– Знаешь что, Шерл? Ты не так глуп, черт тебя побери. А ведь и правда, я вполне могу обойтись без твоей информации.
– Прекрасно! – сказал Булле. – Но тогда можно мне уйти? Я договорился кое с кем сходить в кино…
– Уйти? – Улыбка Рублёва расползлась до самых ушей. – Что скажете вы, несчастные пролетарии? – Он повернулся к семье Хруст. – Отпустить козявку?
Те хором ответили:
– Ха-ха-ха!
– Я так и думал, – сказал Рублёв, хватая шляпу и плащ. – Мне надо бежать, но я оставляю тебя в компании с… – Он понизил голос до шепота: – Мамашей Хруст.
Дверь за ним захлопнулась, и мамаша-дракон вышла вперед. Дохнула на Булле непереваренной пищей и зажала его щеки большим и указательным пальцем:
– Надеялся обмануть мамашу похвалами ее пудингу, да? Ты, маленький, жалкий, ничтожный кусок мяса! Сейчас я пойду в магазин и куплю спагетти. Потому что мальчики больше всего любят спагетти с… как ты думаешь – с чем?
У Булле зуб на зуб не попадал.
– С сыром п-п-пармезан.
– Правильно, мистер Шерл. Так что можешь приготовиться… – Она махнула рукой в сторону дивана, отчего ее жирные плечи заколыхались, и три ее сына ответили хором:
– …К ПОКЕРУ НА БИТЬЕ ПО КОСТЯШКАМ ПАЛЬЦЕВ!
Глава 17 Покерная битва. Прошу прощения: ВЕЛИКАЯ покерная битва
– БЕСПОЛЕЗНО, – ПРОСТОНАЛ ДОКТОР ПРОКТОР и посмотрел на часы. – За эти четыре часа мы обошли Лондон вдоль и поперек, но не обнаружили никаких следов Булле.
– Но где-то же он должен быть, – в отчаянии сказала Лисе.
Стало смеркаться, и Лисе и доктор Проктор вернулись на площадь, откуда начали свои поиски. Узнать эту площадь легко: в центре стоит колонна, такая высоченная, что невозможно сказать, кого изображает статуя наверху, но доктор Проктор сказал, что это человек по фамилии Нильсен, только не ведущий телевизионной программы «Вруны Норвегии», а довольно известный моряк [39].
– Лишь бы Булле был жив, – прошептала Лисе, и профессор увидел слезу в уголке ее глаза.
– Я уже сообщил в Скотленд-Ярд, и они тоже ищут, – сказал доктор Проктор. – Вот увидишь, его…
– А я еще завидовала Булле! – прошептала Лисе.
– Да? Но почему?
– Потому что я никогда не осмеливаюсь делать что-то нелепое. Я ВСЕГДА должна быть приличной, разумной девочкой, должна беречь Булле и быть осторожной. А мне тоже хочется быть взбалмошной и остроумной и заставлять весь мир смотреть на меня!
– Но, Лисе, без тебя мы ни за что не совершили бы всего того, что совершили вместе.
– Без меня, – расхныкалась Лисе, – Булле не оказался бы в заточении в неизвестном месте, где он умрет! И только потому, что я ему завидовала и не хотела, чтобы ему все удавалось КАЖДЫЙ раз!
– Гм, – сказал доктор Проктор. – И теперь у тебя угрызения совести, потому что тебе кажется, что твое желание сбылось?
– Да! – всхлипнула Лисе.
– И ты думаешь, что от этого ты стала плохим человеком? Например, думаешь, что Булле тебе никогда не завидовал?
– Мне? – Лисе вытерла слезы рукавом курточки. – А мне-то в чем завидовать?
– Наш Булле, например, мог бы пожелать иметь таких родителей, как у тебя, быть тем, кого все любят, и все такое прочее. Иметь твой ум и здоровую уверенность в себе.
– Уверенность в себе? Но у меня нет…
– Конечно есть. – Проктор снял очки для плавания и протер их. – Твоя уверенность в себе не очень заметна, не бросается в глаза. Но она более прочная. И со временем ты ее сама обнаружишь.
– Обнаружу?
– Обещаю тебе. – Виктор Проктор надел очки и погладил Лисе по голове. – И запомни, что вы симпатизируете друг другу больше, чем завидуете.
– Да, – твердо сказала девочка. – Это правда!
Проктор кивнул:
– Теперь нам надо вернуться в гостиницу, поесть и отдохнуть.
– А потом мы будем искать! – сказала Лисе, закончив вытирать слезы. – Как вы думаете, он…
– Булле выкарабкается, не сомневайся, – заверил ее профессор и, чтобы успокоить Лисе, улыбнулся своей самой доброй улыбкой. – У этого парня в рукаве всегда спрятан туз.
Альфи Хруст медленно тасовал карты, с улыбкой глядя на Булле.
– Ты когда-нибудь думал, почему от сыра пармезан пахнет, как от пальцев ног, козявка? – спросил он и начал раздавать карты Бетти, Чарли, Булле и себе.
– Нет, – ответил сидящий вместе с ними за столом Булле, с удовольствием размахивая ногами и руками.
Правда, вскоре ему придется умереть, но зато он больше не был связан. И кто знает, возможно, эта игра в покер на битье по костяшкам пальцев окажется для него не такой трудной, какой она была для всех остальных.
– Потому что пармезан делают из людей, которые проиграли в покер на битье, – сказал Чарли. – Они так боятся, что покрываются потом, особенно сильно потеют пальцы ног, а это последнее, что размалывается.
– То есть от сыра пахнет, как от пальцев ног, потому что его делают из пальцев ног, – засмеялся Бетти.
– А все-таки здорово, что люди не знают, чем именно они посыпают спагетти, – сказал Альфи и удовлетворенно посмотрел на свои карты. – Но в последнее время кое-какие рестораны из тех, которым мы продаем сыр пармезан, стали говорить, что он чересчурсильно пахнет пальцами ног. Поэтому мы решили предлагать нашим жертвам использовать вот это. – Он показал на специальные спальные очки, лежащие в шляпе-котелке на столе. На очках было напечатано белыми буквами: «British Airwais» [40]. – Вообще-то, их надевают те, у кого возникает желание поспать в самолете или других подобных местах. Мы прихватили их в бизнес-классе самолета, когда летели домой после ограбления в Бразилии. Если жертвы не видят, как их превращают в сыр пармезан, то ноги меньше потеют, ведь правда?
– В-в-великолепно, – сказал Булле и заглянул в свои карты.
Тройка бубен, пятерка треф, восьмерка пик, десятка червей и бубновый валет, смотревший на него с сожалением. Абсолютно ничего выигрышного. Его костяшки тут же заныли.
– Ну, какая у тебя ставка, козявка? – спросил Альфи.
– Никакая, – сказал Булле. – Я сдаюсь.
– Ты должен назвать какую-нибудь ставку, минимум пять, – сказал Чарли.
– Тогда ставка будет… – сказал Булле и почесал щеку, – пять.
– Открываем карты, – велел Альфи.
Все выложили карты на стол. У Чарли было две девятки. У Альфи две четверки. У Бетти ничего не было.
– Ты получишь пять ударов, козявка.
– Жульничество! – выкрикнул Булле.
Альфи нахмурил сросшиеся брови, которые образовали крышу над парой безумных глаз:
– Ты вроде как обвиняешь англичанина в нечестной игре, козявка?
– Но ведь у Бетти такие же плохие карты, как и у меня!
– Ну и что? Мы играем против тебя единой командой. Ты должен победить нас всех. Таковы правила, и никто из нас не получил больше пяти карт, поэтому не говори, что так нечестно. Подставляй руку, кочерыжка!
Булле, задрожав, протянул сжатый правый кулак.
– М-м-можно мне надеть с-с-спальные оч-чки?
– Не из-за пяти же ударов, размазня ты этакая! – сказал Альфи, схватил колоду карт и стал бить Булле по костяшкам пальцев.
Раз, два, три, четыре, пять.
– Ой, ой, ой, ой, ой! – Булле отдернул руку.
Было страшно больно, косточки пальцев сразу стали красными.
– Кажется, козявка смеется, – заулыбался Альфи. – Позвонить мамаше Хруст и попросить ее утешить тебя бирмингемским пудингом?
– Хе-хе, – засмеялся Бетти.
– Хе-хе, – засмеялся Чарли и закашлялся.
Булле усиленно заморгал, но слезы не хотели исчезать.
– Это несправедливо! – сказал он, понизив голос. – Вы не используете международные правила битья по костяшкам пальцев!
– Какие такие правила? – фыркнул Альфи.
– Одно из них гласит, что ты должен бить так, чтобы лицевая сторона карт смотрела вверх! – сказал Булле и вытер слезы рукавом, наблюдая за тем, как Альфи снова раздает карты. – Дело в том, что от этого бывает гораздо больнее. Но конечно, здесь у вас все по-английски, все по-другому. Ездят по левой стороне дороги, ярды вместо метров, не надо учить другие языки…
– Заткнись и играй! – рассвирепел Альфи. – Минимальная ставка будет удваиваться в каждом туре, и теперь ставка десять.
– Десять, – сказал Булле и выложил карты на стол.
– Значит, у тебя две десятки? – отметил Альфи. – Неплохо.
– Ха! – сказал Бетти и показал трех королей.
Булле протянул правую руку, Альфи поднял колоду. Задумался. Хмыкнул, повернул колоду лицевой стороной вверх и стал бить.
– Ой! – крикнул Булле. Потом: – Дважды ой! – И так громко, что на стене задрожала фарфоровая тарелка с портретом четы наследников престола: – Ой-ой-ой!
– Похоже, козявка права! – крикнул Чарли, зажав уши. – Если бить по международным правилам, получается больнее!
– Похоже, козявка права! – крикнул Чарли, зажав уши. – Если бить по международным правилам, получается больнее!
– Клево, – сказал Альфи и закончил таким ударом, что из двух пальцев брызнула кровь. – Отныне будем играть только по международным правилам!
Он перемешал и раздал карты, а Булле тем временем вытирал слезы и дул на пальцы.
– Ха! – сказал Бетти, увидев свои карты.
– Йес! – сказал Чарли, увидев свои.
– Подумать только! – заулыбался Альфи, получив свои.
– Джек, – сказал Булле.
– Что? – произнесли братья хором и посмотрели на него.
– Моя ставка тысяча ударов, и я говорю: джек!
– Тысяча ударов и чего-чего?
– «Джек» означает, что мы снова раздаем карты и ставка сохраняется. А тот, кто не осмелится продолжать, получит пятьдесят ударов по костяшкам пальцев.
– Я не хочу пятьдесят ударов по костяшкам пальцев, – сказал Бетти.
– И я не хочу! – испугался Чарли.
– Хорошо, – сказал Булле. – Все играют дальше. Раздавай карты снова, Альфи.
– Какого черта! Мне нравятся мои карты! – огрызнулся Альфи.
– Ты сказал, что отныне мы играем по международным правилам и что англичане всегда играют честно, – заметил Булле.
Несколько секунд Альфи свирепо смотрел на Булле, пробормотал что-то сквозь зубы, собрал карты и снова перемешал. Потом раздал их.
– Моя ставка две тысячи ударов, – сказал Булле, посмотрев на свои карты. – Я говорю: джек.
Братья застонали.
После шести объявлений джека Альфи по-настоящему рассердился:
– Хватит дурить нам голову! На кону десять тысяч ударов, а это значит, что проигравший станет сыром пармезан не один раз, а целых три! Это последняя раздача с джеком. Сейчас будем ИГРАТЬ! Понятно?
Братья посмотрели на рыжеволосого коротышку, и тот пожал плечами:
– Мне все понятно.
Альфи очень тщательно перемешал карты, глядя на Булле.
– Ты не можешь жаловаться на плохие карты каждый раз, козявка, этого не может быть. Почти все, с кем мы играем, обвиняют меня в жульничестве с картами.
– Мне такое даже в голову не придет, – сказал Булле и принял карты. – Я добавляю еще десять тысяч ударов. Кто-нибудь играет дальше?
– Я! – сказали братья хором.
Бетти первым показал свои карты: две тройки.
– Ха, смотрите сюда! – Альфи показал трех валетов. – Трипс валетов!
– Хорошо, но не так хорошо, как у меня! – обрадовался Чарли и швырнул свои карты на стол. Шестерка, семерка, восьмерка, девятка и десятка. – Это стрит-флэш, пять карт подряд бьют твой трипс! Ха-ха!
Братья обернулись и напряженно посмотрели на Булле. Вообще-то, Альфи смотрел не очень напряженно, потому что сам раздавал карты. Но каково же было его удивление, когда Булле вскинул обе руки вверх и закричал:
– Я выиграл!
– Не может быть, – прошипел Альфи. – Покажи карты, кочерыжка.
Булле положил карты на стол. Несколько секунд царила тишина. Потом засмеялся Альфи, за ним Бетти и наконец Чарли.
– У тебя всего лишь две двойки! – сказал Бетти.
– И еще одна тройка пик, – сказал довольный Булле. – И дама червей!
– Это не поможет, у тебя меньше всех! – сказал Чарли.
– Ты – сыр пармезан, – сказал Альфи.
– Вовсе нет, – возразил Булле.
– Нет?
– Вы забываете, что мы играем по международным правилам, парни.
– Ну и что? – сказал Альфи.
– Если вы настоящие игроки, вы должны знать международные правила. – Булле показал на карты Чарли. – Во-первых, стрит в покере считается вовсе не снизу вверх, например от шести до десяти. В соответствии с девятнадцатым параграфом правил признается только стрит сверху вниз, например от шести до двух.
– Черт побери! – сказал Чарли и почесал голову.
– Кроме этого… – Булле положил свою тройку пик на пару троек Бетти: – Бей их, тройка пик!
– Что? – изумился Бетти. – Что ты делаешь?
– То самое, что написано на моих картах. Пики ведь от слова «пика». Значит, пики протыкают насквозь твои тройки и делят их пополам. Если три разделить на два, получается полтора. И моя пара двоек бьет твою пару троек, потому что у тебя получилось полтора. Элементарная математика!
– Ты хитрец, козявка, – сказал Альфи. – Но это тебе не поможет, потому что у меня три валета!
Булле с триумфом поднял даму червей и стал издевательски размахивать ею.
– И что это значит? – прорычал Альфи.
– Я бью твоих валетов. Потому что дама червей их мать. И она говорит, что против нее они ничто.
– Что еще за бред! – сказал Альфи и встал.
– Вот как? – произнес Булле. – Вы хотите, чтобы я рассказал… – И он произнес шепотом: – Мамаше Хруст… – И опять громко: – Что ее сыновья не уважают даму червей? И что они жульничают, играя в покер?
Ровно шесть с половиной секунд в комнате царила абсолютная тишина. Потом Альфи Хруст наклонил бритую голову.
– Черт! – сказал он и протянул вперед руку со сжатым кулаком.
– Эх! – сказал Бетти и протянул вперед руку со сжатым кулаком.
– Черт и эх! – сказал Чарли и протянул вперед руку со сжатым кулаком.
Булле для пробы ударил колодой карт по краю стола.
– Предлагаю вам воспользоваться спальными очками, потому что будет невероятно больно, – сказал он.
– Спасибо, – сказал Чарли и надел спальные очки с надписью «British Airways».
– Спасибо, – сказал Бетти и надел спальные очки с надписью «British Airways».
– Спасибо, – сказал Альфи и надел спальные очки с надписью «British Airways».
– Готовы? – спросил Булле. – Сейчас я проговорю про себя считалку, чтобы определить, с кого мне начать, и мы приступим к делу.
Братья сидели в напряженном ожидании и думали, кому же из них выпадет на долю прежде других превратиться в сыр пармезан. Первым потерял терпение Чарли:
– Он уже начал бить по кому-нибудь из вас?
– Дубина! – обругал его Альфи. – Ты бы это услышал!
– А как долго проговаривают считалки? – спросил Бетти.
– Очень долго, судя по всему, – сказал Альфи.
– Чем это вы тут занимаетесь, мальчики? – услышали они низкий, хорошо им знакомый голос. – И где козявка? Уже превратилась в сыр пармезан?
Они сбросили с себя очки.
В дверях стояла мамаша Хруст с сумками в руках.
Но Булле нигде не было видно. Не было также башмака-дровосека, прицельной перчатки и дротиков.
– Его нет! – воскликнул Альфи.
– Он сбежал, – крикнул Бетти.
– Он исчез, – прошептал Чарли.
Глава 18 А у этой главы нет названия. Надеюсь, ты это переживешь
– МОЖЕТ, ТЫ МЕНЯ ВЫПУСТИШЬ? – сказал Булле.
Он только что вошел в номер гостиницы, был встречен ликующим доктором Проктором и сразу попал в объятия рыдающей от счастья Лисе.
– Мы так боялись за твою жизнь, – шмыгая носом, сказала Лисе и еще крепче прижала к себе своего маленького друга. – Мы боялись, что ты умер!
– Я умру, если ты меня сейчас же не выпустишь, – просипел полузадушенный Булле.
Лисе вздохнула и неохотно выпустила его.
– Рассказывай! – велел доктор Проктор.
И Булле рассказал обо всем произошедшем. Очень может быть, что он чуточку преувеличивал то в одном, то в другом. Но если бы он этого не делал, он не был бы Булле.
– Выходит, ты обвел их вокруг пальца при игре в покер? – засмеялся доктор Проктор.
– Точно, – сказал Булле. – Но надо поспешить, потому что Рублёв собирается переплавить золотой слиток в кубок для победителя финала!
– Слишком поздно, – сказала Лисе.
Они посмотрели на нее. Она показала на экран телевизора.
Там стоял Рублёв. За ним высокая блондинка в короткой юбке. Ее рука слегка касалась его плеча, на безымянном пальце сверкал бриллиант размером с яйцо средней величины. Дальше за ней стоял Ибранальдовес, зевая и поглядывая на часы. Спортивный журналист держал перед Рублёвым микрофон. А совсем сзади стоял тот самый кубок. На одной из ручек был повязан бант, золото матово поблескивало. Лисе прибавила звук.
– Сколько вы заплатили за это чудо, Рублёв?
– За нее? – спросил Рублёв и показал большим пальцем себе за спину. – Или вон за того сзади? Ха-ха-ха! Во всяком случае, больше, чем мне обошлись Финляндия и Новая Зеландия.
– Вы думаете забивать «Роттен Хэму» в субботу? – крикнул журналист Ибранальдовесу.
– Только если мне удвоят зарплату, – мрачно сказал Ибранальдовес и опять посмотрел на часы.
– Конечно удвоим, мальчик мой, – пообещал Рублёв. – А еще что-нибудь ты хочешь?
– Вон ее, – ответил лучший футболист мира и показал на блондинку.
– Прекрасно, – сказал Рублёв и похлопал по большому кубку. – До тех пор, пока она мне принадлежит…
Блондинка неуверенно перевела взгляд с Рублёва на Ибранальдовеса и решила присоединиться к смеющимся.