— И?..
— Вот у паренька — навроде такие же глаза.
Варшава устало дотряс в свой стакан пену из бутылки «Жигулевского»:
— Эх…
Вор отхлебнул и вдруг выпрямился:
— Глаза пластмассовые?
— Нет, он — зрячий!..
Варшава завертелся, отставив стакан:
— Блядь, ну — как у куклы, которая моргает, когда ее качаешь?
— Во-во… навроде того…
— Во-во!!!! Эх, Есаул!!!
Вор от огорчения даже вскочил и забегал по комнате, а его приятель с опасливым удивлением смотрел на него.
— Ты что, его знаешь?
— Ни ухом ни рылом — но так хочу познакомиться!!!
— Объясни толком.
Варшава снова присел за стол, подпер голову кулаком:
— Объясняю. Еще раз увидишь его в бане… хоть в пиво что подмешивай, хоть бутылкой по затылку — это тебе на усмотрение… а потом — мухой за мной. Кровь Проблемы на нем. Остальное тебе надо?
Потрясенный Есаул молча покачал головой, а Варшава так расстроился, что даже не стал костерить приятеля за запаленную систему главпочтамта…
Вор позвонил Тульскому, сказал коротко:
— Заскочи вечерком, новости есть…
…К Варшаве Артур заявился вместе с Токаревым-младшим, поскольку они вдвоем целый день, как проклятые, отрабатывали связи Треугольникова — чем чуть ли не до слез растрогали Кружилина, который решил, что друзья стараются для него — чтоб из прокуратуры вздрючки за материал не было.
Отработка связей покойника ничего не дала, хотя парни ходили и на производство, и по друзьям, и даже искали несуществующую любовницу…
— Заходи… Заходите, — встретил вор молодых людей и дернул бровью в сторону Артема непонимающе.
— Здорово. Это Артем, друг мой. Ну, сын Василия Павловича. Помнишь, я тебе рассказывал.
— А-а, — протянул Варшава. — Тогда, конечно. Стало быть, чужих нет. Ну, садитесь, почаевничаем.
Когда сели за стол, вор так пристально начал разглядывать Артема, что Тульский даже заерзал — ему стало неудобно.
— Цыть! — прикрикнул на него Варшава. — Я, может, гляжу — насколько он на батьку похож. Хотя — сразу-то так и не кажется, вглядываться надо.
Вор вынес с кухни к столу сушки, хлеб с молоком и брусок сыра российского. Посмотрел, как лихо молодежь начала уничтожать продовольствие, и усмехнулся:
— Спелись, значит. Тульский и Токарев — вместе сложить — «тэтэшка» получается…
— Что? — переспросил Артур с набитым ртом.
— Я говорю — Тульский-Токарев — так пистолет «ТТ» расшифровывается, ферштейн?
— А ведь точно…
Ребята переглянулись, заулыбались от неожиданно возникшей ассоциации, впрочем, жевать не перестали. Варшава сначала молча смотрел на них, давая утолить первый голод, потом сказал:
— Ну, если вы вместе такие грозные, как волына — слушайте сюда…
И начал подробно рассказывать — и про систему возврата документов, и про все то, о чем поведал ему Есаул. Под конец его речи Артур с Артемом уже не жевали, сидели молча, как пришибленные…
— Вот такая мухосрань, — закончил вор и посмотрел на притихших парней внимательно: — Ох, братцы-кролики, найти его надо. Я бы сказал — сыскать, и ценой — любой. Давайте. Ваше время пришло.
— Если бы не текучка, — вздохнул Тульский, но Варшава не дал ему договорить:
— Если бы у бабушки был хер с яйцами — то была бы она дедушкой! Давайте, как псы — на след нападайте, руки-ноги свяжем, приволочем… батьке твоему!
Вор лукаво глянул на Артема и продолжил, словно мечтал:
— А если он не докажет, то я с Тихоней желчью его упыриной цветочки на могиле Проблемы полью.
Артем даже поежился, Варшава почувствовал, как сгустилась атмосфера в комнате, и решил разрядить ее.
— А! — он быстро по-блатному выдохнул в упор воздух в лицо Артуру.
— А! — , тут же ответил ему тем же Тульский, демонстрируя, что не забыл еще эхо уличных манер.
— Помнишь! — довольно рассмеялся Варшава и потрепал Артура по загривку, а потом добавил серьезно: — Ищите его, пацаны. Ваше это дело, хотя, вроде, впрямую и не касается… Чую — не угомонится мразь эта…
Выйдя от Варшавы, приятели долго молчали, переваривая новую информацию. Наконец Тульский спросил:
— Ну, как он тебе?
— Интересный человек, — убежденно кивнул Артем, — с такой энергетикой — просто караул!
Артур польщенно улыбнулся, как будто добрые слова говорились о нем самом.
— Ну, а по поводу этого… Фантома-Невидимки какие мысли есть?
На этот раз Артем не отвечал долго:
— Не за что зацепиться… Он — как угорь, уползает все время. Если все, о чем мы думаем, делал действительно один и тот же человек — он талантлив. Хотя и вряд ли применимо к нему такое хорошее слово. Может быть, он даже в чем-то гениален. И он не повторяется. И пока не делает ошибок. Поэтому в баню, конечно, он больше не придет. Если, опять-таки — все это делает один и тот же человек…
— А как ты думаешь — тихо спросил Тульский, — зачем он все это делает? Маньяк?
— Нет, — покачал головой Токарев. — Он не маньяк — по крайней мере, в обычном смысле этого слова. Он — универсал. И часть преступлений он делает для наживы, потому что деньги для него — это «святое», а часть…Чтобы покуражиться, чтоб превосходство свое показать. Там какие-то жуткие комплексы… Он ненавидит этот мир и глубоко презирает. Поэтому часть его преступлений — это откровенная издевка. Вот на этой манере он и может попасться… А еще — он не может контактировать с этим миром только конфликтно…
— Это как? — не понял Тульский, но Артем устало махнул рукой:
— Давай завтра докалякаем. Мне подумать надо. До завтра.
— Пока-пока…
* * *…Тот о ком они говорили, действительно, любил поиздеваться над миром, в котором жил и который ненавидел. Он действительно подслушал разговор Есаула в бане и не раздумывая решил сделать «подлянку» сразу всем — упомянутым Варшаве, Токареву, Есаулу, который раздражил его своим прозвищем. Интуитивно молодой человек чувствовал, что ему самому такое прозвище, в котором было что-то крепкое, коренастое и справедливое, — не дали бы… Он просто решил поглумиться — так сказать, каприз художника… Потом жертва подвернулась подходящая — Треугольников громко называл себя в троллейбусе… Дальше был экспромт — блестящий, который, как он думал, вряд ли кем-то по достоинству когда-нибудь будет оценен…
Токарев
17 мая 1990 г. Ленинград, В. О.На следующий день после разговора у Варшавы Артем не смог заскочить к Тульскому, с самого утра — возникло неотложное дело. Спозаранку Токареву-младшему дозвонился Юра Шатов и попросил к 10 часам утра подъехать к гостинице «Октябрьская» — там боксерам с «Ринга» забили «стрелку», а все спортсмены, как на грех, были уже при деле, включая самого Юру. Повод для «стрелки» поражал своей значительностью — некто Тормоз, из тамбовских, подхватил триппер у девки и заразил жену. С девкой же этой хороводился Юра Шатов — не то, чтобы любовь-морковь, но кой-какие отношения там имелись. Тормоз при поддержке части своей братвы вымогал с девицы двести долларов. Шатов, смеясь, попросил Артема встретиться и послать Тормоза… в КВД. Токарев-младший, чертыхаясь про себя, заранее погреб к гостинице…
К назначенному сроку к «Октябрьской» слетелось пять машин — все «восьмерки» и «девятки», тонированные и без задних номеров. Артем, стоя в вестибюле, аккуратно переписал номера машин, а потом спокойно вышел к братве и поздоровался. Оглядев с улыбкой толпу из человек пятнадцати, Токарев, придав лицу некую ошарашенность, спросил:
— У нас разговор будет или…
— С кем работаешь? — спросили его.
— С порядочными людьми, — без вызова ответил Артем.
— Почему один?
— А за собой ничего не чувствуем.
Тамбовцы переглянулись:
— Решения ты принимаешь?
— Возьму ответственность, если посчитаю нужным…
Обмен «визитными карточками» состоялся. Своим спокойным тоном и тем, что пришел один, Артем выиграл предисловие.
Дальше ему было сказано, что «…нас много — человек двести и если что…».
Токарев улыбнулся и ответил:
— Двести — это очень много. Двести со мной не справятся — мешать друг другу будут, возникнет чудовищная давка, милиция припрется. Вот если бы трое-четверо — то дело бы было швах.
Кое-кто из тамбовских одобрительно засмеялся — в их толпе мало кто знал суть «стрелки» — по тем временам «стрелы» забивались десятками в день. Когда в ходе перетирания темы до братвы стало доходить, о чем, собственно, идет базар — часть тамбовских, смущенно ухмыляясь, отошли в сторону.
В конце-концов, Артему надоела ограниченная и агрессивная упертость Тормоза, истинного сына своего времени, отличавшегося жестокостью и непримиримостью. (Тормоза убьют через десять лет, когда все «бои» уже вроде как отгремят и когда сам он будет владеть шикарным рестораном, жить в девятикомнатной, только что отремонтированной квартире.) Глядя прямо в глаза тамбовцу и чувствуя, что симпатии остальных явно на его стороне, Токарев спросил, сознательно идя на обострение:
В конце-концов, Артему надоела ограниченная и агрессивная упертость Тормоза, истинного сына своего времени, отличавшегося жестокостью и непримиримостью. (Тормоза убьют через десять лет, когда все «бои» уже вроде как отгремят и когда сам он будет владеть шикарным рестораном, жить в девятикомнатной, только что отремонтированной квартире.) Глядя прямо в глаза тамбовцу и чувствуя, что симпатии остальных явно на его стороне, Токарев спросил, сознательно идя на обострение:
— А если в следующий раз саму жену заразят — тогда будет уже не двести долларов, а четыреста?
Братва грохнула хохотом, Тормоз быстро среагировать не успел, почуяв психологический перелом ситуации, он вынужден был тоже улыбнуться.
Прощаясь, Артем по-доброму посоветовал ему пользоваться презервативами…
Поскольку часть тамбовских выразила желание непременно попить с Токаревым кофе, а отказать было неудобно — так и вышло, что в 16-е Артем смог добраться лишь к двум часам дня.
Тульского он застал на его рабочем месте — опер был злым как черт, поскольку заполнял карточки на похищенное — в двух экземплярах на каждую вещь. То, что Артур вдруг взялся за канцелярскую работу, означало его крайне дурное состояние духа. Обещавшего быть с утра приятеля Тульский встретил сопением.
— Ну, извини! — покаялся Артем. — Так вышло, «стрелка» важная была. Перетирали тему профилактики венерических заболеваний с тамбовскими.
— Люди серьезными делами ворочают, — горестно вздохнул Артур, — а я тут зарабатываю орден Сутулого с закруткой на спине!
Тульский сделал движение кистью, будто стряхивал с них липкие брызги — на среднем пальце правой руки алела свежая трудовая мозоль.
— Держись, браток! — засмеялся Токарев.
— Да такое в кошмарном сне не приснится! — продолжал бить на слезу Артур: — Да я лучше в сабельную рубку!
При этом опер бросил на Артема откровенно-умильный взгляд, надеясь, что приятель избавит его от писанины.
Токарев зашел Тульскому за спину и деликатно взял с его стола одну карточку, другую… Потом удивленно посмотрел на Артура:
— Как ты все запоминать умудряешься?
— Чего… запоминать? — не понял Тульский.
— Ну… размер вещей, их описание, год выпуска…
— А-а… Чудак-человек! А кто тебе сказал, что я все это помню?
— Погоди… — не понял теперь уже Артем. — А данные тогда откуда?
И он вопросительно шлепнул карточками о стол. Даже тень смущения не промелькнула на лице Артура:
— Данные… — в прямом смысле слова — от верблюда! Это у нас такое новое веяние — на все по две карточки, в каждой карточке по семнадцать граф, каждую подписать должны три начальника. Мы что, больные, чтобы их заполнять, как положено? Я пробовал — на один кусочек картона уходит минут пятнадцать минимум, ежели все сверять…
— Oxo-xoxo-xo! — неодобрительно покачал Токарев. — А потом будете звонить в картотеку похищенных вещей!
Тульский ухмыльнулся:
— Дураков нет тама милости просить! Другие-то карточки — другими оглоедами заполняются, мало чем отличающимися от меня…
— Да кто все это требует-то?
Артур удивленно вытаращился на приятеля:
— Так твой батя и требует… А у него еще кто-нибудь требует… Эх, война-хуйня, главное — маневры! Слушай, Тем, — голос Тульского стал вкрадчивым, — напиши мне пять-шесть объяснений разными почерками от разных женщин, что они сегодня с 10 нуль-нуль до 11 нуль-нуль мылись в бане и ничего такого не видели… Ты ведь мастак писать объяснения… Вот у меня и ручки разного цвета и калибра есть…
Артем, еще только войдя в кабинет и понявший, чем дело в итоге обернется, с деланной строгостью спросил:
— А данные их тоже из головы брать?
— Хоть из жопы! — жизнерадостно отозвался Артур, залезая на свой любимый диван.
— А чего такого они должны были не видеть?
Тульский с наслаждением закурил, выпустил в потолок густую струю табачного дыма и лишь после этого отозвался:
— Да понимаешь, только я утром пришел пока «сходняк», пока — туда-сюда… вдруг — звонок дежурного: в бане кража!
— Прямо как у Зощенко! — улыбнулся Токарев.
Тульский не понял, кого он имеет в виду:
— Не знаю, как и где Зощенко обнесли, а вот на 5-й линии лишилась своего имущества гражданка с интересной фамилией Трепетная. Ну, я говорю дежурному — мол, пусть подмывается и подходит… Сижу — курю. Вдруг минут через пятнадцать — звонок самого начальника РУВД: «Тульский, как дело продвигается?» Я, естественно, отвечаю: «Аршинными шажищами, товарищ полковник, только позвольте узнать, какое дело?» Ой! Как он закричит — оказывается, эта Трепетная заведует где-то там распределением жилья… В общем, поперся я в баню, я бы даже сказал — запорхал. В женское отделение, обратите внимание, не захожу — деликатно жду. Потому что думаю — там женщины… это… несколько без одежды… А они мне — ничего-ничего, вы, мол, при исполнении. Да — ради Бога! Чего я там не видел? Зашел. Кстати — там у одной грудь была… Ну — не знакомиться же в такой ситуации! Хотя она так глазами посверкивала… Да — а ответственный работник, товарищ Трепетная сидит, укутавшись в простыню. Я, мол — что, все уперли? А она: «Нет, один только бюстгальтер „Триумф“ германского производства». Ну я, натурально, охаю, дескать — как посмели? Задаю наводящие вопросы: цвет, размер, особые потертости, есть ли на кого подозрения. Она мне все подробно излагает, показывает форму вещи руками прямо на себе, при этом грудь ее (кстати так себе) прямо из простыни вываливается… Вот так. Исписали мы три листа и даже сделали эскиз-набросок — можешь посмотреть там на столе…
Давясь от смеха, Артем взял в руки листок, на котором действительно было изображено что-то отдаленно напоминающее бюстгальтер — словно его рисовали Киса и Ося из «Двенадцати стульев».
— Все? — еле выдохнул Токарев, отгоготав от души над шедевром.
— Почему же все — теперь вот карточки заполняю… А с тебя — объяснения и план оперативно-розыскных мероприятий.
Артем безумно любил эту бредовую рабочую атмосферу сыска. Любил, несмотря на топорный юмор, идиотизм и волокиту. Помогая Артуру, Токарев-младший, как от батарейки, заряжался хорошим настроением. Кабинет Тульского стал для него любовницей, которую невозможно бросить, даже зная, что свадьбы никогда не будет… Наводя порядок в бумагах Артура, Токарев постепенно стал знать лучше хозяина, что и где лежит у него в сейфе — поскольку сам все аккуратно подшивал, заносил в опись, пронумеровывал и так далее.
Иногда Тульский звонил ему и спрашивал примерно следующее:
— Токарев! Ну у вас и семейка! Где входящая оперустановка из 7-го управления по поводу Григорьева?
— Там, где она и должна быть в соответствии с приказами, — отвечал Артем.
— Ты мне кровь не пей! — нервничал Тульский. — Где она?
— Аккуратно лежит в папочке кандидата на вербовку. Ведь Григорьев — его ближайшая связь?
— Связь-связь… Ага, нашел… А то тут приперлись… «Где установка!» Я им, не подумавши — «Спросите у Токарева». Не сказал, правда, у какого… Ну — оговорочка! Эти мудозвоны и позвонили Василию Павловичу… Твой папаша звонит: «Артур, что за хамство?!»
Артем только хохотал в ответ… Иногда он, правда, злился на разгильдяйство Тульского — ведь надо же, бог позволил ему стать опером, а он… Вот если бы он, Артем, работал оперуполномоченным, то у него бы в бумагах не просто порядок был, а образцово-показательный порядок… И никто бы не заставлял, не шпынял бы и не стыдил. Наоборот водили бы к нему молодых, ставили бы в пример… Но такие мысли Токарев-младший старался от себя гнать, потому что могли испортить настроение — сильно и надолго… Токарев-младший погрузился с головой в тишину, а Артур, повалявшись на диване, выскочил в коридор, пособирал там все новости, помог немного Боцману с очередным задержанным… Вернувшись в кабинет и застав Артема в той же позе, Тульский пометался, как лишенец перед высылкой, снова завалился на диван и начал канючить:
— Тем, а Тем… Пойдем по линиям пошляемся?
— Отстань, — не поднимая головы, отмахнулся Токарев. — Мне еще постановление допечатать надо…
В этот момент на столе зазвонил местный телефон. Артем спокойно взял трубку и представился:
— Тульский! Слушаю Вас!
— О как! — удивился, узнав голос сына, Токарев-старший.
— А… привет, отец.
— А где дружок твой?
Артур, тыча пальцем в телефон, прошептал:
— Меня нет, я иду по мокрому карнизу за серийным скандалистом!
И устроился на диване поудобнее. Артем кашлянул и отрапортовал:
— Пошел проверять притон на предмет…
Отец перебил сына:
— На предмет наличия в нем предметов! Передай ему, что за выходные, к понедельнику, он должен закрыть КП-747 — хоть своей грудью. Звонила Яблонская, намекает, что жалоба наклевывается.