– Зажи-и-м!! – тонко и гнусаво завизжал он. Судорожными движениями скинул с себя провонявшую потом рубашку, оторвал рукав и прижал импровизированный тампон к ране. – Зажим, он убьет нас всех!!!
Луч фонаря скользнул по его лицу, на мгновение ослепив. Зажим изумленно присвистнул. После этого он направил фонарь в другую сторону, и желтое пятно света остановилось на сгорбленной фигуре Носа. Он сидел, неторопливо вытирая лицо одеялом.
– Твоя работа, Нос? – с тревогой в голосе спросил Зажим.
– Он напал на меня, – совершенно спокойно отозвался зэк. – Хотел отомстить за ту свихнувфуюся идиотку. Я просто затитялся.
– Он… врет, – задыхаясь от гнева и боли, выкрикнул Сава. Тряпка, которой он закрыл рану, моментально набухла от крови. Любое прикосновение к оголенному хрящу причиняло невыносимую боль, от которой темнело в глазах. – Я же говорил… я же…
Не выдержав, он зарыдал. Из огрызка носа, хлюпнув, выполз розовый пузырь.
Зажим загремел наручниками.
– Ну-ка, протяни клешни, Нос.
– Зачем? – промурлыкал зэк, улыбаясь. У него был настолько простодушный вид, какой бывает у добропорядочного гражданина, сидевшего на лавочке с газетой и наслаждающегося хорошей погодой.
– Пожалуй, лучше тебе побыть в «браслетах», – рассудительно произнес Зажим. – Не хочу однажды утром проснуться без носа или уха.
– Я затитялся, – повторил Нос, но руки протянул.
Раздался отчетливый щелчок.
– Утром с тобой разберемся, – нахмурившись, сказал Зажим. – Все.
Испытующе взглянув на Саву, он бросил:
– Сам виноват, валенок. Вечно с тобой всякая хрень происходит. Сидел бы молча, ничего бы не было.
Саве показалось, что он ослышался. Внутри, словно варево под крышкой раскаленного котла, заклокотала ярость.
Зажим себя вел так, будто ничего особенного не случилось.
Значит, это он виноват? Что, они только ограничатся наручниками?! И все?! Можно спать дальше, будто ничего и не произошло?!!
«Будешь качать права, получишь еще», – услышал он внутренний голос.
– Нет… нет, Зажим. Слушайте… – Сава запнулся, отхаркивая скопившуюся во рту кровь. – Мне и этой женщине нужен врач! Я истеку кровью!
– Не истечешь, – буркнул Ходжа. – Заткни тряпкой дырку, и все.
– Он опасный псих! – всхлипывая, захныкал Сава. – Так нельзя… Наручники… ему не помеха. Его нужно связать! Прошу… вас.
– Не смотрите вы, пожалуйста, – медленно, чуть ли не по слогам протянул Нос, подмигивая Саве. – Свысока-а-а… а по небу прокатите нас…
– Зат… заткнись, – едва ворочая языком, проговорил Сава. Он чувствовал себя полностью разбитым – сказывалась потеря крови и болевой шок. – Заткнись, мразь.
Нос тихо рассмеялся. Откинувшись спиной к стене, он застыл, глядя на Саву из-под полуприкрытых век.
– Спокойной ночи, – шепотом произнес он, и Сава содрогнулся.
Он больше не уснет. Иначе эта нелюдь снова подкрадется к нему и обгрызет все лицо.
Оторвав от рубашки второй рукав, зэк поменял «тампон».
Кровь скоро должна остановиться.
Он потерпит. Обязательно потерпит.
Фонарь потух, и зэки вновь улеглись.
Сава придвинулся к женщине. Она глубоко дышала, укрывшись одеялом, и он, нащупав ее руку, робко погладил ее. Странно, но это придало ему немного уверенности.
– Домой…
Сава склонился над ней. Несколько капель крови, сорвавшись с его раны, упали ей на лицо, но, казалось, она этого не заметила.
– Послушай… ты должна бежать отсюда, – прошептал Сава, убедившись, что женщина не спит и смотрит на него.
Сквозь просвет в потолочном настиле скользнул бледно-желтый свет луны, и Саве стало видно ее лицо, бледное и окровавленное.
– Я… я помогу тебе. Беги. Или погибнешь. Утром они опять тебя изнасилуют. И если не придет помощь, мы погибнем.
Несколько секунд она безмолвно смотрела на зэка, потом вздохнула и отвернулась.
Сава вытянул трясущуюся руку, разглядывая ее в лунном свете. Кровь на ней быстро подсыхала, начиная стягивать кожу.
Потом посмотрел в темноту.
Нос.
Там, в трех шагах от него, сидел опасный психопат. Людоед.
«Он смотрит на тебя», – прошелестел в мозгу внутренний голос, и мужчина покрылся ледяным потом.
* * *«Домой. Домой».
«Домо-о-о-ой…»
Заунывно-монотонный голос сновал по закоулкам сознания, словно смертельно раненный зверек, царапаясь в агонии и оставляя повсюду капельки крови.
Сава потер глаза, стараясь не касаться изуродованного носа. Стреляющая пульсирующими вспышками боль постепенно выровнялась, распространившись на все лицо ровной свинцово-ноющей маской. Губы и щеки распухли и отекли, словно их накачали силиконом. На лоб, вымазанный подсохшей коркой крови, приземлилась муха, и Сава торопливо согнал ее. Та улетела с недовольным жужжанием. Зэк скосил глаза, пытаясь разглядеть рану, однако из-за скудного освещения под землей едва ли что-то увидел. Ноздревато-бордовая каша, смахивающая на кусок застывшей лавы, – вот и все, что он смог рассмотреть.
Тем не менее в землянке стало светлее, и зэк понял, что наступило утро. Он огляделся. Женщина сидела, укутавшись одеялом, сквозь спутанные нечесаные волосы на него с тоскою смотрели рыбьи глаза.
Сава прижал указательный палец к губам.
Кроме уголовницы, в землянке спал еще один зэк, с головой накрытый одеялом. Судя по высунувшемуся ботинку, это был Нос, и Саву передернуло.
Наверху послышались приглушенные голоса, и он затаил дыхание.
Разговаривали Зажим и Ходжа.
– …Мать моя в шлепанцах… череп трещит, как будто меня вертухаи дубинками отхреначили, – жаловался Ходжа. – Эх, пива бы…
– Пива нет, – уныло отозвался Зажим. – Даже вода закончилась. Почему хоть че-то не заныкал?
– Дык, Зажим…
– Ладно, проехали. И курева тоже нет?
– Не-а. В автозаке все выкурили, – извиняющимся тоном проговорил Ходжа.
– А Доктор-то жмот, – заметил Зажим. – Мог бы табачку в рюкзак бросить.
– Дым могли ищейки учуять, – возразил Ходжа.
– До сих пор ни хрена не учуяли.
Несколько секунд они молчали, потом Ходжа озабоченно спросил:
– Слушай, дело тухлое какое-то. Накосячили мы вчера. И Нос этот…
– Ты о чем? – резко спросил Зажим. Послышалось журчание какой-то жидкости, и Сава не сразу сообразил, что кто-то из уголовников справлял малую нужду.
– О том, что Доктору не понравится, что мы наворотили. Эта курица из «стакана» зачем-то была нужна ему. А мы ее того… Того самого, короче… И кстати. Все ума не приложу, почему мне кажется, что я ее где-то видел?
Зажим рассмеялся злым дребезжащим смехом.
– Ну что ж, напряги извилины, может, и вспомнишь эту шмару. Вдруг это у нее после встречи с тобой мозги скисли? А насчет «того самого»… Доктор просил нас привести тех, кто с нами в автозаке. Ну да, просил беречь ее. Но жисть распоряжается по-своему. Ну, малость потрепало бабу ночью. Кто ее так покоцал? Нос. Вот пусть и отвечает. Я ему не хозяин. Захотел с телкой развлечься, ради бога. Пускай Доктор с него и спрашивает.
Ходжа издал нервный смешок. Судя по всему, аргументы Зажима его не убедили.
– Зажим, с Доктором это не прокатит. Малява была тебе адресована. Ты старший, а значит, в ответе за все.
Журчание прекратилось, после чего Зажим сказал:
– Да знаю я. А если на эту мутотень по-другому взглянуть, а?
– Как это?
Помедлив, Зажим неожиданно произнес:
– Кто он такой, этот Доктор? Ты знаешь, Ходжа?
Возникла пауза. Сава воочию представил себе опешившую физиономию Ходжи после столь неожиданно-убийственного вопроса. Провокационного вопроса.
– Доктор? – спросил Ходжа, словно изумляясь звукам собственного голоса. – Дык, это… кто ж не знает Доктора… Маляву тебе передал…
– Маляву? Какую маляву? – с нарочитым спокойствием удивился Зажим. – Первый раз слышу. Эй, кто-нибудь слышал про какую-то маляву?
Очевидно, до Ходжи стало доходить, какую опасную игру затеял его приятель.
– И конечно, ты ее не глотал, – язвительно заметил он.
– Не-а. На хрен мне бумагу есть? А если хотите – вперед, ковыряйтесь в моих катяхах.
– Ты с огнем играешь, Зажим, – предупредил Ходжа. – Доктор, если узнает…
– Плевать на Доктора, – зашипел Зажим, перебив зэка. – Я сам не пальцем деланный. В задницу эти зарубки. Дойдем до деревни, пересидим пару дней. Ты ведь из здешних краев?
– Ну… До поселка километров семь. Ну, может, десять.
– У меня в Плескачево кореш живет. Это где-то в окрестностях. На крайняк туда двинем. Ты ведь найдешь дорогу? – сказал Зажим. – Не ссы, Ходжа. Если со мной, решай прямо щас. Мне точно терять нечего. Сдаваться я не буду. Лучше сдохнуть от пули легавого, чем до конца дней валяться опущенным возле параши.
– Гм… – промычал Ходжа, после чего, понизив голос, спросил: – А с этими… что?
– Гм… – промычал Ходжа, после чего, понизив голос, спросил: – А с этими… что?
Капля пота скатилась по виску Савы, и он почувствовал, как его натянутые струнами нервы вот-вот лопнут. Сейчас все решится.
Именно сейчас.
– А ничего, – так же тихо ответил Зажим. – В расход.
– Всех троих? – хрипловато уточнил Ходжа.
Зажим ничего не ответил, но Сава не сомневался, что на этот вопрос уголовник ответил кивком.
Несколько секунд он сидел словно истукан, оцепенело глядя перед собой.
Их собираются убить.
Вот так-то.
Сава вдруг открыл, что предложение Зажима о предстоящей расправе прозвучало ровно так же, как обычно сплевывают на асфальт, тут же растирая плевок ногой, – небрежно, как бы между делом.
Убить, как плюнуть и растереть.
Собственно, вся его жизнь в застенках зоны едва ли была лучше этого растертого по асфальту плевка.
Зэки принялись что-то обсуждать (возможно, способы их устранения), но Сава уже не слушал их. Грязные пальцы нащупали пустую консервную банку из-под сайры, к которой прилип песок и комочки земли. Взгляд задержался на зазубренной кромке крышки. Быстро двигая крышку вперед-назад, он наконец отломал ее от банки и, смахнув с нее грязь, пополз к женщине.
– Слушай сюда, – зашептал он, пристально глядя ей в глаза. – Они хотят убить нас. Я отвлеку одного, но… Тебе придется продержаться здесь. Если мы выйдем вместе, они что-то заподозрят. Я скоро вернусь.
Женщина высвободила руки из-под одеяла, подавшись вперед, к Саве.
– Ты поняла меня? Сиди молча. И вот еще… На.
С этими словами зэк вложил в ее ладонь матово блеснувшую пластинку с крошечными зазубринами.
– Кто дотронется – режь. Лицо, горло. Не сдавайся, – инструктировал он.
– И мы уйдем домой? – чуть слышно спросила женщина.
– Да. Домой.
Сава погладил ее по голове, и за все время та впервые по-настоящему улыбнулась. Не безжизненно-тупой улыбкой умалишенной. Эта улыбка была преисполнена теплотой и надеждой. Так улыбаются бесконечно родному и близкому человеку, и грязные разводы на лице и рваный кусок губы не могли испортить эту улыбку.
– Облака… – свистящим шепотом проговорил Сава. Он старался не смотреть на прокушенную насквозь щеку уголовницы, но взор помимо воли все время утыкался в страшную рану с почернело-опухшими краями. – Белогривые…
– Лошадки, – закончила женщина, и глаза ее заблестели.
Сава кивнул и, развернувшись, принялся выбираться из землянки. Напоследок окинул взором неподвижную фигуру Носа, накрытую одеялом.
«Господи, сделай так, чтобы этот урод не проснулся».
Закряхтев, он полез наверх, и эта мольба автореверсом прокручивалась в его мозгу снова и снова.
– Зажим, – вполголоса позвал Сава, выкарабкавшись из землянки. Он боялся, что люди, задумавшие его убить (а люди ли они вообще?!), обязательно обратят внимание на то, что его руки буквально ходили ходуном.
Умолкнув, зэки одновременно посмотрели на него.
«Они знают. Знают, что я подслушивал их», – подумал Сава. На негнущихся ногах он приблизился к Зажиму, размышляя о том, что все может закончиться в сотые доли секунды. Один удар ножом в шею, и вот он уже на земле, с перерезанным горлом, бьется в агонии и хрипит.
Сава посмотрел на свои руки. Странно, они уже не дрожали, и это немного приободрило его.
– Чего тебе? – процедил Зажим. У него было помятое, раскрасневшееся лицо, под глазами набрякли темные мешки.
– Мне нужно кое-что показать тебе, – выпалил Сава. – Тут недалеко.
– Показать? – переспросил зэк, озадаченно почесав ухо. Он мазнул взглядом по широкой полосе засохшей крови, которая чернела на куртке Савы.
– Чего показать? Уж не свою ли елду, ущербное?
Ни слова не говоря, Сава засеменил в чащу.
– Иди за мной, – отрывисто сказал он. – Там еще один схрон есть…
– Какой схрон? Ты куда, валенок?! – рявкнул Зажим, и Сава буквально кожей ощутил, как взгляд уголовника копьем воткнулся ему в спину.
«Иди, – взмолился он про себя. – Пожалуйста, иди за мной, Зажим».
– Присмотри за ними, – бросил раздраженно Зажим, обращаясь к Ходже.
Сава убыстрил шаг. Сердце, словно осознав серьезность ситуации, увеличило ритм, насосом разгоняя кровь по сосудам и венам.
– Шутки удумал шутить? – крикнул Зажим, убыстряя шаг.
Саве почудилось, что голос зэка прозвучал прямо над ухом, и его ноги, не дожидаясь команды мозга, сами собой перешли на бег. От напряжения открылась рана на лице, выступила свежая кровь. Сзади послышалась ругань и треск сучьев.
«Только бы успеть…»
Ветки больно хлестали по лицу, и когда одна из них попала по оголенному хрящу, Сава болезненно вскрикнул.
Тяжелое дыхание преследовавшего зэка уже было совсем рядом, как впереди мелькнул просвет, и Сава, собрав последние силы, рванул к обрыву.
Ругаясь и рыча, на полянку, словно разъяренный медведь, вывалился Зажим. Увидев пропасть в нескольких шагах от себя, беглый зэк остановился. Умолкнув, он с изумлением озирался по сторонам.
– Видел? – задыхаясь, проговорил Сава. – Все, Зажим. Дальше дороги нет.
Словно очнувшись, Зажим резко крутанулся к зэку.
– Нет?! – с бешенством заорал он. – Это кто так решил, дырявый?! Ты?
Набычившись, он медленно пошел на Саву, его злобные глаза наливались кровью.
– Почему ты молчал, гнида? – прохрипел он. – Почему вчера ничего не сказал? Специально? Да?!
Сава сделал шаг назад. Сняв с носа очки, он убрал их в нагрудный карман.
– Да, Зажим, – очень тихо проговорил Сава. – Я сделал это специально. Иначе ты убил бы меня еще вчера.
* * *Ходжа проводил недоуменным взглядом Зажима и посмотрел на землянку. Шагнул ближе, вглядываясь внутрь. И вздрогнул, увидев внезапно высунувшееся лицо Носа.
– Доброе утро, – поприветствовал зэк, обнажая частокол искореженных зубов.
– На хрен твое утро, – грубо ответил Ходжа. Он спустился вниз, отпихнув назад зэка.
– Сними «браслеты». Пожалуйста, – сказал тот, сделав просительное выражение лица. Нос сложил ладони, словно в молитве, чуть наклонив голову. Одновременно с этим в его глазах плескалось хищное веселье, никак не сочетавшееся со смиренной позой.
– Ну да. Прямо сейчас все брошу и сниму, – фыркнул Ходжа. – Обойдешься.
На лице Носа появилось настолько искреннее и неподдельное удивление, какое только может быть у ребенка, случайно обнаружившего, что Дед Мороз – выдумка.
– Почему?
– Во-первых, агальцы[17] от «браслетов» у Зажима.
– А во-вторых? – проворковал Нос.
– А во-вторых…
Размахнувшись, Ходжа ударил его. Кулак пришелся в рот, из рассеченной губы хлынула кровь. Нос кубарем покатился по земляному полу, но тут же вскочил на ноги, как кукла-неваляшка. К изумлению Ходжи, на лице зэка ширилась глумливая улыбка, а окрашенные кровью губы придавали ему сходство со злобным клоуном.
– Слабовато, Ходжа, – засмеялся Нос. – Или ты меня погладить пытался? Хи-и-и! – Он высунул грязно-желтый язык, слизывая кровь. – Давай еще, неудачник. Может, на этот раз у тебя получится.
– Еще?! – выходя из себя, заорал Ходжа. – Мало тебе?!!
От второго удара Нос снова упал. Покрутил головой, фыркнул, словно недовольный пес, затем поднял взгляд:
– Что ж, уже лучфе.
– Еще, утырок?
Нос зашелся в кашляющемся смехе.
– Сними… сними с меня «браслеты», и тогда все будет честно.
– Я просто вернул тебе должок, уродец, – скривил губы Ходжа. – Не забыл, поди?
Нос захохотал с новой силой, брызгаясь кровавыми кляксами:
– Как хорофо, когда никто никому не должен!
– Закрой пасть! – прикрикнул Ходжа. Этот сумасшедший его раздражал и пугал одновременно, и зэк не мог определиться, какое чувство выводило его из себя больше. – Или выбью остатки твоих гнилых клыков.
Нос притих, с интересом разглядывая уголовника.
– Ты просто боифся меня, – проникновенным голосом вымолвил он, как если бы делился чем-то личным. – Вот и все.
Впереди шевельнулась бесформенная тень, и Ходжа увидел, как из темноты, покачиваясь, неуверенно выступила женщина. Смятое, покрытое засохшей кровью одеяло висело на ней, как тряпка на швабре. Грязная материя колыхнулась, обнажив бедро, на бледной коже которого полыхали следы укусов.
«Чертов психопат, – подумал Ходжа, переводя взор на рваную губу уголовницы. – Нужно будет как можно скорее кончать этого Носа».
В какой-то момент ему внезапно пришло в голову, что сегодня ночью вместо этой шлюхи и валенка Нос мог проявить интерес, например, к его физиономии.
Ходже стало не по себе.
– Сядь, – нахмурившись, приказал он, видя, что женщина продолжает взирать на него бессмысленно-кукольным взглядом. Сейчас она не вызывала ничего, кроме отвращения. И как у него мог подняться на эту курицу вчера вечером?!