Мишка поднялся, отполз на коленях и стряхнул себя глину. Разумеется, он не молчал, дал яркую и крайне негативную оценку действиям украинских танкистов.
– Ты как? – спросил Донец и покосился на него.
– А что, по мне не видно? – возмутился Мишка.
– Радуйся, что недолет. Живой остался.
– Да не убьют меня, – отмахнулся Мишка. – Костюмчик вот жалко, последний он у меня. С одежкой в этой местности сложно. Магазинов поблизости не наблюдается.
– Костюмчик надо беречь, это точно, – заявил Ракитин, окопавшийся по соседству.
Голова бойца была обмотана бинтами, поэтому выглядел он весьма мужественно, просто геройски. Пережить потерю половины уха было трудно, но боец справился с этим, проявил высокий моральный дух.
Третий танк произвел выстрел. Снаряд взорвался рядом с дотом. Бетонный блок покосился, дал трещину. Брызнула жесткая крошка, но, слава богу, никого не зацепила.
– Лениво как-то стреляют, – прокомментировал Донец. – Драйва у них нет.
– Пивень, ты готов? – спросил по радиостанции Нестеренко.
– Как юный пионер, командир, – отозвался наводчик, сидевший в танке.
– Тогда огонь. – Олег приподнялся и крикнул: – Эй, в БМП – огонь! Гранатометчикам – огонь!
Пивень выстрелил. Снаряд промчался мимо ополченцев, зарывшихся в землю, и угодил во вражескую боевую машину. Ее сразу же окутало дымом. Танкисты смогли распахнуть люк, из которого вырвалось пламя.
Ополченцы оживились.
– Получил по лобовухе, гаденыш? – крикнул Мишка.
Ударила автоматическая пушка, установленная на БМП. Заработали гранатометы. Пивень в танке, стоявшем за спиной у ополченцев, демонстрировал чудеса скоростной стрельбы. Он единственный мог работать прицельно, остальные лупили как бог на душу положит.
Но танки стояли кучно, и еще одной машине досталось. С нее сорвало гусеницу и выбило катки. Экипаж покинул подбитый танк и осматривал повреждения.
Ополченцы стреляли из автоматов. Благо боеприпасов, с учетом трофейных, было достаточно. Но и противник не стоял с выпученными глазами. Уцелевшие танки открыли беглый огонь. Несколько снарядов взорвались рядом с траншеями. Спецназовцы падали, закрывали головы руками.
Прямым попаданием накрыло гнездо, в котором располагался гранатометный расчет. Обрушилась часть ската, ударная волна понеслась по траншее. Донец с Мишкой заорали дурными голосами, бросились выкапывать гранатометчиков. Бесполезно. Одного порвало на куски вместе с бронежилетом, другой получил проникающее ранение головы и мягких тканей шеи, несовместимое с жизнью. А вражеские снаряды ложились все точнее.
– Всем в укрытия! – выкрикнул Нестеренко.
Спрятаться можно было только в доте, но далеко не все воспользовались предложением. Гранатометчики продолжали работать, несмотря на обстрел. Дальность действия РПГ-7 составляет семьсот метров. Танки противника находились даже ближе.
«Тупая какая-то война», – мелькнула мысль у командира роты.
Взрывом свернуло бетонную глыбу, прикрывавшую дот. Откололся увесистый кусок, придавил рядового Иваненко. Откуда здесь взялся этот калечный?! Оказывается, он выполз из дота с забинтованной ногой, решил поучаствовать в бою.
Олег уже был рядом. На пару с Гуревичем они отбросили бетонный шмат. И здесь все беспросветно. Тридцатикилограммовая глыба переломила ополченцу позвоночник, он задыхался, давился кровью, зажмурился, со всей мочи превозмогая дикую боль, и затих, умер с закрытыми глазами.
Дуэль становилась все ожесточеннее. Украинские танкисты боялись приближаться к блокпосту – и правильно, для кого мины ставили? – хлестали огнем по позициям ополченцев. Те в долгу не оставались, расчеты станковых гранатометов работали не покладая рук. В сторону врага летели реактивные гранаты, выпущенные из РПГ-7.
За спиной у рядового Печкина грохнул взрыв. После армии он работал почтальоном, как это ни смешно. Голову посекло осколками, и каска не спасла.
Но перелом в ходе позиционного боя уже наступал.
Пивень произвел еще один удачный выстрел. Снаряд прожег броню, порвал внутренности украинского танка. Зачадил еще один костер, и ополченцы разразились мстительным ревом.
Следующий снаряд ударил с перелетом, воспламенил кабину грузовика, стоящего первым в колонне. Огонь быстро перекинулся на кузов, и машина превратилась в чадящий факел.
Вражеские танкисты дрогнули. Машины стали отползать, продолжая огрызаться. Ополченцы не сбавляли темп стрельбы, повредили ходовую часть еще одного танка. Этого оказалось достаточно, чтобы уцелевшие машины убрались восвояси. Они пятились, потом развернулись и ушли прочь. Растаяли в дымном мареве грузовики.
Защитники блокпоста укрепляли поврежденные пулеметные гнезда. Погибших было трое, еще двоих посекло осколками, к счастью, не фатально. Ополченцы завернули мертвых товарищей в брезент и отнесли в ложбину. В ходе боя выбыли из строя два гранатомета АГС-17, но по этому поводу никто особо не расстраивался. На замену им пришли точно такие же, недавно находившиеся на вооружении бойцов капитана Шелеха.
Славик Вербин сидел на краю бруствера. Он жадно докурил сигарету и тут же вытряс из пачки еще одну.
– Что, старина, держимся? – Он оскалил в улыбке дрожащие губы.
Лицо офицера было черным от пороховой гари. Такое ощущение, будто Вербин полдня прочищал старые замусоренные дымоходы.
– А как же, – ответил Олег. – Согласись, не так страшен сам полный песец, как его ожидание.
– Согласен. Философия, мать ее!.. Думаю, с запада они больше не пойдут. По крайней мере в обозримом будущем. А если сунутся, то их остановят мины. Как тебе это нравится? – Вербин кивнул на восток, где за километрами пространства все явственнее различалась канонада.
Этими звуками ополченцы наслаждались целый день, с раннего утра. Они вполне понимали, что происходило на плацдарме. Там грохотали орудия, «Грады». Автоматная трескотня накладывалась на звуки разрывов. На востоке шла полноценная война. Ясно было, что украинским войскам там приходилось весьма несладко.
– Полагаю, мы подумали об одном и том же, – сказал Нестеренко. – Через полчаса в гости пожалует вся украинская группировка, и нам придется немного поработать.
Опасения командира роты подтвердил связист Дулин, подлетевший с рацией. Судя по чувству ответственности, застывшему на его веснушчатой физиономии, на связи был командующий объединенной группировкой.
– Держишься, капитан? – деловито осведомился Юдин.
– Держимся, товарищ полковник. Есть потери. Гости подходили с запада, но им не обломилось, ушли, потеряв три танка и грузовик. А у вас концерт, как я понимаю, в полном разгаре?
– Гоним этих артистов к чертовой матери, – ответил командующий. – Из Рудного их выперли, из Новокольского тоже. Было несколько попыток прорыва, но все неудачные. Это полноценный котел, капитан, и ты как раз его закрываешь. Укропы потеряли половину своей техники, сорок процентов личного состава, бегут. Таковы хорошие новости, капитан, но есть и плохие. Они заключаются в том, что противник идет не куда-нибудь, а прямо к тебе. Все, что у него осталось, минут через двадцать начнет наезжать на твою крепость. На подходе мы обработаем их артиллерией, но, извини, иллюзий не питаю. Кто-нибудь обязательно прорвется. Там еще остались боеспособные и очень недовольные парни. Ты должен держаться, пока мы их не дожмем. Улавливаешь мысль?
– Не тупой, товарищ полковник.
– Всего лишь несколько часов, капитан. Думаю, до темноты мы с ними справимся. Будет совсем туго, вызывай артиллерию. Сами обстреливать тебя не будем. Сделаем все возможное, чтобы к тебе прорвались танки Фомина. Но ничего конкретного обещать не могу. Хищный зверь, загнанный в западню, опасен и непредсказуем. Удачи, капитан.
На востоке все гремело, приближались звуки разрывов. Но командира терзало неясное беспокойство, то ли посторонний звук, то ли что-то другое. И не только Нестеренко это чувствовал. Ополченцы беспокойно вертели головами, нервничали. Им досаждало нечто зудящее, раздражающее.
Все стало ясно, когда из-за леса на юго-западе вынырнула тушка многоцелевого вертолета «МИ-8ТВ» и на малой высоте устремилась к блокпосту.
– Всем укрыться! – не узнавая свой голос, проорал Олег.
Ополченцев словно ветром сдуло с брустверов и кочек. Кто-то помчался за бетонные загородки, кто-то падал на дно траншеи.
«Бедная украинская армия, – подумал Нестеренко. – Неужели это все, что они нашли для поддержки своих окруженцев? Но штука все равно опасная».
Олег сполз в траншею, схватил в охапку зазевавшегося Вербина. Вертолет летел какими-то странными зигзагами. Заслуженный ветеран, полвека в строю. Корпус, капоты редукторов и двигателей защищены, в кабине пилотов установлены лобовые бронестекла. В направляющих до поры до времени прячутся четыре ПТУР 9М14М с игривым именем «Малютка».
Вертолет сделал вираж и заходил теперь с запада, накренившись на правый борт. Ударил пулемет, грохнул залп из подвесных контейнеров. Неуправляемые вращающиеся ракеты с крылышками помчались к земле. Пилот не успел прицелиться, выстрелил раньше времени. Реактивные снаряды разорвались в стороне от позиций, что было встречено почтеннейшей публикой с должным ликованием. Вертолет с ревом прошел над блокпостом, удалился на восток. Там машина начала разворот. Пилот хотел зайти на второй круг и ударить точнее.
Выкатился из-за бетонной баррикады рядовой Галанин, встал, широко расставив ноги. В этот момент он был единым целым с переносным зенитным комплексом «Игла» – «Шотландская куропатка» по классификации НАТО – и смотрелся впечатляюще. Ладонь на рукояти управления.
– Галанин, дай ему под задницу! – выкрикнул кто-то.
Выстрел удался на славу. Ракета угодила в цель. Вертолет повалился на левый бок, рухнул на опушке перед лесополосой и сразу превратился в горящую груду металлолома.
Нестеренко облегченно перевел дыхание.
– Ну и чего ты в меня вцепился? – проворчал Вербин, отстраняя его и выбираясь из окопа. – С девушкой, что ли, перепутал?
– Извини. – Олег ухмыльнулся.
Между тем в округе вдруг стало подозрительно тихо. Артиллерия объединенной группировки прекратила огонь. Украинские силовики тоже замолчали.
Нестеренко поднялся на бруствер, осмотрел свои владения. Люди занимали позиции, укрепляли поврежденные окопы, раскапывали оружие, боеприпасы, заваленные землей.
Рота потеряла уже восьмерых. В подчинении капитана Нестеренко оставалось шестьдесят бойцов. Эти стойкие надежные люди презирали смерть, но, увы, их было очень мало.
В окрестностях ничего не изменилось. Та же дорога, распаханная снарядами и минами, прокопченный блокпост, состоящий из двух дотов, бетонных баррикад, круговой сети траншей и шлагбаумов, теперь уже сломанных. Вокруг пустое пространство, на юге и севере лес. Роте приходилось держать очень даже немалый участок местности.
На западе чадили подбитые танки, недавно нанесшие визит из Дубров. До них было далеко, порядка четырехсот метров. Подойти ближе они не рискнули. В ста пятидесяти метрах восточнее блокпоста застыли еще три горы раскуроченного железа. Они уже не чадили, процесс горения давно завершился. Среди бугорков и рытвин были разбросаны обгоревшие тела членов экипажей.
Ближе к дороге стоял еще один танк, вполне себе целый. В нем засели Пивень, Куделин и Кошакевич. К вопросу одурачивания противника парни подошли творчески. На башню они насыпали земли, подтащили к танку какие-то горелые металлические обломки, навалили их на броню. Пушку сознательно опустили к земле, создавая иллюзию, что она выведена из строя. Пусть и с некоторой натяжкой, но на первый взгляд танк казался подбитым.
У лесополосы, примерно на уровне крайнего танка, валялась еще одна гора раскуроченного железа – остатки вертолета «Ми-8». Взрыв, потрясший его уже на земле, был такой силы, что повалил несколько деревьев и порвал в клочья кустарник.
Нестеренко очнулся. Его барабанные перепонки раздражал нарастающий рычащий звук. С востока приближалась боевая техника. Видимость была не очень, пространство окутала серая дымка. Из нее проступали невнятные темные пятна. Они приближались, делались четче, объемнее, выпуклее, превращались в танки «Т-64».
Один из них шел по дороге, с рычанием перебираясь через выломанные пласты асфальта. Другие двигались по полю между трассой и лесополосой. До них еще было метров четыреста, но расстояние заметно сокращалось.
Олег схватился за бинокль. Рваной шеренгой, чадя густым выхлопом, шли четыре танка. С грузовиков, остановившихся позади них, высаживалась пехота. Десантники кучками прятались за танками, старались не высовываться. В полевой бинокль неплохо различались их бледные лица, закушенные губы. Украинскую пехоту уже неплохо потрепали. Многие были в грязной одежде, запачканы кровью, кто-то потерял бронежилет, кто-то – каску.
Но особого страха солдаты не проявляли. Все-таки не новобранцы-призывники. Подавляющую часть украинского войска составляли добровольцы, служившие по контракту.
– Не стрелять! – крикнул Нестеренко.
Уж чего-чего, а терпения спецназовцам было не занимать. Гранатометчики и пулеметчики спокойно ждали, пока противник подойдет ближе. Стрелки пробивали прикладами амбразуры в плотных слоях глины.
Олег посмотрел по сторонам. Взялся за автомат санинструктор Бекетов, угнездился в узкой щели между бетонными огрызками. Все готовы, сосредоточены. Раймер положил перед собой на бруствер две гранаты, чуть подумал и добавил третью.
– Бог троицу любит, – с ухмылкой проговорил Читайло, наблюдая за его манипуляциями. – Черт, помолиться забыл!.. Как ты думаешь, сержант, укропы уже поклонились своему Богу?
– Дурында ты, Читайло! – Раймер постучал его по каске. – Хоть и фамилия у тебя образованная. У нас с укропами, к сожалению, один Бог.
– Да знаю я, – отмахнулся Читайло. – Так, для красного словца загнул. Набожным я каким-то стал в последнее время, – посетовал боец. – Не верил никогда, а теперь прошу что-то постоянно у Бога. Понимаю, не в Его это власти, чтобы я выжил, но больно уж в ад не хочется.
– Насчет этого можешь не волноваться, – сказал Раймер и улыбнулся. – Мы все тут почти святые, нас в рай без билета возьмут.
– Отставить базары! – приказал Нестеренко. – Приготовиться к бою.
– Выстоим, товарищ капитан? – спросил Читайло, повернувшись к нему.
Олег промолчал, и этим лучше всего ответил на бессмысленный вопрос.
Тут-то и началась очередная серия кошмарного боевика. Укропы пошли в бой без артподготовки. Они хотели прорваться с налета, освободить проход отступающим частям, знали, что защитников блокпоста немного. Танки ударили залпом. Два снаряда взорвались рядом с дотом, остальные подняли землю в чистом поле.
По команде Нестеренко огненный смерч накрыл атакующих укропов. Разом заговорили все виды оружия. Ухабистое поле покрылось частоколом разрывов. Гранатометчики лихорадочно перезаряжали оружие и вновь припадали к прицелам. Отрывисто били станковые АГС-17.
Атакующие танки прибавили ходу. Один из них вырвался вперед и встал как вкопанный, охваченный дымом и пламенем. Безвольно, словно голова у фыркающей собаки, завертелась башня, повис ствол. Граната ударила под него.
– Бинго! На полшестого! – восторженно выкрикнул гранатометчик.
Из подбитого танка полезли члены экипажа. Автоматчики в окопах отвели на них душу, подстрелили двоих, третий нырнул в канаву.
Плотность огня ополченцев нарастала. Они, воодушевленные маленькой победой, самозабвенно изводили боезапас.
Вражеская пехота рассыпалась по полю, стала залегать, несла потери. Несколько раненых солдат корчились посреди поля, двое или трое лежали неподвижно.
Наводчики в уцелевших танках открыли яростный огонь прямо на ходу. Точность прицеливания была небольшой, многие снаряды летели мимо, и все же блокпост накрыли разрывы.
Ахнул, схватившись за лицо, чубатый Глотов, повалился, весь окровавленный, с оледеневшими глазами. Захрипел, выворачивая руку, чтобы избавиться от осколка в шее, похожий на рыбу Андрес Дюран, скривился так, словно ему зуб рванули без наркоза. К соотечественнику бросились Кармона с Флоресом, подбежал из соседней траншеи молодой Мигель Ортега. Но все было кончено. Дюран застыл с искривленным лицом. Кровь пенилась, вытекала из оскаленного рта. Ортега завыл, схватился за голову.
Другим взрывом накрыло еще один расчет АГС-17. Мощный осколок разрубил бойца пополам. Второй, ослепший, куда-то полз, обливаясь кровавой рвотой.
К нему, пригнувшись, раздувая усы, подбежал прапорщик Белоконь. Взрыв прогремел практически в том же месте. Раненый боец уткнулся лицом в землю, прапорщик отлетел на бруствер. Санинструктор Бекетов бросил автомат, устремился к нему и стащил в канаву. Но и здесь все было кончено. Голова командира огневого взвода превратилась в багровый омлет.
Остальные этого не замечали, стреляли, перезаряжали оружие, опять вели огонь. Танки приближались, за ними ползком или короткими перебежками двигалась пехота.
Нестеренко затаил дыхание, заприметив за спинами солдат офицера. Тот орал, напрягая вены и голосовые связки, размахивал пистолетом, но все же в первые ряды не лез. Что ж, это не всем дано. На дворе не сорок первый год. Да и не сорок пятый. В мире хватает соблазнов, заставляющих человека не жертвовать своей единственной жизнью ради сомнительной цели.
Олег поймал офицера в прицел «калаша». Вот тот перебежал, привстал на колено, куда-то всмотрелся. Нормальное славянское лицо, раскрасневшееся в пылу боя. Не молод, возможно, успел послужить еще в советское время.
Нестеренко колебался не больше пары секунд, потом плавно надавил на спуск. Офицера отбросило, он повалился навзничь, раскинул руки. Отчаянно закричали растерянные солдаты, потерявшие командира.