— А почему же они тогда не ходят? — спросила Марианна.
— Потому что высокие дома отбрасывают на них тень, — объяснила Нелли. — Только уйдёт тень от одного дома, а тут уже другой тень отбрасывает.
— А-а-а… Ты про солнечные часы говоришь? — спросила Марианна.
— А про что же ещё?
— А-а-а… — Марианна заморгала. — Жалко!
Нелли, шаркнув ногой по каменной плите, сказала как бы между прочим:
— Да вообще-то это не так уж важно, что они не ходят. У нас ведь есть ещё на кухне часы, и у дедушки Херинга часы с маятником, а у дедушки Зомера часы в углу стоят, а у дяди Михаила — карманные часы, а у папы — будильник, а у моего старшего брата Фрица — секундомер. И ещё так штук восемь ручных часов.
Марианна уже и думать забыла про солнечные часы. Даже фрау Кульм вылетела у неё из головы. Она с удивлением разглядывала толпу людей во дворе. А потом прошептала:
— Если они все из вашей семьи, то вас ведь гораздо больше двенадцати!
В шестой главе Марианна знакомится с некоторыми членами семьи Нелли Зомер
Прежде чем туристы покинули двор, какая-то улыбающаяся пожилая дама протянула девочкам круглую стопочку мятных леденцов и плитку шоколада с орехами, слегка размякшую от жары.
Обернувшись к Бруно, который стоял тут же, ковыряя в носу, она сказала:
— Ты так орал на дереве, что я ни слова не поняла из объяснений экскурсовода.
И ему она ничего не дала.
Нелли и Марианна поделились с ним сластями, и Бруно, засунув в рот три леденца и кусок шоколада, молча удалился.
— Это была твоя бабушка? — спросила Марианна.
Они уже поднимались на крыльцо.
— Как — бабушка? — Нелли даже остановилась от удивления.
— Да ведь она дала нам конфеты и шоколад!
— Ну и что же? Почему обязательно бабушка?
— А-а-а… Может, это твоя тётя?
— Да я её вовсе и не знаю, — сказала Нелли. — Раза два в год случается, что кто-нибудь из туристов угостит нас шоколадом или ещё чем-нибудь. Какая-то женщина в прошлом году даже сказала: «Вот тебе нитка инжира! В утешение за то, что ты живёшь в таком старом доме!» Вот чудачка! А может, мне тут очень нравится жить!
— А я думала, это твоя бабушка.
— У меня уже нет бабушки, — терпеливо объясняла Нелли.
— Зато целых два дедушки — один с усами, другой без усов. Отличные ребята!
— Отличные ребята?
— Это так тётя Фелицита говорит. И правда. Один другого лучше. Видишь, вон они там с верёвкой возятся!
— А кто тот мальчик, который в носу ковырял?
— Это мой двоюродный брат Бруно. Его отец — брат моей мамы, Михаил Херинг. Он контролёр на железной дороге. А жена его в парикмахерской работает. Она у нас всех стрижёт. Дяди Михаила и тёти Рези сегодня нет дома. А когда их нет дома, Бруно всегда невесть что вытворяет.
Марианна растерянно моргала.
— Всё сразу я пока не могу запомнить, — созналась она. — Но понемногу я, конечно, разберусь в твоих родственниках… У меня ведь нет ни дядей, ни тётей, вообще никаких родных… Я и мои родители — мы одни… — Она замолчала и потёрла лоб.
Ей пришло вдруг в голову, что через несколько дней у неё появится брат или сестра, и тогда она уже больше не будет одна со своими родителями.
Может, сейчас самый подходящий момент рассказать Нелли обо всех своих бедах? Нелли ведь здорово разбирается в братьях и сёстрах. Уж она-то знает, любят ли родители нескольких детей так же сильно, как одного…
— Послушай, Нелли, — начала она, запинаясь, — ты не можешь мне сказать….
Но Нелли не дала ей договорить.
— Разве это так трудно запомнить? — воскликнула она удивлённо. — Ну ладно, сейчас я тебе объясню ещё раз. У моей мамы есть брат…
— Ну да…
— А у него есть жена.
— Ну да…
— Это и есть дядя Михаил и тётя Рези.
— А, понятно!
— А мальчик, который ковырял в носу, их сын. А зовут его Бруно. — Нелли раскусила мятный леденец, и он хрустнул. — Ну вот видишь? В этом ты уже не ошибёшься. А скоро ты и всех моих родственников выучишь.
— Ну да, — сказала Марианна, — я ведь не дура какая-нибудь!
Вот она и упустила момент поговорить с Нелли о своих бедах.
Нелли приоткрыла дверь в большую кухню и, просунув в щель голову, крикнула:
— Мама, а у нас гости!
— Ну да, туристы. Как всегда, — ответила фрау Зомер.
— А еще Марианна! Ты ведь знаешь — Марианна Шпиндель, которая на арифметике сказала, что мы — дюжина.
Марианна чуть сквозь землю не провалилась.
— Нелли!.. — только и смогла она сказать. — Нелли!..
Фрау Зомер широко распахнула дверь и, отстранив Нелли, с улыбкой кивнула Марианне. Она, как видно, не принимала так близко к сердцу эту «дюжину».
— А не поможете ли вы дедушкам распутать верёвку? — предложила она.
— Конечно, поможем, — с облегчением ответила Марианна.
— Попробуем, — сказала Нелли. — Пошли, Марианна!
Девочки двинулись по двору, держа курс на дедушку Зомера и дедушку Херинга. Но оба дедушки тут же энергично отклонили их помощь.
Дедушка Зомер, крутя ус, гордо ответил:
— Хо-хо! Благодарим покорно! Наш жизненный опыт достаточно велик, чтобы справиться с верёвкой. Верёвка нас не страшит. Можете на нас положиться. Я даже носки — и то сам штопаю. Верно, дедушка Херинг?
Дедушка Херинг громко высморкался в синий клетчатый носовой платок и сказал:
— Верно, дедушка Зомер!
— Вдвоём с дедушкой Херингом мы можем горы свернуть, — продолжал дедушка Зомер. — Верно, дедушка Херинг?
— Верно, — сказал дедушка Херинг. — Пусть лучше девочки помогут бедной Грете искать клещи. А мы уж с этой верёвкой как-нибудь сами…
— И с превеликим удовольствием! — сказал дедушка Зомер.
— Ну ладно, — сказала Нелли. — Я так и знала, что вы никого не подпустите.
Тётя Грета перерывала лопатой увядшие листья салата, картофельную шелуху, осколки бутылок и мятую бумагу и ссыпала всё это обратно в помойные баки, когда перед ней вдруг выросли Марианна и Нелли.
Пот катил с неё градом, щёки горели.
— Ну, ребята, — с восторгом сообщила она девочкам, — чего только я тут не нашла! Даже новую отвёртку и мой самый любимый молоток, который Фриц подарил мне на день рожденья! Такой отличный, удобный! Здорово, правда?
— Ещё бы не здорово! — ответила Нелли, не моргнув глазом.
На Марианну речь тёти Греты произвела сильное впечатление. Только одного она не могла понять — как это тёте Грете удалось найти в помойном ведре новенькую отвёртку? Да ещё и отличный молоток!
— А я вот никогда не нахожу таких хороших вещей, — сказала она с сожалением.
— А у тебя разве тоже есть сестра, которая любит сардины и выбрасывает в помойку всё, чем открывает консервные банки? — спросила тётя Грета. И когда Марианна отрицательно покачала головой, она поучительно добавила: — Ну вот видишь, как же ты можешь найти на помойке молоток и отвёртку?
Марианна смущённо глядела в землю.
— Ну разве это не ясно как день? — спросила тётя Грета.
Марианна всё никак не могла оторвать глаз от носков своих ботинок.
— Не знаю… — пробормотала она. — Не понимаю…
— Ты у нас тут в первый раз — вот тебе и трудно понять! — сказала тёти Грета. Она вытерла лоб рукавом комбинезона и обратилась к своей племяннице: — Очень прошу тебя, Нелли, сходи наверх к тёте Фелиците и спроси её, когда она в последний раз ела сардины. Может, клещи вообще лежат у неё в комнате?
Нелли покосилась на окно тёти Фелициты и сморщила нос:
— Да ну…
— Очень тебя прошу! — повторила тётя Грета.
— Да ну… — Нелли снова сморщила нос. — Да она ведь меня не впустит. Слышишь, как стучит машинка? Слышишь, как громко?
— Иди, иди, — сказала тётя Грета. — Тебе-то она простит, если ты постучишься. Или вот попроси твою подружку. У неё такой смелый вид!
Вид у Марианны был обескураженный. В растерянности она облизывала свои липкие от шоколада пальцы. Она чувствовала, что постучаться к сестре тёти Греты — дело очень опасное.
— У меня? Смелый?
— Да нет, — со вздохом сказала Нелли, — просто тётя Грета хочет этим сказать, что у меня смелости не хватает. Этого я, конечно, не потерплю. Ладно уж, придётся пойти.
И она нехотя поплелась через двор.
— Погоди, я с тобой! — крикнула ей вдогонку Марианна.
Нелли обернулась и кивнула. Они подошли к двери, увитой плющом и вьюнками. Даже каменная кабанья голова над дверью была почти скрыта листьями, и разглядеть можно было только широко раскрытую пасть.
Марианна, посмотрев вверх, сказала:
— А красиво!
Нелли пренебрежительно пожала плечами:
— Безвкусица!
На узкой винтовой лестнице пахло сыростью и стариной. Марианна зажмурила глаза и принюхалась.
— Тут надо идти потише, — шёпотом сказала Нелли, — а то ступеньки скрипят…
— Тут надо идти потише, — шёпотом сказала Нелли, — а то ступеньки скрипят…
Марианна поёжилась:
— Может, снять туфли?
Туфли ей вообще-то снимать не хотелось, потому что на одном носке у неё была дырка.
— Да что ты! — прошептала Нелли. — Здесь на лестнице всегда валяются гвозди, гайки и стёкла.
— Гвозди, гайки и стёкла?..
— Ну да, ясное дело, — сказала Нелли. — Это всё у Эриха из карманов высыпается, когда он носовой платок ищет. У тебя нет брата, вот ты и не понимаешь.
— Ага, — сказала Марианна.
Они были уже на верхней ступеньке. Нелли указала рукой на маленькую дверку под сводом ниши в самом конце узкого, недавно побелённого коридора:
— Вон там!
Они подкрались на цыпочках поближе… И вдруг лицо Нелли выразило огорчение.
— Ну, всё, можно поворачивать назад! Вот невезение!
Она показала на картонку, криво подвешенную к дверной ручке. На ней крупными буквами было написано:
Не мешать!
Кто сейчас постучит в дверь, тот плохой человек!
С глубоким уважением
Фелицита Зомер.— Ч… ч… что это значит?
— Тревога!
— Что-о?
— Тревога! Когда висит картонка с «плохим человеком» — лучше не подходи! Тётя Фелицита не знает пощады. У неё есть ещё всякие картонки. На одной написано: «Входи, если уж тебе так не терпится».
— Нет, ты всерьёз говоришь? — спросила Марианна, с опасением покосившись на дверь.
— Конечно, всерьёз! А на другой картонке вот что: «Вход воспрещён всем, кроме тех, кто несёт кофе с бутербродами и умеет молчать. Почтальону с денежным переводом — добро пожаловать! Даже если он не умеет молчать». Но больше всего мы любим мешочки с ирисками. Тогда я сто раз в день сюда бегаю!
Марианна не поняла ни слова.
— Какие ещё мешочки с ирисками? — спросила она.
И, держась рукой за перила лестницы, стала спускаться по ступенькам, всё время оглядываясь на маленькую дверку в нише.
— А это самая прекрасная идея тёти Фелициты, — объяснила Нелли. — Вот повесит она вместо картонки мешочек с ирисками на дверную ручку, и всякий, кто удержался и не постучал в дверь, может взять себе в награду из мешочка одну ириску.
— Ну и дальше что?
— А ничего. Взял — и спускайся вниз по лестнице.
— А тётя Фелицита что?
— Ничего! Она очень рада, когда остаётся мало ирисок.
— Ну и чудеса бывают на свете!
— Это ещё что! У нас и не то бывает.
— Про такое и в книжке не прочитаешь…
Нелли улыбнулась.
Марианна тоже улыбнулась.
— Нет, правда, всё какие-то чудеса!..
Нелли нагнулась, собрала несколько ржавых гаек и весело сказала:
— Вот теперь ты сама видишь, что мы не дюжина чайных ложек!
В седьмой главе нам представляется случай познакомиться с трёхметровым президентам Вашингтоном и с восседающим в кресле императором Наполеоном
Когда они спустились вниз, Нелли предложила:
— Давай-ка я тебя лучше отведу к президенту Вашингтону и императору Наполеону. Они-то уж вообще никогда не нервничают.
Марианна, хоть и была готова ко всему, вытаращила глаза:
— К кому, к кому?
Нелли таинственно хмыкнула:
— Сама увидишь. Могу пока сказать тебе только одно: они тверды как камень! И холодны как камень!
— Пра-а-вда?
— Да нет, нет, они добрые!
— Правда?
— Вот сама увидишь, — сказала Нелли и взяла её за руку.
Тётя Грета тем временем отправилась в мастерскую прадедушки-скульптора и возилась теперь в том углу, где стояли зелёные велосипеды и мопеды. Пять зелёных велосипедов только что выкатили из мастерской, и тётя Грета в это мгновение как раз выглянула из двери, чтобы посмотреть вслед пятерым юным велосипедистам, выруливающим к воротам. На лице её играла довольная улыбка. — У тёти Фелициты «тревога», — сообщила ей Нелли, — она вывесила картонку с «плохим человеком».
Тётя Грета кивнула. Длинный жёлтый карандаш, заложенный за ухо, упал при этом на землю. Подняв его, тётя Грета сказала:
— Попробуйте ещё раз, часа через два, — и опять заложила карандаш за ухо. Вид у неё был очень деловой. Можно было подумать, будто она только и делает, что непрерывно выписывает квитанции на прокат велосипедов — одну за другой.
Она всё ещё провожала взглядом пятерых велосипедистов, пока те не скрылись за воротами.
— Ребята знают, что велосипеды у меня качественные! — с гордостью сказала тётя Грета и, вынув карандаш из-за уха, а перочинный ножик — из нагрудного кармана комбинезона, принялась чинить карандаш. Заметив, что Нелли с Марианной всё ещё стоят рядом, она повторила:
— Будьте уж так добры, попробуйте через два часа снова!
Самой ей, судя по всему, не хватало смелости постучать в дверь к тёте Фелиците.
— А пока мы сходим в гости к президенту и императору, — сказала Нелли. — Пошли, Марианна!
В мастерскую прадедушки вело много дверей. Нелли направилась к самой широкой. Марианна, заложив руки за спину, молча следовала за ней.
Потянув к себе длинную створку двери, Нелли просунула коленку в образовавшуюся щель и, ухватившись обеими руками за железный засов, повисла на нём, словно игрушечная обезьянка на резиночке.
Марианна уже подумала было, что дверь сейчас с грохотом распахнётся и, стукнувшись о стену, прихлопнет Нелли, висящую на засове. Но этого не случилось. Нелли спрыгнула на землю и совершенно спокойно сказала:
— Когда петли смазаны, это получается лучше. Входи, Марианна!
Марианна вошла и застыла от изумления.
Перед ней стоял каменный великан. Голова его упиралась в потолок. На постаменте золотыми буквами было высечено его имя. Надпись гласила: «Джордж Вашингтон».
В нескольких шагах от него сидел другой каменный великан в какой-то невиданной шляпе.
— Наполеон, восседающий в кресле, — пояснила Нелли.
— У нас… у нас дома тоже есть Наполеон, — запинаясь, проговорила Марианна, — только… только наш гораздо меньше, и он бронзовый. Мой папа прижимает им конверт, когда письмо заклеивает.
— Нашим Наполеоном можно сразу хоть сто тысяч писем заклеить!
Марианна долго и основательно осматривала каждую скульптуру. Она шмыгала носом, склоняла голову набок, потом откидывала её назад, закрывала то правый, то левый глаз и, наконец, спросила:
— А почему эти памятники стоят тут у вас? Вы их из какого-нибудь парка домой притащили?
— Да ты что! — возмутилась Нелли. — Как тебе это только в голову пришло? Разве такую громадину подымешь? Разве её засунешь в карман?
— Вот и я думаю…
— Ведь это садовая скульптура! — с видом знатока сказала Нелли.
— Вот я и говорю! — кивнула Марианна. — Вот я и не понимаю, как могли к вам попасть два настоящих памятника…
— Да ведь это скульптуры моего прадедушки, — объяснила Нелли.
— Скульптуры твоего…
— Прадедушки! Его фамилия тоже была Зомер. И он был отцом дедушки Зомера.
— A-а, понятно, — сказала Марианна. — Ну и что?
Нелли доверительно положила руку на колено Наполеона.
Глаза её сияли.
— Мой прадедушка был знаменитый скульптор, — со скромным достоинством заявила она. — Он изваял очень много статуй и получил за них целую кучу денег. А то как бы он мог купить этот старинный охотничий замок?
— Конечно, ведь замки дорого стоят, — кивнула Марианна.
Нелли погладила каменное колено Наполеона.
— Только императора и президента никто не захотел купить. Прадедушка так и не нашёл покупателя.
— Вот они и остались тут стоять! — сообразила наконец Марианна.
— Ага! Правильно! — сказала Нелли.
Она вытерла об юбку руку, которой гладила коленку Наполеона, и поглядела вверх, на серьёзное лицо Вашингтона.
— По-моему, оба они великолепны! — сказала она убеждённо. — Но прадедушке некоторые люди тогда говорили, что лучше бы он посадил Вашингтона на коня. А другие, самые нахальные, заявляли, что у него чересчур уж длинная шея. А про Наполеона они говорили, что у него только одна шляпа и похожа, а будь он без шляпы, его и узнать бы нельзя было. Представляешь?!
— Вот наглость! — сказала Марианна.
— Правда ведь наглость? Прадедушка сам рассказывал это дедушке Зомеру, а дедушка Зомер сам рассказывал нам. Значит, всё это чистая правда.
— А ведь на самом-то деле он точь-в-точь такой же, как наш бронзовый, — сказала Марианна, — только побольше.
— Да уж люди чего не наболтают! — вздохнула Нелли. — Молочница, которая жила тут по соседству — она тоже давно померла, — хотела их взять к себе и поставить в огород за домом. Для красоты. Но, конечно, задаром. Задаром! Представляешь, какая обида для нашего прадедушки? И он ответил, что никогда они не будут стоять среди репы и моркови, как огородные пугала. Уж лучше пусть здесь остаются.