Немецкие штурмовики улетели, и хозяйка отпустила меня. Вышел из дому хозяин и наблюдал за хозяйкой. Потом подошел ко мне, положил руку на мое плечо и что-то тихо сказал по-венгерски. Я оделся. Мы с Петром Марковичем пошли осматривать взвод. Никто из наших не пострадал. Бомбы разорвались через два дома от нас. Одна угодила в хлев, где стояла корова. Животное погибло.
Недолго мы там простояли. Вечером приказ: первый стрелковый батальон выдвинуть вперед. Уходя, я через переводчика, солдата-молдаванина, спросил хозяйку в присутствии хозяина (он теперь от нее не отходил): почему во время налета немецких самолетов она бросилась ко мне? Мой переводчик медленно, с трудом подбирал знакомые слова. С румынами он беседовал свободно, а тут все-таки другой язык. Она ответила, смущенно улыбаясь, что, когда из окон полетели стекла, она сильно испугалась. Вот и все. Мы попрощались. Уже на улице она указала на выбитые стекла домов. Действительно, почти нигде не осталось целого окна, все чернели пустотой.
На костеле нашли брошенный радиопередатчик. Координаты передали оттуда. Корректировщик исчез.
25 марта наш первый стрелковый батальон после ночного марша остановился на берегу одного из каналов реки Раба. Уже встало солнце и хорошо припекало, когда я расположил свой автоматный взвод на откосах дамбы. Укрыться особо негде. Кругом ровный откос, поросший редким кустарником. Надо окапываться. Солдаты попадали на землю. Многие мгновенно уснули. Смотрю, прибыла кухня. И я подумал: ладно, пусть полежат, позавтракаем и тогда начнем окапываться. Но тут прибежал связной: срочно вызывает командир роты. Старший лейтенант Кокарев отдает такой приказ: вне очереди накормить взвод горячей пищей и пешим порядком отбыть в расположение штаба полка, который находится в 6 километрах от канала. Мы направлялись для несения службы по охране штаба полка.
Мы быстренько позавтракали, помыли котелки и ложки, уложили их в вещмешки, построились и тронулись в обратный путь. Шли ускоренным маршем. Через час были на месте.
Населенный пункт, в котором расположился штаб полка со своими службами, походил не на деревню, а скорее на хутор. Всего десять-пятнадцать дворов. Непривычно для этой местности. В центре отдельный особняк, построенный из красного кирпича. Здание капитальное, с подвалами. В восточной части хутора господский парк с водоемами.
О прибытии взвода я тут же доложил начальнику штаба полка майору Морозову. Это была вторая наша встреча. Первая — перед рекой Прут.
Он приказал организовать круговую оборону штаба полка.
В те дни, когда мы быстро продвигались вперед, за нашими спинами оставались разбитые немецкие и венгерские части. Иногда довольно большие группы, с танками и транспортом. Они стремились выйти к своим, к новому рубежу обороны по австро-венгерской границе. Блуждающие группы были опасны. Особенно для наших тылов. Всего несколько дней назад мы наблюдали такую картину. Параллельно нашему продвижению вперед, когда мы уже двигались колоннами, отступала немецкая колонна. Разведка быстро ее засекла. Дивизион «Катюш», который двигался вместе с нами, тут же развернулся в боевой порядок, дал несколько залпов, и немцы начали выходить к нашей дороге с поднятыми руками. Но сдавались, как правило, не все. Мелкие группы продолжали идти на запад.
Я быстро составил постовую ведомость. От каждого отделения на трехсменные посты выделил по три автоматчика. Пост выставил у входа в штаб полка. Первое и второе отделения расположил подковой с северо-востока. Третье отделение окопалось на южной стороне. Ручные пулеметы расположил в центре отделений. В каждом окопе по два автоматчика. Один наблюдает в своем секторе, а другой тем временем отдыхает. Полнопрофильные окопы были отрыты уже через пятьдесят минут. Таким образом, уже через два с половиной часа после получения приказа мы приступили к охране порученного нам объекта.
Я обошел все окопы. Брустверы были тщательно замаскированы, так что со стороны их не разглядеть. Убедившись в том, что вокруг штаба прочно занята оборона, пошел докладывать майору Морозову.
В самом большом зале стояли столы, принесенные, как видно, из других комнат дома. На столах лежали топографические карты. Над картами склонились офицеры. Их здесь было пять-шесть человек. Я знал только двоих: начштаба полка майора Морозова и его заместителя капитана Чугунова. За столами, расставленными вдоль стены, работали радисты.
Работа штаба, как я понял, пока находился там, была организована следующим образом.
Одна радиостанция работала со штабом дивизии. И одна топографическая карта имела другой формат, и пометки на ней наносились более масштабные.
Другая радиостанция (с картой к ней) работала непосредственно на командира полка.
Третья — с командирами стрелковых батальонов. И одна топографическая карта была предназначена для того, чтобы управлять нашими батальонами. Здесь были пометки всех передвижений, а также намечаемых задач.
Рабочую обстановку излагаю по памяти. В записях об этом ничего нет. Если в чем-то ошибаюсь, то незначительно.
Радиостанции принимают закодированные сообщения, записывают их столбиками цифр. На отдельных листках. Тут же, на листках, указывают дату и время передачи. Офицеры работают с картами и раскодированными сообщениями, наносят на карты условные знаки и обозначения. Тут и движение пехоты, и танков, и артиллерии. Как своих, так и противника. Потому что сюда, в штаб, стекаются также все разведданные.
Все радиостанции имеют свои позывные.
Начальник штаба полка всегда над картой, если бой ведет хотя бы один батальон. Он тут же планирует развитие боя, перспективу дальнейших событий, с учетом участия в них танков, артиллерии, авиации и других средств усиления. Все это делается на отдельной карте.
Впервые я имел возможность наблюдать работу штаба полка. Большая работа.
Вечером нас сменили. Мы отбыли в свою роту.
Тут необходимо дополнить. Для организации связи в полку имелась рота связи. В нее входили кабельно-телефонные взводы и радиовзвод. В бою полковые связисты тянули кабель и обеспечивали связь от штаба полка к КП командиров батальонов. А уже командиры батальонов, в свою очередь, обеспечивали связь с ротными. То есть сверху вниз. Таким образом, командир полка и начальник штаба полка имеет постоянную связь не только с комбатами, но и с командирами рот и взводов. Потому что командиры рот обязаны иметь телефонную связь со взводами. В наступлении с командирами батальонов связь чаще всего поддерживалась с помощью радиостанций. А в роты и взводы прибегали посыльные, связные.
Карты нам, командирам взводов, выдавали масштаба 1:2500 или 1:5000. На них все населенные пункты, реки, овраги, дороги и отдельно стоящие дома наносились довольно точно. Так что мы были обеспечены хорошими картами. И связь у нас была налажена хорошо. Хотя радиостанций не хватало. Даже командиры рот их не имели, не говоря уже о взводах. А немцы рации имели даже в небольших подразделениях.
26–27 марта 1945 года наш батальон вывели вперед и с ходу бросили в бой с задачей атаковать во фланг немецкой обороны на реке Раба.
Река Раба — это не только река, а еще и многочисленные ее каналы. Сооружены они были с целью орошения окрестных земель.
Наша рота вышла к населенному пункту. Шли цепью. Охватили село. Немцы открыли огонь. Мы нажали из пулеметов. Нас поддерживали минометчики. Начали продвигаться вперед, прикрываясь своим огнем. И немцы вскоре отошли, так и не приняв настоящего боя. Мы миновали село. Вышли к каналу, через который проходил мост. Перед мостом увидели наши танки Т-34 и несколько «Шерманов». Они двигались вдоль канала к мосту. Туда же шли и мы.
«Шерманы» наши танкисты не любили. Поставляли их нашей армии американцы. Танкисты называли их по-разному: «гроб на четверых», «могила на четверых»… Все калибры немецких противотанковых пушек свободно пробивали броню американского ленд-лизовского танка. Вооружен он 76-мм пушкой и двумя пулеметами. Да еще бензиновый двигатель.
Танки «Шерман», обгоняя нашу роту, устремились к мосту. Мост земляной. По сути дела дамба. Но внизу со шлюзами, сделанными из бетона и железа. «Шерманы» промчались по мосту, на спуске повернули влево. Они шли по дороге. Открыли свои правые борта. И тут же послышались орудийные выстрелы. Кто стрелял, мы не видели. Но стреляли прямо по фронту. Переправу «Шерманов» прикрывал наш Т-34. Он шел медленнее и, когда послышались орудийные выстрелы, остановился перед мостом.
Как всегда после боя, вся картина схватки раскрывается потом. Что произошло? Немецкие артиллеристы до подхода наших танков возле животноводческой фермы, стоявшей напротив моста, замаскировали два 75-мм противотанковых орудия. И эти пушки с расстояния не более 300 метров, считай, в упор расстреляли наши танки.
Как всегда после боя, вся картина схватки раскрывается потом. Что произошло? Немецкие артиллеристы до подхода наших танков возле животноводческой фермы, стоявшей напротив моста, замаскировали два 75-мм противотанковых орудия. И эти пушки с расстояния не более 300 метров, считай, в упор расстреляли наши танки.
Как дальше действовал экипаж «тридцатьчетверки»? Позиции немецких ПТО они обнаружили мгновенно, по дульным вспышкам. И сразу же произвели два выстрела. Оба — исключительно точно. Мы потом осмотрели позиции немецких артиллеристов. Воронки осколочных снарядов, выпущенных экипажем Т-34, еще дымились. Вокруг орудий лежали тела немецких артиллеристов. Спасся ли кто из прислуги, неизвестно. Я обратил внимание на одно из орудий. Оно лежало с искореженным щитом, разбитым прицелом вверх колесами. Рядом лежали четыре трупа немецких артиллеристов и разметанные взрывом ящики со снарядами. Готовились к долгому бою. Правда, надо отдать должное, стреляли они точно, действовали быстро. За одну минуту — взвод наших танков.
Второй взвод оказался в момент поединка немецких артиллеристов и наших танков ближе всех к мосту. Они поспешили на помощь танкистам. Все три «Шермана» горели. Особенно сильно разгорался первый. Из подбитых танков выбирались танкисты. Покидая танки, они включали аварийные огнетушители. Вскоре и в первом танке пожар ослаб. Из двух танков, шедших следом за головным, быстро вытащили всех танкистов. Наши стрелки за некоторыми залезали даже внутрь машин. Вытаскивали раненых и убитых. Затем кинулись спасать экипаж первого танка, который особенно сильно пострадал. В него немцы выпустили несколько снарядов. В первом танке сгорел механик-водитель. В других экипажах тоже были убитые. Их поразило осколками брони в момент, когда бронебойные болванки пробили борта танков. Раненым танкистам наши санитары тут же оказали первую медицинскую помощь и отправили в медсанбат.
Мы вышли к позициям немецких артиллеристов возле животноводческой фермы. Немецкая пехота покинула свои окопы, не приняв боя. Видимо, выстрелы нашей «тридцатьчетверки» произвели на них сильное впечатление. Они отошли на другие каналы.
Наш Т-34 остался возле моста. У танкистов была задача захватить мост. Они его захватили. И «тридцатьчетверка» теперь охраняла его до подхода основной колонны.
К концу дня мы подошли к другому каналу. Он пересекал наш путь вперед. За каналом виднелось венгерское село с колокольней костела в центре. Мы выслали вперед охранение. Солдаты поднялись на насыпь. И тут по ним из села открыли огонь. Пулеметы стреляли с колокольни и из окон крайних домов.
Я взял один из пулеметов, установил его на насыпи канала и начал обстреливать колокольню. Вскоре огонь с колокольни стал утихать… Перенес пулемет на новую позицию и повел огонь по домам. Стрелял зажигательными и трассирующими, чтобы видеть свою трассу и попадания. Крыши домов сразу задымились, а минуту спустя там уже полыхали пожары. Стрельба из села сразу прекратилась.
До наступления ночи мы успели окопаться вдоль канала. В темноте вдоль наших окопов разорвалось несколько мин. Немцы и венгры обстреляли нас из минометов. Это была пристрелка. Мины разорвались с перелетом. Никто из наших не пострадал. Но наличие у противника минометов угнетало. Все понимали, что за пристрелкой последует налет. Каким он будет и когда, никто не мог знать. Оставалось только ждать.
27 марта рано утром немецкие минометчики вновь обстреляли наши окопы на дамбе канала. Обстрел был несильным. Видимо, у противника туговато было с боеприпасами. Несколько мин разорвалось за окопами. Последние три легли на огневой ручного пулемета, который ночью обстреливал беспокоящим огнем деревню. На рассвете я приказал пулеметчику переместиться на запасную позицию. Так что его в окопе не оказалось. Но одна из трех мин влетела в соседний окоп. Мина скользнула по вертикально обрубленной стенке одиночной ячейки и пробила телогрейку бойца, сидевшего в ней. Мы услышали его испуганный крик. Старший сержант Гордиенко, Петр Маркович и я поспешили к окопу.
— Подняться не могу! Что-то держит! — кричал он.
Я лег на край окопа, запустил руку за его спину и в какое-то мгновение отдернул ее. Мина торчала в днище окопа, пробив полу телогрейки и пригвоздив ее, таким образом, к земле. Я нащупал ее стабилизатор, перья. Они были еще горячими. Солдат лежал ничком. Он боялся даже пошевелиться. Сантиметр за сантиметром я высвобождал телогрейку из-под перьев мины.
— Вылезай, — сказал я солдату, когда телогрейка была освобождена.
— Боюсь, — ответил солдат. — Она может взорваться.
Мина действительно могла в любое мгновение взорваться.
Тогда я сказал солдату, чтобы поднял вверх правую руку и левую ногу. Он исполнил мой приказ. И его тут же за руку и за ногу из окопа подняли Гордиенко и Мельниченко. Посмеялись. Солдат только теперь разглядел, что его держало на дне окопа. Вытащили автомат и вещмешок. Потом кто-то принес кусок телефонного кабеля. Сделали петлю, накинули ее на стабилизатор и потянули. Но, прежде чем потянуть, все укрылись в окопах. Конец кабеля перекинули в соседнюю ячейку и оттуда раскачивали и дергали мину. Весь взвод смеется. Кто над солдатом тем подшучивает, кто советы дает. Взрыва не последовало. Мину извлекли из окопа и отнесли в кусты. Повезло солдату. Не сработал взрыватель. Видать, бракованный был.
Обстрел из костела и из окон домов прекратился.
Дамба прикрывала нас. Я выслал вперед разведку, чтобы проверили, можно ли перейти канал. Разведка обыскала плотину со створами, регулирующими уровень воды в канале. Мы обошли село южнее и перешли канал по плотине.
За селом батальон принял боевой порядок «в цепь» и двинулся в направлении города Чорна. Но еще предстояло перейти или форсировать реку Раба.
28 марта. Каждый командир имеет свой почерк боя. Наш новый комбат капитан Иванов стал больше делать упор на проведение ночных боев. В ночном бою наступающая сторона несет меньше потерь.
Ближе к вечеру комбат вызвал меня в штаб и сказал, чтобы я готовил роту к ночному бою.
— Почему роту? — спросил я. — Я командую автоматным взводом.
— Роту, — повторил капитан Иванов. — Старший лейтенант Кокарев болен. В бою участвовать не может.
Все понятно, подумал я. Роту так роту…
За период боев на каналах реки Раба наша первая стрелковая рота больших потерь в людях не имела. Рота состояла из трех стрелковых взводов. 70 человек списочного состава. По фронтовым меркам — полнокровная рота. С лейтенантами. Лейтенанта Осетрова перевели на второй взвод, а в третий недавно прибыл лейтенант Кулгарин. Отделениями командуют сержанты.
Через два часа рота сосредоточилась вблизи дороги в ожидании подвоза боеприпасов. Почти в это же время к дороге подошли и другие роты.
Пока ждали старшину, я собрал командиров взводов и их помощников, ознакомил с приказом комбата. Командирам взводов посоветовал на флангах поставить опытных солдат, чтобы во время движения в темноте постоянно поддерживалась локтевая связь.
Нам подвезли не только боеприпасы, но еще и горячую кашу. Поели. Уложили вещмешки, чтобы ничего там не гремело и не демаскировало наше передвижение. Сержанты проверили у каждого наличие индивидуальных медицинских перевязочных пакетов.
Своим заместителем я назначил лейтенанта Осетрова. Что бы ни случилось, а рота всегда должна быть управляемой.
Подъехали «Студебеккеры». На каждую роту с приданными пулеметными расчетами выделялось по три грузовика. Погрузка прошла быстро. Пока грузились, подошли три танка Т-34 и тягачи с поддерживающей артиллерией. Танки прошли вперед, не останавливаясь. За ними начали выезжать на грузовиках роты. Замыкал колонну дивизион 122-мм гаубиц.
Предстояло наступать на венгерский город Чорна. До города примерно 20 километров пути. Наша группа должна войти в боевое соприкосновение с противником и как можно глубже вклиниться в его оборону.
Первый бой произошел на полпути к Чорне, на железнодорожной станции, к которой примыкал довольно крупный населенный пункт. На станции, как мне запомнилось, скопилось много грузовых вагонов. Немцы занимали окопы перед населенным пунктом и сразу же открыли пулеметный огонь. Наши «тридцатьчетверки» сразу же приняли боевой порядок и открыли огонь из курсовых пулеметов по окопам. Ни одного выстрела из пушек они не произвели. С пулеметчиками разделались быстро, раздавив расчеты гусеницами.
Взводы шли за танками. Задачей автоматчиков и стрелков было очистить окопы, не дать возможность затаившимся фаустникам поразить танки из укрытия в непосредственной близости.
На переезде стояло замаскированное 105-мм самоходное орудие. Оно сделало один-единственный выстрел. Трасса бронебойного снаряда прошла мимо головного Т-34. За танком, по которому ударила самоходка, шел автоматный взвод. Я шел вместе с ним. Болванка пролетела над нами, как комета. Никто не успел даже нагнуть головы. «Тридцатьчетверка» тут же выстрелила с короткой остановки. И штурмовое орудие вспыхнуло ярким факелом, прогремел взрыв — сдетонировали боеприпасы.