По собственной воле Верзила нырнул в канал или у него не было выбора, и если первое, то как надеялся выплыть со связанными за спиной руками, – тоже оставалось тайной.
Можно было устроить розыск среди сотрудников Первой префектуры и в Военной академии, учинить допросы с пристрастием и выбить из кого-нибудь признание в пособничестве, похожее на правду. Но такая правда не удовлетворила бы государя. На вакантное место Первого министра требовалось срочно назначить человека. При этом новый министр ни в коем случае не должен был оказаться виновником убийства министра предыдущего. И не в следственных бумагах, а на деле.
Хозяин дома, где Верзила скрывался после совершения преступления, клялся и божился, что с убийцей ни в родственных, ни в приятельских отношениях никогда не состоял, а комнату на чердаке сдал в пользование лишь потому, что ему заплатили хорошие деньги. О преступлениях против государя и государства и совершающих их людях он задумываться не привык, поэтому в поведении нового жильца ничего подозрительного не заметил.
Попался Верзила лишь оттого, что оперативные службы сработали четко и по завершении блокады Монетного сохранялась полная уверенность: преступник остров не покидал. А обнаружить человека на небольшом островке много проще, чем охотиться за ним по всей огромной Столице и ее окрестностям. Сыскная работа была проделана филигранно. Преступника схватили. Но то, что с ним случилось в следующую половину стражи, хотя и было досадно, на самом деле вряд ли сильно изменило его судьбу: сумей Верзила отсидеться эти несколько дней и не попасть в руки правосудия, он, скорее всего, не пережил бы благодарности заказчика за выполненную работу.
И, вроде, все сложилось в пользу неизвестного зложелателя кира Энигора. Следы заметены удачно; несмотря на небольшую оплошность, тайну удалось сохранить. Не рассчитано оказалось лишь одно: в Столице жил человек, неплохо знавший Халиса Верзилу и бывший в курсе многих его злоключений после того, как Верзилу освободили от службы в наемном войске Валахада.
Перед Валахадом Верзила провинился тем, что предал интересы его войска: вернул долг человеку, тоже спасшему однажды его жизнь. От предложения ходатайства перед Валахадом Верзила тогда отказался, на государственную службу не пошел, быть может рассудив, что, единожды прославившись как предатель, высоко по служебной лестнице не взберется. Он стал наниматься в охрану торговых караванов, следовавших в Белые Земли, но несколько раз в году обязательно возвращался в Столицу, чтобы хорошо потратить заработок. Лет через десять такой жизни в одном из походов Верзилу серьезно ранили, он отказался от путешествий и устроился вышибалой в кабак. Вероятно, он нашел себе в Столице и другую выгодную работу: убивать на заказ за деньги. Всего лишь вероятно – потому, что до случая с киром Энигором он не давал повода заподозрить себя в двойной жизни. Но к непрофессионалу или новичку в таком щепетильном деле вряд ли обратились бы люди, желающие избавиться от Первого министра государства.
Человеком, знакомым с Верзилой, был сыщик Иль.
Там, где одна случайность сработала преступникам на руку, другая должна была оказаться во вред.
Сыщику Илю снова пора было приниматься за работу, а его всерьез отвлекали другие важные дела. Поэтому расследование и топталось на месте.
Дин мог бы спросить себя: был ли кир Ариксар Волк хоть раз доволен тем, что он, советник Дин, делает. Кажется, никогда. Ни тебе спасибо, ни полслова одобрения. Как будто западню чует. Впрочем, Волк принимал его советы. Уже хорошо.
На доске с «Королевским войском» Дин переставил золотую колесницу на два поля наискосок. Это значило, что Волк уехал в Эгироссу. Принц Ша, кстати, тоже. В том, что принц увидится там со своей возлюбленной, Дин не видел ничего плохого. Другое не нравилось ему: в окружении принца появились какие-то новые люди, личные дела которых оказались Дину недоступны. После смерти кира Энигора секретности в государственных делах прибавилось, и с эти приходилось мириться. Дин прикинул в уме, сколько денег нужно будет потратить на взятки, чтобы преодолеть новый заслон недоверия, и не пришел от расчетов в восторг.
Впрочем, в «Королевском войске» ответный ход остался за армией зеленых. Но отвечать им нужно было не только на поездку Волка. Угроза назрела на другой стороне доски. Первосвященник золотых мешал нефритовым солдатам зеленых перестроиться в боевой порядок.
Пользуясь тем, что познакомился с эргром Инаем, Дин решил проконсультироваться у него на интересующую его тему – о колдовстве.
– Я, конечно, человек несведущий, – обмолвился господин Дин, явившись как-то утром в монастырь Неспящих, где эргр Инай временно гостил. (Разумеется, совершенно случайно они встретились в храме.) – Но, говорят, можно нанести вред кому-либо весьма простым способом: колдовством, воткнув в одежду заговоренную булавку.
Инай сделал знак сопровождавшему его служке отойти подальше, чтоб не подслушивал разговор. Они с Дином бок о бок вышли из громадного монастырского храма и направились к фонтану с целебной водой, который открывали для народа по праздникам.
– Люди часто говорят глупости, господин Дин, – промолвил Инай. – Вы же не верите в то, что у государя волшебный глаз, а оракул Сатуана охраняет пес о двух головах и шести ногах? Весьма наивно с вашей стороны было бы полагать, что, заговорив булавку, вы нанесете кому-то серьезный вред. Все мы в руках Единого, и все свершается по воле Его. Ведовство противоестественно и незаконно. Вам следует раскаяться в подобных мыслях и впредь гнать их от себя как грех.
– Вы неверно меня поняли, эргр Инай. Я не собираюсь творить наговоры, я опасаюсь, что кто-то мог сделать это против меня. Может быть, вы не знаете, но у меня очень болен сын. Можно ли заказать вашему монастырю службу, чтобы оборониться от сглаза и злых наговоров?
– Конечно, можно и даже нужно – целебной силе Тань. Я с радостью помолюсь за вас и вашего сына, если вам так будет спокойнее. Скажите только имена моему келейнику, – эргр показал на топтавшегося в отдалении служку, – он запишет, и, как приедем в Эгироссу, я немедленно отслужу.
Тут господин Дин чрезвычайно умилился духом, упал на колени и ухватил Иная за край платья. Горячо воскликнув: «Благодарю вас, эргр Инай!» – господин советник от переполнявших его чувств, кажется, даже разок стукнулся лбом о брусчатку двора, рассуждая про себя, что давненько ему не приходилось разыгрывать дурака.
Эргр Инай привык к подобным изъявлениям благодарности, и потому совершенно равнодушно отнесся к тому, что в замшевую кисточку на его сапоге Дин незаметно воткнул специально созданную для подобного употребления двуусую булавку. Попав на ткань, дерево или иной нетвердый материал, хитрая булавка становилась совершенно незаметной и впивалась намертво, не поддаваясь выковыриванию ни зубочисткой, ни щеткой, ни иглой, ни кончиком стила. Извлечь ее обратно можно было только человеческой рукой.
Что ни говори эргр Инай, а было у Дина чувство, что двуусая булавка, оставленная в Большом Улье государем – штучка непростая и непустячная. «Посмотрим теперь, кто сильнее, – думал господин Дин, покидая монастырь, – Инай или колдуны, в которых мы не верим. Узнать, бывает ли колдовство на свете, в самом деле было бы любопытно…»
Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что, после расставания с господином Дином, эргр Инай ощупал край подола там, где за него хватался советник. Булавок он не нашел и поэтому принял Дина за того, кем тот хотел казаться: за суеверного невежду.
Глава 2
Часть дела Джу вынес за пределы префектуры в обед, когда подобревший от стаканчика вина Аглар разрешил ему ненадолго отлучиться домой. Другую часть он, исхитрившись, снова разместил за голенищами сапог и под одеждой. Джу как раз вернулся на свое место и сел ждать отсутствующих по каким-то причинам старших товарищей, когда порог проходной комнаты переступил сам господин префект, в «свиту» которого где-то позади затесался и Аглар в том числе.
Джу, пока без особого интереса листавший Помогаевы показания по афере с фальшивым золотом, встал и поклонился, придержав за пазухой остаток краденых бумаг.
Господин префект слегка кивнул в ответ.
– Так где вы хотите повесить светильники? – вопросил он интенданта.
Интендант пустился в объяснения. Префект слушал его некоторое время, изображая на лице крайнее внимание к подробностям рационального освещения рабочих мест сотрудников среднего следственного звена. Потом Джу вдруг поймал на себе его задумчивый взгляд.
– А что, господин Аглар, – внезапно прервал свою хозяйственную деятельность префект, – как справляется ваш новый помощник? Какие он делает успехи?
– Он… э-э… он весьма добросовестен, – растерялся Аглар, врасплох застигнутый резкой сменой начальственного внимания.
– А что, господин Аглар, – внезапно прервал свою хозяйственную деятельность префект, – как справляется ваш новый помощник? Какие он делает успехи?
– Он… э-э… он весьма добросовестен, – растерялся Аглар, врасплох застигнутый резкой сменой начальственного внимания.
– Добросовестен? – префект критически приподнял бровь. – Ну что ж… Пусть продолжает в том же духе. Очень мило с его стороны. Быть может, получит за добросовестность награду на Небесах. – Тут господин префект значительно посмотрел на Джу: – Только запомните, господин Джуджелар: добросовестным способен быть любой болван. В них наша префектура недостатка никогда не испытывала. Зато в гениальных мастерах сыска недостаток у нас велик. – Господин префект выдержал паузу и добавил: – Я буду рад, если ваше образование в «Каменных Пристанях» продолжится. Соберите документы и доучитесь хотя бы заочно. Ваше общественное положение и ваши способности позволяют вам это сделать.
С этими словами Третий префект важно кивнул сопровождающим, прошествовал через помещение и исчез за предупредительно распахнутыми для него Марашем другими дверьми.
Аглар остался. Он вытер манжетом мгновенно вспотевший лоб и поманил Джу рукой.
– Бросай бумажки, вечером прочтем. Пойдем отсюда. Посольство пора встречать.
Столицу Нэль видел не впервые. Он познакомился с этим городом еще будучи на Бенеруфе. Он знал названия улиц, границы префектур, острова, мосты, дворцы и каналы. Просто раньше Столица появлялась перед ним без долговременного ожидания, все происходило намного проще – в виде карты или небольших видеофрагментов. Сейчас взгляд на нее получил перспективу.
Первыми показались маяки. Потом, на самом берегу залива, город-спутник, Порт Тарген, – портовые склады и прибрежные кварталы, с расстояния в несколько морских лиг похожие на нагромождение желтоватых и белых кубиков. Наконец, как и полагается здесь красавице – позволяя рассмотреть себя не сразу, – в месте, куда, соединенная с заливом системой шлюзов, уходила сеть судоходных каналов, появилась сама Столица, административный и торговый центр империи Тарген Тау Тарсис.
Для Та Билана город был огромен. Вместе с Портом он насчитывал более миллиона жителей. За зимний год, что за Столицей велось наблюдение, Порт посетило около пяти тысяч различных судов, да и сейчас в гавани было тесновато. Корабли швартовались у причалов вплотную, борт к борту.
Парусник «Звезда Морей» некоторое время провел на внешнем рейде, ожидая разрешения войти в порт. Потом прошел горловину бухты и медленно двинулся по узкой полоске воды, не занятой другими судами, к причалу, указанному ему при помощи зеркальных сигналов. С попутным ветром он прибыл в Столицу немного раньше намеченного срока.
На палубе, окаченной забортной водой и надраенной до блеска, выстроились все пассажиры «Звезды». Ради представительности и хотя бы внешнего соответствия их экспедиции статусу посольства, Фай распорядился всем быть в летной форме, с регалиями и знаками отличия, у кого какие есть. Весь путь до Столицы между таргским черно-серебряным флагом и зелено-золотым вымпелом арданского генерал-губернатора красовался желтый флаг Нижнего Мира Тай.
Фай поднялся на капитанский мостик и наблюдал за прибытием в Столицу свысока. Кажется, он волновался.
Что же касается Нэля, то тот почти не чувствовал торжественности момента. Все происходило словно во сне и как будто не с ним. Состояние это Нэлю стало уже привычным. Все равно как если бы он снова отсматривал снятые спутником величественные строения, прослушивал записи чьей-то речи или следил за мельтешением нечетких тел и лиц на видеоэкране. Самого его здесь не было. Даже Танай разбудил его лишь на несколько минут – совсем краткое время, недостаточное, чтобы опомниться.
Между высшими руководителями этой страны велась оживленная переписка посредством крылатых посланников, а «Звезда Морей», хоть и не делала остановок в пути, тем не менее, сообщалась с берегом при помощи кодированных сигналов зеркалом или огнем всякий раз, как попадала в пределы видимости порта. Значит, об их ожидаемом прибытии давно должно быть известно и императору, и всем властям города. Фай даже говорил, что им подготовлена специальная встреча. Говорил с некоторым сомнением, потому что не знал пока, что это для них означает, хорошо это или плохо.
Нэля тронули сзади за плечо. За спиной у него стоял Танай.
– Я хотел поговорить с тобой на прощание, – сказал он. – Давай отойдем в сторону.
Понятие «в сторону» на полной пассажиров и матросов палубе парусника, совершающего маневры, было весьма относительно. Оно означало отойти от одних людей и приблизиться к другим. Нэль с Танаем так и сделали.
Взгляд Таная, обычно открытый и исполненный дерзости и веселья, на этот раз обращен был Нэлю под ноги. В руках Танай смущенно вертел кисточку своей черной, как смоль, косы. В общем, выглядел и вел себя помощник штурмана необычно.
– Я хотел тебе предложить… не уезжать со своими, – проговорил Танай. – Я хотел попросить… Выходи за меня замуж, Нэль. У моей матери есть домик в Арденне. Я иногда ухожу в море надолго, но она добрая женщина и тебе не будет там плохо. А если ты захочешь, я брошу мореплавание и займусь чем-нибудь другим. Оставайся со мной, Нэль.
Нэль покачал головой.
– Почему? – полушепотом спросил Танай.
Нэль пожал одним плечом.
– Но ты ведь и не ждал, что я соглашусь, – ответил он. – Я нахожусь на военной службе и не могу бросить ее по собственному произволу. Даже если бы у меня было такое желание. А у меня его нет. Да и ты не знаешь, чего просишь. Быть может, я совсем не тот человек, как думается тебе. К тому же… я замужем, Танай.
Изумрудно-зеленые глаза Таная погасли.
– Прости, – сказал он. – Но спросить я был должен.
Нэль кивнул:
– Прощай, Танай.
Помощник штурмана, не ответив, развернулся и быстрым шагом направился к своему месту близ рулевого. Нэль проводил его взглядом, хотел перейти ближе к борту и, сделав шаг, натолкнулся на Маленького Ли.
– Чего хотел от тебя этот тип? – поинтересовался Ли.
– Чтоб я стал его семейным партнером, – сухо отвечал Нэль.
Ли захлопал глазами и уставился вслед Танаю.
– Интересно, как он себе это представляет, – задумчиво проговорил он. – Как они вообще это делают?
Нэль сказал:
– Так же, как и ты. Можешь поверить мне, Ли. Ничего нового. – И пошел прочь.
Маленький Ли остался стоять с открытым ртом.
По-летнему яркая и солнечная погода установилась в этом году рано. Было тепло, легкий ветерок со стороны залива шевелил молодые листочки на деревьях и мягкую бахрому озерной травы дикуши, обрамляющую старые пруды недалеко от Большого Улья.
Аглар и Джу расположились на берегу пруда под тополями, на упавшем стволе старого дерева, устроенном теперь вместо парковой скамьи. Им выпал последний участок пути посольства. Городская стража обеспечивала охрану самой процессии. Войско Порядка и Справедливости несло ответственность за общее спокойствие на улицах во время переезда посольства из гавани в Большой Улей.
Шан оказался прав, занятие это было неимоверно скучное. Угол тихий. Нет ни лавок, ни питейных, ни постоялых дворов. Вся Песочная улица – лишь несколько больших пустых домов, вроде Большого Улья, выстроенных в ряд. Хозяева-северяне проводили в них зиму, а на летний год уезжали в свои поместья следить за хозяйством. По другую сторону улицы, за канавой, обеспечивающей проточность прудам, располагался парк. Зимой тут было весело. На пруды горожане ходили кататься на коньках, в парке строили снежные горы и ледяные фигуры, устраивали фейерверки и гуляния. Словом, было за чем последить. А летом порядок и спокойствие соблюдались здесь сами собой.
Сейчас на другом берегу пруда паслась коза, и седой морь с длинным загнутым клювом, поджав одну ногу, ловил в мелкой воде выводящих рулады лягушек.
Если бы не жгущие Джу сквозь рубашку ворованные бумаги, он бы обрадовался поводу побездельничать. Просто посидеть в тени под деревом и послушать лягушачье пение – удовольствие, которое нечасто ему выпадало. Но нетерпение ворочалось внутри пойманным в банку ужом, завязывалось в узел, развязывалось, бессмысленно ползло по кругу, томилось, просилось на свободу. Наблюдать его извивы в себе Джу было тяжко.
Посольство не ехало, хоть плачь. Даже Аглар, не опомнившийся еще от разговора с префектом, не приставал с поучениями. Можно было прислониться к тополю и досмотреть те кусочки снов, на которые не хватило времени утром. Или помечтать о том, что через два дня в театре опять пойдут представления и Джу сможет полюбоваться на свою певичку. Или нет, о том, как он не пойдет в театр, а на те деньги, что платят в кассе за вход, купит соседке крашеные костяные бусы, и она сразу станет покладистой и доброй. Все ж лучше полушка в руке, чем золотой в чужом кармане…