Теперь, когда можно было расслабиться, мы узнали наших товарищей по несчастью. Ими оказались Володя Смирнов и его подруга Наташка Галкина, тоже отдыхавшие в нашем отеле. Мы не общались с ними очень уж тесно, поскольку русский за бугор обычно выезжает отдохнуть от горячо любимой родины, а значит — и от дражайших соотечественников. Но сейчас ситуёвина такова, что лучше держаться вместе.
— Это есть браконьерство, — машинально констатировал наш горе-полицейский, указывая на подводное ружьё.
— Ага, оно самое, сеньор офицер! — покладисто согласился Володя, — Арестовывать меня за это будете? Я ни разу не против!
— Я, кстати, тоже, — прохрипел доковылявший до нас Серёга, — Уж лучше в вашей кутузке погостить, чем тут с этими сдвинутыми на истории психами! — мы все дружно расхохотались.
— Думаете, это эти, толкиенутые? — спросила Наташка.
— Реконструкторы, — поправил её Серёга, но уверенным его тон не выглядел.
— Сдаётся мне, что хрен там, — заявил я, показывая трофейный тесак, прихваченный у убитого пращника по пути. Его лезвие имело остро отточенную режущую кромку, что было строжайше запрещено правилами всех без исключения исторических клубов.
— Маньяки какие-то! — сдавленно проговорила Юлька.
— Причём, фанатичные — взгляните на их ноги, — я указал на их босые мозолистые ступни, явно привычные обходиться без обуви.
— И видок у них какой-то бомжеватый, — добавила Наташка, указывая на их замызганные туники и грязные засаленные космы волос.
— А ещё я первый раз вижу реконструкторов, у которых есть деньги на весьма натуральную экипировку — дорогое, кстати, удовольствие — но нет на стоматолога, — Володя указал на щербатый рот последнего из убитых отморозков.
— И что из всего этого следует? — подозрительно поинтересовался Серёга.
— Мыылять! — дружно вырвалось у нас хором после того, как мы переглянулись и поняли, что думаем об одном и том же.
— Каррамба! — поддержал нас испанец, — Мы только появляться там, — он указал на гребень гряды, — Они кричать, я немножко понимать.
— Разве они говорили по-испански? — усомнилась Юлька.
— Нет, язык не испанос. Я есть не кастилец, я есть баск Их слова похожий на язык баск, я немножко понимать.
— Так нас чего, в Страну басков закинуло? — не понял Серёга.
— Нет, — мрачно ответил Васкес, — Они показывать на сеньорита Наташа и кричать про деньги и Малаку. Малака — это сейчас Малага, старый название.
— Финикийское, — уточнила Юлька, — А баски считаются прямыми потомками испанских иберов.
— Мыылять! — снова дружно вырвалось у нас у всех, — Вот это попали!
— В общем, они хотели продать тебя этим долбаным финикийцам за хорошие деньги, — разжевал Володя Наташке.
— А мне показалось, что они меня по кругу пустить хотят!
— Сперва по кругу, а потом продать, — уточнил Володя.
— А почему?
— Ну, они ж тут все чёрные, а ты блондинка, штучный товар.
— Так себе бы оставили, раз штучный товар!
— Себе не получится — увидит вождь, позарится, придётся подарить, — разжевал я, — Вождю ж разве откажешь? А какую он награду даст — хрен его знает. Может и ничего не дать или дать жалкие гроши. А финикийцы заплатят настоящую цену, у них ведь административного ресурса нет.
— Вы только-только попали, а уже рассуждаете, как настоящие рабовладельцы! — обиженно надула губки Наташка.
— Такова се ля ви! — пояснил Серёга, и мы опять дружно расхохотались.
Смех немного разрядил обстановку, подняв настроение, но если серьёзно, то попали-то ведь мы капитально. Явная древность, рабовладельческие времена, да ещё и достаточно архаичные — иберы местные ещё не романизированы, раз на собственной тарабарщине шпрехают. Стало быть, римского имперского порядка нет ещё и в помине, и творится тут полный беспредел — если, конечно, за тобой не стоит могущественный род, который сурово спросит с твоего обидчика. Короче — Кавказ в чистом виде. О том, чтобы скрытно пробраться в более благополучные места, оставшись не замеченными аборигенами, не стоит и мечтать. Это нас, современных городских жителей, несложно вокруг пальца обвести, а туземцы тутошние все поголовно охотники и следопыты, и не нам с ними в этом тягаться. Так что легализовываться нам так или иначе придётся, просто желательно несколько оттянуть этот неизбежный момент, дабы успеть к нему хоть как-то более-менее подготовиться. Ну и, само собой, не отбросить за это время копыта от голода и жажды.
Обсудив расклад, мы пришли к выводу, что отсюда, где мы наследили, надо один хрен рвать когти, а раз так — нам нужно найти место, не просто укромное, а ещё и с пресной водой. Голод и несколько дней на крайняк перетерпеть можно, а вот без питьевой воды мы и за один день ослабеем так, что бери нас голыми руками. Осознав это, мы собрали все свои манатки и трофеи и направились вглубь суши в поисках родника или ручейка — большие водоёмы вроде рек и озёр нам пока категорически противопоказаны по причине их населённости или частой посещаемости местными братьями по разуму. Все настолько прониклись задачей поскорее слинять, что я едва убедил народ сперва разыскать стреляные гильзы нашего мента Хренио. Мир-то вокруг нас архаичный, и любой кусочек металла в нём — ценность, что при нашем катастрофическом отсутствии местной валюты весьма немаловажно.
Ручеёк мы обнаружили, углубившись в лес, и до его истока шли по его дну, дабы замести следы. Сперва хотели расположиться прямо у родника, но в зарослях на нас тут же накинулись полчища комаров, и в конце концов мы вернулись на пройденную ранее небольшую полянку несколько ниже по течению, где проклятых кровососов было гораздо меньше. Утолив жажду и передохнув, устроили смотр нашим наличным ресурсам.
Прежде всего, конечно, проверили оружие. Основу нашей огневой мощи составил, конечно, табельный пистолет нашего испанского мента — «STAR 28 PK» под патрон 9 Парабеллум, 15-зарядный. Две полных обоймы за вычетом трёх израсходованных патронов оставляли нам двадцать семь добротных мощных выстрелов. Кому-то может показаться, что этого мало? Ну разумеется, будь моя воля, я бы предпочёл АК-74, с которым служил срочную — естественно, с полным подсумком, то бишь с четырьмя 30-зарядными рожками. Судя по характерному тоскливому вздоху Володи, его предпочтения едва ли отличались от моих, да и Серёга, пускай и не служивший, но школьный курс НВП таки отбывший, явно тоже мечтал о калаше. Эх, мечты, мечты… Если смотреть с этого боку, то повезло нам, как утопленникам. Но с другой стороны, попади мы при аналогичных обстоятельствах где-нибудь на просторах горячо любимой родины, что бы мы тогда имели? Ментовского «макарку» с двумя 8-зарядными обоймами! Отбрасываем три патрона для честного сравнения и сосём лапу с тринадцатью выстрелами, и не мощными парабеллумовскими, а жалкими макаровскими. Ментовский патрон, кстати, послабже армейского, и я не от одного человека слыхал о случаях, когда на дистанции в 50 метров макаровская пуля не пробивала даже ватного зимнего бушлата. По сравнению с этим мы живём просто шикарно!
Вторым нашим метательным оружием оказалось подводное ружьё Володи — пневматическое, мощное и достаточно компактное — эдакий «кулацкий» обрез. Гарпунов у него имелось пять, и их действие по незащищённой тушке на воздухе мы уже имели случай понаблюдать. Вставил гарпун тупым концом в дуло, резко вдавил до защёлкивания — и оружие заряжено. Радиус действия, конечно, маловат, но дарёному коню в зубы не смотрят.
Судя по страдальческому виду Серёги, нога которого всё ещё болела, две трофейных пращи представлялись ему тоже весьма грозным оружием — ага, в руках аборигенов. Никто из нас обращаться с пращой не умел, и, по правде говоря, я бы предпочёл мощную рогатку вроде той, что делал себе в счастливом детстве. Увы, как и следовало ожидать, резинового медицинского жгута ни у кого не оказалось, так что раскатанную губу мне пришлось закатывать обратно.
Негусто у нас оказалось и с холодным оружием. Две трофейных кривых фалькаты выглядели устрашающе. Почти в руку длиной, массивные, башку отмахнуть — нехрен делать.
Та, которой завладел я, по справедливости должна была бы достаться нашему испанцу, честно и благородно пристрелившему её прежнего владельца. Но при наличии пистолета таскать ещё и этот архаичный ятаган нашему досточтимому сеньору Хренио показалось несколько излишним, и он великодушно уступил мне свою законную добычу. Вторую фалькату Володя, служивший срочную в армейском спецназе и научившийся там в совершенстве владеть малой пехотной лопаткой, так же великодушно уступил безоружному Серёге. Вместе со щитом, кстати, дабы было чем укрываться от шальных каменюк местных пращников. Юмор володин наш страдалец не оценил, но фалькате явно обрадовался. Выглядела она пошикарнее и поновее моей — её покойный владелец был предводителем уконтрапупленной нами троицы аборигенов. Юлька тут же процитировала нам на память Диодора Сицилийского, который иберийские мечи считал непревзойдёнными по качеству стали. Серёга аж глазки закатил от восторга и был жестоко сконфужен, когда Володя указал ему вмятину на лезвии там, где хвалёный клинок встретился со стальным черенком володиной лопаты. Отметина на самом черенке, что характерно, оказалась едва заметной. В утешение я рассказал о своём давнем разговоре со знакомым торговцем ножами. Его родственник был кузнецом и подрабатывал изготовлением штучных клинков на заказ. Работа это серьёзная, и мужик обзавёлся прибором для замера твёрдости по Роквеллу. И вот как-то раз принесли ему и попросили замерить твёрдость клинка старинной булатной сабли. Замерили, оказалось 38 единиц — это при том, что автомобильная рессора закаливается до 50 единиц, а клинки хороших современных ножей уж всяко не меньше. В общем, дерьмо этот хвалёный булат по современным меркам. И если таким было тогдашнее элитное оружие, то можно себе представить, каким был тогдашний ширпотреб.
Та, которой завладел я, по справедливости должна была бы достаться нашему испанцу, честно и благородно пристрелившему её прежнего владельца. Но при наличии пистолета таскать ещё и этот архаичный ятаган нашему досточтимому сеньору Хренио показалось несколько излишним, и он великодушно уступил мне свою законную добычу. Вторую фалькату Володя, служивший срочную в армейском спецназе и научившийся там в совершенстве владеть малой пехотной лопаткой, так же великодушно уступил безоружному Серёге. Вместе со щитом, кстати, дабы было чем укрываться от шальных каменюк местных пращников. Юмор володин наш страдалец не оценил, но фалькате явно обрадовался. Выглядела она пошикарнее и поновее моей — её покойный владелец был предводителем уконтрапупленной нами троицы аборигенов. Юлька тут же процитировала нам на память Диодора Сицилийского, который иберийские мечи считал непревзойдёнными по качеству стали. Серёга аж глазки закатил от восторга и был жестоко сконфужен, когда Володя указал ему вмятину на лезвии там, где хвалёный клинок встретился со стальным черенком володиной лопаты. Отметина на самом черенке, что характерно, оказалась едва заметной. В утешение я рассказал о своём давнем разговоре со знакомым торговцем ножами. Его родственник был кузнецом и подрабатывал изготовлением штучных клинков на заказ. Работа это серьёзная, и мужик обзавёлся прибором для замера твёрдости по Роквеллу. И вот как-то раз принесли ему и попросили замерить твёрдость клинка старинной булатной сабли. Замерили, оказалось 38 единиц — это при том, что автомобильная рессора закаливается до 50 единиц, а клинки хороших современных ножей уж всяко не меньше. В общем, дерьмо этот хвалёный булат по современным меркам. И если таким было тогдашнее элитное оружие, то можно себе представить, каким был тогдашний ширпотреб.
В качестве поощрительного приза за знание исторической литературы Юльке был единогласно присуждён шикарно выглядевший кинжал главного бандита.
Кстати, при ближайшем рассмотрении он оказался бронзовым, что несколько удивило народец, а саму Юльку привело в восторг. Помозговав над этим парадоксом — на дворе ведь давно уже железный век — я припомнил вычитанный где-то факт, что и римские легионеры охотно пользовались трофейными бронзовыми кинжалами и топорами. Выходит, не так уж и плоха бронза по сравнению с местным железом? Длинный нож второго пращника, вполне железный, достался Наташке. Мелкие ножики в чехлах, прикреплённых к ножнам фалькат, так там и остались, поскольку на них никто не позарился. Васкес аж скривился, после чего продемонстрировал извлечённую из кармана великолепную складную наваху.
После осмотра оружия мы плавно перешли к осмотру инструментов. Естественно, самое внушительное орудие труда было у Володи. Его лопата оказалась ещё и топором, который имелся в её комплекте в качестве сменной насадки. Мой дорогой швейцарский мультитул, впрочем, тоже произвёл фурор, но совсем не тот, на который я надеялся. Народ хохотал до слёз, пытаясь понять, за каким хреном я таскал его в своём намотнике, как мы называем поясные сумки. А что тут непонятного? Под дождь с сильным ветром попадать никому не случалось? Порыв ветра зонт наизнанку ни у кого не выворачивал? Заклёпочки эти рахитичные на спицах ни у кого при этом не срывало? То-то же! Как раз для таких случаев у меня и моточек медной проволоки подходящей толщины припасён. Отогнул кончик полукольцом, откусил, продел в оставшиеся без заклёпки отверстия в спицах, аккуратно сжал плоскогубцами — и зонт снова исправен.
Серёга, впрочем, угорал над обилием явно лишних в наших условиях отвёрток и шестигранных насадок, девчат развеселил столь же неуместный штопор, а Володя ухмыльнулся при виде коротеньких и страшно неудобных ножевого лезвия и пилки, после чего с гордостью показал собственный туристический нож-пилу. Я не стал с ними спорить. Конечно, любой универсальный инструмент ублюдочен по сравнению с нормальным. Например, какой идиот станет пользоваться входящими в мультитул ножницами, когда у девчат есть нормальные для маникюра? Шило же, стамеска и напильник должны ещё понадобиться, прежде чем хоть кто-то сообразит, как хреново порой без них. А нож меня и мой складной «Викинг» вполне устраивает. Короткий, но массивный и с надёжным фиксатором — хоть деревяшку обстругать, хоть лишнюю дырку в чьём-нибудь не в меру настырном недружественном организме проделать.
Хуже всего обстояло дело со жратвой, состоящей из пары забраконьеренных Володей перед самым попаданием рыбин, которых мы запекли на костре. Без хлеба и без соли рыба ну никак не тянула на деликатес, но выбирать особо не приходилось. Погода стояла тёплая, дождя не ожидалось, и для ночлега в принципе вполне хватило бы и подстилки из нарезанного лапника. Увы, только в принципе — бабы есть бабы. Не знаю, каковы они у аборигенов, а наши едва не закатили истерику. Наташка, как оказалось, боится не только мышей, но и всевозможных букашек, которые для неё все тараканы, а Юлька, избавленная от наташкиных фобий, впала в ступор при виде мирно переползавшего тропинку ужа, наотрез отказавшись замечать его отличия от действительно опасной гадюки. В результате нам пришлось в сгущающихся сумерках заморочиться постройкой приличных размеров шалаша, стенки которого могли служить лишь чисто символической защитой от ползучей мелюзги, но бабы, заняв нас строительным авралом, успокоились. Ну, относительно — периодические поторапливания и сравнения с косорукими обезьянами нам приходилось стойко переносить. Дело затягивалось из-за того, что гарпунный линь Володи в нашем положении был чрезвычайно ценен, и мы хотели сберечь его для целей поважнее этой временной халабуды, а её каркас вязали виноградной и вьюнковой лозой — обильной, но неудобной.
— Им не шалаш этот долбаный нужен, им нас задолбать этой хренью захотелось! — ворчал Серёга, когда мы водружали на перекрестья связанных лозой попарно опор коньковую жердь, — Ну не стервы ли?
— Скажи спасибо, что удовольствовались шалашом, а не потребовали землянку-блиндаж! — подколол его Володя.
— Ага, с последующим евроремонтом! — добавил я для пущего драматизма. Переговаривались мы, конечно, вполголоса — нехрен подсказывать бабам столь элементарные способы задрочить нас всерьёз и надолго…
Как и следовало ожидать, построенный нами в конце концов шалаш показался нашим мучительницам слишком тесным, в результате чего нам было безяпелляционно предложено разместиться снаружи. Потом им оказалось жёстко спать на хвойном лапнике, и пришлось — нам, естественно — искать и рвать в полной темноте охапки папоротника. Жалобы на комаров мы где-то минут пять тупо игнорировали, но последовала истерика, и я посоветовал им нарвать той же лозы — дикого винограда и обыкновенного вьюнка в этом лесу хватало — и сплести себе противомоскитную сетку. Только самим, поскольку мы, мужики — косорукие обезьяны и ни шить, ни вязать, ни плести не умеем. А что я, неправду сказал? Лично мне правда в глаза как-то ни разу не колет, гы-гы! Поняв, что на сей раз спасение утопающих — дело рук самих утопающих, и как-то передумав спасаться самостоятельно, они наконец заткнулись и дали нам заснуть — так нам показалось по нашей наивности…
Сплю я обычно крепко, и когда меня среди ночи разбудили самым бесцеремонным образом, своё отношение к происходящему я сформулировал тоже в весьма крепких выражениях. А как прикажете выражаться, когда ты мирно спишь, никого не трогаешь, а на тебя вдруг с пронзительным визгом налетает некое растрёпанное человекообразное, спотыкается, наворачивается сразмаху, и при этом ухитряется попасть тебе коленкой по гениталиям? А затем с таким же визгом требует помочь, спасти и вообще «ну сделать же что-нибудь» и матерится при этом похлеще тебя самого! Вы бы на моём месте не перебздели?
Спросонья я не сразу въехал, что эти визжащие человекообразные — наши шалавы… тьфу, прекрасные дамы, поскольку сперва мне требовалось разобраться в двух куда более глобальных вопросах — кто я и где я. А разобравшись — не мог уразуметь, что за хрень заставила наших баб подкинуться как наскипидаренные и ломануться из халабуды наружу… гм… ага, так и знал — прямо сквозь стенку. Чего? Какое в сраку чудовище?
Отдалённый, но мощный и раскатистый рык какого-то хищника прояснил наконец ситуёвину. Для волка или рыси чересчур, для медведя… Гм… в тёплый сезон медведи, вроде, миролюбивы… Помозговав, я вдруг заподозрил, кто бы это мог быть, но решил оставить пока свои подозрения при себе — перспектива длительной бабьей истерики не очень-то стыковалась с моим желанием наконец-то выспаться.
2. Милитаризация по-попаданчески
Наше утреннее пробуждение ознаменовалось синхронным урчанием пустых желудков. Почесав полученные за ночь ушибы и комариные укусы, напившись, умывшись и прогулявшись до ветра, мы упёрлись в извечный вопрос о хлебе насущном. Собирательство даров леса в виде грибов, ягод и орехов возложили, естественно, на баб, для охраны которых с ними оставлялся Серёга. Васкес, обучавшийся в юности на скаута и умевший мастерить силки, отправился вместе с Володей на промысел чего-нибудь посущественнее. На самый крайний случай они предполагали вернуться на морской берег, где Володя снова набраконьерил бы рыбы, но в идеале рассчитывали добыть кролика, а то и парочку. Мне стоило немалого труда уломать их обойтись малым количеством силков. Дело в том, что моток нейлоновой бечевы, который у Володи был в качестве запасного линя для гарпуна, сподвиг меня на наполеоновские планы по нашему вооружению.