Тем временем главный землемер США наконец приступил к изучению иска Ривиса к правительству США. Как ни старался Ривис, в его «старинных» документах обнаружилась масса несоответствий. Новые влиятельные друзья Ривиса, в том числе железнодорожный магнат Коллис Хантингтон, страшно возмутились и были готовы поручиться за благородного дона и удачливого бизнесмена Ривиса, однако в документах последнего были обнаружены признаки самой пошлой подделки, и в 1895 году Ривиса арестовали. Суд дал «благородному идальго» шесть лет тюрьмы.
Тереза Эмбер (при рождении Дориньяк) появилась на свет в 1856 году в безбедной семье в деревне Оссон на юге Франции. Ее отец Гийом был признанным чудаком и выдумщиком, увлекавшимся эзотерикой и лечением с помощью внушения. Мать Терезы, Роза, владела магазином нижнего белья, где бывали в основном жены быстро богатевших промышленников из расположенной неподалеку Тулузы.
Когда Терезе было 14 лет, ее мать умерла, оставив семью почти без средств к существованию. Поняв, что рассчитывать на отца не приходится, девушка начала вовсю пользоваться собственным природным обаянием и развитым воображением, чтобы убеждать продавцов в различных магазинах предоставлять ей кредит на покупки. Она заставляла их поверить, что вскоре ей в наследство перейдет расположенный на границе с Испанией замок Маркот или что она помолвлена с сыном торгового магната из Бордо, – ей с легкостью удавалось делать ложь правдоподобной. Но спустя три года терпению купцов, так и не увидевших своих денег, настал конец. Они объединились и раскрыли обман, лишив семью Терезы всего – даже родного поместья. Не удавшейся пока аферистке пришлось переехать с отцом в Тулузу, чтобы попытаться найти там работу.
Но вместо заработка Тереза нашла там мужа. Дело в том, что тетя Терезы Мари Тенье была замужем за Густавом Эмбером, профессором права в Тулузском университете. Он был увлечен политикой и сделал отличную карьеру, став сначала мэром Тулузы, а затем французским министром юстиции. На Терезе женился их сын Фредерик. Свадьба получилась роскошной: одно платье невесты стоило FF5 тыс. – деньги, на которые можно было снимать квартиру в Париже целый год. По традиции затраты на церемонию брала на себя семья невесты, и Терезе вновь удалось собрать несколько кредитов, большая часть которых так и не была выплачена. Однако это можно считать только легкой разминкой перед грандиозным обманом, который готовила Тереза.
С помощью своего могущественного свекра она смогла получить несколько ипотечных кредитов на сотни тысяч франков, закладывая имущество во Франции и за рубежом, которое никогда ей не принадлежало, – известный замок Маркот, например. Густав Эмбер, по всей видимости, знал о незаконности этих операций, но они сулили ему слишком большие прибыли, чтобы он мог от них отказаться.
...В короткие сроки, выкупая и перезакладывая имения, Эмберы превратились в очень крупных собственников, владевших апартаментами в Париже и замком с собственным озером недалеко от столицы.
Муж Терезы шел по стопам своего отца, он стал депутатом французского парламента. Со временем их семья приобрела четырехэтажный особняк на авеню де ла Гранд Арме, одной из наиболее престижных улиц Парижа. У них на приемах бывали не только богатые буржуа, но и самые влиятельные политики Франции, а также деятели искусства: писатели Эмиль Золя и Марсель Пруст, а также актриса Сара Бернар. Для Терезы обаять новых знакомых и заручиться их доверием было не сложнее, чем провести сельских торговцев. Для них она тоже придумала сказку – о том, как в 1879 году, оказавшись в одном вагоне поезда с американским миллионером Робертом Кроуфордом, она спасла ему жизнь, не дав умереть от сердечного приступа. В благодарность он якобы завещал ей все свое состояние в 100 млн франков – €300 млн по современному курсу. Но она не могла получить его до тех пор, пока ее младшая сестра (которая тоже была в поезде) не достигнет 21-летнего возраста и не выйдет замуж за одного из сыновей Кроуфорда. В эту историю, ставшую залогом хорошей репутации Терезы, поверили многие ее богатые друзья, которые охотно помогали аферистке собрать требуемые в завещании 6 млн франков приданого для сестры. Ей все верили на слово, не сомневаясь, что завещание действительно лежит в ее сейфе.
Однако собранных миллионов Терезе оказалось недостаточно, и в 1893 году она решила создать банк Rente Viagere. Он обещал клиентам одни из самых высоких процентов по вкладам, и вскоре к Большой Терезе, как ее стали называть, понесли свои деньги как мелкие инвесторы, так и настоящие магнаты из круга ее приближенных. Ни у кого не появлялось и тени сомнения в том, что предприятие этой светской львицы, которая вскоре должна получить огромное по тем временам наследство, выплатит должные дивиденды в срок.
Но на деле банк Терезы Эмбер никуда не вкладывал средства, он просто их накапливал и иногда раздавал в виде дивидендов. Когда один из управляющих Банка Франции Жюль Биза спросил у Терезы, как она распоряжается инвестициями, она ответила, что покупает на них правительственные облигации. Но Биза, проверив это, убедился, что Тереза лжет. Он доложил о своих подозрениях премьер-министру Франции Пьеру Вальден-Руссо. Банк Rente Viagere к тому моменту стал одним из крупнейших финансовых учреждений страны, и Вальден-Руссо опасался лично обвинять его владельцев в мошенничестве, чтобы не оказаться замешанным в скандале. Он решил действовать через прессу, поручив газете Matin провести расследование операций банка. Довольно быстро выяснилось, что на его счетах скопились такие средства, что для выплаты процентов по ним не хватит даже огромного состояния Эмбер, получение которого она к тому же оттягивала. Ей это удавалось при помощи бесконечных судебных тяжб относительно деталей наследования, которые она вела с представителями несуществующих сыновей Роберта Кроуфорда. На протяжении почти 20 лет Тереза различными способами перетаскивала дело из одного суда в другой. Но с появлением разоблачительных материалов в Matin суд потребовал от нее 8 мая 1902 года продемонстрировать содержимое сейфа и завещание.
...Терезе стало ясно, что ей грозит тюремное заключение, и за день до назначенного вскрытия сейфа она бежала со своей семьей из Парижа. Тем не менее сейф вскрыли, и глазам изумленной публики предстало его содержимое: итальянская монета, старая газета и пуговица. Одна из наиболее крупных финансовых махинаций XIX века была раскрыта. Новость об этом молниеносно разнеслась по всей Франции, но отыскать Терезу сразу не удалось. Только спустя несколько месяцев ее обнаружили в Мадриде. На суде выяснилось, что задолженность ее банка намного превысила 100 млн франков. Тысячи людей потеряли почти все свои накопления. Приговор, впрочем, оказался не так уж суров – пять лет тюрьмы. Выйдя на свободу, Тереза эмигрировала в США, где умерла в 1918 году в Чикаго.
В 1925 году бывший актер, некто Фергюсон, подошел к американскому туристу, который с завистливым восхищением глазел на колонну, поставленную на лондонской Трафальгарской площади в честь одноименной победы адмирала Нельсона. Американец явно прикидывал, как эта колонна выглядела бы на главной улице его родного городка в штате Айова. Фергюсон по секрету сообщил американцу, что колонну (как, впрочем, и несколько других лондонских памятников) британское правительство планирует продать, чтобы уменьшить бремя военного долга Соединенным Штатам. И совершенно случайно он, Фергюсон, является уполномоченным правительственным чиновником, которому поручено принимать предложения от возможных покупателей. Собственно говоря, потому он и подошел к солидному американскому туристу.
Айовский толстосум был польщен. Предложение ему понравилось, и он поинтересовался ценой. Фергюсон, попросив прощения, удалился «для консультаций с руководством», а потом, вернувшись, сказал, что «добро» получено, цена – £6 тыс. Американец тут же выписал чек и вручил его Фергюсону в обмен на адрес фирмы, которая, по словам «правительственного чиновника», должна демонтировать Трафальгарскую колонну и доставить ее в Айову. По указанному адресу действительно находилась строительная фирма, специализирующаяся на демонтаже старых зданий, но о памятнике Нельсону ее сотрудники слышали впервые. Американец разбушевался не на шутку, и только в Скотленд-Ярде его убедили, что он стал жертвой жулика.
В течение следующих нескольких недель сыщики Скотленд-Ярда сбились с ног, разыскивая неизвестного, который также взял авансы с других американских туристов за Биг-Бен (£1000), Тауэр (£1000), Букингемский дворец (£2000) и Вестминстерское аббатство (£2000). А потом как отрезало – больше обращений пострадавших в полицию не было. Сыщики сделали вывод, что проходимец покинул Лондон.
В течение следующих нескольких недель сыщики Скотленд-Ярда сбились с ног, разыскивая неизвестного, который также взял авансы с других американских туристов за Биг-Бен (£1000), Тауэр (£1000), Букингемский дворец (£2000) и Вестминстерское аббатство (£2000). А потом как отрезало – больше обращений пострадавших в полицию не было. Сыщики сделали вывод, что проходимец покинул Лондон.
Они не ошиблись. Фергюсон понял, какие возможности таятся во взгляде американцев на окружающий мир, и отправился за океан, чтобы стричь купоны на месте. Но здесь он ошибся. Ему удалось лишь сдать Белый дом в аренду на 99 лет техасскому скотопромышленнику, получив аванс $100 тыс. На второй своей афере (продажа статуи Свободы) Фергюсон попался. У себя дома американцы, как выяснилось, вовсе не были простаками.
Подделка документов (не старинных) и незаконная продажа объектов недвижимости (в том числе несуществующих) сегодня получили широкое распространение на российском рынке. А в конце XX века один техасец все-таки получил в «аренду» Белый дом – правда, не на 99 лет…
Великий двигатель торговли
Не обманешь – не продашь!
Торговля – мать родная для аферистов всех мастей, «наживное дело» per se. Купить подешевле, продать подороже, втюхать покупателю то, что ему и не нужно совсем, всучить ему залежалый или подмоченный товар, содрав при этом вдвое против настоящей цены, да еще обмерить, обвесить и обсчитать – без этого какая торговля? Да еще в России, где народ, как известно, любит покупать и продавать?
Торговали, конечно, и честно. Слово свое держали, покупателя не обманывали – но ведь это в основном староверы – отечественные протестанты с их строгими нравственными правилами. Да и то (вспомним Мельникова-Печерского) многие из них говорили, что выгодно им держаться старой веры, потому что доверия тогда к ним больше. Это, конечно, не голландские купцы, которые ради завоевания японского рынка топтали лик Христа, но тоже как-то… Одно слово – торговля.
Мифы о себе, любимых, создавали все народы мира и во все времена. Причем легенды о людях одной профессии, сложенные в отдаленных друг от друга землях, подчас похожи так, словно сложены одним сказителем. Взять, к примеру, рассказы о княжеских дружинниках или рыцарях. От их забав в мирное время страдали в равной степени и русские княжества, и европейские королевства. Но в устных и письменных сказаниях эти кровожадные воины предстают исполненными исключительного благородства. А завистливые и злобные крестьяне превращаются в гостеприимных и добродушных поселян.
Однако купцы многие столетия, особенно в нашем отечестве, стояли в этом ряду особняком. На Руси их хоть и именовали почтительно «ваше степенство», но не особенно любили. Собственно, ничего другого в стране, где родилась поговорка «не обманешь – не продашь», и быть не могло. А обманывали они почти всегда, везде и как только могли.
На протяжении веков в Москве и других русских городах у приезжавших в базарные дни крестьян товар скупали посредники. И если будущая прибыль не радовала их своими размерами, они безо всякого стеснения прибегали к разным трюкам. В «Записках сыщика» Михаил Максимов рассказывал о них так: «В Москве проживают мужики, торговцы хлебом, овсом, крупой, дровами и сеном; их почему-то называют одни кулаками, другие – хлыновцами. Промышленность их заключается собственно в том, что они, покупая у приезжих степных мужиков в зимнее время хлеб, овес и крупу, рассыпают все это на свои воза, делая из трех четыре, а из пяти – семь. И когда у них покупают, бессовестно обманывают. В возы с сеном для весу укладывают бревна, или во время взвешивания один или двое из них, прицепясь сзади или сбоку воза, усиливают вес незаметным образом. Укладывая на свои воза дрова, они середину делают пустой или перекладывают незаметно сучками и редко продают на сажень, а всегда повозно. При перемере овса и крупы, если не осмотреть, они меры три-четыре насыпят на дно. С кучерами и дворниками они в деле. Каждого покупателя они строго рассматривают и, если увидят невозможность к обману, никогда не продадут.
Один мой знакомый купил по незнанию своему у этих кулаков десять возов дров. По цене и по обширности возов сделка показалась ему очень выгодной. Дело было к вечеру, и дрова ему все покидали в сарай, без укладки на место. На другой день, разговаривая с кухаркой, он сообщил ей:
– Теперь у нас дров, кажется, хватит до весны. Я полагаю, что тут будет около пяти сажен.
– И каких тут, сударь, пять сажен! Да тут едва ли наберется и три, – сказала ему кухарка. – Вы извольте-ка посмотреть, что вы купили – большую часть сучков, а не поленьев.
Богатый человек, скупец, имел привычку у заставы покупать на известных рынках все, что он находил для себя выгодным, а потому постоянно шатался там для покупки по дешевой цене различных припасов. Этого человека давно знали кулаки, но не находили возможности, как бы его обмануть. В трескучий мороз, увидав его на базаре около возов с кучером, покупающего для своих лошадей овес, они тотчас, договорившись с кучером, приступили к делу. Один из этих хлыновцев, подойдя к скупцу, предложил ему купить 20 возов овинного овса, объявив решительную цену, самую выгодную. В возах этих в самом низу находилась мякина. Посмотревши овес и найдя его довольно хорошим, скупец начал еще выторговывать у них несколько копеек, в чем и преуспел. Но впоследствии, увидав в своем закроме, что в овсе наполовину мякина, сказал сам себе: «Как это я недосмотрел, что попал на кулаков? Эки мошенники!»
Весьма распространенным в Москве и Петербурге трюком была торговля спитым чаем. Купцы скупали в трактирах и ресторанах использованную заварку, высушивали ее, паковали и продавали по крайне привлекательной для покупателя цене. Естественно, во избежание неприятностей «особый товар» продавали главным образом приезжим крестьянам, которые назавтра собирались домой....Подобными трюками баловались не только мелкие купчишки и лавочники, но и вполне солидные купцы первой гильдии. И не только во времена царя Гороха, но и в начале XX века. Русский военный атташе в Дании граф Алексей Игнатьев вспоминал об осмотре датской столицы вместе с русским дипломатом Бибиковым: «Осматривая из любопытства Копенгагенский порт, я только увидел, как грузились на английские пароходы с их пестрым красно-синим флагом бочки с большим ярлыком, изображавшим корову на зеленом поле.
– Полюбуйся, это наше родное сибирское масло, – объясняет Бибиков. – Вон видишь под этим навесом бочки в грязных рогожах? Здесь масло перекладывают в датские бочки, что, правда, необходимо из-за встречающихся в нем булыжников – знаешь, для веса. Сибирское масло превращается в датское и отправляется в этот всепожирающий Лондон».
Русские газеты пестрели подобной же информацией. К примеру, в феврале 1903 года они поместили сообщение Российского телеграфного агентства из Копенгагена: «В прибывшем вчера из России пароходном грузе сибирского масла, адресованном здешней фирме «Зунд и Петерсен», снова оказалось несколько бочек, наполненных вместо масла камнями, землей и льдом».
Но заработанная такими способами дурная репутация на внешних рынках ничуть не мешала представителям отечественного бизнеса создавать о себе красивые легенды для внутреннего употребления. Одним из самых распространенных объектов мифологизации была история накопления первоначального капитала. Практически каждая уважающая себя купеческая династия имела предка, пришедшего в лаптях из забытых богом мест на заработки в Петербург, Москву или иные места. Затем этот самородок каторжным трудом, выплачивая оброк барину, зарабатывал деньги на выкуп из крепостной неволи и разворачивался во всю широту своей новой, теперь уже купеческой души.
В некоторых случаях подобные рассказы были почти правдой. Но именно «почти». К примеру, известная до революции и не забытая поныне династия Кузнецовых владела фарфоровыми заводами, контролировала немалую часть российского рынка посуды, их фирма даже удостоилась звания придворного поставщика. Их предок – кузнец Яков Кузнецов, который, согласно легенде, вполне соответствовавшей истине, перешел от подковывания лошадей к производству чашек и плошек. Правда, о том, на какие деньги он поставил первое производство, в дореволюционных изданиях не говорилось. Ответ нашли и опубликовали уже в советские годы: «На большой дороге между деревнями Речица и Новохаритоново высился добротный рубленый дом. Рядом – кузница. Владелец кузни Яков Васильевич Кузнецов и сыновья его Терентий и Анисим ковали коней, мастерили оси к телегам, выделывали косы, вилы, топоры, грабли. Товар ходкий, без него ни в одном крестьянском хозяйстве не обойтись. Ничем не гнушался Яков Васильевич, чтобы добыть денег, скопить капитал. Приторговывал пиленым лесом, пускал на постой проезжающих. Кормил, поил, ночлег предоставлял и за все плату взимал. Но не каждого встречного привечал и пускал в дом. Звенят деньги в карманах – получай кров и хлебосольство, нет за душой ни гроша – кати мимо.