У кладезя бездны - Афанасьев Александр Владимирович 18 стр.


— Позвольте, я провожу вас, Святой Отец…


— Хороша, не правда ли…

Стоя перед бронированным, но не дающим ни малейшего искажения стеклом, генерал Сил территориальной обороны Великого Банства Хорватского Анте Младенович[84] не отрываясь, смотрел на обнаженную женщину, грациозно взбирающуюся по ступенькам вышки перед тем, как снова прыгнуть в воду. Женщине на вид было двадцать три… двадцать пять лет, генералу с его шестьюдесятью с лишним она годилась в дочери, если не во внучки. Но даже так…они все равно смотрелись хорошей парой. Генерал был выше среднего роста, подтянутый, со шрамами на лице, его волосы цвета соли с перцем были коротко пострижены и от него веяло силой… той силой, которая на женщин действует как валерьянка на кошек. Он был надежным… вот почему женщины были с ним далеко не из-за денег.

Хотя и из-за денег тоже. Сейчас вообще почти все — из-за денег.

— Где ты ее нашел? — недовольно спросил архиепископ Коперник

Генерал усмехнулся

— На яхте. Каталась с каким-то маменькиным сынком.

— И ты, конечно же, притащил ее сюда. Ты можешь думать головой, а не другим местом, а? Рано или поздно твои бабы доведут тебя до беды!

— Перестань… Если ты дал обет безбрачия, то я на это не подписывался. Это всего лишь глупая телка… не переживай так. Или… генерал похабно подмигнул — хочешь сам ее попробовать? А, Франко?

Глаза архиепископа заледенели

— Нет, спасибо…

— Как знаешь…

Биография генерала Младеновича — сама по себе могла стать основой для привлекательного остросюжетного боевика, практически каждая ее часть была связана с приключениями, кровью и смертью. Из граничар… родился в том же селении, что и Франко Коперник, только намного раньше… они даже были дальними родственниками. Всю семью вырезали сербы… он тогда болел, лежал в больнице, иначе бы убили и его. С детства — он был хилым, болезненным ребенком, но после того, как погибла семья — он решил стать мстителем и отомстить за своих родных. В этом жестоком краю… жизнь вообще представляла собой сплошную цепь мести… отец мстил за деда… сын мстил за отца и это никогда не прекращалось. В шестнадцать лет — он поступил в Корпус Самообороны — полувоенную организацию, представляющую собой нелегальные вооруженные силы Великого Банства Хорватского. В девятнадцать лет — на его счету было уже больше пятидесяти зверски убитых сербов. На это закрывали глаза… но потом получилось так… нехорошо, в общем получилось… Они как раз вошли в село… а там были какие-то корреспонденты. Левые… непонятно, как там оказавшиеся. Они погнались за ними и сумели застрелить оператора, изъяли камеру. Вот только потом оказалось, что в камере — пустая кассета, а журналист, которого они прекратили преследовать — сумел выжить, вышел на сербов. Сначала — про расправу рассказали русские газеты, потом начали шуметь и все остальные. Журналист был подданным шведского королевства, вассалитета Священной Римской Империи. Священная Римская Империя потребовала арестовать и судить солдат, совершивших расправу над журналистами. Его предупредили, что если он не скроется прямо сейчас, то его убьют. Убьют свои же, чтобы дело не дошло до суда. Младенович дезертировал… в одиночку прошел Черногорию, где хорватов недолюбливают, а каждый мужчина носит два заткнутых за кушак современных крупнокалиберных револьвера. Нанялся на судно матросом за кормежку и билет… судно шло во Францию. Не континентальную, конечно — в Африканскую Францию, которая тоже оказалась католической. Анте Младенович, девятнадцатилетний солдат — граничар с фанатичным блеском в глазах — сошел с судна и через несколько часов — уже стоял перед воротами базы Иностранного Легиона.

В Иностранном легионе он нашел себя. Головорез, вояка, упертый до невозможности — при этом белый христианин, что немаловажно в этих краях. После прохождения жесточайшего отборочного курса — курс, на котором не произошло хотя бы одного несчастного случая со смертельным исходом офицеры Легиона считают неполноценным — он попал в легендарный Первый Парашютно-десантный полк Иностранного Легиона.

В Легионе он прослужил двенадцать лет. По правилам Легиона офицерами в нем могли быть только французы, для не-французов допускалось продвижение только по сержантской линейке званий. Из Легиона Младенович ушел в звании ажудан-шеф (старший адъютант), высшем возможном звании Легиона для иностранцев. Он патрулировал пустыни, сражался в горах, командовал отдаленными постами, нередко попадавшими в многодневные осады. Наконец, он вел войну в Касбе, мусульманских кварталах — как ее метко назвал русский исследователь Лев Гумилев[85] «война ножей, которые всаживались в спину по самую рукоятку». Никто не мог сказать, скольких человек убил или запытал до смерти Младенович — сам он об этом не говорил. Но всем было понятно — много, очень много…

В Легионе — есть одна привилегия, доступная далеко не каждому. Тому, кто дослужился до одного из трех высших сержантских званий (сержант-шеф, ажудан или ажудан-шеф) — предлагают сменить имя и получить французское гражданство. В Легионе, когда ты приходишь — никто не спрашивает, кто ты и что у тебя за спиной… но тут дело особенное. Это возможность легально получить новый, самый настоящий паспорт, новую биографию — любому, кто бы ты ни был и что бы не совершил. При желании можно сделать пластическую операцию (за свои деньги, конечно) — и больше тебя не опознает уже никто. Но будущий генерал не воспользовался этой возможностью — он был патриотом своей страны. Даже если та и предала его.

Он отправился в Аргентину. Эта страна — проиграла Фолкленды и привлекала в свою армию людей из Старого света… патриоты жаждали реванша. Аргентина — удивительная страна, фактически это южноамериканские Соединенные штаты Америки, мировой центр эмиграции. Буэнос-Айрес был Нью-Йорком юга, городом где проживало двенадцать с половиной миллионов человек… до бомбежки его британскими истребителями-бомбардировщиками.[86]

Младенович приехал в Аргентину в восемьдесят седьмом — а в восемьдесят девятом уже участвовал в мятеже карапинтадас — людей с зелеными лицами. Так называли парашютистов, спецназ Аргентины, которые считали себя преданными демократической администрацией страны — многие из них стояли за продолжение войны до конца, за диверсии в Канадском доминионе и на территории самой метрополии, за развертывание войны против Англии с территории Европы. Тогдашний президент Аргентины не смог отдать такой приказ, подписал мирный договор с Англией — и после этого прожил недолго. Он добровольно ушел в отставку после такого позора… национального позора — но люди с зелеными лицами так не думали. Они прошли к нему в дом, пустили пулю в лоб прямо на глазах семьи, потом вытащили на лужайку перед домом, облили бензином и подожгли. Среди тех, кто это делал — был и Анте Младенович, говорят даже, что он командовал группой, вершившей расправу. Для хорвата это было даже мало, в самой Хорватии — за такое предательство нации вырезали бы всю семью от мала до велика, весь род вырезали бы…

Тогда же — у Младеновича появился первый официальный ребенок — от аргентинской журналистки. Они были вместе до середины нулевых — все-таки женщины в Аргентине очень красивые, сказывается смешение кровей. Младенович уже тогда был при деньгах, он купил своей пассии и ее ребенку дом в Испании на побережье и перевез их туда — но с ними он больше не жил. Хотя и помогал им. Покупать виллу в Аргентине было опасно — могли отомстить или заманить в страну и судить. Мало ли…

Анте Младенович уехал из Аргентины в девяносто шестом в звании полковника аргентинской армии, там же он получил и аргентинский паспорт, который был у него до сих пор. Аргентинские военные умели быть благодарными — тем более, что он передал им немало знаний, умений и навыков, характерных скорее для Южной Европы.

До две тысячи первого года — Анте Младенович бы своего рода «вольным игроком», не работающим ни на одну страну. В его сферу интересов входили драгоценные камни, уран, ценная древесина — хотя он начинал как импортер аргентинского мяса в Европу и этот бизнес был у него до сих пор. Он собирал группы наемников, поставлял оружие туда, куда поставлять его было нельзя, к нему можно было обратиться если нужно было совершить государственный переворот или кого-то — без затей — грохнуть. В это же время он сошелся с молодой немецкой журналисткой, которая — вот сюр то! — расследовала нарушения прав человека. С Анте Младеновичем, который был одним большим нарушением прав человека — она продержалась около пяти лет и подарила ему аж двоих детей — мальчика и девочку. Сейчас — они жили в Священной Римской Империи на вилле, которую им купил Младенович. Что-что — а скупым он никогда не был.

А в две тысячи шестом году, в конце — он вернулся в Хорватию, в Банство Хорватское — и никто не сказал ему ни слова. Ему зачли полковничье звание аргентинской армии и присвоили звание генерала Сил территориальной обороны Великого Банства Хорватского. Это звание мог присвоить Великий Бан Хорватии — в отличие от звания генерала австро-венгерской армии, которое мог присвоить только Император Австро-Венгрии. Никто не знал, с какими целями Анте Младенович вернулся в Хорватию… ведь рядом — были люди, которые только и мечтали отомстить. Но он вернулся — и выстроил свой замок в стиле модерн на границе с Монтенегро (Черногорией), в котором и жил с прошлого года. Здесь был причал, около которого стояла яхта и скоростной катер, но могло причалить и небольшое грузовое судно. Никто не интересовался — кто сюда причаливает и где проводит время сам генерал Младенович. В Аграме он появлялся достаточно редко.

Сразу после появления он организовал вполне себе легально существующее агентство «Аграм». Задачи агентства — развитие оружейной промышленности в крае, продвижение ее продукции на мировом рынке. Буквально за два-три года — он сумел закупить самое современное оборудование, из конструкторов, которые до этого делали нелегальное, самодельное оружие отобрать наиболее толковых и организовать производство. Делали легкое стрелковое оружие, боеприпасы к нему, легкие и средние гаубицы, скорострельные пушки всех видов, легкие скоростные катера с германскими и североамериканскими подвесными моторами — даже легкие вооруженные турбовинтовые штурмовики! Варили бронекорпуса для шасси грузовиков, переоборудовали пикапы с внедорожники в машины — рейдеры и штурмовые машины, на базе банковских бронемашин делали легкие броневики. В общем все, что нужно небольшой частной армии, собираемой с какими то целями. Когда была возможность обойти патенты — обходили, когда такой возможности не было — клепали нарушая патентное право. Качество было… конечно же не сравнить с чешским, та почти что немецкое но все же приемлемое. Цены — более чем приемлемые, к тому же — не задают досадных вопросов насчет документов, сертификатов конечного пользователя и прочего барахла. Таким образом, продукция эта находила спрос, а экспорт смертоносной стали из Хорватии вырос до четырехсот миллионов рейхсмарок в год — это только то, что смогли посчитать. А что не смогли?

Сейчас генерал был одинок. В смысле — у него не было постоянной женщины и не было семьи. Были такие вот… нимфы, которых на побережье Средиземного моря действительно очень легко наловить… хоть целое корыто. Яхты, приморские города и модные деревеньки…

Как говорят североамериканцы — релакс.

Вот только в кабинете, где сейчас находились генерал Младенович и примас Хорватии — релаксом как раз и не пахло…

— У меня был ЕГО человек — слово ЕГО примас выделил тоном — только что. Я сразу полетел сюда.

— Он сказал что-то новое?

— Да… — примас Хорватии смотрел в пол — скоро в Ватикане будет новый Папа. Это не было произнесено — но это было понятно и без слов.

— Алиллуйя. Чем же ты недоволен?

— Да тем, что я знаю, что будет дальше. Он — хочет выдернуть меня в Рим. Меня — и еще кого-то. Ему нужны свои люди, нужно большинство на конклаве кардиналов. А я…

Примас тяжело вздохнул

— А я не хочу покидать Аграм. Моя земля — здесь…

Беспокойство примаса Хорватии можно было понять. Его архиепископство не сравнится с постом в Ватикане… некоторые из них предполагают миллионные… да что там — миллиардные доходы. Но это ничто — по сравнению с той опасностью, которая грозит в Ватикане любому непосвященному в местные дела человеку.

Генерал похлопал примаса по плечу.

— Не переживай. Свои есть свои — мы должны держаться друг друга. Верно?

Это было обещанием поддержки — в том числе силовой.

— Когда? — прямо спросил примас

— Все уже готово, я жду сигнала — откровенно ответил генерал — думаю, со дня на день…

Крым 2013 год

— Ракета слева! Ракета!

— Я пустой!

— Крою!

— Справа! Справа!!!

— Ложись!

Вспышка — в который уже раз перед моими глазами. От этого никуда не деться.

Не уйти…

Я открыл глаза. Нейтрально — зеленые, не ярко-зеленые, а такого приглушенного цвета шторы и точно такого же цвета обои. Я их ненавижу…

Будильник. На тумбочке — по нему выверяют время процедур. Наручные часы нельзя, они нарушают ток крови — поэтому приходится пользоваться будильником. До следующих — еще час. Но я говорю сам себе и говорю врачам, что все нормально — но нормального ничего нет. Хорошо, что я снова могу ходить… все-таки могу. Уже второй месяц я делаю прогулки по берегу. Сейчас — больше трех километров, ежедневно.

Палку я решил не брать. Без палки — больно, но я хожу так вот уже второй день. Когда мне показали устройство, которое мне предстоит использовать в качестве подпорки при ходьбе, слово дворянина, был бы пистолет в руке — застрелился бы. Но я вспомнил кое-что, чему нас учили в училище. Даже если ты висишь над пропастью — никогда не сдавайся. Один шанс из миллиона — что в этот момент произойдет землетрясение, и если ты не упадешь раньше — пропасть закроется.

Теперь — уже и без палки хожу. Вот так вот — всем смертям назло.

Набросив на плечи куртку — что-то с моря ветерок подувает — я начал спускать вниз…


Дорога от санатория к морю — сама по себе проблема. Она очень крутая и замощена галькой — надо идти очень осторожно, а то ноги проскользнут. И нужно держать равновесие, а то, как говорил один альпинист — до низа только уши твои доедут.

С альпинистом этим, точнее — с горным стрелком — я встретился в Персии. Сейчас, по моим данным — в живых его не было, погиб. Просто удивительно — сколько людей погибло за последнее время вокруг меня, сколько людей погибло из тех, кого я знал. Мы становимся каким-то потерянным поколением… взорванным на фугасе, расстрелянным из засады, погибшим — в атомном кошмаре. Как же получилось так, что времена тридцатых и сороковых — вернулись?

Небольшой электрический карт, проезжавший мимо — резко затормозил, я взглянул на пассажира. Так и есть — Исакович, лечащий врач. Точнее — один из лечащих врачей, зато для меня — самый главный. По позвоночнику.

— Господин Воронцов, по этой дороге даже я не рискую спускаться. Вы понимаете, что одно неловкое движение — и плоды месяцев труда лучших докторов пойдут насмарку!

— Понимаю. Но я не хрустальная ваза, доктор. И не желаю ей быть.

Профессор поцокал языком

— Просто поразительно. Вам надо лежать еще месяца два, прежде чем пытаться вставать на ноги. Ну, куда вы спешите, голубчик!?

Я пожал плечами

— Может быть, жить, доктор? У меня теперь есть не один, а два сына. Вам не кажется, что этого — достаточно, чтоб еще пожить, а?


На пляж — ведет небольшая, прикрытая с обеих сторон зарослями розмарина и акации тропка. Весна — и на них уже появились набухшие зеленым почки. Природа пробуждается к жизни, к новому лету — и я и в самом деле рад, что я все это вижу своими глазами, чертовски рад!

Просто не представляете как раз.

На пляже — никто не загорает, серое, холодное, почти штилевое море — но вот в кабинках для переодевания кое-кто уже есть… и даже не в одной. Местные, туристам пока тут делать нечего. Когда то давно — и мне для счастья было достаточно кабинки для переодевания на пустынном пляже и доверчивых серых глаз напротив. Там чуть выше интернат Его Величества для тех, у кого не осталось не только отца с матерью, но и деда.

Не буду никому мешать. Пойду. Вон там — положенная мной заметка — валун, причудливой формы, наполовину обросший водорослями. Каждый день — я дохожу до него, беру его в руки, делаю еще двадцать пять шагов — и кладу обратно. Теперь — это моя новая отметка. Новая цель в жизни — каждый день дальше на двадцать пять шагов.


Майкла я, конечно же, заметил — спрятался неудачно, ноги видны. Эх, парень, поступал бы в Гарвард… если его конечно восстановили. Экономический или юридический факультет, потом какой-нибудь солидный банк первой величины или юридическая контора с партнерством к сорока годам, годовой бонус, на который можно купить дом, инвестиционные сделки по всему миру, организация финансирования, клиринговые и учетные операции. Все это — намного проще, чем становиться воином невидимого фронта.

— Эй, мистер!

Я чуть шаркнул ногой — просто проскользнула — но дальше пошел вперед.

— Мистер!

Только бы не…

— Отец!

Я остановился…

Конечно же, я знал, что он рано или поздно придет… та ракета, пущенная с вертолета, повредила мне позвоночник и черт знает еще что — но мозги оставались при мне… более того… они стали работать еще лучше. Разум, не отягощенный мелочными проблемами бытия, становится острым как бритва, особенно если постоянно подкармливать его информацией и заставлять работать. У меня в палате два ноутбука и я работаю на них — до тех пор, пока не выключают свет. Теперь-то я точно знаю — ради чего я должен выздороветь. И ради кого.

Назад Дальше