Ходже стало не по себе.
– Сядь, – нахмурившись, приказал он, видя, что женщина продолжает взирать на него бессмысленно-кукольным взглядом. Сейчас она не вызывала ничего, кроме отвращения. И как у него мог подняться на эту курицу вчера вечером?!
– Сядь! – повысил он голос, и уголовница, замешкавшись, подчинилась. Она неуклюже плюхнулась, упав на ягодицы, словно мешок с влажным бельем.
– Кто ты, девочка? – вдруг мягко поинтересовался Нос. Он старательно слизывал с губ и подбородка кровь. – Кто ты и что у тебя на уме?
– Отвали от нее, – недовольно сказал Ходжа.
– Да я просто беседую с дамой, любезный, – миролюбиво отозвался Нос и снова повернулся к женщине: – Зачем ты здесь? А? Ты ведь не случайно тут оказалась. Так?
Рыбьи глаза женщины моргнули, и Нос перестал улыбаться.
– Ходжа, нужно уходить.
Зэк усмехнулся.
– Мы с Зажимом, пожалуй, последуем твоему совету, картавый утырок. А ты останешься здесь. Вы все останетесь, – поправился он, сделав акцент на «вы».
Нос глубокомысленно покачал головой.
– Ты ничего не понял. Я видел сон. В нем я видел нас. И мы были мертвые. Синие и распухфые, как утопленники. Я верю в сны, и я пока не готов умирать. Ходжа, сейчас мы не на правильном пути. Это не футки. Чем быстрее мы сойдем с этой тропы, тем лучфе. Для тебя в том числе. Теперь ты меня понимаеф?
Он хотел продолжить, но Ходжа, потеряв к зэку интерес, нетерпеливо оттолкнул его в сторону. Переставляя ноги, он начал не спеша приближаться к женщине, которая что-то бессвязно бормотала, кутаясь в одеяло. В мозгу, вспыхивая и похрустывая, как разгорающийся костер, ширилось и разбухало одно-единственное:
«Это она. Это она. Это она».
Ходжа видел перед собой невыразительные глаза сумасшедшей, два выпукло-мутных студенистых шарика, в которых он, как в зеркале, мог разглядеть самого себя.
Внезапно взгляд зэчки заискрился, и затуманившая блеклая пленка исчезла. Она хихикнула.
– Я тебя видел, – вырвалось у Ходжи.
Он не узнал свой голос – чужой и надтреснутый, как у умирающего старика.
Пересиливая себя, он придвинулся к ней ближе.
– Я видел тебя, – хрипло повторил он, указывая на закутанную в одеяло фигуру пальцем с черным от грязи ногтем. – Я узнал тебя. Меня возили на очняк[18] по моему делу… и…
Ходжа сглотнул подкатившийся к глотке липкий комок.
– …И пока ждали следака, нас оставили в «дежурке». Там работал «ящик»… ты…
Женщина снова хихикнула и неожиданно провела ребром ладони по шее. Взгляд ее стал оценивающе-холодным.
Ходжа замер, словно упершись в незримую стену.
– Тебя показали во весь экран. Ты… тебя подобрал один водила на трассе, – пробубнил он. – Он был с корешем, и ты…
Ходжа облизнул губы, язык вмиг стал сухим и шершавым, как мочалка. Ему вдруг с неудержимой силой захотелось выбраться из этой дыры и оказаться наверху. Там, где солнце и трава.
Да, наверх. Пускай Зажим сам разбирается с этими стукнутыми…
– И фто же она сделала? – с сочувствием поинтересовался Нос. Он бесшумно приблизился к уголовнику и, встав у него за спиной, оскалился.
– Она…
* * *– Ну что ж… – ухмыльнулся Зажим. – Раз я не сделал это вчера, я исправлю свой косяк и сделаю это сейчас. Похоже, ты засиделся на этом свете, валенок.
Он надвигался вперед, оттеснив побледневшего Саву к самому краю обрыва, и тот, оглянувшись назад, с трудом подавил рвущийся наружу вопль. Еще пару шагов – и он сорвется вниз.
– Выбирай, ущербное. Скинуть тебя отсюда? – предложил Зажим. – Или пинать ногами, пока ты ласты не склеишь?
Он взмахнул левой рукой, и в следующее мгновение его цепкие пальцы стискивали полуоторванный нос Савы.
– Знаешь, почему меня прозвали Зажимом? – спросил зэк, дыша в лицо Саве жуткой смесью перегара и рыбных консервов с луком.
Зажим потянул за собой уголовника, уводя его от края пропасти.
– Потому что если я в кого-то вцеплюсь, то это намертво. Как хватка питбуля. Как клещ, – прошипел он, и спустя секунду его громадный кулак с ужасающей силой врезался Саве в голову.
В мозгу что-то с треском взорвалось, словно новогодняя хлопушка. Сава грузно осел вниз, при этом из его правого глаза что-то выскользнуло, упав в пожухлую траву. В толстых пальцах Зажима остался кончик носа мужчины. Сморщенный и почерневший от спекшейся крови, он смахивал на чернослив. Брезгливо морщась, Зажим отправил щелчком ногтя оторванный нос в пропасть. Теперь его больше интересовал предмет, выпавший из глазницы Савы. Как и то, почему…
Внезапно до него дошла вся абсурдность ситуации. Зажим изумленно вглядывался в пустую дырку на лице Савы. Дырку там, где, по сути, должен быть правый глаз.
Затем снова уставился в траву. Нагнувшись, поднял странную штуковину овальной формы. Предмет был идеально гладкий и тепловатый на ощупь. На Зажима равнодушно смотрел стеклянный зрачок, обрамленный темно-серой радужной оболочкой.
Сава поднялся на ноги. Теперь вместо носа на его круглом лице зияла рваная рана, из которой, словно из открытого крана, хлестала кровь, прокладывая поверх черной, заскорузло-кровяной корки на свитере свежую ярко-алую дорожку.
Однако Сава, казалось, совершенно не обращал на это внимания и лишь подобрался словно пружина. Его взгляд был прикован не к Зажиму, а к едва видневшемуся силуэту, мелькающему сквозь стволы деревьев.
Человек. И этот человек быстрым шагом направлялся к ним.
– Хрена себе, – присвистнул Зажим, вертя в руках глазной протез. – Так ты че, одноглазый, валенок?
– Ага, – гнусаво подтвердил Сава. – Одноглазый. Как Лихо из сказки.
Глядя на него, Зажим с недоумением отметил, что толстяк выглядел вполне спокойно, а не верещал от ужаса и боли, как это было всегда, когда он попадал под раздачу.
Более того. С оторванным носом и пустой дырой вместо глаза Сава выглядел жутковато, и пыл Зажима заметно поубавился.
– Ты как конструктор-самоделкин. Уже на куски разваливаешься, – засмеялся он, но смех прозвучал неестественно.
Лицо Савы изменилось. Единственный глаз с холодной настороженностью следил за ним, и Зажиму почему-то подумалось об охотнике, который в прицел своего карабина поймал зверя. И сейчас этот рыхлый валенок, как никогда, смахивал на этого самого охотника…
Сава сделал маленький шажок вперед.
– Этот глаз мне выколол один урод. Штопором. Много лет назад, – ровным голосом пояснил Сава. Он говорил так, будто обсуждал с Зажимом погоду.
Еще один шажок вперед.
Зажим плотно сжал губы.
«Какого рожна?!»
Его охватила злость за минутную растерянность, вызванную неожиданной переменой в поведении Савы.
Зажим швырнул в пропасть стеклянный глаз и обернулся, напряженно глядя на Саву, который неумолимо надвигался на него.
– Этот урод убил моего отца. Отрезал ему голову[19], – улыбаясь, проговорил Сава. – А потом я снял с его головы кожу. Как кожицу с мандарина.
Он с хлюпаньем втянул воздух влажно-красными дырами, которые теперь служили ему носом. Потом сплюнул в траву длинной нитью слюны, окрашенной кровью.
– Мне плевать на твоего папашу, – неуверенно сказал Зажим, и Сава осуждающе покачал головой.
– А мне – не плевать, – строго ответил он. – Я любил его.
Когда он оказался в метре от Зажима, тот, хрипло вскрикнув, замахнулся. Однако его массивный кулак, вместо того чтобы, как всегда, сбить жертву с ног, неожиданно встретил пустоту. Тут же локоть его руки был перехвачен и с хрустом вывернут из сустава. От резкой боли у Зажима перехватило дыхание, крик застрял где-то посредине глотки. Сломанная рука повисла плетью.
Расширенными глазами он видел, как теперь замахивается Сава. Зажим попытался отбить удар здоровой рукой, но опоздал, и кулак зэка врезался ему в скулу. Зажим упал навзничь и неуклюже забарахтался, пытаясь встать.
Человек вышел из леса и теперь шагал по самому краю обрыва, стремительно сокращая расстояние между собой и зэками.
* * *– Она…
Ходжа запнулся. Сознание отказывалось принимать факт, услужливо предоставленный ему памятью, на которую уголовнику до сегодняшнего момента еще не приходилось жаловаться. Но то, что баба, случайно увиденная им год назад по «ящику», и эта ненормальная курица, завернутая, как привидение, в одеяло, один и тот же человек, сомневаться не приходилось.
– Она отрезала этому дальнобойщику башку. Потом другому, его корешу. Сунула их в пакет, как баскетбольные мячи, и пошла дальше по трассе, – охрипшим голосом проговорил он. – Там ее и взяли.
Женщина тихо засмеялась.
– Смешно?! Что ты ржешь, сука? – взвизгнул Ходжа. – Это ведь была ты!! Ты!!!
– Опачки, – шепнул Нос над самым ухом, и Ходжа от неожиданности подскочил на месте. Едва он успел развернуться, как сцепленные в «замок» руки Носа опустились ему на голову. И еще раз.
– Опачки, – шепнул Нос над самым ухом, и Ходжа от неожиданности подскочил на месте. Едва он успел развернуться, как сцепленные в «замок» руки Носа опустились ему на голову. И еще раз.
Пискнув, Ходжа свалился на земляной пол, прямо на остатки вчерашнего «пиршества». Сиротливо звякнула консервная банка. Опустившись на колени, Нос ударил оглушенного зэка в третий раз, и глаза Ходжи закатились.
Нос довольно хрюкнул, погладив застывшее лицо Ходжи.
– Жестковат…
Выпрямившись, зэк доверительно произнес:
– Ну вот. Теперь нафему разговору никто не мефает. Да, детка?
Женщина улыбнулась. Изо рта закапала слюна.
– А я ведь знал, что ты непростая девофка, – зашептал Нос. – Ты правда убила тех бедолаг?
Он судорожно вздохнул и, опустив руки, провел пальцами по ширинке.
– Мне нравится, как ты поеф. У тебя бархатный голос, детка. Ты знаеф ефе какие-нибудь песенки? А, детка? Давай вместе…
Женщина замерла.
– Давай, – продолжал шептать Нос, придвигаясь к ней все ближе и ближе. – Пусть бегут неуклюже… Пефеходы по лужам… Ну что же ты молчиф?
Он облизнулся.
– Возвратяясь к моему сну, детка. Я видел вас вместе. Тебя и того самого толстяка, которого мне помефали съесть. Вы ведь вместе, правда? Что вас связывает? Вы такие разные. Все равно что роза и кактус. И кстати. Я все равно его доем. Я всегда доедаю то, что на тарелке.
Приблизившись вплотную к женщине, он остановился, пожирая ее глазами.
– Его я доем. А тебя выпью. Ты очень сочная и сладкая. Знаеф, фто человека можно выпить? Оказывается, можно. Я могу тебя выжать, как апельсин. Хочеф это увидеть?
Он разинул рот, словно намереваясь заглотить голову женщины целиком, не прожевывая, и ее обдало волной зловонного дыхания.
* * *Зажим предпринял попытку встать, но ударом ноги Сава вновь опрокинул его на землю. Другой ногой наступил зэку на сломанную руку, и Зажим взвыл от пронзительной боли.
– Больно? – с деланым сочувствием полюбопытствовал Сава, убирая ботинок.
– Ты… на ремни порежу, гнида! – взревел Зажим. Перед глазами сверкали багровые всполохи, застилая обзор.
Встав на колени, Сава сжал кисть левой руки уголовника.
– Я могу и ее сломать, – сказал он. – Но не буду. Потому что человек, который ждет встречи с вами, просил ничего вам не делать. Хотя следовало бы вас убить. Но я обещал. Поэтому мне приходилось терпеть до последнего.
– До последнего? – глупо переспросил Зажим. Он ровным счетом ничего не понимал, и все происходящее начинало казаться ему идиотско-нелепым сном. О чем толкует этот долбаный жирдяй?!
– Ты похож на пустую тыкву, Зажим, – между тем говорил Сава. Он наклонился над Зажимом, и кровь, вытекающая из багрового кратера на его лице, оросила грудь уголовника тяжелыми каплями. – Знаешь, их еще на Хеллоуин делают? Ты точно такая же тыква. Внешне вроде бы не по себе и даже страшно. А внутри – одинокая свеча и ошметки подсохшей мякоти с семечками. Пройдет время, и тыква скукожится, начнет сохнуть. А потом и вовсе развалится. Кстати, Зажим. Ты грибы любишь?
Где-то сбоку шевельнулась тень, и Зажим машинально повернул голову. Рядом с Савой кто-то стоял.
– Доктор? – проблеял Зажим, надеясь на чудо, но Сава покачал головой:
– Нет. Не Доктор.
Что-то тяжелое обрушилось на голову Зажима, и его окутала липкая тьма.
* * *– Иди… иди ко мне… сладкая, – хрипло шелестел Нос.
Он протянул руки, чтобы сорвать одеяло с женщины, но она внезапно сама подалась вперед, яростно шипя. Нос отпрянул, почувствовал обжигающую боль на щеке. Взгляд выхватил тускло блеснувшую крышку от консервной банки, которую остервенело сжимала сумасшедшая.
– Это даже интересно, – захихикал Нос, трогая пальцем глубокую царапину. Грязным нестриженым ногтем он намеренно отвернул край раны, усиливая кровотечение. – Это даже… Необычно. Я люблю, когда больно.
Женщина попятилась назад, уткнувшись спиной в стену. Одеяло нехотя сползло с ее тела, как старая змеиная кожа.
– Давай ете раз, – вдохновенно проговорил Нос. – Ну же.
Она замахнулась.
Зэк без труда уклонился от зазубренной пластины, после чего нанес молниеносный удар женщине в подбородок. Черные волосы зэчки взметнулись тяжелой копной, голова со стуком ударилась об стену, и она медленно сползла вниз. Консервная крышка вывалилась из ослабевших пальцев.
Нос насупленно выпятил нижнюю губу, став похожим на обиженного ребенка.
– Нет. Так мне скучно, – протянул он. Наклонившись над поверженной, он просунул указательный палец в сквозную рану в ее щеке, покрутил им, словно желая расширить отверстие. Вытащив палец обратно, Нос целую минуту с зачарованным видом глазел на испачканную кровью подушечку. Затем встал на четвереньки, словно собака, и, нагнувшись, облизнул рваную щеку женщины.
– Знаеф, какие самые вкусные ранки? – заговорил он, отстраняясь от ее лица. – Не повериф. Самые вкусные – с дуфком.
Его глаза-монетки блеснули, будто по ним прошлись тонким наждаком.
– Когда за ними не ухаживают и они начинают нарывать. Они пахнут по-особенному. Вроде вяленого мяса с пряностями…
За спиной людоеда раздался шорох, и он, резко обернувшись, увидел перед собой… Саву. Только он был другим. Без одного глаза, с сочащейся кровью из раны на лице и перекошенным от испепеляющей ярости лицом.
– Не наелся, гнида? – процедил он, с размаху опуская на голову Носа полено.
Часть II
Мужчина в камуфляже заглянул в землянку.
– Ну и срач развели, – с укором сказал. – Скоро ты там?
Наружу высунулась взъерошенная голова Савы.
– Она без сознания. Этот урод чуть не убил ее.
– Я дам нашатырь, – предложил «камуфляж». – Нос тоже там?
Сава ничего не ответил. Упираясь руками в землю, он выбрался наружу.
– Нос внизу? – повторил незнакомец, но вместо ответа Сава неожиданно коротким ударом свалил его с ног. «Камуфляж» резво поднялся, вытирая кровоточащую бровь. На его загорелом лице, заросшем густой рыжей бородой, не было злости, лишь легкое удивление.
– Берега попутал, Сава? – спросил он, сплевывая кровь. – Смотри, не обожгись.
Сава шагнул вперед, и рука бородача легла на рукоятку охотничьего ножа.
– Не советую, – предупредил «камуфляж». – Сбавь обороты, парень. Я тебе не враг.
– Не враг? – усмехнулся Сава. Он отошел назад, расставив в стороны руки, как если бы намеревался заключить бородача в объятия. – Поговорим о врагах, Дикий?
«Камуфляж» осклабился, но руку с ножа убрал, хотя и с неохотой.
– Как я тебе? Хорош жених? Отхераченный, как боксерская груша, да еще без носа? – проскрипел Сава. – Хорошо, что еще по кругу не пустили, как петуха. Нравится?!
– Сава…
– Мою женщину трахнули, как вонючую шлюху, – не дал ему договорить зэк, и его единственный глаз мстительно сверкнул. – Ты это осознаешь, Дикий? Этот психопат прогрыз ей дыру на лице! Как мышь в мешке с гречкой! А ночью чуть не сожрал мой нос!
– Нос сожрал нос, – вполголоса произнес Дикий и прыснул. – Извини. Каламбур, однако. Мне очень жаль, Сава, но это просто форс-мажор. Ничего в этой жизни нельзя предугадать заранее.
– Почему ты изменил планы? – крикнул Сава, с отчаянием сжимая кулаки. – Мы же договаривались, твою мать! Что все закончится вчера вечером!! Ты не представляешь, что мне пришлось пережить за эти сутки!!
– Ты все правильно сделал, – закивал Дикий. Он сорвал с ветки листок и, свернув его вдвое, промокнул им разбитую бровь. – У меня вчера появились неотложные дела. Пришлось срочно заняться грибами, хе-хе. Сезон-то еще не окончен.
Он снова хихикнул, и Сава окинул его ненавистным взглядом.
– В любом случае наш план выгорел. Ты на свободе, твоя Олеся тоже. Вы вместе. Чего еще надо? Ну, произошли некоторые потери. Стоит ли обращать внимание на подобные мелочи?! Выше нос, Сава, – сказал Дикий.
Произнеся последнюю фразу, бородач спохватился, покосившись на уродливую дыру, которая зияла посреди лица уголовника.
– Очень к месту, – угрюмо отозвался Сава. – Всегда ценил твое чувство юмора.
– Кстати. Не мог не заметить, что вас пятеро. Ты говорил, что в автозаке будет шесть человек? То есть четверо, вы с Олесей не в счет, разумеется.
Сава устало пожал плечами:
– Дикий, я не в курсе. Да, должны были еще Якута везти, но у него вроде заседание перенесли.