не вижу ничего странного! – возразила Лариса. – Таких вокруг сотни, тысячи. Спроси любого сексопатолога!