— Вот это правильно! — кивнула Марианна.
А Нелли, увлечённая собственной речью, с горящими глазами продолжала:
— И до тридцатого столетия тут будут стоять Вашингтон с Наполеоном. А может, даже ещё дольше! И мои прапраправнуки будут глядеть на них и говорить: «Это осталось нам на память от прадедушки нашей прапрапрабабушки!» Представляешь?
— Твои прапраправнуки… Вот это да!
Они замолчали и принялись снова с торжественным видом разглядывать памятники.
Между президентом Вашингтоном и императором Наполеоном была протянута верёвка. На этой верёвке болталась маленькая жестяная лодочка.
— Это Эрих подвесил, — коротко сказала Нелли. — Подвесная дорога.
Ей, видно, не особенно хотелось распространяться на эту тему.
— Да? Как так? — не поняла Марианна. Нелли смущённо кашлянула.
— Вашингтон — горная станция, а Наполеон — станция в долине. Дядя Михаил говорит, что прадедушка обиделся бы, если бы узнал про эту подвесную дорогу. Покачал бы головой и сказал: «Мой правнук Эрих ничего не смыслит в искусстве!»
— Ха-ха! «Ничего не смыслит в искусстве»! — передразнил её кто-то за дверью. — И всё-то ты повторяешь, Нелли! Как попугай!
Девочки испуганно обернулись.
В дверях, широко расставив ноги, стоял мальчишка лет двенадцати с пилой на плече. Он насмешливо глядел на Нелли.
— А, это ты, Эрих! — удивлённо воскликнула Нелли.
— Да ты ведь и так сразу поняла, что это я! Голос-то мой ты знаешь!
— Конечно… — смутилась Нелли. — А мы тут как раз говорим про императора и президента. Марианна, это мой брат Эрих. Это Марианна Шпиндель из нашего класса. Мы с ней сегодня подружились.
Марианна обрадовалась: хорошо хоть Нелли на этот раз не упомянула про «дюжину».
— И ты, не теряя времени, давай рассказывать новой подруге всякие ужасы, — сказал Эрих, покачав головой. — Так значит, я ничего не смыслю в искусстве? А кто сметает пыль с Вашингтона и Наполеона? Кто снимает у них с головы паутину? Кто фотографирует их во всех ракурсах?
— Ты, — поспешно согласилась Нелли. — Конечно, всё ты, Эрих!
— И я, выходит, ничего не смыслю в искусстве! Ха-ха!
— Ну ладно, — сказала Нелли, — а всё-таки признай, что с подвесной дорогой — это детская выходка!
— «Детская выходка»! Ха-ха! Какая солидная особа! Если не ошибаюсь, ты, кажется, на целый год меня моложе, уважаемая!
Эрих повесил свою пилу на крюк, вбитый в стену, и, легонько щёлкнув по ней ногтем, стал глядеть, как она качается, словно маятник. А только она остановилась, снова дал ей щелчка…
Нелли, кашлянув, примирительно спросила:
— Ну что, отпилили ножки у кухонного стола? Теперь он современный?
— Да нет, это мы с братцем Фрицем карандашики точили, — ответил Эрих и снова дал щелчка остановившейся было пиле.
Нелли и Марианна, весело взглянув друг на друга, захихикали.
Эрих засунул руки в карманы и прошёлся по мастерской с таким видом, будто никаких девчонок тут вообще не было. Подойдя к двери, он обернулся и сказал:
— Могу спорить, Нелли…
— О чём, Эрих? — спросила Нелли.
— Могу спорить, что ты не спросила входного билета!
Нелли перестала хихикать.
И Марианна тоже.
На одно мгновенье в мастерской воцарилась тишина.
И вдруг Нелли сказала:
— А вот и спросила! Как раз перед твоим приходом! Что, думаешь, вру?
Эрих ещё глубже засунул руки в карманы. Казалось, его руки вот-вот вылезут снизу из коротких полотняных штанов.
— Думаю, врёшь, — сказал он.
— А вот и не вру! — крикнула Нелли.
— А вот и врёшь!
— А вот не вру!
— А вот врёшь!
— Не вру!
— Врёшь!
— Не вру, не вру, не вру!
— Врёшь, врёшь, врёшь!
Марианна, сев на каменный ботинок Наполеона, глядела то на одного, то на другого.
— Из-за чего вы ссоритесь? — спросила она с недоумением.
— Да мы не ссоримся, — удивлённо ответила Нелли. — А разве кажется, что мы ссоримся?
Она провела рукой по пьедесталу Вашингтона и хмуро бросила брату:
— Нет, я не вру!
— Врёшь! — сказал Эрих сквозь зубы.
— Нет, я не вру! — мрачно повторила Нелли.
— И это называется — вы не ссоритесь? — спросила Марианна.
— Конечно, нет, — ответила Нелли.
— Ага…
Марианна прислонилась спиной к ноге Наполеона и, сложив руки на груди, принялась ощупывать кончиком языка то один, то другой зуб.
— Конечно, нет, — подтвердил Эрих. — Но, возможно, мы ещё поссоримся. Потому что Нелли наверняка струсила потребовать плату за входной билет. А ведь мы постановили на последнем тайном собрании: «Десять грошей с носа — будь ты хоть враг, хоть друг». Дешевле не бывает. Пять — за Вашингтона и пять — за Наполеона. Хочешь смотреть — гони монету! Всего десять грошей! Да это вообще задаром!
— Ох! — пробормотала Марианна, заливаясь краской, и от смущения заёрзала на ботинке Наполеона. Наконец-то она поняла, о чём вообще идёт разговор. Нелли, значит, должна была взять с неё десять грошей за осмотр скульптур, а она постеснялась…
А Нелли, размахивая руками от возмущения, всё повторяла:
— Эрих!.. Эрих!.. Эрих!..
Эрих глядел на неё прищурясь.
— Ну, что «Эрих»? — язвительно спросил он.
— Эрих! — крикнула она наконец. — Мама правильно говорит! Сразу видно, что у тебя переходный возраст! Ты ведёшь себя, как… как… всё равно как…
— Знаю, знаю! — крикнул Эрих. — Как болван! Как обезьяна! А обезьяны, между прочим, совсем не так глупы, как ты думаешь!
— Ты вообще оскандалился перед моей подругой! — крикнула Нелли ещё громче. — Из-за каких-то десяти грошей! И вообще мы купили входной билет! Да, купили! Просто эти деньги случайно упали в колодец. Мы в него заглянули, и я зазевалась, и эта монетка как полетит вниз! Вот и всё! А внизу там как звякнет! Очень хорошо было слышно. У тебя у самого новая авторучка в колодец упала! Что, забыл?
Голос Нелли подозрительно дрогнул. Собрав последние силы, она продолжала:
— Она там и до сих пор на дне валяется, эта авторучка! Гниёт, плесневеет!.. А от меня ты требуешь, чтобы я лезла в колодец, в такую глубину, из-за десяти грошей! А если я расшибусь, сломаю шею, ты даже не заплачешь!
— Ну уж не такой я подлец! — взревел Эрих. — И ты это прекрасно знаешь! Уж не такой я подлец!
— Конечно, знаю! — крикнула Нелли, и голос её снова дрогнул. Казалось, она вот-вот заревёт.
Марианна вскочила:
— Я сейчас побегу домой и принесу вам новую монетку, только не ссорьтесь, пожалуйста!
— Да мы вовсе и не ссоримся, Марианна! — выговорила Нелли с трудом.
— И не думаем! — подтвердил Эрих. — А всё-таки Нелли струсила, не потребовала входного билета! А у дедушки Зомера завтра день рождения, ему семьдесят лет! И теперь, если нас тётя Фелицита не выручит, нам не хватит денег на подарок. А мы хотели его удивить!
— Что-о? Что-о? Что-о-о? — опять заорала Нелли. — И Марианнины десять грошей нас спасли бы? На них даже бутерброда без колбасы и то не купишь!
— А вы что, хотите вашему дедушке бутерброд с колбасой на день рождения подарить? — удивлённо спросила Марианна.
— А почему бы и нет? — выпалили брат с сестрой в один голос.
— Я всегда думала, что на день рождения полагается торт с зажжёнными свечками и букет цветов. А у вас тут всё по-другому?
— Совсем по-другому, — сказала Нелли.
— Ничего похожего! — сказал Эрих.
Марианна широко раскрыла глаза:
— Без торта?
— Конечно, — дружно ответили брат и сестра.
— И без зажжённых свечей?
— Конечно.
— И без букета?
— А что тут такого? — спросили брат с сестрой в один голос.
— Подумать только! — растерянно сказала Марианна. — Чудеса!
— Сейчас я тебе всё объясню, — успокоила её Нелли. — Представляешь, мы каждый год справляем двенадцать дней рождения! Двенадцать тортов, двенадцать букетов, двенадцать раз зажигать свечи… Ведь это было бы… это было бы…
— Это было бы лишено всякой фантазии, — закончил Эрих.
— А потому смертельная скука!
— Вот именно! — сказала Нелли.
— Двенадцать бутербродов с колбасой — это тоже смертельная скука, — заметила Марианна. И, испугавшись собственной смелости, добавила: — Я хочу сказать, что это ведь было бы то же самое, что двенадцать тортов!
— Да кто ж говорит о двенадцати бутербродах с колбасой? — поразился Эрих.
Нелли так упорно глядела в глаза брату, словно хотела его загипнотизировать.
— Эрих, а Эрих… Если ты не возражаешь… Давай в порядке исключения…
— Ну? — спросил Эрих.
— Если ты не возражаешь, мы можем повести Марианну в наш чулан и показать ей «Семейную хронику».
— Ладно, не возражаю, — сказал Эрих.
— Красота! — в восторге выкрикнула Нелли.
— Ну, пошли! — скачал Эрих девочкам.
— Ладно, не возражаю, — сказал Эрих.
— Красота! — в восторге выкрикнула Нелли.
— Ну, пошли! — скачал Эрих девочкам.
И когда Марианна в нерешительности замялась, он великодушно разъяснил:
— Не трусь! Ничего там такого не будет.
— Чего не будет?
— Он хочет сказать, — смущённо пробормотала Нелли, — он хочет сказать…
— Нечего тут церемонии разводить! — перебил её Эрих.
— Я хочу сказать: не бойся, в чулан входной билет не потребуется!
В главе восьмой действие одновременно происходит в двух местах: в чулане охотничьего замка и в квартире родителей Марианны
В чулане было прекрасно.
Пахло мышами, старой мебелью, нафталином и замазкой.
Марианна сразу почувствовала себя как дома среди всякого хлама и таинственно поблёскивавших сетей паутины.
Про свои домашние дела она и думать забыла.
Даже ни разу не вспомнила про дом.
Она сидела в пропылённом кресле-качалке как раз под чердачным окошком, сквозь которое проникали в чулан лучи света, и, поставив ноги на старый саквояж, с увлечением читала страницу за страницей.
«Семейная хроника» оказалась обыкновенной общей тетрадкой в линеечку, с замусоленными уголками, но то, что в ней было записано, удивляло Марианну всё больше и больше. Например, на той странице, которую первым делом раскрыл Эрих, Марианна прочла:
Семьдесят первый день рождения дедушки Херинга (Описан его внучкой Нелли Зомер.)Дедушка Херинг очень любит вальс «Дунайские волны». Мы с Эрихом пошли в музыкальный магазин и купили ему пластинку. Никто про это ничего не знал. Нам продали эту пластинку дешевле, потому что с одного края немножко откололось.
Мы с Эрихом очень гордились нашим подарком и положили его за завтраком на стол. Завернули в папиросную бумагу. И перевязали золотой тесёмкой от конфет.
Дедушка Херинг очень обрадовался.
Дедушка Зомер почистил дедушке Херингу ботинки. От Бруно дедушка Херинг получил в подарок зелёное перо — играть в индейцев. Вообще он получил целую кучу подарков: мыло для бритья, которое пахнет розами, маленькую книжку про грибы, большую книгу про певчих птиц, мешочек солёного миндаля, тёмные очки от солнца, набор почтовой бумаги и конверты, резиновую грелку.
Дедушка Херинг всех нас обнимал и целовал и от радости даже перевернул свою чашку кофе. Но потом вдруг нам стало очень грустно, потому что тётя Грета сказала:
«А что же дедушка Херинг будет делать с этой пластинкой?»
Сперва мы не поняли, про что она говорит. А потом поняли.
Мы с Эрихом совсем забыли, что у нас ведь нет патефона. А что делать с пластинкой без патефона?
Дедушка Херинг, чтобы нас утешить, сказал: «Это чудесная пластинка! Что, собственно, вы имеете против этой пластинки? Я повешу её над моей кроватью как картину и буду каждое утро на неё смотреть и радоваться, что мне её подарили!»
Эрих побледнел и сказал: «Ну вот, тётя Грета нам всё испортила!» Хотя это было несправедливо.
А я пошла к Наполеону и плакала, пока за мной не пришла тётя Фелицита. Она сказала: «Успокойся, Нелли, будь человеком! Сейчас у меня пока не хватает денег, потому что этот дурацкий спортивный костюм оказался гораздо дороже, но скоро я получу, и тогда мы купим небольшой симпатичный патефончик, на котором дедушка Херинг сможет крутить вальс „Дунайские волны“ хоть сто раз в день!»
Вечером мы всей семьёй пошли в дом № 28. Он самый высокий на улице Небоскрёбов. И в нём очень добрый вахтёр. Вахтёр разрешил нам подняться на лифте на верхний этаж. Но, конечно, не всем сразу, а то бы кабина застряла. С верхнего этажа нам открылся прекрасный вид, и мы осмотрели сверху все окрестности. Мы всё смотрели, пока дедушка Херинг не сказал: «Дети, у меня уже голова кружится!» Тогда мы снова спустились вниз на лифте. Это был очень счастливый день.
Марианна подняла голову от тетрадки и спросила:
— А зачем вы поднялись на лифте на самый верхний этаж?
— Как — зачем? — поразилась Нелли. — Чтобы порадовать дедушку Херинга.
— Так ведь у него же голова закружилась, — сказала Марианна.
— Но ведь он всё равно был рад, — возразила Нелли.
— А-а, — сказала Марианна, моргая.
— Нет, она всё-таки не понимает, — сказал Эрих Нелли.
— Потому что она слишком мало знает дедушку Херинга. И не знает, что дедушка Херинг хотел бы хоть раз полететь по воздуху.
— Летать — это ведь совсем другое дело! — удивилась Марианна. — Без самолёта разве по воздуху полетишь? Я себе этого не представляю…
— Это потому, что у тебя мало фантазии, — сказала Нелли.
— А вот мы летали на лифте. Во всяком случае, мы взлетели так высоко, что дедушка Херинг был очень рад!
Нелли раскрыла тетрадку в другом месте и пристроилась рядом с Марианной на ручке кресла-качалки. А Эрих наклонился над тетрадкой с другой стороны, и они все втроём стали читать про «Девятый день рождения Нелли»:
Девятый день рождения Нелли (Описан Иоганной Зомер.)А некоторые ещё говорят, что братья не способны на подвиг ради своей сестры!
Фриц и Эрих совершили сегодня для Нелли настоящий подвиг. Снега было очень мало, и им пришлось встать в половине пятого утра и сгрести весь снег с улицы Небоскрёбов. А потом перевезти его в баках к нам во двор, чтобы слепить огромную снежную бабу.
Когда Нелли в семь часов утра поглядела в окно, снежная баба уже стояла посреди двора с банкой солёных огурцов на голове, зажав в руке связку сосисок. На шее у неё красовались бусы из чернослива.
Нелли обняла своих братьев и снежную бабу, а за завтраком съела чуть ли не половину всех сосисок и штук десять солёных огурцов. И в школе ей стало так плохо, что её отпустили домой на час раньше.
После обеда Нелли ожидало ещё одно приятное событие. Она всегда мечтала вместе со всей семьёй поехать на велосипедах куда-нибудь на экскурсию. Но с весны до осени Грета не может выдать нам все двенадцать велосипедов, потому что их берут напрокат. А вот теперь, в середине зимы, мы решили совершить небольшое путешествие.
Нелли, сияя от счастья, жала на педали — она катила впереди всех по улице Небоскрёбов, а за ней растянулась длинная вереница велосипедистов.
На голове у обоих дедушек были меховые шапки. Все мы вырядились как эскимосы. И всё же, когда мы слезли с велосипедов, оказалось, что все окоченели. Пришлось срочно выпить горячего чаю с апельсиновым соком. Рези даже на всякий случай проглотила две таблетки аспирина. А бедняге Бруно, который полетел с велосипеда, поскользнувшись на льду, пришлось заклеить нос лейкопластырем.
Перед сном мы разожгли во дворе небольшой костёр. Дедушка Зомер, раздувая огонь, слегка опалил усы, но больше, к счастью, ничего не случилось, и все мы, довольные, отправились спать.
Нелли нашла у себя под подушкой большую жестяную коробку с килограммом ирисок (это была идея моей невестки Фелициты) и золотисто-жёлтого плюшевого медведя. Но это уже была и вправду самая последняя приятная неожиданность, и Нелли заснула очень радостная, сжимая в одной руке коробку с ирисками, а другой обнимая медведя.
Ну как Марианна могла сейчас думать о доме?
Перевёртывая страницу за страницей, она всё больше удивлялась этим дням рождения без тортов, свечей и букетов. И всё удобнее устраивалась в кресле-качалке.
А тем временем её мама с беспокойством выглядывала из окна на улицу.
Она была просто в отчаянии.
По переулку проходили разные люди, в том числе, конечно, и школьницы с портфелями и без портфелей, но Марианны среди них не было. И вдруг на той стороне улицы показалась какая-то девочка, очень похожая на Марианну.
У Марианниной мамы даже в сердце закололо, когда она разглядела, что это не Марианна…
Отец Марианны чинил в это время сломанный электрический утюг. Он сперва даже не заметил, что жена его куда-то собирается. Но когда обернулся и увидел, что она достаёт из шкафа свою сумку, спросил:
— Пойдём погуляем?
Она молча покачала головой.
— Нет… Я уже не могу больше гулять… Мне придётся ехать в роддом.
— Так что же ты до сих пор молчала! — крикнул отец. Он вскочил и начал как угорелый носиться по комнате. — Да где же мои ботинки?..
Бегая взад и вперёд по комнате, он то и дело потирал себе лоб.
Мать оперлась о спинку стула и сказала:
— Я хотела подождать, пока Марианна вернётся от подруги.
Отец тем временем наконец-то оделся.
— Я сейчас! Главное, ты не волнуйся. Я вернусь сию же минуту!
И он сломя голову бросился вниз по лестнице за такси.
Мать Марианны невольно рассмеялась. Но тут же она снова с огорчением вспомнила, что ей придётся уехать, так и не попрощавшись с Марианной.